Читать книгу: «Лугару», страница 4

Глава 5

Просторный кабинет с двумя огромными окнами, выходящими во двор, освещала настольная лампа с зеленым абажуром, стоящая на массивном письменном столе. Сводчатые высокие окна тонули в полумраке. В этом мягком, расслабляющем свете кабинет казался уютным. Он был похож на каюту корабля, медленно, но уверенно плывущего через неизведанный океан к берегам, которых никто на свете не видел.

Письменный стол стоял в простенке между окнами. Сверху, в самой видной части стены, в позолоченной резной раме висел портрет вождя. В приглушенном свете казалось, что ухмылка – ехидная, даже едкая – кривит его губы, а потому Сталин выглядел не таким суровым, как обычно. Портрет задавал особенный тон этому кабинету, и становилось понятно, что этого тона надо придерживаться. Суровый лидер своим взглядом не отпускал никого.

Ниже, под портретом Сталина, но уже в простой рамке из темного дерева висел портрет Дзержинского. «Железный Феликс» выглядел как обычно. Это была плохонькая безыскусная литография – такие раньше продавали на любых сельских ярмарках. И было видно, что висит она только потому, что должна висеть, поэтому качество ее никого особо не волновало.

За столом сидели двое мужчин. Один, помоложе, занимал почетное место начальства, находясь за столом привычно, было видно, что он на своем месте, и понятно, что стол, конечно же, принадлежит ему. Но на этом все его «царственные замашки» и заканчивались.

Перед ним, в кожаном кресле, приставленном к столу, сидел человек постарше. Он держался так уверенно, с такой надменностью, что сразу становилось понятно, кто на самом деле является начальством и кого серьезно боится человек за столом, словно потерявшийся вдруг в своем собственном кабинете. Холодный взгляд, надменное выражение лица, гордо поднятый подбородок… Его повадки и манеры были настолько решительны и свободны, что можно было не сомневаться в том, что одним росчерком пера этот человек привык вершить судьбы множества людей. И судьба того, кто сидел за столом, целиком и полностью в его власти.

Молодой и сам это понимал. А потому дрожал, лебезил и заискивал с той отвратительной приторностью, которая просто невыносима. Старший, кстати, прекрасно все видел и понимал, но позволял ему вести себя так с той долей иронии, которая всегда присуща очень уверенным и здравомыслящим людям.

На столе перед мужчинами стояла бутылка дорогого коньяка, рюмки и чашки с дымящимся кофе. Старший время от времени курил настоящую гаванскую сигару, без всякой картинности поднося ее ко рту и наслаждаясь самим процессом. Ароматный дым клубился под потолком и терялся в тягучей серой дымке, казалось, что потолок просто прячется в темноте.

– Таким образом… мы вот… – дрожал, запинался молодой начальник, перекладывая на столе какие-то бумаги трясущимися руками и все не поднимая глаз, – цифры отражены в сводках. Вы все можете проверить.

– Я понял, – старший снова затянулся сигарой и с усмешкой выпустил дым в потолок, – оставим все эти формальности. Как ты понимаешь, я приехал не просто так. Ты помнишь наш разговор месяц назад?

– Дословно помню, – молодой сразу стал серьезным.

– Пришло время, – кивнул пожилой.

– Понимаю, – молодой испуганно моргнул, отчего лицо его на миг приняло глуповатое выражение, – но это… Просто… Там, на шестом километре Овидиопольской дороги… Вы же понимаете, охрана расстреляна. Но слухи…

– Слухи надо обернуть в нашу пользу, – сказал старший, – если ты заметил, я уже использовал одного очень опытного человека. Он выдумал довольно любопытную легенду и уже запустил ее в народ.

– О человеке-свинье я слышал, – обрадовался молодой, что не опростоволосился в глазах начальства.

– Да. Мои информаторы поработали очень качественно. И вот увидишь, нашу легенду будут вспоминать спустя десятилетия! Одесскую легенду о человеке-свинье, который бродит по окраинам города и острыми клыками убивает людей.

– Только почему свинья? – не подумав, ляпнул молодой и тут же затрясся.

