Читать книгу: «Время муссонов», страница 3
Москва. Алексей Ванин
– Что–то такое есть, – медленно произнёс старший группы в ответ на замечание Ванина о возможном наблюдении за ними со стороны сторонних лиц. – Стоим, как три тополя на Плющихе. Первый, начинать движение?
– Остаётесь на месте. Дальше клиента ведёт Белых, – разнеслось в салоне припаркованного к парапету Яузы автомобиля, пронзив тишину, словно томагавк индейца из племени Чероки скальп белого колонизатора.
Наступило короткое, осеннее, московское утро, разбавленное косыми струями дождя, смазывающего картинку перед глазами настолько сильно, что контуры окружающих домов сливались в одно сплошное пятно. Тишина не нарушалась ни звуками работающих двигателей, ни говором людей, если не считать постукивание капель по металлической крыше салона отдалённо напоминающих барабанную дробь во время казни преступника на эшафоте.
Трое мужчин сидящих в салоне автомобиля продолжали перебрасываться между собой короткими, как плевок, фразами, настолько редкими, что пауза между предложениями напоминала время между пьянками. Они совсем бы уже заскучали, не случись неожиданного приказа «ждать». Он взбодрил их настолько, что удар электрического тока мог быть принят за ласковое поглаживание. Примостившееся было безмолвие растворилось в голосе с заднего сиденья.
– А нам не доверяют? – выразивший своё «фи» команде, только что поступившей по оперативной связи, Ванин был искренне недоволен. А гласила команда, что за Клиентом (по оперативной связи сказали – «Клиент», а не «Объект», что косвенно подтверждалось более высоким приоритетом ответственности) будет топать группа под руководством капитана Белых. Нет, он не против Белых. Вообще–то нормальный мужик этот капитан, но зачем тогда они тут торчали всю ночь?
– Сказано Белых, значит Белых. И хватит об этом. У нас здесь своих проблем невпроворот.
– Каких проблем?
– Таких. Сиди и не рыпайся. Наша задача сидеть и следить за домом. Кто пришёл, кто вышел…, и выяснять зачем. – Старший группы наблюдения говорил, практически не выказывая раздражения, хотя внутри него полыхал огонь. – Лишь, в крайнем случае, выдвигаемся за третьим.
Эти чёртовы прикомандированные никогда не поймут суть этой работы.
Как говорят французы – се ля ви. Или что–то похожее.
За эти месяцы, сменяясь с экипажем майора Володина и капитана Белых, траля, как воды Балтики рыбацкая шхуна, время и чередуясь между собой, им удалось нарисовать карту сечения Клиента. Так опера наружного наблюдения говорили о местах, любимых им для посещения. Карта была настолько подробной, что спроси их даже ночью, где сейчас их объект, они ответят мгновенно, лишь бросив взгляд на часы. Кафе, театр, бар или ресторан. Библиотека, если возникло желание полистать книгу. С кем и когда он эти места посещал.
Они отдавали себе отчёт обо всей сложности своей работы. И важности. Для дела, которому служат. У каждого, особенно у майора Никитина – старшего экипажа, который почти пятнадцать лет работал в управлении, сложились стереотипы поведения людей, которых он условно делил на «простых» и «сложных».
Простые имели предпочтения, обусловленные желаниями. Такие были похотливы. Девочки или мальчики. В зависимости от вкуса. Нетерпеливы. Всегда куда–то торопились. Любили понты, показать себя окружающим. За ними было тяжело наблюдать и тем более вести. Но они были предсказуемы. Хотя как тараканы, они постоянно меняли вектор движения. Однажды ему повезло тащить одного такого, по информации – педофила, работавшего в Посольстве дружественного государства. Его подозревали в шпионаже и решили подцепить на педофилии, заставив работать на нас. Но не удалось.
Тогда материалы по нему легли на стол Посла, вместе с его фотографиями, где тот развлекается с мальчиками школьного возраста. И, конечно, без комментариев. Попытка возмутиться наличием дипломатического иммунитета могла привести к массовому сбросу компромата в прессу. Посол предпочёл заткнуться. И ходатайствовать о замене дипломата, вербовка которого не удалась, на родину, где на такие вещи практически внимания не обращали.
