Читать книгу: «Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях»

Шрифт:

Текст печатается по изданию:

Забелин И. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях. М.: Институт русской цивилизации, 2014.

Издательство Азбука^®

Предисловие к третьему изданию¹

В настоящее время излишне говорить о том, какое важное значение при теперешнем направлении исторических работ получает изучение домашнего быта, житья-бытья отживших поколений. Выводы науки, даже события современной жизни с каждым днем все больше раскрывают истину, что домашний быт человека есть среда, в которой лежат зародыши и зачатки всех так называемых великих событий его истории, зародыши и зачатки его развития и всевозможных явлений его жизни, общественной и политической или государственной. Это в собственном смысле историческая природа человека, столько же сильная и столько же разнообразная в своих действиях и явлениях, как и природа его физического существования. Ее естественная, непосредственная сила не раз обнаруживалась и постоянно обнаруживается во всех случаях, когда думают действовать на нее путем внешнего, механического принуждения. Государственные и административные реформы, политические опыты в перестройке народного быта никогда не удавались, если в них не было ничего сродного и соответственного требованиям и потребностям этой природы. В этом отношении мало помогали не только жестокие принудительные меры, но даже и время; по крайней мере, в иных случаях целые столетия проходили почти без всякого успеха для настойчивости реформ, и дело если и не оставалось в прежнем положении в силу жизненной изменяемости, то принимало совершенно неожиданный исход, вовсе не отвечавший предположенным целям и намерениям. Наша история представляет самое убедительное доказательство необыкновенной силы и живучести непосредственных народных элементов жизни и даже самых форм, в которых эти элементы выразились. Так, более полутораста лет мы находимся под влиянием непрерывных реформ; очень многим, и к добру, мы воспользовались в течение этих неутомимых перестроек; многое вошло в нашу плоть и кровь; но неизмеримо больше остается еще в прежнем положении, и очень часто наши мысли, поступки и действия и внизу и вверху обличают в нас людей XVI и XVII столетий, так что если всмотреться и вдуматься поглубже, то нельзя будет отчаиваться в сохранности нашей родной старины даже и тем мнениям, которые убеждены, что с реформою Петра все старое погибло и что поэтому развитие наше идет будто бы криво.

Народная жизнь не поддается механическим тискам; она отвергает все, что несродно и несвойственно ее природе; путь, по которому она усваивает себе хорошее и дурное, есть путь физиологический, а не механический. Сила народного быта есть сила самой природы, и, чтобы с успехом руководить ею, направлять в ту или другую сторону ход ее развития, чтоб с успехом служить ей, как обыкновенно говорят, для ее счастия и блага, необходимо прежде хорошо и подробно узнать ее свойства, внимательно прислушаться к ее требованиям, узнать непосредственные родники ее жизни, всегда глубоко скрытые в мелочных и многообразных бытовых условиях. Конечно, удовлетворить таким запросам очень трудно, и тем более что наука не слишком давно обратила надлежащее внимание на эти запросы и не успела еще подготовить достаточно материала для их разрешения. Здесь требуются самые мелочные и кропотливые, в полном смысле микроскопические, наблюдения и исследования, которые в большинстве случаев не представляют никакого блеска, а следовательно, и благодарности в своих выводах и результатах. Но предмет так важен, что за трудностию и неблагодарностию работы нельзя откладывать его разъяснения. Мы полагаем, что от его обработки вполне зависит не только правильное понимание своей истории, но и самый способ ее изложения. У нас особенно настоятельна обработка бытовой истории – истории внутреннего развития, домашних дел и отношений народа, – словом, истории народного житья-бытья, потому что наша история, по случаю слабого, почти ничтожного развития исторической личности, представляет самый наглядный пример народного развития из непосредственных, природных или, вернее сказать, первобытных начал жизни. Интерес к нашей политической истории слаб и бледен и потому, может быть, очень часто возбуждает незаслуженные, впрочем, упреки и нарекания работам наших историков. Как ни стараются в иных случаях подогревать его взятыми напрокат идеями западной истории, дело вперед не подвигается и распространяет только в обществе ложные и обманчивые понятия и представления о нашей древности.