– А ты бы предпочел, чтобы говорили о волке? – усмехнулся старший.

– Нет, что вы! Простите, не подумал. Простите мою невнимательность, – младший стал белым как мел.

– Прощаю. Но в следующий раз следи за словами. Помнишь, какой плакат висит в коридоре? Болтун – находка для шпиона! То-то же.

– Я… исправлюсь.

– Разумеется. Иначе я бы к тебе не пришел. Ведь важная часть спецоперации зависит от тебя. Да, кстати, еще один момент. Из всех документов следует убрать эти нелепости про румынскую разведку! Прекратить немедленно. Чтоб ни сном, ни духом. Ну, ты меня понимаешь. Английская разведка, немецкая, французская, все, что угодно. Но никакой румынской с этого дня.

– Я понял. Все будет исправлено. Документы перепишут.

– К завтрашнему вечеру. Все документы.

– Так точно!

– Хорошо. Теперь по существу дела. Ты понимаешь, о чем идет речь?

– О Бессарабии.

– Ты понимаешь, насколько бессарабский вопрос важен для нашей страны? Мы потеряли достаточно земель – Буковину, Бессарабию. Но вопрос Бессарабии рассматривается именно здесь как стратегически важный! Понимаешь почему?

– Близость границы? – предположил молодой.

– Совершенно верно, – кивнул пожилой. – Итак, Бессарабия – головная боль номер один. Я позволю себе небольшой исторический экскурс.

– Разумеется! – младший сидя вытянулся в струнку.

– Чтобы ты имел более четкое представление о том, как уходили земли и насколько важно это для нас сейчас.

– Я очень внимательно слушаю, – младший боялся дышать.

– Не сомневаюсь, – небрежно бросил начальник, снова затянулся сигарой, глотнул коньяка и только после этого продолжил говорить. – После завершения Первой мировой войны и распада Австро-Венгерской империи часть ее бывший территорий вошла в новообразованные и соседние государства. В частности, Румыния претендовала на Буковину – и на Бессарабию. 3 ноября 1918 года в Черновцах состоялось Буковинское Вече, которое приняло решение о вхождении этих территорий в так называемую Западно-Украинскую Народную республику. Впоследствии, 22 января 1919 года, согласно Акту Злуки, в составе ЗУНР Буковина объединилась с Украинской народной республикой. Это был первый шаг к потере этой земли и бунту против советской власти. После поражения Украины в Польско-Украинской войне Буковина была оккупирована румынскими войсками. Точно так же, как в 1918 году была оккупирована Бессарабия. Таким образом эти территории остались за пределами Советского Союза. Но мы не будем говорить о Буковине подробно. Сейчас мой исторический экскурс про Бессарабию. Как ты думаешь почему?

– Граничит с Одессой? – снова предположил молодой.

– Верно. Значит, основная часть нашего плана будет разворачиваться здесь. Возврат этих территорий – важный план действий для советского руководства. Именно поэтому, когда в руки 9 отдела НКВД попало то, что можно применить в качестве бактериологического оружия для деморализации румынских войск и населения Бессарабии, и был составлен этот план, за который мы с тобой, именно мы, отвечаем лично. Как ты понимаешь, головой.

– Бактериологическое оружие? Но речь шла о вирусе… – Молодой был белее мела, руки его тряслись, а в глаза было страшно смотреть.

– Именно. Вирус. Вирус, которым можно заразить некоторое количество людей, и это приведет к самым катастрофическим последствиям. Ты ведь видел эти последствия, так? Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да, видел. Но ведь опасность в том, что могут пострадать и наши люди. Наши солдаты.

– Что? – изумился старший. – Ты об этом думаешь? Лес рубят – щепки летят! Руководство готово рискнуть ради воплощения в жизнь этого плана. Просчитаны все ходы.

– Не все, – вдруг произнес молодой, – были свидетели.

– Ну, это твоя работа, – развел руками пожилой. – Зачистка свидетелей. Всех. Абсолютно. Если хоть один свидетель выживет, будешь отвечать ты.

