Читать книгу: «Свидетель жизни», страница 3

Институт

Неожиданно для окружающих после окончания десятого класса я объявил, что собираюсь поступать в театральный институт. Решение довольно странное, ибо ВУЗами этой направленности я не интересовался, с порядком вступительных испытаний был знаком лишь по фильмам и, самое главное, каких-либо значимых предпосылок к актерской деятельности, вроде декламирования стихов, или участия в театрализованных школьных представлениях за мной не значилось. Так, единичные выступления исключительно комедийной направленности (логичнее было бы думать о цирковом училище, кто знает, вдруг во мне новый Олег Попов умер).

Скажу честно, сцена, роли и проблемы востребованности в профессии актера меня интересовали мало, если вообще интересовали. Хотелось славы, денег и женщин (в основном, конечно, женщин), да так, чтобы поступил, пять лет отмучился – и получи-распишись: вот афиши с твоим лицом по всей России, вот стройные шеренги красоток, каждая с мешком денег для тебя.

Разумеется, я помнил о детской мечте стать хирургом (который круче Шварценеггера), но в пятнадцать лет ассоциативный ряд слава-бабки-тёлки- хирургом уже не заканчивался. К тому же, проходя обучение в классе с правовой направленностью, чтобы поступить в медвуз требовались репетиторы по химии и биологии (переходить в другую школу в десятом классе я наотрез отказался, несмотря на все угрозы и уговоры мамы), а тратить свободное время после учебы на что угодно кроме компьютера казалось недопустимым.

С момента объявления мной о предстоящем отъезде в Москву, а поступать я планировал в столичные институты, мама начала действовать. С завидной периодичностью родительница вспоминала мне отсутствие самостоятельности, бытовую беспомощность и полное отсутствие воли. В красках описывалась жизнь в актерском общежитии, где проживали исключительно наркодилеры больные всеми возможными венерическими заболеваниями. Но самое главное, постоянно подчеркивалась необходимость однополой любви. Едва ли не вахтер на входе в Щукинское должен был поиметь меня в задницу, я уж не говорю про пробы, постановки и прочее, хочешь роль – готовь пятую точку.

«Береги честь с молоду», – гласит эпиграф Капитанской дочки. Александр Сергеевич ерунды бы не написал, потому сохранение чести (как следствие – дистального отдела прямой кишки), было у меня в приоритете. Потому, с каждым новым упоминанием мамы о предстоящей нежеланной половой жизни, намерение быть актером слабело…

К сентябрю я почти смирился и пошел к репетиторам. Все надежды, возлагавшиеся на актерскую деятельность, были переложены на карьеру КВНщика. Получалась элегантная схема, при которой довольны все: и мама, ожидающая «светило мировой хирургии», и я, сохранивший девственными все физиологические отверстия, оказывался на одной сцене с Масляковым, а там уже до девиц и денег недалеко! Весь учебный год был посвящен тычинкам-пестикам, скрещиванию морщинистого и гладкого сортов гороха (в задачах по генетике), молям, граммам и литрам. Все для того, чтобы сдать три вступительных экзамена: русский язык (сочинение), биологию и химию.

Три полученные четверки гарантировали мое зачисление на первый курс, потому мозг моментально стер все знания по химии и все лето радовался грядущей студенческой жизни с вечеринками и безудержным весельем.

Радость серого вещества была прервана первого сентября 2004-го на предмете Общая химия. Казалось, я в первый раз видел химические формулы, а все вокруг, преподаватель и одногруппники, общались на иностранном языке.

Химия мне не нравилась, зато удалось осуществить давнюю мечту – смешать максимально возможное количество соединений (благо, на лабораторных по качественным реакциям на определенные элементы выдавали гору всевозможных скляночек с растворами всех цветов, было где разойтись). Скажу сразу, получается вонючая коричневая жидкость с нерастворимым осадком.