Простые и были простыми. Они легко вычислялись, их поступки были понятны, они, словно открытая книга, не имели тайн. Их желания читались по их поведению и были ожидаемы.
Сложные были иные. Немногословные, неторопливые, вдумчивые, внешне спокойные и самое главное – далеко не молодые. Таких людей было легко вести. За такими объектами было приятно наблюдать. Маршруты их ложились на матрицу карт сечения безукоризненно ровными штрихами. Но вот предсказать их поведение наперёд было невозможно.
Ещё были такие, которые не попадали ни под один стандарт майора Никитина. Но их на всю его службу набиралось не более двух. Причём один из них и был тем самым Объектом наблюдения, из–за которого они третий месяц протирают штаны.
Карта его сечения была готова через неделю. Дом, парк, ресторан «Ткемали», грузинский и очень дорогой, обязательная прогулка вдоль Яузы по набережной. По вечерам. Обязательно поликлиника для бывших работников центрального аппарата. Дорогая, как и сама московская жизнь, но не для таких как он. По поступкам его можно было смело включать в группу как «сложных», так и «простых», если бы не требования начальства и количество экипажей, выписанных по его душу.
И в этом случае он попадал в ту самую, не поименованную Никитиным, группу особо тяжёлых «больных» с симптомами непредсказуемого поведения.
Иногда группа наблюдения отмечала его встречи с друзьями. И позднее, уже другие серьёзные люди выворачивали наружу их родственников до девятого колена, выискивая среди них того, кто мог заинтересовать контрразведку. Но таких оказалось немного. Проще говоря – трое. Все – бывшие школьные товарищи и однокурсники. Те, кто ещё был жив. Была ещё одна молодая особа, но их контакт засекли два месяца назад, и с тех пор её не было видно.
Один – предприниматель. Имел связи с Западом. Пришлось подключать СВР, но и они ничего предосудительного в его жизни не нашли. Второй – судья. Этого даже трясти по–взрослому не стали. Третий – журналист на телевидении. С ним мороки оказалось гораздо больше. И было принято решение взять его под колпак. А девушку так и не нашли. Да и чёрт с ней.
И ни одного нового знакомого. Ни одного серьёзного контакта. Ничего.
Но именно это вызывало подозрения у старшего группы Никитина, подозрения настолько невесомые, что кинь их на весы правосудия, стрелка даже не дрогнет.
– Ну, почему так происходит? – голос сзади если и раздражал, то не очень. – Даже геморрой не заработаешь на этих подушках, ну и работёнка, – и сидящий сзади оперативный работник с силой хлопнул по кожаному сиденью обеими ладонями.
– Тихо, – также весомо проговорил старый майор и включил на полную громкость оперативную связь.
В эфире что–то произошло, но что, понять было сложно, хотя, судя по интенсивному обмену довольно жёсткими формулировками между экипажами, возможно, объект был потерян.
– Проспали? – мгновенно догадался сидящий на заднем сиденье офицер.
– Не знаю.
Тем временем колкость фраз, по десятибалльной шкале, достигла апогея, медленно переходя на открытый мат. Старший группы чуть уменьшил звук.
– Проспать дедушку – значит, пора менять профессию, – философски раздалось сзади. И вслед первому изречению, раздалось очередное: – Якутская народная поговорка.
– Вижу его, – раздалось из радиостанции.
– Кажись, Махеров из экипажа Белых зацепился.
– Да, его голос, – немного подумав, согласился старший.
– От него не уйдёшь. Двадцать лет на работе.
– Ведём, – вновь раздалось по внутренней связи. Это означало, что объект вновь под контролем.
– Записать об этом в журнал? – спросили с заднего сиденья.
– Отметь, – ни к кому не обращаясь, проговорил старший группы и, прижав к губам передатчик, проговорил:
– Третий, я второй. У вас все нормально? Третий, приём…
В этот момент водитель обратил внимание на молодого человека, широкой походкой приближавшегося к надзорному подъезду. Что–то в нем было противоестественное, но что, понять старший лейтенант Савков не мог, но на всякий случай обратил на него внимание остальных. Это был высокий, и, возможно, физически сильный мужчина лет тридцати. В правой руке тот нёс чемодан. Судя по его внешнему виду – тяжёлый. Но насколько тяжёлый, Савков визуально не мог предположить.