– Я понял. Завтра же с утра…

– Нет. Сегодня ночью. Как только мы закончим с тобой этот важный разговор. Но продолжим дальше наш исторический ликбез. Я попытаюсь тебе объяснить, почему именно теперь за Бессарабию происходит такая серьезная борьба. Многие уже пытаются помешать нам и будут мешать в дальнейшем. Выстоять и победить – наша единственная задача. Для этого все средства хороши.

– Я приложу все силы…

– Да, приложишь. Куда ты денешься? – засмеялся старший. – Но слушай дальше. В январе 1932 года Румыния вступила в переговоры с советской делегацией в Риге. Румынский глава внешнеполитического ведомства заявил, что начались переговоры, «которых мы не желаем, но с которыми смиряемся». Заявил он так потому, что инициатором этих переговоров выступила Франция, и Румыния согласилась на переговоры, не желая терять ее поддержку. Это был серьезный ход.

Договор, который предполагалось заключить между Румынией и СССР, должен был бы действовать пять лет и предполагал ненападение СССР на Румынию. На переговорах в Риге румыны ставили своей целью закрыть бессарабский вопрос, тогда как советская делегация хотела его письменного признания, на бумаге. Оформить постановку вопроса документально. МИД Румынии запрещал своим дипломатам даже в частных беседах с советской стороной касаться Бессарабии, не говоря уже об обсуждении этого вопроса на встречах.

По инструкции, румынские дипломаты должны были растянуть переговоры о пакте на несколько лет. Но это не удовлетворяло СССР.

Уполномоченный в Риге князь Стурдза предложил формулировку, по которой советская сторона должна была косвенно признать, что Бессарабия принадлежит Румынии. Советское правительство отказалось от такого поворота событий, и переговоры на этом завершились, как и все предыдущие. В общем результата не было.

После переговоров Стурдза написал румынскому премьер-министру письмо, в котором попросту призывал оберегать Бессарабию от СССР.

Таким образом, это был абсолютно явный призыв препятствовать советскому руководству в его законных правах. Бдительность войск на границах была повышена, но ненадолго, – старший замолчал. Отпив уже остывшего кофе, он продолжил. – С тех пор прошло ровно пять лет. И есть все основания полагать, что попытка не военного захвата территории может завершиться успехом. План был разработан совершенно четко. И главное, к чему надо стремиться, это полная деморализация войск, стоящих на границе, и паника среди населения.

Это население должно быть твердо убеждено, что в причинах происходящего ужаса виноваты румыны. Для этого будут сфабрикованы особые доказательства – тоже важная часть плана. Совокупность всех продуманных деталей и четкое выполнение инструкций является залогом успеха. А успех плана – это единственный результат, которого от нас ждут.

– Но этот вирус не изучен! Наша группа ученых только начала работать над детальным изучением, анализами… – попытался вставить начальник, абсолютно потрясенный четкими инструкциями сверху и тем, что он осмелился возражать.

– В помощь будут предоставлены разработки 9-го отдела, – кивнул его страшный собеседник. – Ты же знаешь, что наши специалисты тоже не сидят сложа руки.

– Вы не понимаете. Этот… вирус опасен, он не изучен, – забормотал снова молодой. – Нет никаких разработок по нему! Вообще никаких. Наша группа впервые столкнулась с чем-то подобным, и оказалось, что есть много сложностей. И первая сложность – вирус действует не на всех! Нужно определить, на кого именно он воздействует. Зону поражения. Радиус действия.

– Ну так изучай! У тебя будет достаточно времени для этого. Я не понимаю, в чем проблема! – воскликнул старший.

– В применении… сейчас. Нельзя применять.

– Сделаем вид, что я этого не слышал, – нахмурился начальник, при этом глаза его сверкнули с такой силой, что собеседник уже почувствовал себя в аду. – Ты не понимаешь, что предлагаешь мне. О чем ведешь речь. Все уже спланировано. Разрешение на операцию подписано. Обратного пути нет. Ни у тебя, ни у меня.

– Но ведь носитель вируса даже не уничтожен!