Я был одним из последних, кто получил зачет по общей химии, преподаватель даже предлагала мне бросить мед и пойти, скажем, в сельхоз на ветфак. Было очень обидно слышать, хоть и иносказательно, что ты дурачок, неспособный осилить программу… Все из-за окислительно-восстановительных реакций – это химические уравнения, в которых сложно расставлялись коэффициенты. Видимо, в момент разбора этой темы мозг был занят более важными делами, из-за чего расстановка цифр перед формулами соединений стала для меня сродни проектированию адронного коллайдера.

Ведомый злостью, к экзамену я знал все возможные уравнения наизусть. Сдал на отлично. И лишь ожидание повышенной стипендии и возможные проблемы с деканатом остановили меня от фразы «Выкуси!» и предъявления зачетки преподавателю…

Ни одной развеселой студенческой вечеринки на первом курсе я не посетил, в КВНе не участвовал. Даже на посвящении в студенты я был только на официальной части. Ботан, одним словом. Учеба отнимала почти все мое время. Объем домашней работы в мединституте колоссальный. Никакая школа рядом не стояла. Анатомия, гистология, биоорганическая химия – перечислите эти дисциплины вслух рядом с врачом и где-то в глубине души он неприятно съежится от воспоминаний. Первый курс буквально сшит из коллоквиумов и отработок.

Разумеется, самым популярным вопросом со стороны друзей и знакомых к студенту-медику в первый год обучения навсегда останется, видел/резал/трогал/нюхал ли уже последний трупов/крыс/кроликов. Видят, нюхают и трогают трупов все и почти сразу, крыс в течение первого года не так много, сильнее сокращается поголовье лягушек. Расцвет геноцида зеленых приходится на курс нормальной физиологии (второй год обучения, по крайне мере, когда учился я), но и первакам перепадает задушегубить пару квакушек. Кролика лично я видел единожды, на втором курсе.

Учебный год прошел с перманентным чувством голода, недосыпанием и ощущением потери лучших лет. Зачастую, после очередной непонятной лекции, я садился в троллейбус и выходил на несколько остановок раньше своей. Ноги сами несли к Вове (с которым мы впоследствии копали ямы). Друг заботливо меня кормил, после чего я падал на диван и, как психоаналитику, начинал плакаться, что учеба невыносимо трудная, я ни шиша не понимаю и радости в жизни нет больше места. Бывало, что на пике нытья наступал сон. Счастливые деньки, понимаю я сейчас: после нудной лекции навернуть горячего супца с другом под Гриффинов, а после придавить на удобном диванчике! Повторить такое в тридцать лет вряд ли получится.

Трижды в неделю я посещал тренажерный зал, в выходные отсыпался за всю неделю и жестко ботанил (читал, учил и снова читал). Оставшееся свободное время отнимал компьютер. Ни о каких романтических историях речи быть не могло. За первые два курса я, ввиду такого графика, даже от друзей умудрился несколько отдалиться, что тут говорить о девушках.

Когда первый курс закончился, мы сдали сессию, и впереди ждало лето, солнце и несколько недель без учебы и отработок, захотелось плакать и смеяться одновременно. Столь противоречивое желание объясняется просто: весь год, судя по ощущениям, происходило именно то, что сулила мама в театральном вузе.

Как мы учились

Так и подмывает написать «чему-нибудь, да как-нибудь», но не стану, так как неправда. Писать про объемы выучиваемого, думаю, смысла не имеет, вы и так в курсе. А вот вспомнить, как мы веселой компанией прожили вместе шесть лет, хочется. Этим и займусь.

Разродиться чем-то цельным не вышло, уж очень много было пережито, потому возвращался к этому тексту не один раз. И, как он получился ввиде нескольких зарисовок, так его и оставлю.

Изначально я попал в одиннадцатую группу, но, поскольку в десятой училась моя двоюродная сестра Аня, во втором семестре, благодаря деканату, произошел мой «трансфер» в десятую.

Какими же забавными мы были детьми. А только дети могут на лекции пить пиво через систему для внутривенных инфузий, чтобы, расхрабрившись, играть в жопу (играющие по очереди говорят «жопа», но с каждым разом все громче и громче; «победитель», как правило, торжественно изгонялся из лекционного зала).

