Читать книгу: «Мемуары Долли Мортон»

© Хьюго Ребелл, 2022

ISBN 978-5-0056-4230-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Хьюго Ребелл
Мемуары Долли Мортон
_{История участия женщины
в борьбе за освобождение рабов}

Здесь и сейчас издаётся впервые.

 
Перевод на русский язык сделан по изданию: Париж. Чарльз Кэррингтон, 1899
 
 
© Л. Зданович. Перевод с английского под редакцией. 2022
 

Предисловие издателя

Самые героические эпизоды в истории американского народа связаны с усилиями по разрушению системы рабства, которая была наихудшим из многих ужасных наследий, оставленных Америке британским правительством. К счастью, Постановлением Конгресса в 1787 году, в том же году, когда была принята Конституция, рабство было отменено или запрещено на огромной северо-западной территории, из которой с тех пор было выделено так много великих штатов. Затем Компромиссом 1820 года была установлена определенная линия, за которую рабовладельческим штатам не разрешалось расширяться. Однако одиозный институт рабовладения всё ещё сохранялся на Юге, и, хотя большинство политиков пытались отложить этот «Непреодолимый конфликт», как называл его Сьюард, – частную помощь доброжелательными людьми во всех северных штатах тем рабам, которые были достаточно храбрыми и отважными, чтобы попытаться сбежать. В самом деле, некоторые люди были настолько заинтересованы в аболиционистском движении, что добровольно рисковали своей собственной свободой, чтобы помочь своим несчастным темнокожим собратьям, организовали то, что с тех пор вошло в историю как «подземная железная дорога». Эта организация представляла собой сеть ферм и домов, в которых сбежавшим рабам давали убежище, когда они двигались на север. На каждой «станции» беглого раба кормили и укрывали, ухаживали за ним, отводили его к врачу, когда это было возможно, и рекомендовали маршрут до следующей «станции». Затем его отправляли в путь, в надежде, что опасный путь станет несколько менее тернистым из-за доброжелательной заботы очередного сочувствующего, который ухаживал за «станцией». Профессор Уилбур Х. Зиберт, проявив огромное терпение, собрал имена примерно 3200 американцев, которые вели христианскую работу по спасению этих несчастных, и в списке достойных мирового признания может быть еще несколько человек, уважаемые имена которых следует помнить, поскольку в те времена помочь негру сбежать от своего хозяина было очень опасным делом. Многие штаты наложили суровые наказания за пособничество или подстрекательство к бегству. Мужчины, попавшие в ловушку за содействие в этом предприятии, были избиты, заключены в тюрьму, а иногда даже убиты. Женщин, уличённых в этом, безжалостно раздевали и пороли; их лица были открыты похотливым взорам развратных мужчин, и в отношении многих из них совершались другие виды насилия, гораздо более гнусного характера. Эти пылкие джентльмены с юга, захватившие их, были, в конце концов, мужчинами и в сексуальном смысле, и немногие мужчины способны совершать наказание молодых женщин, не чувствуя побуждений страстного характера. В «Мемуарах Долли Мортон» истинные приключения отважных участниц «подземной железной дороги связаны с откровенностью и красотой графики, редко встречающейся в какой-либо литературе. Мы видим красивых женщин, обнаженных под южным солнцем; мы слышим их крики и мольбы о милосердии, когда одна за другой их одежды и нижние юбки срываются и только для того, чтобы получить жестокие удары плетью.

Нам очень жаль, но мы мало что можем добавить к этому: пусть идущий на войну сам хорошо подсчитает цену этого унижения.

Бегство на волосок от гибели и необычные приключения девушки во враждебном окружении – всё это само по себе странное чтение, но, если вспомнить, что эти приключения были совершены во имя высших человеческих целей, интерес сливается с восхищением тем, сколь многим можно было пожертвовать ради высших идеалов гуманизма.

