Читать книгу: «Лемносский дневник офицера Терского казачьего войска 1920–1921 гг.»

© А. А. Коновалов, 2015

© Содружество «Посев», 2015

Сведения об авторах:

Койсин Виталий Евгеньевич

Родился 24 июля 1977 г. в Ленинграде.

В 2000 г. окончил С.-Петербургский морской технический университет, с 2004 г. – кандидат технических наук.

В настоящее время – научный сотрудник С.-Петербургского морского технического университета.

Автор ряда статей по механике композиционных материалов, истории церковной эмиграции, военной истории.

Коновалов Александр Алексеевич

Родился 14 мая 1944 г. в Лёвене (Бельгия).

В 1969–1976 гг. атташе по культуре посольства Бельгии в Москве. В 1976–1979 гг. на дипломатической работе при ОБСЕ (Белград, Валетта, Монтрё, Бонн, Гамбург, Мадрид), далее на консульской работе в Алжире, Румынии, Финляндии, Люксембурге, Азербайджане и Перу. В 2001–2009 гг. сотрудник центрального аппарата МИД Бельгии.

В настоящее время – пенсионер.

Автор ряда поэтических переводов и статей на тему русско-бельгийских культурных связей.

Предисловие

Публикуемый «Лемносский дневник» написан Константином Михайловичем Остапенко, сотником Терско-Астраханского полка, и охватывает период с 16/29 октября 1920 г. по 8/21 июля 1921 г. Первые страницы описывают начало отступления из Северной Таврии, из Геническа, по Арабатской стрелке в Крым, далее эвакуацию на пароходе «Владимир» из Феодосии на о. Лемнос. Следующие страницы, за небольшим исключением, посвящены жизни на этом острове. Кроме дневника, публикуются письма К. Остапенко к своим братьям в Галлиполи (последнее датировано 19 июля 1921 г. ст. ст.) и несколько писем его сослуживца, сообщающего братьям о его кончине 23 августа 1921 г. ст. ст., переписка Н. Остапенко с дирекцией РЗИА, а также статья Б. Баньи «Лемнос, казачий остров», Отчет о работе Американского Красного Креста на Лемносе Дж. Макноба и персоналии.

История «Лемносского сидения» казачьих частей Русской армии, эвакуированных из Крыма в конце 1920 г., описана как в воспоминаниях очевидцев, так и в более поздних исследованиях. Из первых наиболее полными можно считать «259 дней Лемносского сидения» С. Рытченкова¹ и сборник «Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920–1921 гг.»². Также интересны воспоминания И. Сагацкого «Лейб-казаки на Лемносе»³, Д. Туржанского «Дневник поручика»⁴, очерки В. Даватца и Н. Львова «Русская армия на чужбине»⁵, П. Шатилова «Расселение армии по Балканским странам»⁶ и др. В связи с данной публикацией особенно важны «Записки белого офицера» Э. Гиацинтова⁷, поскольку по многим признакам можно уверенно предположить, что перед эвакуацией Крыма и в начале «Лемносского сидения» он служил в той же части (Учебно-запасной кубанской батарее), что и К. Остапенко⁸.

Некоторые из этих мемуаров («Русская Армия на чужбине», «Казаки в Чаталдже и на Лемносе», два очерка Сагацкого, отрывок из воспоминаний Гиацинтова) были в 2003 г. переизданы в сборнике «Русская Армия на чужбине. Галлиполийская эпопея»⁹. Для удобства ссылки на них будут даны по этому изданию, вместо раритетных эмигрантских.

Из числа же современных публикаций стоит особо отметить книгу Л. Решетникова «Русский Лемнос», уже несколько раз переизданную¹⁰. Также в последние десятилетия ряд авторов (С. Попова¹¹, Н. Карпов¹², С. Ауский¹³, И. Белоконь¹⁴, О. Ратуш-няк¹⁵, И. Ряховская¹⁶, Б. Баньи¹⁷ и др.) опубликовали результаты исследований, тоже в той или иной мере затрагивающих тему русской эмиграции на Лемносе. Некоторые «лемносские» документы собраны в 1-м и 3-м томах серии «Русская военная эмиграция»¹⁸.

Отдельная история участия в Белом движении и эмигрантской судьбы казаков-терцев пока еще, к сожалению, не написана. Ее фрагменты рассыпаны по страницам журнала «Родной Терек»¹⁹, других казачьих журналов, некоторые детали можно найти в работах Ф. Киреева²⁰ и других авторов.

