Цитаты из книги «Девочка на шаре. Когда страдание становится образом жизни», страница 4

любое действие так эффективно вынимает тебя из состояния беспомощности: оно невыносимо, пребывать в нем так душно, безнадежно и страшно, что иметь возможность делать хоть что-то кажется просто спасительным.

того, чтобы разбираться со своей жизнью. Для мазохиста, увы, привычно быть добрым за чужой счет: он будет альтруистично «добрым» для когото, а расплачиваться за это будете вы или тот, чьи интересы он незаметно для себя попирает. Ибо у вас же есть деньги, а другим, неимущим, – нужно. То, что при этом он будет нарушать ваши финансовые или контрактные договоренности, ему не важно. Ему будет даже трудно понять вас, если вы будете требовать оплатить, например, пропущенную им встречу. Он же помогал ну

Господи, дай мне спокойствие принять то, чего я не могу изменить, мужество – изменять то, что я могу изменить, и мудрость – отличить одно от другого».

Краткая радость мазохиста. Умение выжить на пределе возможностей. Способность еще от чего-то отказаться в чью-то пользу. Приятная убежденность в собственной «хорошести». Отчитанный или застыженный кем-то другим агрессор.

), для которых телесный или душевный дискомфорт – совершенно не повод для перемен, не повод для действия. Они привыкли не обращать внимания на

Мать-одиночка растит свою дочь скрипачкой, Вежливой девочкой, гнесинской недоучкой. «Вот тебе новая кофточка, не испачкай». «Вот тебе новая сумочка с крепкой ручкой». Дочь-одиночка станет алкоголичкой, Вежливой тетечкой, выцветшей оболочкой, Согнутой черной спичкой, проблемы с почкой. Мать постареет, и все, чем ее ни пичкай, Станет оказывать только эффект побочный. Боженька нянчит, ни за кого не прочит, Дочек делить не хочет, а сам калечит. Если графа «отец», то поставлен прочерк, А безымянный палец – то без колечек. Оттого, что ты, Отче, любишь нас больше прочих, Почему-то еще ни разу не стало легче

Делать всех вокруг виноватыми за то, что они просто живые и чего-то хотят  или, наоборот, активно не хотят, – это пассивно-агрессивный ответ,

– Ну да, называют. – Вот и у меня это самое. Я – человек с ограниченными возможностями. – Да бросьте, чего вы не можете-то? – Гораздо больше, чем ты, Степка. Его удивление сменилось недоверием, готовым вот-вот перерасти в злость. – Я не издеваюсь. Вот ты чего не можешь? Ходить? Танцевать? Бегать? А я не могу жить. – Мне самой уже становится жутковато от слов, которые произношу. – Я не чувствую себя живой. Я не могу ощутить собственную жизнь точно так же, как ты не можешь ощутить опору в своих ногах. Такое, конечно, не всегда случается, но часто, очень часто, если только я не занята чередой каких-то дел, чужой жизнью или чужими историями в книге, которую читаю. У меня тоже, видимо, атрофия… собственного «я», личности, что ли…

По оценкам МВД России, в 1994 году почти 14 тысяч женщин были убиты мужьями или сожителями. Для сравнения – за 10 лет Афганской войны Советский Союз потерял 17 тысяч человек.

С этой точки зрения, наверное, да. У нас очень многие не знают, как жить, живут автоматически, как на трамвае едут. Поставили их на рельсы еще в яслях, и понеслись остановки: садик, школа, институт, замуж, работа, домой, дети, которых тоже нужно на рельсики ставить. По рельсам ведь хорошо: думать не надо, задаваться, так сказать, смыслами бытия. Главное –  быть хорошим пассажиром. Самому сойти страшно, а главное, непонятно – зачем. Если выгонят – еще хуже. Это ведь будет означать, что ни на что не годен.