Руководителем этой «подпольной» системы был некий Леви Коффин, который, как говорят, лично помог освободить более трех тысяч рабов. Выдающиеся имена Теодора Паркера, Фреда Дугласа, Джона Брауна, Маршалла Гиддингса, Геррита Смита и других связаны с этим самым романтичным из повествований в истории 19 века. А в отношении приключений подвиги освободителей не могут быть равны. Кэлвин Фэрбенкс провел целую семью рабов в груде соломы. Джеймс У. Торренс, экспортировавший зерно и перья в Канаду, упаковывал беглецов в свои ящики. У Абрама Аллена была большая тройка-сидячий экипаж, специально предназначенный для перевозки беглецов; он назвал этот транспорт «Освободителем»; у него там был специальный механизм с колоколом для записи количества пройденных миль. Ханна Марш доставляла садовые продукты на рынки Филадельфии и находила рабов среди своей моркови и тыквы. Гиддингс, член Конгресса, зарезервировал спальню в своем доме в Огайо специально для беглых рабов. Чердак над офисом Гаррисона в Бостоне использовался для той же цели.

Хотя к тем, кто помогал беглецам, применялись суровые наказания, и хотя работа была опасной и могла стоить жизни человеку, выполнявшему ее, ничто не могло остановить столь преданных аболиционистов, которые так благородно стремились освободить рабов. Читатель, который прочтёт «Мемуары Долли Мортон» лучше поймет, что означало рабство и сколько самоотречения потребовалось, чтобы продвинуть вперед дело эмансипации.

ЧАРЛЬЗ КАРРИНГТОН Париж, Франция, 1899 г.

ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА:

Автор этой истории рассказал мне, что некая женщина действительно передала ему повествование, изложенное здесь, и что он считает, что всё, рассказанное на нижеследующих страницах – это во всех основных моментах, чистая правда.

Введение
Как я познакомился с Долли Мортон и как сложились обстоятельства, побудившие её рассказать мне историю своей жизни.

«Летом 1866 года, вскоре после завершения гражданской войны между Севером и Югом в Америке, я был в Нью-Йорке, в который я отправился, чтобы на пароходе компании «Cunard» добраться до Ливерпуля. Я возвращался домой, в одно из центральных графств Англии после охоты и рыбалки в провинции Новая Шотландия. Мне тогда было тридцать лет; во мне было шесть футов росту; я был сильным и здоровым парнем; у меня был несколько авантюрный характер. Я любил женщины, и довольно безрассудно завязывал с ними знакомства. Итак, во время моего пребывания в Нью-Йорке я частенько ходил по городу по ночам, видел много странных достопримечательностей, а также различные странные сцены жизни в многоквартирных домах. Однако я не собираюсь рассказывать о своих похождениях в трущобах Нью-Йорка. Однажды днем, около пяти часов, я вошел в Центральный парк и сел на скамейку в тени дерева, чтобы выкурить сигару. Был прекрасный августовский день; солнце, клонясь к западу, ярко светило в безоблачном небе. Дул легкий ветерок, смягчая жару и заставляя листья деревьев шелестеть успокаивающим звуком, и я лениво откинулся на спинку сиденья, глядя на природу и на то, как разные симпатичные няни разных национальностей ухаживают за элегантно одетыми американскими детьми. Затем мой взгляд обратился на женщину, которая сидела на соседней скамейке и читала книгу. По всей видимости, ей было лет двадцать пять, она была очень хорошенькой с, насколько я мог видеть, стройной, хорошо округленной фигурой. её волосы светло-золотисто цвета были собраны в большой шиньон на затылке – это был век шиньонов и кринолинов. Она была на вид скромна и аккуратна, одета хорошо, но не броско. Все, что она носила было выдержано в хорошем вкусе, от маленькой шляпки на голове, до аккуратных сапожек на её маленьких, стройных ножках, выглядывающих из-под подола широкой юбки. Я смотрел на нее пристальнее, чем было принято, решив, что передо мной типичный портрет хорошенькой американской леди из высшего сословия. Через мгновение или два она заметила мой пристальный взгляд, и, подняв глаза от своей книги, она внимательно посмотрела на меня в течение короткого времени. Затем, очевидно удовлетворенная моей внешностью, её лице озарила яркая улыбка, и она бросила на меня дерзкий взгляд, одновременно делая движение рукой, приглашая меня подойти и сесть рядом с ней. Я был довольно-таки удивлен этим жестом, так как по её внешнему виду не подумал, что она принадлежит к полусвету; но я был вполне готов поболтать с ней – а также провести с ней время, если бы разговор наш понравился мне не меньше, чем её внешний вид.