– Это вопрос времени. Когда его ликвидировать, будет инструкция сверху. А пока я приехал только для того, чтобы ввести тебя в курс. Я и ввожу. И запомни: малодушие в наших рядах хуже предательства. Вот, ознакомься на досуге. А сейчас подпиши секретную расписку о неразглашении.

Старший дал бумагу и, тщательно осмотрев свежую подпись, сунул в карман форменного кителя. После этого подтолкнул к собеседнику тонкую кожаную папку, к которой был прикреплен листок бумаги с надписью «ПРОЕКТ ЛУГАРУ».

Задернув окна плотными шторами, Евгений Замлынский метался по квартире, боясь зажечь свет. Только что вернувшись от Зинаиды Крестовской, он первым делом запер входную дверь на все засовы и замки, потом тщательно зашторил все окна и только так вздохнул более свободно, оказавшись почти в полной темноте.

Впервые в жизни ему было страшно. Страшно так, как не было никогда в жизни, даже в день смерти отца, когда Евгений вдруг четко осознал, что остался на этом свете абсолютно один. Ему было страшно так, что от этого неприятного и незнакомого ощущения даже кружилась голова.

Зачем именно его втянули в этот кошмар? А начиналось так хорошо, так спокойно и даже невинно. Визит старого друга, которого не видел сто лет. Спокойная, размеренная беседа. Ресторан на Дерибасовской. Настоящий виски.

Тихий, вкрадчивый голос:

«Ты пойми, впервые в жизни у тебя есть шанс! Шанс стать кем-то, доказать, что ты и сам способен на многое, без помощи отца. Ты даже не представляешь себе, каких высот ты способен достичь! Ты поставишь на колени весь мир…»

Он никогда и никому не доверял. Почему же доверился теперь? Возможно, потому, что прозвучало имя Андрея Угарова? «Андрей работал на нас. Он стал очень состоятельным человеком. Его жизнь сломала одна-единственная ошибка – то, что он снова вернулся к той странной женщине, с которой уже расстался однажды. Она сломала его будущее, его игру. Я надеюсь, в твоей голове побольше мозгов, и ты не сделаешь такой ошибки?»

Евгений смешался, стал отнекиваться, и на языке у него все время вертелись глупые и как-то по-детски наивные слова о том, что это он, не Андрей, именно он столько лет был влюблен в эту странную женщину, Зинаиду Крестовскую. И его жизнь, его, а не Андрея, должна была быть связана с ней.

Он помнил тот страшный разговор с отцом, когда впервые в жизни признался ему в своей любви к Зинаиде, умоляя не подставлять ее, спасти.

– Любовь – это отлично, – сухо кивнул отец, – и я избавлюсь от любви к тебе самым простым способом. Мне не нужен сын слюнтяй. На кону стоит твоя карьера, все твое будущее. А ты хочешь спустить все это под хвост какой-то вертихвостки. Отлично. Я отправляю тебя в НКВД со всеми твоими прошлыми запасами морфина, которые я сохранил, и сам умываю руки. Я избавил тебя от этой гадости. И ею же тебя утоплю.

Морфий. Веселая компания на первом курсе. Кража – взлом институтского сейфа. Деньги, чтобы добыть морфий. Отцу тогда удалось все прикрыть. Но он сохранил кое-какие доказательства, которые могли стоить Евгению жизни. Он не сомневался ни секунды, что отец поступит с ним, как говорит. А ведь он так любил жизнь. Любил жить.

Евгений смалодушничал. А после этого уже не смел подойти к Зинаиде. Он даже возненавидел ее, боялся говорить о ней. Он знакомил Андрея с другими женщинами. Он радовался, что с Зинаидой у него ничего не вышло. Он так бездарно и малодушно погубил свою жизнь, что невыносимо было находиться наедине с собственной жизнью в темноте. Он, Евгений, боялся посмотреть в глаза своей собственной жизни.