Он возил экипаж третий год, с самого начала своей службы под руководством майора Никитина, молчаливого и даже немного угрюмого человека с массой наколотых татуировок на обоих предплечьях, сидящего по правую руку. Но работать с ним было интересно, практически никакой рутины. Да и проколов почти не было, не считая мелочей, которые давно забылись.
– Наш? – задал вопрос в пустоту старший лейтенант Савков, от нетерпения вращая головой то вправо, то влево.
– Нет. Наш–два, – хмыкнул, сидящий сзади майор Ванин.
Сутками ранее. Токио. Тахиро Фуджиоки
В системе людских взаимоотношений в Японии годами формировались классы, независимые от интеллекта или личного обаяния, построенные лишь на слухах, порождаемых внутри этих сословий, возвышающих одних и унижающих других. Как правило, в этой незамысловатой системе существовали так называемые уровни величия, каждый из них зарабатывался личной преданностью тому, кто эти уровни и определял. Эта система проникала внутрь сообщества как яд, разлагая моральные устои и возводя в закон право сильного. Она позволяла контролировать его изнутри, прописывая права без обязанностей и обязанности без прав.
Безусловно, аналогичная система взаимоотношений существовала и в Европе, но особенно глубоко она внедрилась в паутину людских связей в азиатских странах. Ведь здесь слово «свобода» не имело даже своего иероглифа, появившегося позднее, в веке где–то девятнадцатом. Именно в тот самый период, когда классы стали терять свою актуальность. Но это деление на классы осталось объективной реальностью среди чиновнического аппарата, где сама среда обитания предполагала их наличие. А также в системе вооружённых сил, ведь без него не могла существовать армия.
Но были и социальные группы, где соблюдалась иерархия всегда, в которых если и была свобода, то лишь как выбор. Или стать частью сословия, или умереть. Такие сообщества называли преступными, хотя преступления, совершаемые ими, ничем не отличались от преступлений, совершаемых государством, где они существовали.
– Тахиро, – невероятно толстый даже для японцев мужчина неопределённого возраста, погруженный в кресло по самое не могу, чиркнул зажигалкой, чтоб прикурить дорогую кубинскую сигару, произнёс имя человека, стоявшего напротив него и в почтении склонившего голову.
Это был хозяин дома, напоминающего крепость средних веков. Настолько он был защищён от всевозможных проблем, а также от внешних и внутренних врагов, которые давно имели виды на его владельца. Расположенный в пригороде Токио, в одном из самых престижных районов столицы, хотя и построенный лет пятьдесят назад, он отдалённо напоминал непреодолимую цитадель как системой защиты, так и внешним видом. Огромное количество датчиков и видеокамер, в графическом порядке установленных в укромных местах, позволяло видеть практически всю территорию и в случае необходимости предупредить его хозяев о целесообразности скрыться по потайному ходу, прорытому лет тридцать назад уже новым владельцем.
Одновременно в здании находилось двадцать человек, из которых большая часть относилась к охранникам. Ими командовал стоящий перед боссом – Тахиро Фуджиоки, прозванный за преданность «Ину» – собакой. Он был гораздо моложе хозяина настолько, насколько тот был моложе Будды.
– Тахиро, – ещё раз внушительно проговорил мужчина с сигарой в зубах, – Этот человек, – он щёлкнул пальцами. – У тебя не должно быть проблем.
Пренебрежительно относясь к европейцам, хозяин дома был искренне уверен в превосходстве жёлтой расы над остальными, и лишь чёрным он давал небольшой шанс в баскетболе, который обожал. Эдакий апартеид наоборот. Но дух сей был частью мировоззрения не только хозяина, но и многочисленных подчинённых этого уверенного в себе монстра, если судить по ширине талии. Он пренебрежительно отзывался о ком угодно, но только не о себе.