Поднявшись со своего места, я подошел к ней, и она тотчас же отдернула свои объемистые юбки, чтобы освободить место для меня на скамейке рядом с ней. Я присел рядом, и мы начали разговаривать.

Она говорила, как вполне образованный человек, и, хотя у нее был американский акцент, её голос был низким и музыкальным (мне не нравится американский акцент, когда я слышу его из уст красивой женщины), а она, безусловно, была красива. Глаза её были большие, ясные и голубые, цвет лица был очень свежим, зубы были белыми и правильными, нос – правильной формы, а – маленький, с яркими, алыми губами.

Ей было что рассказать про себя, весело болтая и используя причудливые выражения, которые заставляли меня смеяться. Мне очень понравилась эта маленькая жизнерадостная женщина, поэтому я решил проводить её до дома и при возможности провести с ней ночь. По моему акценту она сразу заметила, что я англичанин, и сообщила мне, что никогда раньше не общалась с мужчиной моей национальности. После того, как мы немного поболтали, я пригласил её отобедать со мной. Она оказалась весьма довольной моим приглашением и сразу же приняла его, поэтому мы тихо вышли из парка в ресторан, где я заказал хороший ужин с шампанским.

Когда обед закончился и я выкурил сигару, я повел свою спутницу, которая сказала мне, что её зовут Долли, в театр. В конце спектакля я поймал извозчика и отвез женщину к её дому, который находился в пригороде, примерно в трех милях от театра. Поскольку стояла яркая лунная ночь, я смог увидеть, что дом представляет собой симпатичное одноэтажное здание с верандой, покрытой лианами, стоящее в небольшом саду, окруженном железной решётчатой изгородью.

Дверь открыла аккуратно одетая мулатка-квартеронка, которая проводила нас в гостиную; затем, задернув шторы и включив газовые форсунки в колонках, она ушла.

Комната с раздвижными дверями в одном конце была красиво обставлена; в этом не было ничего подозрительного, все было в хорошем стиле. Пол был покрыт красивым восточным ковром, занавески были бархатными; на стенах висели несколько хороших гравюр, а в шкафу стояли отборные образцы старинного фарфора.

Моя хозяйка предложила мне сесть и устраиваться поудобнее; затем, умоляя меня извинить её на мгновение или два, она прошла через раздвижные двери в соседнюю комнату, которая, как я увидел, была спальней. Вскоре она вернулась, одетая в белый халат, обшитый синими лентами; она сняла сапоги и надела на ноги изящные французские тапочки; волосы её ниспадали на плечи почти до талии.

Она выглядела так «соблазнительно», что я сразу посадил её к себе на колени и поцеловал в губы, на что она ответила, одновременно вставляя кончик своего языка мне в рот. Тогда я положил руку на её халатик, с удовольствием обнаружив, что под ним у нее ничего не было, кроме зашнурованной отделанной сорочки и чёрных шёлковых чулок, застёгнутых выше колен алыми атласными подвязками, так что все её тело я мог чувствовать с идеальной легкостью.

Она была пухленькой, как куропатка; в её округлой гладенькой фигурке не было ни единого угла, а кожа была нежной, как атлас. её грудки были довольно маленькими, но круглыми, как яблочки, довольно твердыми и с крошечными стоячими розовыми сосками. У нее был очень хороший зад, пухлые твердые щеки, а волосы на «Венерином бугорке» были шелковистыми на ощупь. Она подала мне бренди с содовой, и мы болтали, пока я курил сигару. Затем мы прошли в спальню, где всё было безупречно чисто и мило.