Впервые за столько лет он вдруг подумал о том, что страшно виноват и перед Зинаидой, и перед самим собой. За молчание. За малодушие. За трусливый поступок. За Андрея. За всё. Он виноват. Но теперь не исправить. Разве что… Если Зинаида придет. Недаром он бросился к ней, попав в самую страшную переделку в своей жизни. Он вдруг подумал, что Зинаида единственный человек, который сможет помочь.

Хотя бы разобраться во всем этом! Он больше не мог быть один. Темнота убивала. Но знание убивало тоже. И было неизвестно, что страшней.

Почему же она не идет? Вне себя от страха, превращенный в жалкое, дрожащее существо, Евгений Замлынский метался по квартире. И едва не заплакал, услышав долгожданный звонок в дверь…

На лестничной площадке между вторым и третьим этажом пахло собачьей шерстью. Он почуял этот запах еще снизу, еще даже не входя в парадную. Он забил ему ноздри, вцепился в горло ощущением обостренной чувствительности, привыкать к которой надо было каждый раз. Слишком много запахов, слишком много звуков… И вокруг – красная пелена. Сквозь которую все эти звуки и запахи становятся настолько точными, что он мог назвать их за множество километров. В это не поверил бы никто из людей. Но он уже не был человеком.

На лестнице послышались шаги – кто-то спускался сверху, и он уже знал кто. Запах псины стал абсолютно невыносим! С каким восторгом он вышел бы из своего угла, перестал маскироваться в этой темноте! Но не глупая псина была его целью. Не стоило обнаруживать себя ради пустого развлечения. Ему предстояло заново учиться терпению – терпению хищника, который подкарауливает свою добычу, слившись с лестницей. Тому терпению, которое помогает полностью раствориться в своей цели. И которого никогда не бывает у людей.

Ему выпал дьявольский жребий – жить не таким, как все. Жить настолько отличным от всех остальных, что это полностью отрезало ему дорогу в мир обычных людей. Горькое клеймо отчаяния – быть вечным изгоем, изгнанным из человеческого мира. Какая тяжелая участь выпадает тому, кто не похож на всех!

Он знал это лучше, чем кто бы то ни было. Но этот жребий вечного одиночества был не так уж и плох. Да, он изгнан, он вечно существует в ледяном царстве, и одиночество стало его броней, но…

Он никогда не будет жить в клетке! Это искупительное испытание свободой было также частью его изгнания. Право жить свободным и впитывать людской страх.

По лестнице вприпрыжку спустилась девочка с большой мохнатой собакой. И вдруг замерла. Даже она почувствовала что-то страшное и враждебное там, в темноте. А может, просто дети обладают большей чувствительностью и могут видеть то, чего не видят взрослые? Он не знал. Он умел маскироваться, полностью растворившись в темноте.

– Кто здесь? – тоненьким, дрожащим голоском крикнула девочка, испуганно прижимаясь к псу.

Собака, недобро сверкнув блестящим круглым глазом, вдруг присела на задние лапы и завыла, запрокинув морду к самому верху.

– Пушок! – В голосе девочки задрожали слезы. – Пушок, что с тобой? Ты что?

Вой оборвался испуганным визгом. Пес присел еще больше и стал тихонько поскуливать. Потянув его за поводок, девочка ринулась вверх по лестнице с такой скоростью, что он едва успевал за ней.

Пока длилась эта сцена, он не обращал внимания на запахи, но вдруг почувствовал, что все изменилось. В воздухе появилось что-то еще. Новый аромат… Это был запах пороха. И он приближался.

Запах пороха внушал тревогу. Он чувствовал: сейчас его нет здесь, но он появится – совсем скоро. Это умение предвидеть тоже было частью его страшного дара. Где-то будут стрелять. Совсем близко. Совсем скоро. Выстрела пока не было, но выстрел будет. Он знал это. Но ведь он пришел сюда не за этим! Не для того, чтобы застать чужую смерть! Он пришел за ответом. Ответ был важен, но теперь…

Маскировка была уже не нужна. Плюнув на все, он бросился взбираться по лестнице, двигаясь с такой скоростью, которая невозможна у обычных людей.