Не в каждом ВУЗе студенту представится возможность поучаствовать в театрализованном представлении. А в нашем – легко, сразу на первом курсе. Благодаря одному веселому профессору, очень многие ребята примерили на себя роль углерода (групповое выступление – бензольное кольцо). «Актеры» вызывались к доске, где, взяв в каждую руку по карандашу, или ручке, образовывали химические связи. Сложно нагляднее объяснить присоединение метильной группы…

Перебирая фотографии, обнаружил много спящих, или засыпающих одногруппников. Сразу вспомнился этот вечный недосып. Я отключался при любой возможности: в транспорте, на перерывах, на лекциях… Вот так закончится занятие в Канищево, а лекция, скажем, в медгородке. Проглотишь шаурму и, вези меня, маршруточка, вези. Обязательно Газель, обязательно с шансоном. Как же в них приятно укачивало на задних сиденьях.

В первый раз мы опрашивали больных на пропедевтике. Группами по два-три человека. С такой тщательностью, с какой опрашивают студенты, это не делает ни один врач. У врача работа стоит, он заранее знает, на что обратить внимание, оттого придерживается своего, наработанного плана беседы. Мы же, в стремлении задержаться в палате подольше (чтобы на преподавательский опрос не попасть), вызнавали все, что только возможно. И, вскармливался ли опрашиваемый молоком матери до года, и как он развивался по сравнению со сверстниками, и, разумеется, как часто и с каким результатом он посещает уборную.

Тот первый наш дядька был с юмором, оттого на вопрос «А не занимались ли вы спортом, если да, то каким?» ответил «А как же, табакокурением и алкоголизмом!» и стал рассказывать, где, как и когда приобрел эти пагубные привычки. Рассказ про бухло и самокрутки в мужской палате вызвал цепную реакцию: другие ее обитатели включились в беседу, дополняя картину повального алкоголизма и юношеского курения в СССР.

А однажды, на лучевой терапии я зачем-то спросил пациента о его вкусовых предпочтениях, а он выдал мне «Еду-то я обычную предпочитаю. У меня другая особенность, я люблю баб потолще!» Все оставшееся время обсуждали с ним достоинства пышных женских форм. Точнее, он рассуждал, а я слушал.

На третьем курсе впервые отправились на ночное дежурство в БСМП (больница скорой медицинской помощи). По пути к намеченному учреждению, шло активное обсуждение, кто будет оперировать первым (а то как же ж, ожидалось, что нас там ждут чуть ли не с хлебом-солью, чтобы сразу помыть на операцию и восторгаться способностям подрастающего поколения).

После обхода дежуривших отделений стало понятно, что операциями не пахло. В итоге мы прибились к приемному покою. Впятером.

Первым посетителем оказалась женщина с обострением хронического холецистита, попытавшаяся купировать боли народными средствами – лимонным соком, содой и рассолом, причем всем сразу. Тошнота и рвота при желчно-каменной болезни – не редкость. Неукротимая рвота той женщины (с роскошной пеной) сразу запала в душу, навсегда подорвав доверие к народной медицине.

Дальше было все по классике: и разбитая голова, и желудочное кровотечение, и подвыпившие без определенных жалоб.

А под утро прибыл дедуля с кататонией, которого мы успели сопроводить в клозет и на каталке вернули в приемный, пора было выдвигаться на учебу.

Выспаться на стульях, а в приемнике кроватей не водится, не вышло. И на первой же утренней лекции я, без зазрений совести, от души лбом придавил «кнопку сна» на столе.

С четвертого курса, когда структура обучения изменилась и начались циклы (т.е. не как в школе, когда сначала три часа хирургии, потом лекция, а затем еще пара часов биохимии, а, скажем, две недели только занятия по терапии), стало легче. Проблем с зачетами на клинических кафедрах почти никогда не было, доставали только всякие социологии и экономики. На кой ляд они были нужны, ума не приложу.