Настоящая публикация станет, надеемся, ценным дополнением к уже известным источникам. Во-первых, она описывает жизнь на Лемносе Терско-Астраханского полка, почти неизвестную по другим текстам. Во-вторых, в значительной мере это не воспоминания, а дневник, передающий события и впечатления «в реальном времени»²¹.

Оригиналы дневника и писем

Главным источником были оригиналы дневника и писем К. Остапенко, хранящиеся у Александра Алексеевича Коновалова (Бельгия). После кончины К. Остапенко на Лемносе эти бумаги и несколько личных вещей были переданы сослуживцами одному из его братьев, Николаю, жившему тогда в Болгарии, а с конца 1920-х – в Греции. Неизвестно, когда (возможно, после Второй мировой войны) он передал их другому брату, Владимиру, жившему в Бельгии. В свою очередь, В. Остапенко был другом Алексея Васильевича Коновалова (1908–1962) и Каролины ван Ста́верен (1917–2005) и «дядей» (он был женат на тете К. ван Ставерен, Евлалии Бо́гарт) их детей: Сергея (1941–2003)²², Александра (род. в 1944) и Надежды (1945–2011). После кончины сестры среди ее бумаг Александр Коновалов и нашел эти дневник и письма. Неизвестно, достались ли они ей напрямую от В. Остапенко (возможно, после его кончины в 1971 г.) или же в 2003 г. из архива старшего брата, Сергея.

Оригинал дневника написан на двух тонких линованных школьных тетрадях без обложек, с листами размером 15×19 см. Записи большей частью сделаны простым черным карандашом (и в этом случае иногда сильно затерты, почти до полной неразборчивости), а на нескольких страницах – синим химическим карандашом (в большей части этого отрывка строки сильно выцвели и иногда расплылись, видимо от влаги). Страницы не пронумерованы.

Письма тоже были написаны иногда простым карандашом, а иногда синим химическим, на бланках Американского Красного Креста или на простой бумаге. Письма В. Треугафта, сообщающие о кончине К. Остапенко, написаны на простой бумаге или тетрадных листах в клеточку, синим карандашом.

В отличие от почерка В. Треугафта, почерк К. Остапенко очень неразборчив, особенно когда он был болен. Если бы не расшифровки, предпринятые его братьями, прочтение оригинала человеком, незнакомым с особенностями этого почерка, было бы чрезвычайно трудным делом.

Эти расшифровки помогли восстановить и два отрывка дневника, утраченные в подлиннике. Это самое его начало (16/29 октября 1920 г.), а также описание событий второй половины апреля 1921 г. К сожалению, несколько страниц второго отрывка (рассказ о событиях 18–21 апреля 1921 г. ст. ст.) были утрачены, очевидно, еще до самой первой расшифровки 1926 г., и восстановить их уже невозможно. Положение этих отрывков в тексте указано особыми сносками.

Расшифровка Н. Остапенко (1926 г.)

Примерно в 1923–1926 гг. Н. Остапенко сделал расшифровку дневника своего покойного брата и в мае 1926 г. послал ее в пражский Русский заграничный исторический архив (РЗИА)²³. В 1946 г. она, вместе с большинством материалов РЗИА, попала в «эмигрантский» фонд Государственного архива России, где и хранится²⁴. Написана она синими чернилами на линованной бумаге, почерк хорошо разборчив, страницы пронумерованы. Изредка присутствуют незначительные зачеркивания и исправления.

Несмотря на то, что в конце расшифровки сказано «С подлинного переписал Николай Михайлович Остапенко», при близком сравнении ее с подлинником сразу заметно, что Н. Остапенко внес в текст некоторые изменения. Кое-что упущено, причем явно намеренно, дабы не подвергнуть опасности или не оскорбить лиц, упомянутых в подлиннике. Так, в самом начале расшифровки отсутствуют фамилия и адрес человека, которому К. Остапенко оставил на хранение первую часть своего дневника. Вместо этого написано просто: «Дневник остался в гор. Геническе». Далее, уже при описании жизни на Лемносе, сокращены до первых букв фамилии двух офицеров, в апреле – мае 1921 г. совершивших поступки, по мнению К. Остапенко сомнительные с этической точки зрения.