Интерес нашей истории заключается по преимуществу, как мы сказали, в непосредственном физиологическом росте нашей цивилизации, в отсутствии именно тех элементов, которые двигали развитие на Западе, и в присутствии таких, которые сближают нас больше с Востоком, т. е. вообще с народами, не касавшимися в своем развитии того богатого наследства древней образованности, каким воспользовались народы западные. Мы не получили этого наследства, не попали в эту цивилизующую школу веками выработанных начал умственного и общественного развития. Мы, напротив, очень долго росли, как цвет сельный, на степной воле, оставленные самим себе, как тот любимый герой наших сказок, обойденный, загнанный братьями, обделенный отцовским наследством, в лице которого народ инстинктивно рисует собственную долю. Собственными силами и разумом самой жизни, медленно и тяжело мы созидали свою самостоятельность. Нам отказала в помощи даже сама природа, и в то время как европейские народы, двигаясь поступательно к западу, всюду встречали не только богатство естественных условий, но даже, как, например, среди племен Америки, значительную долю гражданского развития, – мы, принужденные двигаться по глубокому северу на восток, встречали на пути те же непроходимые леса, неоглядные тундры и степи и скудные начатки цивилизации, перед которыми первенствовало даже наше слишком молодое еще развитие. Сколько же внутренней силы и жизненности народного духа нужно было для того, чтобы выйти непобежденным из таких враждебных условий жизни, чтобы наконец стать твердо и мужественно среди народов, более счастливых и несравненно более богатых и дарами естественных условий, и дарами человеческого развития. В этой-то силе и жизненности и заключается смысл нашей истории. Но раскрыть этот смысл одною политическою стороною нашего прошедшего невозможно, ибо, кроме того, что это все-таки одна только сторона, у нас вдобавок она еще сторона слишком бледная. Для подробного уяснения и сознательного понимания своей исторической доли нам необходимо с особенным вниманием углубиться в изучение внутреннего народного развития, которое в своих последовательных ступенях представит несравненно больше интереса и несравненно правдивее расскажет нам нашу родную быль.

Само собою разумеется, что в истории внутреннего развития домашний быт народа составляет основной узел; по крайней мере, в его уставах, порядках, в его нравственных началах кроются основы всего общественного строя земли, не исключая и политической формы. В его среде воспитывается каждый деятель земли и мало-помалу созидаются те силы, которые потом управляют ходом истории. Поэтому домашний народный быт становится ближайшим предметом в изучении бытовой истории и по необходимости занимает в ней начальное место.

Какой же наиболее верный способ обрабатывать историю домашнего народного быта? Предмет до чрезвычайности обширен, разнообразен, мелочен и дробен. Требуется особенное внимание и страшно кропотливая работа только для того, чтобы собрать в одно место необходимый материал… Но еще труднее дать этому материалу научную форму, по крайней мере настолько, чтоб облегчить последующие работы, т. е. разобрать, распределить этот материал, связать в одно научное целое, чтоб сам он, помимо наших указаний и толкований, выговорил заключительное слово, т. е. научный вывод, результат исследования.

Все это представляет неимоверные трудности особенно по той причине, что как ни велико множество материалов этого рода, оно все-таки отличается замечательною неполнотою. Вы ежеминутно встречаете пробелы, самые мелочные, но, однако ж, такие, которые затрудняют дело до невероятности. Добросовестное отношение к фактам не позволяет вам двинуться с места по случаю таких пробелов, и работа при всем вашем усилии не достигает этого желанного заключительного слова.

Обыкновенный способ обработки бытовой истории заключается в том, что разновременные, разноместные и разносословные бытовые факты сводят под известное оглавление и таким образом составляют рассказ о той или другой стороне быта, о том или другом порядке жизни. При первоначальных работах такой способ почти миновать нельзя. Но до́лжно сознаться, что он грешит излишним обобщением фактов, из которых каждый представляет или должен представлять как бы общую черту, не выясняя, однако ж, того или другого общего типа жизни, а рисуя только вообще жизнь народа в известный период времени, иногда очень значительного объема.