Вскоре мы оказались в постели. Моя грудь была на её груди, мой рот был на её губах, мой любовный орган был до корней в её логове любви, мои руки держались за щеки её ягодиц, и я энергично двигался на ней, а она вздыхала, стонала и живо двигалась под моими мощными ударами. Мой член был достаточно крупным, а её щёлочка оказалась маленькой и удивительно плотной; к тому же она была очень хороша верхом на мне, так что мне очень понравилось «трепетание», тем более что у меня уже месяц «не было» женщины. Но поскольку рано или поздно всё кончается, пришел конец и нашим утехам с этой маленькой женщиной, и когда все было кончено, она, тяжело дыша, лежала у меня на руках. Однако когда к ней вернулось дыхание, она сказала с легким смешком:

– Боже милостивый! Да ты у нас оказался очень большой и очень-очень сильный. Не думаю, что у меня в жизни когда-либо были такие сильные объятия. Ты словно прошел сквозь меня. Но мне это нравится. Я засмеялся, ничего не замечая, но лежал спокойно, отдыхая, всё ещё держа её в руках и поглаживая её прохладную бархатистую кожу, пока снова не стал готов к действию. Затем, заставив её встать на четвереньки перед кроватью, я толкнул её сзади, в позе «en leverette», заставляя её вздрагивать, взвизгивать и покачивать ягодицами. После этого мы снова перебрались в кровать, и я заставил её лечь на её стороне спиной ко мне в то время как я лежал позади нее, прижав живот и бедра к прохладным пухлым щекам её ягодиц, а мой полутвердый инструмент лежал в расщелине её бедер. В таком положении мы заснули. Я спал крепко, не проснувшись ни разу до половины девятого следующего утра. Затем, сидя на кровати, я посмотрел на свою спутницу, которая всё ещё крепко спала, лежа на спине. её длинные волосы рассыпались по подушке, а руки были закинуты над головой. Она выглядела довольно молодой и очень красивой, а на её округлых щеках играл легкий розовый оттенок. Я осторожно натянул постельное белье ей на ноги и закатал ночную сорочку ей до подбородка, не разбудив ее. Затем я внимательно рассмотрел её обнаженные прелести. И на них стоило посмотреть. её кожа была белой, как молоко, без единого изъяна; она действительно была очень хорошо сложена и обладала идеальной фигурой. её маленькие грудки глядели вверх превосходным рельефом; у нее были хорошие ноги – её пухлые, округлые бедра были стройными; её лодыжки были тонкими; её живот был без морщин – у нее, очевидно, никогда не было детей, – и её розочка была оттенена тонкими, вьющимися золотистыми волосками. Моё орудие был жёстким, как кочерга, поэтому я разбудил мою Долли, нежно щекоча край её грота указательным пальцем. Она с улыбкой посмотрела мне в лицо, её большие голубые глаза весело заблестели, и сказала:

– Итак, вы подготовили меня к утреннему жертвоприношению. Что ж, я готова к схватке».

Затем она вытянула ноги, и через несколько секунд я произвёл свой первый утренний толчок. Признаюсь, поутру наши любовные эскапады понравились мне больше, чем те, которые у меня были ночью, потому что, пока я работал с ней, маленькая женщина оживилась быстрее и задёргала своим задом в сладостном спазме еще более похотливо, чем накануне. Ей действительно нравилось принимать то, что я ей давал, и я не думаю, что она притворялась сладострастно возбужденной, просто для того, чтобы доставить мне удовольствие.

Вскоре мы начали болтать на разные темы, и её разговор показал, что она проявляет разумный интерес к повседневным делам. В конце концов, наш разговор перешел на животрепещущую в то время тему – недавно закончившуюся гражданскую войну, и я спросил ее, какая из воюющих сторон ей симпатична. – Я – северянка, – ответила она, – поэтому я всегда была за Союз. Я очень рада, что южане были разбиты, а рабы отпущены на свободу. Рабство было ужасным явлением и позором для всей нашей страны.

– Но из всех рассказов, которые мы слышим, – возразил я, – кажется, что раньше негры на Юге в качестве рабов жили лучше до войны, чем сейчас, как свободные люди.

– О, но теперь они свободны, и это замечательно. Несомненно, сейчас дела обстоят плохо, но со временем они улучшатся.

– Я думал, что, как правило, хозяева хорошо обращаются с рабами.