Поскольку занятия вели, в основном, практикующие врачи, большую часть учебного времени мы были предоставлены сами себе. Можно было и перекусить (при желании и финансовой возможности – полноценно отобедать), обсудить все сплетни, приколы из интернета, фильмы и книги. Помимо вечных тем – противопоставления мужского и женского, которая активно поддерживалась Лешей и перспектив и реалий отечественной медицины, благодаря моей природной ограниченности, в любой беседе мог «всплыть» «туалетный» юмор (чувствуете, чувствуете каламбурчик?).

Всегда очень интересно начинался день в Областной больнице (ОКБ). Дорога к студенческой раздевалке, что находится в подвале здания, лежит через помойку и весьма крутую лестницу вниз (ох, сколько копчиков там пострадало). На некоторых циклах приходилось носить хирургические костюмы и, если курсе на третьем кто-то еще стеснялся переодеваться в битком набитом помещении, то к пятому никакого стыда не было и близко. Главное было успеть к началу занятия, чтобы не схлопотать отработку.

Выбравшись из раздевалки, мы попадали в вечно затопленный подвальный коридор, где почти каждый день стояли каталки с новопреставленными за ночь. И, опять же, посмотришь на синюшные стопы, торчащие из-под простыни каждое утро, и через пару недель подобное зрелище эмоций уже не вызовет.

Но, как собака Павлова, поднимаясь по левой лестнице, на втором этаже я каждый раз испытывал мощнейшее слюноотделение от запаха пирожков из буфета. До сих пор, когда лежу в ОКБ, мысль о горячих Федотиках не дает мне покоя.

Не скажу, что у нас была самая дружная в мире группа. Но, спроси вы меня, повторил бы я те шесть лет? Однозначно, да! Сколько отработок мы отмотали, сколько лекций закололи (там, где нас потом отметили), сколько бахил из помойки перетаскали!..

Перечитал то, что получилось, и понял, что может сложиться неверное впечатление об обучении врачей: спят на занятиях и прогуливают лекции. Разумеется, это не так. Ну, т.е., и спали, и прогуливали, но совсем немного и учили притом до хренища!

В иллюстрациях (которые в самом конце) найдите рисунок из учебника по анатомии и, ради интереса, попытайтесь запомнить названия. Хоть с десяток. Станет яснее и про недосып, и про лекции…

Загар

На третьем курсе мы узнали о возможности обучиться лечебному массажу с получением соответствующего документа на кафедре физвоспитания. Стоило это недорого, да и возможность последующего трудоустройства с туманными перспективами обогащения подтолкнули меня заглянуть на первое занятие, а затем и записаться в группу.

Учеба проходила следующим образом: сначала небольшая теоретическая часть, потом преподаватель на модели, одном из обучающихся парней, показывал техники массажа изучаемой зоны, а следом, друг на друге, упражнялись и мы. Поскольку в мединститутах учатся преимущественно девушки, гендерное соотношение на факультативе сохранилось: мужиков было сильно меньше. Из этого следовало, что рано или поздно, моделью, с частичным обнажением и всем к этому прилагающимся, придется быть каждому.

Данный момент изрядно меня напрягал, так как, ввиду возраста и избытка половых гормонов, на коже имелись ненавистные прыщи, которые от чужих глаз я хотел бы скрыть.

Гигиену мы сдали в прошлую сессию, так что о чудесном действии ультрафиолетовых лучей все было известно, решено было действовать.

Испытывая жуткое неудобство, почти страх, я отправился в студию загара. До того момента моя нежная шкурка соляриев не нюхала и вообще тонировалась из рук вон плохо. Как и все «бледные поганки», я очень быстро сгорал, а чтобы получить более-менее приятный оттенок, требовалось постоянно обмазываться всевозможными зельями из тюбиков и часто охлаждаться в водоеме.

Девушка за стойкой сообщила мне, что минимальная продолжительность сеанса – пять минут.