Нам кажется, что этим способом мы едва ли получим надлежащее, истинное понятие о свойствах и типическом характере прожитой жизни, что исследования наши мы начинаем с конца, а не с начала, ибо составляем характеристику общего типа в то время, когда нам вовсе неизвестны типы частные, к которым всегда относится самая наибольшая часть собираемых нами фактов и общее которых, одно оно, только и может характеризовать общий тип народной жизни. Поэтому, нам кажется, мы должны остановить свое внимание прежде всего на изучении этих частных типов, мы должны непременно раскрыть их, если бы и не были они заметны на первый, поверхностный взгляд, ибо жизнь, как ни разнообразны до бесчисленности ее формы и явления и в физическом, и в нравственном мире, всегда складывается или выражает себя в известных типах. В естествознании это роды и виды органической жизни. Подобные роды и виды существуют в нравственном человеческом мире под именем типов. Задача искусства в том именно и заключается, чтобы пластически выразить в одном типе все то, что, разбросанное и как бы разрозненное, вращается в жизни отдельных лиц, принадлежащих, однако ж, по свойству своей нравственной природы к одному и тому же роду или виду. Наука со своей стороны помогает искусству и собирает материал для художественного воплощения в одно целое разрозненных и, по-видимому, чуждых друг другу атомов нравственной жизни. В этом случае необходимо совершается естественный процесс человеческого творчества: возводить знание в акт сознания, к чему ведет и конечная цель самой истории.

Обращаясь к нашему предмету, мы, даже и на первый взгляд, можем указать несколько точек, около которых по преимуществу должно бы сосредоточиваться изучение домашнего народного быта, по крайней мере в пределах времени, назначенных для предлежащих разысканий. Так, наиболее заметный, передовой тип нашей истории есть «государь или господарь», не в тесном смысле государя политического, а в смысле общем, как собственника и владельца, хозяина, который и в общей жизни именовался тем же словом и впоследствии уже выделил из себя политическое явление, о чем мы подробнее говорим во вступлении к этой книге. Несмотря на огромную, по-видимому, разницу между политическим значением этого типа и частным, домашним его значением, в нем всегда остается и везде сохраняется существенный смысл его жизненной роли, этот владеющий, властный смысл. Само собой разумеется, что преобладающее значение этого типа в жизни всегда остается за тем разрядом лиц, который в первобытном обществе играет главную, передовую роль, именно за разрядом лиц военного звания или сословия, какова, например, в нашей истории была княжеская дружина. Таким образом, тип господаря, кроме его общего владельческого и, так сказать, хозяйского значения, с течением времени сосредоточивает свои основные черты не на одних только лицах княжеского происхождения, но столько же на сословии дружинников-бояр с дробным его видоизменением детей боярских и вообще так называемого дворянства. Это была среда, в которой элементы государского типа составляли существенное ее свойство. Здесь форма быта, а следовательно, и его начала, основы были во всех видоизменениях одни и те же. Потому и изучение этого типа должно обнимать жизнь боярства или дворянства вообще со всеми его служебными подразделениями и жизненными видоизменениями. Можно только для удобства в обработке предмета, а главное, для большей определенности исследований рассматривать этот тип в трех его главных и общих видах, именно: быт лучших людей, быт средних людей и быт младших людей того же типа, как всегда очень верно распределяли бытовые отношения наши здравомыслящие предки. В древнем домашнем быте царей мы раскрываем верховное значение этого типа и потом постепенно придем к младшей его ветви – к детям боярским, этой рядовой княжеской дружине.

Тем же путем можно изучать тип «земца-кормителя» во всех его видоизменениях, какие условливались тою или другою отраслию занятий, и точно так же с разделением быта на лучшую, среднюю и младшую среду. Земледелие, торговля, разного рода промышленность, ремесленность и всякое художество, которое доставляло средства существования земским людям и в то же время определяло характеристику самого человека и его бытовых отношений, представляют более или менее значительные вариации одного и того же земского быта или вообще земства. Здесь наиболее видным лицом становится по естественной причине капиталист – гость, этот господарь-хозяин в собственном смысле. Младшие ветви этого типа теряются в посадских и чернослободских «сиротах», которым трудолюбие, оборотливость, «промысл» – в смысле дарований ума и опытности – всегда открывали широкую и свободную дорогу в первые ряды земства.

