Однажды доктор Штейнер предположил, что все люди сталкиваются в своей жизни с таким днем, который определяет их, придает четкую форму тому, кем они станут, ставит их на правильный путь. Он сказал, что этот день либо направит их в нужном направлении, либо будет преследовать до последнего вздоха. Я сказала ему, что он слишком драматизирует. Сказала, что не верю в это. Эти слова создают такое впечатление, будто до этого момента человек – это податливый кусок глины, который только и ждет, пока его обожгут, чтобы затвердели изгибы и складки, хранящие его индивидуальность, устойчивость. Или неустойчивость.
Совершенно неправдоподобная теория. Да еще и из уст медика-профессионала.
Однако, может, он и прав.
— То, что ты написал в записке. Зачем?
— Потому что ты - не девушка на одну ночь, Айриш. — Эштон наклоняется и целует меня в подбородок, а потом шепчет: — Для меня ты означаешь вечность.
— Не волнуйся. Прошлой ночью мы пришли к соглашению, что я не подхожу для брака.
Она упрямо сжимает челюсти, и я вижу огонек, мелькнувший в ее кристально-голубых глазах.
— Что ж, получается, что отчасти я все же отдавала отчет своим действиям.
Я выдыхаю, когда в меня словно волной врезаются радость и разочарование.
Вот и все.
И это полный отстой.
— Я не предлагаю тебе главную роль в видео «Девчонки обезумели», Ливи.
Штейнер уже переключился на тот спокойный, авторитетный тон, который использует для принуждения.
— Откуда мне знать? Три месяца назад Вы предложили мне поговорить с орангутаном.
Чистая правда.
— Прошло уже три месяца? Как поживает старик Джимми?
— И у тебя не возникало мысли, что это немного странно, Ливи? Что ты в девять лет решила, что хочешь стать педиатром и специализироваться в онкологии, и никогда даже не задумывалась о другой жизни? Ты знаешь, кем я хотел стать в девять лет? — Он замолкает лишь на секунду. — Человеком-Пауком!
— Ну и что, у меня цели в жизни более реальные. В этом нет ничего плохого, — огрызаюсь я.
— Думаешь, разобралась, что я за человек.
— Если напыщенный, развратный, самовлюбленный осел — это то, что я думаю, то…да.
Надо завязывать с выпивкой. Меня официально захватил синдром распущенного языка.
Меня привлекает парень, с которым я на пьяную голову провела ночь, а он при этом оказался несвободным бабником и соседом по комнате и лучшим другом моего вроде как бойфренда. Постойте-ка. Он свободен? Эштон так и не ответил на мой вопрос. Хотя бабник, наверно, свободен всегда, так что это вопрос спорный.
— Ты сказал, что хочешь обо всем забыть. Но… я не хочу, чтобы ты забывал о случившемся между нами. Никогда.
Лицо Эштона озаряется нежнейшей улыбкой.
— Айриш, если и есть нечто, что я никогда не смогу забыть, то это каждое мгновение, проведенное с тобой.
- Если под словом "Любить тебя" подразумевается желание оторвать тебе яйца... - Я поворачиваюсь чтобы свирепо на него взглянуть. По крайней мере, я надеюсь, что получилось. - Да, я безумно в тебя влюблена.
Я закрываю глаза и вдыхаю божественный аромат Эштона. Быть рядом с ним после той ночи даже сложнее, чем мне представлялось. Такое ощущение, словно я стою на краю обрыва, а буря эмоций угрожает сбросить меня вниз: боль, смятение, любовь, желание. Я чувствую это притяжение, это желание прижаться к его телу, скользнуть рукой по его груди, поцеловать его, заставить себя поверить, что он — мой. Но он мне не принадлежит.