– Так и было во многих случаях, – ответила она, – но для них не существовало никакой безопасности; всегда была вероятность того, что их продадут незнакомым людям; а затем жены были разлучены со своими мужьями, а дети – с их родителями. Кроме того, было много владельцев, которые плохо обращались со своими рабами, заставляли их тяжело трудиться, скудно кормили и жестоко пороли их за малейшее неповиновение. С другой стороны, рабы не имели никаких прав. Девушкам и женщинам, особенно если они были светлые и симпатичные, не позволялось быть добродетельными, даже если бы они этого хотели. Они были вынуждены отдаваться в объятия своих хозяев, и, если женщина осмеливалась возражать, её жестоко били.

– О, такого не может быть! Полагаю, что вы ошибаетесь, – заметил я.

– Нет, я знаю, о чем говорю, потому что до войны я жила в рабском состоянии, и у меня были особые возможности узнать всё о рабстве и связанных с ним ужасах.

– Неужели даже для женщин было обычным делом, когда их били плетью? – спросил я.

– Да. И я не думаю, что на всём Юге есть хоть одна плантация, где рабыни не были бы избиты. Конечно, на некоторых плантациях избивали больше, чем на других, но это не делало само это явление менее омерзительным. Дело в том, что порку всегда производили мужчины, и, как правило, часто самым публичным образом.

– По какой части тела рабынь били плетью и какие орудия наказания применялись? – поинтересовался я.

– Иногда их били по спине, но чаще всего по заду; использовались разные инструменты; был гикориевый прут, ремень и весло.

– Что такое весло?

– Это круглый плоский кусок дерева, прикрепленный к длинной ручке, и он всегда использовался для ударов по нижней части. Он не кровоточит, но каждый удар вызывает образование волдырей на коже и ушибает плоть. Гикориевый прут, если он используется с любой степенью силы, прорежет кожу и потечет кровь. Существовал еще один ужасный инструмент наказания, называемый «воловья кожа», но его очень редко применяли к женщинам.

– Кажется, вы все знаете о порке. А теперь расскажите мне, как вы оказались в рабском состоянии, – сказал я.

– Я помогала управлять станцией на «подземной железной дороге», но, полагаю, вы не знаете, что это такое?

– Нет, не знаю, что это?

– «Станции подземной железной дороги» – это дома, в которых аболиционисты прятали беглых рабов. В разных частях Юга было несколько таких «станций», и ночью беглецов тайно переправляли с одной «станции» на другую, пока он или она, наконец, не получали свободу. Это была опасная работа, потому что помогая рабу избежать законов Юга, мы совершали очень большое преступление. Любой мужчина или женщина, пойманные на такой работе, могли быть уверены, что получат длительный срок с каторжными работами в государственной тюрьме. Кроме того, все вокруг были против аболиционистов; не только рабовладельцы, но и простые белые люди, у которых не было ни одного раба, и часто случалось, что аболиционистов линчевали. Их обваливали смолой и перьями и возили по городам, или заставляли страдать каким-то другим образом банды беззаконников-линчевателей.

– А у вас самой когда-нибудь были проблемы, пока вы были на этой «подземной станции»? – спросил я.

– Я попала в ужасную беду и прошла через невыносимые страдания, – отвечала она. – На самом деле то, что случилось со мной, изменило весь ход моей жизни и стало причиной того, что я есть сейчас. О, как я ненавижу южан! Жестокие негодяи! – яростно воскликнула она, её глаза вспыхнули, её грудь вздымалась, а щеки покраснели.

Я был удивлен её внезапной вспышкой гнева, и меня сразу же осенило, что у этой маленькой женщины есть своя история. Мне было любопытно услышать её, поэтому я сказал:

– Я очень хотел бы услышать, что случилось с вами на Юге. Вы мне расскажете?

После минутного колебания она ответила:

– Я еще никогда не рассказывала свою историю мужчине; но вам я её расскажу, так как вы англичанин и я думаю, что у вас отзывчивый характер. История очень длинная, и сейчас мне некогда рассказывать её вам, но если вы приедете сюда сегодня в семь вечера и пообедаете спокойно со мной, я дам вам полный отчет о моей прошлой жизни.» Я ответил, что буду рад пообедать с ней и что она доставит мне большое удовольствие, позволив услышать её историю.