Остальные разночтения можно объяснить литературной обработкой. Большинство из них не привносят в текст нового смысла. Например, вместо «в настоящий момент» Н. Остапенко пишет «сейчас», вместо «телеги» – «подводы» и т. п. Несмотря на это, чтобы дать читателю возможность максимально приблизиться к исходному тексту К. Остапенко, все эти изменения были убраны без оговорок, и текст следует подлиннику. Исключения составляют упомянутые выше утраченные фрагменты оригинала, в основном восстановленные по расшифровке Н. Остапенко. Только отдельные разночтения, например, при неразборчивости текста в оригинале, упомянуты в сносках.

Расшифровка В. Остапенко (1963 г.)

В начале 1960-х В. Остапенко попытался (наверное, зная о расшифровке 1926 г., но считая ее утраченной или, по крайней мере, ставшей надолго недоступной) сделать свою расшифровку дневника (а также большей части писем). Она хранится у А. Коновалова и тоже была использована при подготовке книги, но в меньшей степени, чем расшифровка Н. Остапенко. Причина в том, что у В. Остапенко гораздо больше пропусков, неправильно понятых фамилий (например, «Цугулаев» вместо «Цугулиев») и тому подобных недостатков, обусловленных, видимо, тем, что к началу 1960-х страницы уже пожелтели, текст выцвел, а сам В. Остапенко был уже в довольно почтенном возрасте.

Вместе с тем заметно, что в успешно расшифрованных местах он допускал меньше отклонений от подлинника в сравнении с довольно заметной литературной обработкой в варианте Н. Остапенко. Поэтому есть подозрение, что расшифровка В. Остапенко находится ближе к исходному тексту и для тех фрагментов оригинала, которые были позже утеряны. Но, поскольку опять-таки почти все разночтения касаются только формы текста, а не смысла, для публикации этих фрагментов был принят вариант Н. Остапенко как наиболее полный. Исключение составляют упомянутые выше детали, которые намеренно упущены или сокращены у Н. Остапенко, но даны полностью у В. Остапенко.

Для иллюстрации разночтений можно привести такие примеры: в начале второго параграфа у В. Остапенко стоит «как сейчас помнится», а у Н. Остапенко – «как сейчас помню»; в конце этого же параграфа – «жутко было ложиться спать в эту ночь» и «жутко было ложиться мне в эту ночь».

Расшифровка В. Остапенко озаглавлена как «Лемносский дневник моего брата Константина Михайловича Остапенко, офицера Добровольческой Армии в частях Терского Казачьего Войска, умершего на острове Лемнос 23-го августа 1921 года за два дня до отъезда его части в Болгарию и похороненного там же на острове Лемнос» и подписана: «Владимир Остапенко, 1963 год, гор. Лувен в Бельгии». Из этого заглавия и было взято название книги.

Расшифровка писем, сделанная В. Остапенко, была нами сверена с подлинниками и в случае ясных разногласий исправлена.

Особенности обработки текста

Оригинальный текст дневника представлял, помимо неразборчивого почерка и физических повреждений, и другие трудности для набора. Во-первых, в нем полностью отсутствует разбивка на абзацы, что повторено и в расшифровке Н. Остапенко, и почти всегда в расшифровке В. Остапенко. Во-вторых, заметно пренебрежение к знакам препинания, в том числе точкам, и часто слабое выделение заглавных букв, из-за чего иногда трудно уловить конец одного предложения и начало нового. Ввиду этого и Н. Остапенко, и В. Остапенко разбивали текст по своему усмотрению по-разному. Хотя мы в целом старались в этом придерживаться их вариантов расшифровки, разбивка текста была сделана новой, также и пунктуация частично была приведена к современной.

Старая орфография не сохранена, но оставлено свойственное тому времени употребление заглавных букв (например, «Терцы»), которому, впрочем, К. Остапенко следует не всегда. Для лучшей смысловой связи иногда сделаны небольшие вставки в квадратных скобках. В таких же скобках раскрыто большинство сокращений, кроме общеупотребительных от слов «полковник», «генерал» и некоторых других. Пропуски и неразборчивые места отмечены и прокомментированы в угловых скобках.

В подлиннике кавычки используются редко и без системы (например, название парохода на одной странице может стоять в кавычках, а на другой – без), что исправлено без оговорок.

Почти все даты в подлиннике дневника приведены по юлианскому календарю. В письмах же даты часто даны одновременно и по новому, и по старому стилю. Эти особенности сохранены при наборе.