Глава 6

В темноте таились тревожные тени. Проходя мимо закоулков, не освещенных уличными фонарями, Зина поневоле ускоряла шаг. Было страшно думать, что может находиться там, в темноте.

Несколько дней назад один из санитаров, студент, который на дежурстве любил все время поспать, принес страшилку – местную легенду, которая якобы пугала весь город.

– Неужели вы никогда не слышали о человеке-свинье? – раскрыл он на Зину глаза. – Ну вы даете! Даже последняя собака знает.

– Рада за последнюю собаку! – вздохнула она. – Ну что это за бред? Ты в детском саду? Ты бы мне еще про Пиковую даму рассказал! Тоже известная детсадовская страшилка. В твоем возрасте пора уже не слушать сказки дошколят!

– Так его видели! – наивно распахнул глаза студент. – Вот честное слово! В Лузановке! И на виноградниках под Одессой. И на окраине Слободки. А про Жевахову гору и говорить нечего. Там всегда чертовщина творится. Люди все видели – и страшную морду, и клыки… Правда!

– Какие клыки? – возвела Зина очи горé. – Где ты видел острые клыки у свиньи?

– У кабана! Вы что! Знаете, какие острые клыки у кабана? Как штыки! Мой дядька однажды такого с охоты приволок… Я тогда в школе учился. Такое страшилище, я вам скажу… Встретишь ночью – не поздоровится.

– Ночью кабаны по городу не бегают, – машинально, не вдумываясь, возразила Зина.

– А человек-свинья – еще как! – Глаза студента аж загорелись, такой интерес вызвал страшный рассказ. – А знаете, как его отличить? По вою! Он выть начинает, а потом внезапно появляется из темноты… Морда с окровавленными клыками! Острыми, как ножи!

– И что он делает этими клыками? – усмехнулась она.

– Как что? Разрывает свою жертву на кусочки!

– На кусочки. Понятно. Ты эти кусочки видел?

– Это как? – удивился студент.

– Ну, где ты работаешь?

– В морге, вроде…

– Вот. И к нам приходили кусочки? Ты их сшивал? Мы в городском морге, правильно? Куда приходят все трупы? К нам. А мы уж дальше составляем на них документы. Ты видел у нас хоть один труп, разорванный на куски?

– Нет. Но это ничего не значит. Может, он их заживо проглатывает! Глотает в смысле. Питается человечиной. Он, человек-свинья.

– Ну прям как в детском саду! – фыркнула Зина. – Когда ты только повзрослеешь! Вот скажи мне, зачем повторять эти глупые рассказы за кем-то и сеять панику?

– Так люди говорят…

– Ну и кому выгодно говорить такое? Сам подумай! Диверсия, не иначе. Будешь повторять – и тебя привлекут. Нет никакого человека-свиньи. Спи спокойно. Нет – и не было никогда.

Тогда Крестовская говорила убежденно и четко. Тогда, несколько дней назад, когда еще не видела трупа с разорванной артерией. Но даже та артерия была делом не кабана… Впрочем, она сама видела труп с прокушенным горлом. Труп, из которого выпустили всю кровь. А потому с особой тревогой вглядывалась в окружавшую ее темноту.

Ускоряя шаг, Зина все время думала о Евгении. Было странно, что он пришел к ней, что оставил такую записку. Содержание ее почему-то внушало тревогу. Ей вдруг подумалось, что этим поступком Евгений просил о помощи. Которую, возможно, она могла оказать. Но что с ним произошло?

Двое мужчин, с которыми ушел Евгений, не давали ей покоя. Это было очень похоже на арест. Почему все это произошло с ним? Было страшно и сложно. Она точно знала, куда пойдет завтра в 12 часов.

До дома Зины оставалось меньше квартала, когда от огороженных забором руин собора отделилась темная тень и шагнула прямиком ей наперерез. В этом месте всегда были слабые фонари – словно специально, огороженные забором руины не освещались. По ночам ей всегда казалось, что большевики стыдятся дела своих рук. Может быть, потому, что именно по ночам особенно остро просыпается совесть?

Силуэт был мужским. От испуга Зина остановилась, буквально замерла на месте, не зная, что предпринять.