– Да, господин, – голова с короткой стрижкой, сидящая на мощной шее, растущей из покатых плеч, склонилась ещё ниже. Хотя в позе человека читалось почтение, оно было полно достоинства и внутренней силы, которая могла вырваться из телесной оболочки в любую минуту, круша все вокруг.
– Надо, чтобы все было сделано тихо. Ты понимаешь? Именно туда приведёт…, как у нас говорят… «утка», которую и следует распотрошить. Ты понимаешь, насколько это важно для всех нас?
– Да, Оши–сан, – хотя он не совсем понимал хозяина, но, наученные, как он, беспрекословно выполнять любой приказ, не нуждаются в деталях.
– Думаю, не совсем. Запомни, это важнее всего того, что ты для меня выполнил ранее. Важнее моей и, тем более, твоей жизни. Потому что ошибка лишит нас обоих всего.
– Я понимаю, господин.
Помещение, имеющее отдалённое сходство с жилищем средневекового феодала, не отличалось изяществом, но все же, в нем чувствовался вкус и предпочтения хозяина. Атрибуты воинского сословия были развешаны по стенам. Огромные секиры и мечи изящной формы с рукоятями из акульей кожи, называемые катаны, более короткие – вакидзаси и совсем маленькие – тэнто. Самурайские доспехи и стальные трезубцы. Ниндзя–то – мечи тайного клана, перед которым хозяин благоговел. Знамёна поверженных его предками врагов, словно пятна несмываемого позора, превратились в часть его личного триумфа.
Сомкнутые за его спиной фусуми – раздвижные перегородки скрывали комнату, где он предавался медитации. Для остальных. На самом деле это была его любимая комната, где он проводил время с малолетними девочками. Тахиро знал эту тайну босса. И не осуждал. Хотя и не участвовал. Только запоминал. Лишь иногда морщился от смертельных криков очередной жертвы. И всегда его глаза оставались холодными, как лёд, как и его сердце.
– Мне надо, чтобы все было сделано тихо, – ещё раз повторил хозяин. – Без стрельбы. Как в кино про ниндзя… Знаешь, кто это? – босс улыбнулся своей шутке.
– Да, господин – серьёзно ответил собеседник.
– Всё должно быть представлено, скажем, как ограбление, – он замолк на долгие пять минут, затем продолжил, – Человек обязательно там будет. Только, нам пока неизвестно, когда… От человека надо избавиться. Это – наш, точнее – твой личный враг.
Тахиро понял, почему «наш враг», и не стал перебивать и просить уточнений. Но вот почему его?
Тем временем хозяин прислушался к словам своей речи, все ещё звучащих в его ушах, стараясь выискать в них нотки безволия. Не нашёл и остался собой доволен.
– Да, господин.
– Кому ты думаешь поручить дело?
На мгновение у склонившего голову человека проскользнула мысль, что его босс издевается над ним. В нынешней ситуации лишь человек господина Таро Ямадо – Одати выполняет такие поручения, связанный обетом. Этот тепподама (убийца–смертник) все ещё сохранял твёрдость руки и зоркость глаза. И реакцию. Пусть он очистит своё имя. Возможно, это будет его последняя работа. Самая последняя. Ни один гейдзин с ним не справится. У гейдзинов мышечная структура не такая, как у окинавцев. Одати вырос на Окинаве. И первые тридцать лет жизни потратил на тренировки. Потом, правда, постарел. Но это – карма. Нас всех ждёт этот путь.
Где–то внутри себя Тахиро не сомневался в нём, но люди профессии Одати долго не живут. Итог будет один: или он одолеет карму или она его. Удивительно, пожалуй, лишь то, что Одати продержался столь долго и ни разу не ошибся. Боги – ками, возможно, благосклонны к нему. В его профессии это важно.
– Тому, к кому благосклонна удача, господин, – он никогда, даже наедине с боссом, не называл имён и не показывал своё отношение к тем, кого он гнал на эшафот.
На короткое мгновение ему послышался шум за спиной и Тахиро смолк, чуть наклонив голову. Он знал, кто это мог быть. Словно привидение из древних замков в помещение сквозь раздвинутые фусуми вошла женщина в цветастом кимоно. Бесшумно скользя по деревянному полу и держа в руках поднос с напитками, она мгновенно приблизилась к собеседникам. Оба слышали её приближение, но лишь Тахиро внимательно взглянул на склонённую перед боссом хрупкую фигуру, выискивая в ней искры предательства.