Биографический материал

Ввиду множества упомянутых имен и фамилий все биографические справки вынесены в отдельный раздел в конце книги. Большинство их составлено по книгам С. Волкова, преимущественно по его «казачьему» справочнику²⁵. Курсивом отмечено, в каких местах дневника и в каких письмах упомянут тот или иной персонаж. Поскольку целью было дать общие сведения об их судьбе, то подробности (например, точные даты) и ссылки на источники упущены для краткости. Исключение составляют биографии самих братьев Остапенко, для которых мы постарались собрать все доступные сведения. К сожалению, ни Н. Остапенко, ни В. Остапенко, расшифровав дневник своего брата, не оставили даже краткой его биографии. Не оставили они и собственных биографий (и были бездетны, так что уточнить их уже не у кого). Поэтому жизненный путь всех трех братьев известен очень приблизительно, с большими «белыми пятнами». Например, неизвестна даже дата рождения К. Остапенко²⁶.

По объективным причинам не удалось просмотреть архивы штаба Терско-Астраханского полка 1921–1925 гг.²⁷ и штаба Офицерской артиллерийской школы 1918–1932 гг.²⁸ Возможно, в них содержатся дополнительные биографические сведения о К. и В. Остапенко.

Иллюстрации

К сожалению, не удалось найти ни одной фотографии автора дневника. В одном из писем В. Треугафта сказано, что была сделана посмертная фотография К. Остапенко, но, видимо, и она не сохранилась. Поэтому в книге читатель увидит лишь несколько изображений двух его братьев, Николая и Владимира.

Включено также несколько фотографий из архива Чарльза Клафлина, в 1920–1923 гг. директора Юго-Западной базы Американского Красного Креста (Константинополь). Они были сняты, скорее всего, его подчиненным, лейтенантом Макнобом (в одном из лемносских воспоминаний сказано, что его часто видели с фотоаппаратом). Ныне эти фотографии, вместе с отчетом о работе Макноба на Лемносе (включенном в книгу в виде приложения), хранятся в библиотеке Школы права Гарвардского университета и доступны на ее сайте. Надеюсь, они помогут читателю немного «погрузиться» в тогдашнюю жизнь на острове, ощутить ее такой, какой ее мог видеть К. Остапенко.

Благодарности

Прежде всего, считаю своим долгом выразить глубокую благодарность хранителю дневника и писем, Александру Алексеевичу Коновалову (Бельгия), не только предоставившему подлинники этих текстов и семейные фотографии, но и написавшему небольшие воспоминания о В. М. Остапенко. Большую помощь также оказали: Олег Игоревич Бэйда (Москва), Сергей Владимирович Волков (Москва), Ирина Леонидовна Жалнина-Василькиоти (Афины), Дина Александровна Варакина (Генический краеведческий музей), Галина Анатольевна Кулясова (Феодосийский краеведческий музей), сотрудники Гос. архива России (особенно Евгения Васильева) и пражской Славянской библиотеки (особенно Ева Соколова).

Отдельная благодарность – Бруно Баньи, любезно разрешившему включить в состав книги, в виде введения, перевод своей статьи «Лемнос, казачий остров».

В заключение позволю себе, с некоторым дерзновением, повторить слова атамана Богаевского из его предисловия к уже упомянутой книге «Казаки в Чаталдже и на Лемносе»: «Долговечны не монументы из камня, бронзы и других материалов, а те, которые созданы словом и воспоминаниями. И в этом отношении память о Лемносе и Кабакдже²⁹ навсегда останется среди казачества, как Галлиполи – в Русской Армии, а книга эта – духовным памятником невзгод, пережитых казаками в изгнании»…

Виталий Койсин, июль 2014 г.

Слово хранителя дневника

Дядюшка Владимир Михайлович Остапенко, сумевший, невзирая на скверное здоровье и вытекающее отсюда влечение к постоянному лежанию на «досадной укушетке», хотя бы частично расшифровать и переписать то, что мы сейчас называем «Лемносским дневником» его брата Константина, был мужем тетки моей мамы (бельгийско-голландская ветвь нашей семьи). Родным дядей он не был, но, несмотря на это, все мы, дети, – и старший брат Сергей, будущий архиепископ Евкарпийский Сергий, и сестрица Надя, и я сам, – звали его просто «дядей», тогда как все друзья и знакомые отца были для нас «дядей Федей Любимовым» или «дядей Колей Колесниковым» (равно как и его тезка Березовский), или «дядей Митей Горбатовым» и т. п. А Владимир Михайлович оставался просто «дядей» – единственным и, значит, исключительным.