– А за пять минут я там не расплавлюсь? Я вообще-то плохо загораю, – уточнил я.

– Если плохо загораете, возьмите семь минут. Еще есть вариант – использовать крем с тингл-эффектом, он увлажнит кожу и усилит загар.

Кто в девятнадцать лет будет смотреть на состав средства, которое, как обещают, усилит желанный эффект? Вот и я не стал. Благодаря отличному преподаванию английского в школе, слово tingle (пощипывание, покалывание) было мне известно и особенно не пугало. Кто ж мог подумать, что причиной тингла была муравьиная кислота?!

Еще не зная этого, я заказал заветную «мазь» и семь минут в турбо-солярии. Девушка вручила мне набор: очки, наподобие плавательных, одноразовые шапочку для волос и трусы. Я послушно проследовал в кабинку, полностью разоблачился и натянул костюм загорающего (шапку и это жалкое подобие нижнего белья, впоследствии меня подставившее), после чего обмазался, в общем-то приятным поначалу, кремом и, почесав глаз, поправив трусы в самом, так сказать, интимном месте и надев очки, ступил в солярий… Несколько секунд спустя адская машина заработала, обдав меня сильнейшим свечением и творением Бенни Бенасси – Satisfaction из колонок.

Благодаря американскому кинематографу появилась и разошлась по всему миру фраза «Хьюстон, у нас проблемы!». Через минуту нахождения в ультрафиолетовой будке, эти слова вспомнились и мне. Кожа, помазанная «волшебным» составом, начала нещадно жечь. Глаз будто спрыснули змеиным ядом, а в трусах бушевал настоящий пожар! Раз за разом из колонок доносилось «… and then just touch me, till I can get my satisfaction». Свой сатисфэкшн я получил однозначно.

Обещанный эффект легкого покалывания никак не соотносился с фактическим ощущением погружения в серную кислоту, но, стиснув зубы, во имя красоты и уничтожения прыщей, я решил стоять до последнего. Песня закончилась, и я вдруг понял, что забыл снять крестик. Уже тогда возникли подозрения, что на теле могут остаться незагоревшие участки, спрятавшиеся за чем-либо во время сеанса. Но вслепую (глаза пришлось закрыть из-за жжения), жирными от крема руками расстегнуть цепочку было крайне сложно и я просто решил подтянуть ее со стороны спины, чтобы изначальный след подзагорел, а новый не успел образоваться.

Целую вечность спустя, лампы выключились, и я покинул «камеру пыток». Жжение прошло, зато появился жар и легкий румянец на щеках. Быстро одевшись, я покинул заведение. По приходу домой меня весьма озадачило отражение в зеркале. Легкий румянец начал превращаться в начальную форму лучевой болезни, заливая все лицо насыщенно красным цветом, а в вырезе футболки на груди отчетливо проступали отпечатки сразу двух крестиков. До начала следующего учебного дня оставалось около двенадцати часов.

Вы видели вареных ракообразных? Следующим утром, несмотря на жалкие косметические потуги, однокурсники могли лицезреть здоровенного, готового к употреблению омара в белом халате. С толстым, неравномерным слоем тональника на лице.

Не зная, что на самом деле произошло, глядя на лицо «сеньора Помидора», можно было подумать, что мне очень, очень сильно, в высшей степени стыдно, на постоянной основе. Или вот-вот начнется отек Квинке. Правда, чуть приглядевшись и обнаружив на скулах и щеках разнонаправленные бледные следы от резинки очков, все становилось понятно.

В тот же день, но несколько позже, я предстал в роли модели на занятиях по массажу. Накануне, осознавая весь масштаб надвигающейся трагедии, я уделил внимание (обмазывание кремами и цветомаскировка) только видимой части тела, в моем случае – лицу… Сей просчет стал очевидным только на этапе прилюдного снятия штанов: на боках бледнел отпечаток одноразовых труселей.

Лобстер в бледных очках и стрингах. Вот так, в глазах общественности, я предстал гламурным ракообразным.