Когда за служанкой закрылись двери, толстый хозяин продолжил.
– Считаешь, Одати?
– Он до сих пор не совершил ни одного промаха, господин, – Тахиро проговорил то, что давно выкристаллизовалось в уме. Безусловно, эта работа была из разряда чрезвычайных. Она требовала наличия многих качеств, которыми более молодые бойцы не обладали.
– А в Киото? Кто, по–твоему, в Киото ошибся? Мы тогда потеряли лицо из–за этого болвана…
– Но в итоге вы приобрели влияние, господин.
Тахиро помнил тот случай. Торпеде поручили убрать мелкого гангстера Макэ из семьи Кура–гуми, занимавшегося сима – мелким рэкетом в одном из районов Киото. Не сказать, что Кура–гуми был крупным кланом, но там он был конкурентом клану Игати–гуми, к которому принадлежали все находившиеся в этой комнате. Даже тэнто – короткий меч для сэппуку, лежащий в ногах толстого кумитё–босса. Даже Айко, которая только что принесла горячий напиток. Даже этот чайник, полный чая, стоящий на деревянном подносе, тоже был частью Игати–гуми.
Тахиро не позволил себе поднять глаза на своего кумитё – одного из главарей клана Игати, который снизошёл до разговора с ним на столь чувствительные темы морали и обсуждения плана. Обычно он слышал приказы. Безусловно, он догадывался о желаниях, рождённых в воспалённом сознании босса, и внутри себя не осуждал его. Тот давно мечтал стать единоличным хозяином одного из древнейших кланов якудза. Тахиро был готов помогать ему в его начинаниях, хотя и знал, что хотеть и мочь – две несвязанные между собой дороги, одна из которых ведёт на кладбище. Но он давно ступил на этот скользкий путь и понимал, что финишная черта любого из живущих рано или поздно уткнётся в ворота некрополя.
Тогда в Киото Одати решил сделать «это» вечером и прилюдно, в окружении особо приближенных Макэ людей, в ресторане «Куко», принадлежавшем Кура–гуми. Что может возвысить более, чем безрассудная смелость? Как всегда, накачавшись до одури таблетками, которые стирают грань между реальным миром и фантастикой, Одати вошёл в помещение, полное опиумного дыма и, вынув свои стволы, шесть раз нажал на спусковой крючок. Но выстрелов не последовало. Как потом он со смехом рассказывал, забыл вставить обойму в оружие. Ибо никогда не любил стволы, предпочитая ножи, такие как вакидзаси или тэнто. Но Макэ, которого он взял на прицел, не только обоссался от страха. Этот дурачок сразу побежал жаловаться в полицию, где и был задержан.
Ни один уважающий себя гангстер не побежит в полицию. Это знает любой якудза. Но для Макэ его жизнь была важнее его же авторитета. Над ним не потешался, пожалуй, лишь Император, и лишь по причине незнания этого придурка.
Позднее, чтобы хоть как–то сохранить приличия, семья Кура–гуми отдала всю территорию, контролируемую Макэ, Томинари Оши, который сидел сейчас в глубоком кресле и сосал толстую гаванскую сигару.
Он напоминал гангстера 40‑х из Чикаго как внешним видом, так и характером. Его боялись и уважали, что, по мнению Тахиро, было одним и тем же, за то, что он не умел пятиться. И не только из–за его внушительных габаритов, которые не сдержит ни один тормоз. Тахиро знал лично всех внутренних демонов кумитё, который был завистлив, мстителен и патологически жаден. Но именно он, Тахиро, глубоко осознающий это, был той десницей, которая позволила Томинари Оши стать тем, кем он стал.
А тот случай ещё долго веселил кумитё, позволившему Макэ немного пожить. Правда, не больше трёх дней. А потом тот исчез. Говорят, что его тело, сброшенное в воды Токийского залива, сожрали акулы. А кто в это не верит, пусть спросит у Тахиро или у акул.
– Влияние.