Родился он 23 января 1901 г. н. ст. в Алешках, что напротив Херсона, где его отец был акцизным чиновником. Отца затем направили на службу во Владикавказ, где дядя с братьями провели вплоть до Гражданской войны свои отроческие годы. Дядюшка считал себя «кавказским человеком», любил рассказывать про гимназические походы в горы, о горцах и аулах. Недаром его любимым писателем оставался Лермонтов – свой, кавказский…

Об участии своем в «гражданке», эвакуации и болгарской «каторге» он нам рассказывал весьма скупо, видимо, не желая смущать ребятишек излишними жестокими деталями. После болгарского «сидения» он попал в Бельгию, где некоторое время трудился на шахтах в Лимбурге (Звартберг), а затем в 1928 г. сумел поступить в Лёвенский католический университет. Окончив высшее образование со званием инженера в 1936 г. (с грехом пополам, поскольку его французский был невообразимо смешон), он первое время работал в Брабантской электрокомпании и разъезжал на своем «валисипеде» по окрестностям нашего Лёвена, проверяя трансформаторные будки. Затем определился в университет, на факультет химических наук, где и прослужил до ухода на пенсию заведующим лабораторией у профессора Сметса.

В душе он остался русским до самого конца, что явствует, между прочим, из того факта, что он не пожелал подавать заявку на бельгийское гражданство, и таким образом до конца жизни остался апатридом, человеком без гражданства. Его русскость, связанная с неимоверным человеколюбием и добротою, подтверждается и тем, что в первые послевоенные годы у дяди и тетушки Евлалии Эдуардовны трудилась домработницей некая Дуся, из «остарбайтеров». А после кончины нашего отца дядя (будучи уже вдовцом) всецело посвятил себя нашей осиротевшей семье. Но и раньше наша жизнь, я имею в виду детей, тоже была как-то немыслима без присутствия и участия дяди. Да и для «русского Лёвена» в целом, поскольку он долгое время был старостой лёвенского православного храма во имя святых Георгия и Татьяны.

Несмотря на прескверный музыкальный слух и полнейшее неумение петь, он ужасно любил оперу и неоднократно возил меня в Брюссель, в Театр де ля Монэ, где платил за лучшие места в партере! А ночные походы, особенно в полнолуние, по Арденнским лесам, без карт и без компаса, конечно – это просто наслаждение… Вот таким человеком и остается в моей памяти дядюшка Владимир Остапенко.

После его кончины 23 июня 1971 г. в старческом доме в брюссельском пригороде Везембеек-Оппем его немногочисленный архив попал в руки сестры Надюши (я служил тогда в Бельгийском посольстве в Москве), а после ее кончины достался мне. Многого в нем уже недостает. Между прочими реликвиями потерялись письмо матери (кажется, из Владикавказа в Болгарию) своим сыновьям в эмиграции. Как помню, оно было на французском языке и начиналось словами «Мои дорогие сыновья…». Уже не найти и сведений о фрау Барбаре Собесцианской, дряхлой старушке из Бремена, приезжавшей раз или два в гости в Лёвен, сразу после войны. Все ее звали «бабушкой», но была ли она бабушкой братьев Остапенко или тетей, или кем-то еще – неясно…

Осталась лишь одна открытка, с видом озера Туманлы-Кель, посланная дяде Володе на его адрес в Лёвене (rue de Malines, 161). К сожалению, обратного адреса на ней нет. Даты нет тоже, но из содержания понятно, что получена она была в годы его обучения в Лёвене: «Дорогой мой Водя. Я жду обещанных так давно снимков твоего университета, нового здания и твоей [фото]карточки. Как тебе не стыдно не исполнять твоих обещаний, да еще родной матери. Исправься и наконец исполни мое желание, а кроме того, пиши. Ты меня совсем не балуешь частыми письмами. Держишь ли ты экзамены? Пиши, прошу тебя, а пока целую тебя крепко. Мама».

Моему другу Виталию Койсину удалось привести в порядок дневник и сохранившиеся письма из моего скромного архива, за что приношу ему искреннюю благодарность.

А. А. Коновалов,

3 июля 2014 г.