Прыщи, правда, были уничтожены полностью.

Тарелка

Небольшая история о том, как я за гипотетически интересный контент жизнью старосты рисковал. Опять же, geek-ориентированный рассказ.

Курсе на втором, в очередной попытке добиться приемлемой скорости интернета, подкопив со стипендии и с помощью деда Леши (дед всегда был главным инвестором в моих авантюрах, за что ему огромное спасибо), я обзавелся комплектом спутникового интернета (DVB-карта и тарелка). По сравнению с диалапом, разумеется, скорость выросла раз в сто, минус был лишь в цене трафика. Вся стипендия, вбуханная на счет интернет-провайдера, позволяла мне выкачивать в день пятнадцать мегабайт (например, три фотографии с зеркалки).

Но у тарелки имелась еще одна классная особенность. Видите ли, спутник, по сути, как зеркало – отражает все, что видит. Т.е. весь объем проходящего через него трафика доступен всем пользователям, надо только приложить некоторые усилия. Называется это рыбалка (фишинг). «Поймать» можно было все, что угодно – фильмы, музыку, архивы с японской порнографией. Все, что качают другие, можно было сохранить себе.

Для осуществления задуманного требовалось перепаять на DVB-карте кварцевый генератор и немного довернуть тарелку до нужного спутника.

С последним предложением я обратился к своему старосте, Коле. С Коляном мы всегда были дружны, ценность перспективы на халяву скачивать фильмы и музыку он тоже понимал, отчего легко согласился помочь.

И вот, то ли осенним, то ли весенним прохладным деньком, я выставил Колю в окно. По-моему, даже босяком. Благо, этаж был второй и, для пущего удобства, рядом с тарелкой проходила толстая газовая труба, на которую смело можно было встать. Ну а дальше, в течение минут тридцати-сорока, происходил типичный диалог двух людей, пытающихся настроить антенну:

– Повернул?

– Повернул! Подключился?

– Нет. Еще поворачивай!

Со стороны, наверное, забавно смотрелся парень в носках на газовой трубе, который теребил спутниковую антенну, периодически что-то приговаривая.

Наконец, когда уровень сигнала превысил восемьдесят процентов, я запустил озябшего Колю домой.

Мы сразу включили программу для фишинга и обалдели. Перед нами предстал поток в пятнадцать-двадцать мегабайт в секунду!!! Конечно, это был общий трафик, со всеми картинками, левыми архивами и сомнительной музыкой, но сама возможность отыскать в море этого цифрового мусора интересную киношку, или отхватить свежую игру – вот что здорово будоражило воображение.

К сожалению, сохранить почти ничего не удавалось, не позволял кварцевый генератор, который пришлось заказывать в радио-магазине и ждать аж две недели. Пока тот шел, я пытался отследить характер проходящего трафика. Качали много (мы настроились по данным немецкого провайдера с безлимитными тарифами), большие видео, а именно их мы ждали особенно, тоже проскакивали.

Вот нигде, что называется, «не стрельнуло», если провайдер немецкий, то вряд ли люди станут качать фильмы с русским дубляжом. Нет, все может быть…

Итак, генератор пришел, впаял мне его Илюха и на радостях я оставил компьютер «рыбачить» на всю ночь, со строгими фильтрами на характер и размер сохраняемых файлов (только большие видео).

В общем-то, для тех фильмов, которые попали на мой жесткий диск, дубляж и не требовался. Всю ночь компьютер трудился, послушно сохраняя немецкое гей-порно.

Удалив скаченное, я не стал останавливать рыбалку и отправился в институт (видимо, надеялся, что немецкие геи ведут ночной образ жизни и днем качать не станут). Я ошибался.

Качали много, качали активно.

С другой стороны, музыкальный поток шел отменный. Им-то я, по возможности, и стал делиться с одногруппниками.

А через пару недель немецкие любители однополой любви поуспокоились, и повалила обычная порнуха, с редкими, но все же, вкраплениями американских фильмов в оригинальной озвучке. То была настоящая победа!