– Простите, я напугал вас… – Мужчина отступил на шаг назад, и с огромным удивлением она узнала Виктора Барга, своего нового знакомого, почему-то держащего правую руку за спиной.

– Что вы здесь делаете? – воскликнула она.

– Жду вас. Борис Рафаилович дал мне ваш адрес. Вы уж не ругайте его! Я очень просил.

– Зачем? – удивилась Зина.

– Хотел узнать, все ли с вами в порядке. Я беспокоился о вас. Нехорошо было на душе. Вот, – он резко вынул из-за спины руку и протянул ей большой, ароматный букет красных роз, – вот, это вам!

От запаха цветов у нее закружилась голова. Букет роз! Просто невероятная роскошь! Зина и вспомнить не могла, когда ей дарили цветы в последний раз. Руки сами потянулись к букету, и, не соображая, что делает, она зарылась лицом в ароматные нежные лепестки цветов, головокружительный запах которых всегда уносил ее в другой мир.

В голове мелькнула давно известная истина: ключ к сердцу женщины – букет цветов! Только даря цветы без повода, просто так, мужчина может покорить женское сердце.

– Спасибо вам… Это так неожиданно. Честно говоря, я даже растерялась.

– Этого я и хотел! Я ведь не находил себе места почти сутки. Мне было так тревожно, так страшно. Что с вами произошло?

– О, ничего страшного! Это был просто формальный визит. Потребовался один срочный формуляр… заключение.

– Но о чем? Что случилось? Ради одной бумажки эти НКВДшники подняли с постели Каца?

– Да, так бывает. Формальность. Не думайте об этом.

– А документ, который их интересовал, был о человеке, умершем своей смертью? Или он был убит?

– Я не вдавалась в такие подробности, – Зина вдруг ощутила странный укол тревоги. Видимо, всему виной был профессиональный цинизм. Она вдруг поняла, что несмотря на цветы Барг ее не очаровал. А Зина не доверяла людям просто так.

– Извините, – Виктор моментально почувствовал изменения в ее тоне, – простите меня. Я снова перегнул палку. Вот не умею разговаривать с красивыми женщинами – и все тут!

– Вы о чем?

– Вы очень красивая. Вы знаете это?

– Не знаю, – Зина прищурилась, – к чему вы говорите мне это?

– Я вас люблю.

– Что? – она отступила на шаг назад.

– Я вас люблю. Влюблен в вас.

– Вы сумасшедший?

– Ну да! Я сумасшедший! Только псих способен подкарауливать вас ночью у дома и после случайной встречи признаваться в любви. Но что же делать, если я люблю говорить прямо. Я всегда называю вещи своими именами, не хожу вокруг да около. Вы мне очень нравитесь, и я вас люблю.

– Так любите или нравлюсь? – рассмеялась Зина.

– И то, и то! – В голосе Барга прозвучал какой-то задор. – Так что, могу я надеяться?

– На что?

– На то, что вы пригласите меня к себе.

– Пока нет. Я не приглашаю в дом незнакомых людей. Вы… очень странный, – как-то задумчиво проговорила Зина.

– Ну тогда давайте знакомиться! И для начала я приглашаю вас в Оперный театр. На балет «Жизель».

– Ой… – рассмеялась она, – я сто лет не была в Оперном театре! Это ведь такая сказка…

– Как настоящая одесситка, – прокомментировал Барг. – Мы сто лет не бываем на море и в Оперном. Знаю, знаю. И по Дерибасовской не гуляем, несмотря на то, что живем в двух шагах. Так давайте это исправим! Начнем с Оперного. Потом – на море. На Ланжерон, к двум шарам. Вот скажите мне честно: сейчас уже заканчивается июнь. Сколько раз вы были на море?

– Честно? Ни разу! – снова рассмеялась Зина.

– Вот видите! Точно коренная одесситка. А я был на море всего один раз! Да и то ночью, с другом. Он приехал, и мы пошли гулять. Ночью. А ведь все мое детство прошло на море, у желтой скалы…

– И мое тоже… – вздохнула она.