Далее, «казачество» есть также совсем особый порядок отношений, особая стихия жизни, требующая, как особый ее тип, отдельного независимого исследования. Не ограничивая его значения одною какою-либо местностью или историческим периодом, необходимо рассмотреть существенные стороны этого типа в общем его явлении. Казачество – сначала как отрицание земских условий жизни, а потом как своеобразно сложившееся земство – в нашей истории имеет особенное значение. Жизненная сила его была так велика, что оно сплотилось было в политический тип, постепенное разложение которого и окончательное исчезновение совершилось не столько от обстоятельств, не благоприятствовавших его развитию, сколько вообще от направления общеисторических идей времени.

Вот общие, главнейшие разделы изучения домашнего народного быта. Мы не упоминаем о посредствующих звеньях, более или менее также замечательных, хотя и не имеющих такого широкого значения. Тип церковника, тип дьяка и подьячего, тип дворового слуги, холопа вообще и т. д. должны сопровождаться не меньшим вниманием в изучении положений, сил и форм древней жизни. При этом, так сказать, внешнем распределении типов нельзя забывать внутренней их связи, которая по законам жизни сливает их в одно целое, ставит их в неразрывную зависимость друг от друга, так что раздельное их изучение есть только неизбежный путь научных исследований.

Когда таким способом обработки будут раскрыты частные типы, то общий тип народной жизни не замедлит раскрыться сам собою, и только тогда будут возможны полные и верные характеристики не только частных, но и общественных форм народного быта.

Само собою разумеется, что такой план изучения требует самой мелочной, кропотливой работы и совершенно новых материалов, о существовании которых мало даже подозревают, но которые, как всегда, непременно явятся из архивной пыли на свет, как скоро наука займется разрешением возбужденных ею вопросов.

В настоящем сочинении о древнем домашнем быте царей мы предлагаем опыт подобной обработки предмета, далеко не удовлетворяющий всем нашим требованиям и в существенном значении представляющий только собрание материалов, частию обработанных больше или меньше, а частию даже в сыром виде. На первый раз, думаем, и это не бесполезно. Мы вообще утешаемся тою мыслию, что во всяком случае труд наш значительно облегчит дальнейшую разработку предмета. Мы давно уже обратили внимание на это дело, но по обстоятельствам не могли посвятить достаточно времени и труда, чтобы повести работы с желаемым успехом. Первые опыты мы печатали в «Московских ведомостях» 1846–1847 гг., затем продолжали труды в «Отечественных записках» 1851–1858 гг. Издавая после того в 1862 и 1872 гг. особою книгой прежние наши работы, мы местами значительно увеличили их объем новыми материалами и разысканиями, иные страницы совсем переделали, исправили ошибки и неточности, какие встречались, и в дополнение присовокупили отдел материалов в сыром виде, заключающий в себе собрание официальных записок и выписок из расходных, строительных, подрядных, описных и разных других книг и документов старого дворцового делопроизводства, которое и составляет главнейший источник наших работ и остатки которого, в столбцах и книгах, сохраняются в бывших архивах Оружейной палаты и Московской Дворцовой конторы. Все это служит подтверждением или пояснением наших разысканий, а во многих случаях значительно дополняет их, представляя новые подробности, которыми мы не успели вовремя воспользоваться. Питая вообще мало доверия к голословным рассказам и описаниям, мы старались каждый мелочной предмет старого быта объяснить и подтвердить современным ему текстом.