Томинари Оши глубоко затянулся и чуть прикрыл глаза, наслаждаясь моментом. Последнее время такие мгновения всё реже посещали его. Иногда он чувствовал, что между ним и его ёдзимбо (телохранителем) пробегало нечто тонкое, еле заметное, как паутина летом, названное писателями искрой сомнения. Оши–сан не любил сомнений. Тогда он пристально смотрел на телохранителя, выискивая в нём тень измены. Но не находил, относя свои подозрения к возрасту.
– Чей человек Одати? Не Таро Ямадо – этого лживого, как и весь его род, ассенизатора? – на самом деле Томинари Оши относился к Таро Ямаде не так, как говорил, но в присутствии телохранителя говорить иначе было нельзя. Система рангов.
– Его, Оши–сан, – Тахиро прекрасно знал отношение хозяина к господину Ямадо. И так же как и хозяин, скрывал это.
– Ты ему веришь?
– Одати?
– Нет, Таро Ямадо…, – Тахиро замер, словно от его дальнейших слов могла зависеть его жизнь. Он понимал, насколько бывает непредсказуем его хозяин, и никогда за всё время своего пути не только не перечил ему, даже говорил с ним шёпотом, стараясь не раздражать его барабанные перепонки.
– Вера, господин, это абстрактное понимание реального мира, основанного на уважении. И страхе…, – но последнюю часть фразы он проговорил про себя.
Таро Ямадо – первый претендент на должность второго кумитё клана в случае непредвиденных обстоятельств, которые, как правило, создаются искусственно теми, кто хочет большего. Таро Ямадо был из этого сословия, ибо когда–то именно семья Оши–сан отжала часть Токио у семьи Ямадо–сана. Именно Таро Ямадо, когда война была в самом разгаре, пришёл к нему и склонил голову, чтобы стать под его знамёна. Ещё до обмена доверительными грамотами.
Порой тело и нервная система кумитё возражали против слов телохранителя, но сейчас Томинари Оши понравился ответ. Почти по дзен. Оши–сан верил в карму и дзен, верил в предназначение и судьбу. Прикрыв глаза, он задумался над услышанными словами, застыв в позе мыслителя Родена. И потратил на это около пяти минут, пока не понял, что переигрывает. А когда понял, то вынул из внутреннего кармана фотографию, приклеенную к картону.
Ещё раз посмотрел на неё. Задумался. Затем неожиданно резко бросил фотографию стоявшему перед ним Тахиро. Восемь человек из десяти не смогли бы поймать её на лету. Но телохранитель поймал, не приложив к этому, как показалось Томинари Оши, никаких усилий.
Босс, тем временем, продолжил.
– Этот человек придёт. На обратной стороне – адрес.
– Женщина? – удивлённо изрёк Тахиро, всматриваясь в фотографию, с которой на него смотрело лицо с большими глазами и рыжими волосами.
– И ещё, – пропустив реплику телохранителя мимо ушей, продолжил Томинари Оши. – На подстраховку отправь ещё людей. Мне сказали, что она – опасна. Очень опасна. Мне много что рассказали о ней, и поверь, те, кто рассказывал, люди непростые. И её следует остерегаться. Если ты когда–либо, слышал что–либо о дьяволе, то знай, это – он в женской шкуре.
Тут Томинари Оши медленно повернул крупную голову в сторону телохранителя и тихо добавил:
– С её кончиной семья Ямадо должна освободиться.
Его глаза, чуть навыкате, обрамлённые тёмными дугами бровей, напоминали жерла трёхдюймовых орудий главного калибра, готовых к выстрелу. И они буравили мозги Тахиро. Настолько глубоко, что тот испытывал неприятное чувство, ничего общего не имеющее со страхом, скрывавшимся где–то в груди. Но Тахиро знал, что тайны, являющиеся частью его существования, неизвестны собеседнику. Таковы были правила игры.
Эти тайны являлись частью глубоко законспирированного и продуманного плана, хотя он все равно испытывал неприятное ощущение, сопротивляющееся разуму.
– Ты понял меня, Тахиро? – медленно произнёс босс. Настолько медленно, что Айко успела не только дойти до дверей, но и скрыться за ними.
– Да, хозяин.