– Тем более нужно воскресить в памяти! Итак, я покупаю билеты в Оперный, и мы отправляемся в театр! Вы готовы, мадемуазель?

– Мадам… – машинально поправила она, вспомнив разговор с Кацем.

– Тогда мы скоро с вами увидимся!

– Только больше не подкарауливайте меня вот так, по ночам. Это меня пугает.

– Простите меня! Я виноват. А откуда, кстати, вы идете так поздно? От друзей?

– Нет. Гуляла перед сном.

– Понимаю. Разрешите проводить вас до подъезда?

– Спасибо, не стоит.

И, помахав на прощание странному кавалеру, Зина быстро пошла по направлению к своей парадной.

Дома она поставила букет в огромную вазу из граненого хрусталя – невероятно красивую, еще с прошлых времен, и оставила его на столе в центре комнаты. Все вокруг сразу наполнилось благоуханием!

В электрическом свете нежные лепестки роз казались ярко-алыми, почти как свежие капли крови. Артериальной крови – подсказал занудный профессиональный опыт убедительным внутренним голосом.

Зина подошла к зеркалу, внимательно всмотрелась в свое лицо. Тонкие русые волосы – она всегда считала их бесцветными. Короткие ресницы. Серые глаза. Неужели она не видела себя, и на самом деле красива? Так красива, что достойна таких цветов?

Лицо уставшее, с темными кругами под глазами. Губы впалые. Кожа бледная, синюшный оттенок выдает измученность. На лице никакой косметики – не до того. Ногти коротко обстриженные – без признаков маникюра. Понятно, что это не прибавляет рукам красоты. Но как с длинными ногтями проводить вскрытие в медицинских перчатках? И зачем в морге красить ресницы и губы – для покойников?

Всю свою жизнь Зина считала женские ухищрения в украшении своей внешности пустой тратой времени, жалкими и наивными попытками обмануть природу. К чему терять драгоценное время на пустое раскрашивание, если можно с пользой использовать его для важных и нужных вещей? Почитать интересную книгу, к примеру.

И вот впервые в жизни она задумалась о том, как выглядит, какой ее видят со стороны мужчины. У нее не было большого опыта, и судить о себе верно Зина не могла.

Но она точно знала одно – ни Андрей Угаров, ни ее бывший муж, ни даже Дмитрий, пытавшийся использовать ее в своих целях, страшный и жестокий человек, не дарили ей таких цветов. Никогда. Впервые в жизни Зина почувствовала себя… женщиной! И она могла себе признаться – это было достаточно приятное чувство.

Распустив перед зеркалом волосы, Зина долго на себя смотрела, пытаясь словно бы принять свое лицо, узнать его заново, найти привлекательные черты. А в полумраке комнаты пламенели яркие цветы, как капли свежепролитой человеческой крови – артериальной…

Ровно в двенадцать она стояла возле парадной Евгения. День был пасмурным, и это хмурое отражение реальности как нельзя больше соответствовало состоянию ее души. Дверь парадной была заперта на ключ. Как войти? Зина остановилась в нерешительности. Звонков у двери не было.

Неужели Евгений ее не ждал? Было понятно, что обитатели парадной спускаются в нужное время и отпирают двери своим гостям. Евгений не отпер. Почему? Что случилось?

Но раздумья Зины оказались недолгими. Очень скоро дверь дрогнула, выпуская уже знакомую ей парочку – девочку с собакой. Но в этот раз собака выглядела совершенно иначе – и что это был за вид!

Остановившись на пороге, она, категорически отказываясь его переступить, жалобно заскулила и прижалась к ногам хозяйки. Девочка попыталась потянуть поводок, вытолкнуть собаку наружу – тщетно. Пес только жалобно скулил и пятился назад, выражая всем своим видом страшный испуг. Если бы Зинаида была склонна к художественным описаниям, она описала бы его состояние как «первобытный ужас». Глаза собаки слезились, словно ничего не различая вокруг. У девочки тоже выступили слезы.

– Добрый день! Что случилось? – Зина быстро подошла к ним.