Большая часть собранных в этой книге материалов касается способов постройки, указания местности разных частей старого государева дворца и разнообразных предметов внутреннего убранства или наряда старинных царских хором. Особенного любопытства заслуживают описи старинных дворцов и записки подрядов на постройки, в которых мы знакомимся с богатством старинных строительных или плотничьих и разных ремесленных терминов, а вместе с тем с подробностями устройства и расположения древних русских жилищ. Описание Коломенского дворца… и вместе с описанием дворца Измайловского дает довольно полное и отчетливое понятие об устройстве такого жилища в самом обширном и наиболее роскошном виде, жилища царского. Для сравнения и в подтверждение наших замечаний по этому предмету мы помещаем рядом с этими описаниями описи нескольких боярских и помещичьих хором, которые по времени хотя и относятся к началу XVIII столетия, но тем не менее во многом сохраняют еще допетровскую старину. С тою же целию к фасадам Коломенского дворца мы присоединяем фасад старинных Строгановских хором, существовавших в Сольвычегодске и разобранных в 1798 г. По свидетельству надписи на оригинальном рисунке, который сообщен нам графом С. Г. Строгановым, хоромы Строгановых стояли 233 года и были построены в 1563 г. Хотя и нельзя принимать этого фамильного предания в точном смысле, ибо в этом случае год постройки должен обозначать собственно время первоначальной селитьбы Строгановых на том месте, но все-таки это памятник той же старины, о которой мы ведем наши разыскания. Он очень любопытен, и мы им особенно дорожим в том отношении, что это, сколько известно, почти единственный свидетель, наглядно изображающий нам наиболее отдаленную старину русской частной жизни и разрешающий некоторые наши недоумения о составе и архитектурной форме древних хоромных построек.

Может быть, в иных случаях мы… погрешили излишеством и даже повторением некоторых данных; но в начальной обработке предмета мы и это почитаем необходимым, ибо для того, чтобы наука могла утвердить окончательно какой-либо вывод, нужно много и долго вникать в подробности, хотя бы и слишком однообразные и однородные. Кроме того, мы убеждены, что мелкие мелочи старой жизни кладут краски и тени в наших представлениях об историческом быте народа, образуют, если можно сказать, колорит в исторической картине; и во всяком случае ничто так не способствует образованию наиболее верного, правильного взгляда на прошедшее, как эти мелочи, которые иногда одною чертою рассказывают несравненно больше, чем целое исследование. Мы надеемся, что и в нашей книге читатель гораздо больше прочтет между строками, как это всегда бывает при чтении сборника бытовых фактов.

Особенная наша забота заключалась даже в том, чтобы собираемые материалы переданы были верно и точно, с сохранением всех особенностей подлинника, заслуживающих внимания науки. Мы сокращали только излишние подробности титулов и разных приказных формальностей.

Дробность и разнообразие предметов, входящих в описание древнего быта, заставляет нас присовокупить к настоящему труду подробный объяснительный указатель или словарь, который и будет издан в заключение этих разысканий о древнем домашнем быте царей.

При настоящем, третьем издании этой книги мы следовали той же общей задаче нашего труда, о которой сейчас было говорено и которая главным образом состоит в том, чтобы каждому, даже и очень мелочному предмету старого быта, особенно со стороны внешней обстановки, дать самый подробный и, следовательно, наиболее полный облик, в каком такой предмет существовал в известное время.

Мы убеждены, что изучение материальной стороны древнего быта всегда дает прочные и верные основы для уразумения и самых его идей и идеалов; что и художественное его воспроизведение – венец всяких изучений – на страницах ли ученой истории или в свободной области поэтического творчества (во всех родах искусства, словесного и изобразительного) всегда будет очень зависеть именно от того, насколько полно объяснены его материальные подробности. Для художника, как скоро его творчество останавливается на предметах жизни, отошедшей в область истории, очень важно знать всякую мелочь в точной реальности. Здесь-то он и встречает по большей части неодолимые затруднения, особенно со стороны всяких форм. Художнику бывает очень надобно иной раз подробно и точно знать даже и о том, каким, например, гвоздем была обита старинная мебель и т. п.; так же как для ученого бывает столько же необходимо знакомство со всякою даже и очень мелкою цифрою, которая учитывает старые положения жизни.

Имея в виду подобные потребности художнических и научных изысканий о старой жизни, мы желали возможно более пополнять каждое издание предлежащей книги. В настоящем издании к делам о нарушении чести Государева двора мы присовокупили новое дело этого рода, любезно сообщенное нам А. Н. Зерцаловым – архивариусом упомянутого Архива.

В настоящем издании мы значительно пополнили описание стенописи в Золотой и Грановитой палатах на основании современной ее описи, напечатанной в собранных и изданных нами по поручению Московской Городской Думы «Материалах для истории, археологии и статистики города Москвы» (ч. I. М., 1884).

Более подробные объяснения плана кремлевского дворца с приложением планов верхнего и нижнего его этажей будут помещены во второй части этого сочинения.

1.Печатается с сокращениями.