Только тогда раздался стук в дверь и вошла аккуратно одетая женщина-квартеронка, внесла поднос с чаем и тосты с маслом на подносе, который она поставила на стол рядом с кроватью.

Моя подруга пересела и сказала служанке:

– Мария, дай мне мой халат.

Женщина передала хозяйке одежду, которую она накинула на плечи. Затем, повернувшись ко мне, Долли сказала с улыбкой: «Мэри была рабыней двадцать пять лет, и если вы захотите задать ей какие-либо вопросы о её жизни, она ответит вам правдиво. Она не стесняется. правда, Мэри?

Квартеронка, которая была очень пышной, довольно красивой женщиной, широко улыбнулась, показывая двойной ряд белых зубов между её полными красными губами.

– Нет, мисс Долли, – ответила она, – я не стесняюсь.

Я был готов попросить Мэри дать мне некоторую информацию о себе, поэтому для начала я сказал:

– Что ж, Мэри, вы из какого штата, откуда вы?

– Мне тридцать лет, да, и я вырос на плантации старого майора Баскомба в штате Алабама. У нас было сто пятьдесят полевых рабочих на плантации и двенадцать домашних слуг на месте. Я была одной из горничных в гостиной, – добавила она с некоторой гордостью.

– Был ли твой хозяин хорошим хозяином? – спросил я затем женщину. – Ну, да, в целом, он был довольно хорошим масса; он нас хорошо кормил и не слишком много заставлял нас работать; но он был очень строгим, и по его приказу нас много пороли на плантации, да и дома тоже.

– А тебя саму когда-нибудь пороли?

Мэри посмотрела на меня с выражением удивления на лице. Очевидно от того, что я задал такой глупый вопрос.

– Конечно, да, да, много раз, – ответила она. – Я получила свой первый удар хлыстом, когда мне было около семи лет, а последний – когда мне было двадцать пять; всего за неделю до того, как мы все были освобождены президентом Соединенных Штатов.

– Как же тебя били?

– Когда я была маленькой девочкой, меня просто шлёпали; когда же я вырастала, они хлестали меня по голой спине или ягодицам по ширине ремешка или по длине ветки гикори. А ещё меня несколько раз били веслом по ягодицам, – сказала Мэри, как можно более хладнокровно.

– Кто же хлестал женщин?

– Один из надзирателей – довольно щедро; но иногда сам масса хлестал домашних слуг; наша Дере была комнатным сторожем для определенной цели, а когда девушку или женщину хлестали плетью, её привязывали лицом вниз на веревке или на длинной скамейке, и она стояла близко-близко, и так получала свое наказание.

– Были ли эти порки серьезными?

– О, они всегда причиняли нам ужасную боль и заставляли нас кричать и извиваться; иногда нас били до крови…

Тут вмешалась Долли, сказав:

– И когда кожа спины или ягодиц женщины истерзаны плетью, следы никогда полностью не исчезают. Сейчас на теле Мэри много отметин. Покажи свою задницу английскому джентльмену, Мэри, и докажи ему правду своих слов.

Женщина без малейшего колебания повернулась ко мне спиной. Затем она собрала все свои юбки под мышками, обнажая все нижняя часть своего тела (на ней не было панталон). Это было зрелище!! Все женщины негритянской крови, естественно, имеют крупные зады, и, поскольку Мэри была довольно объёмистой, зад её был просто огромный, а пухлые полушария плоти раздувались и плавно переходили в массивные бедра и крепкие ноги, обтянутые узкими белыми хлопчатобумажными чулками. Под чулками её кожа была гладкой и имела светло-коричневый оттенок, и я сразу заметил, что на жирных щеках её ягодиц, а также на верхней части бедер были нанесены длинные тонкие белые линии там, где кожа была порезана швом плети. Казалось, она хотела показать свое роскошное очарование, потому что не спешила снимать нижние юбки, а стояла, глядя через плечо на меня с самодовольной улыбкой на лице, пока её хозяйка не сказала:

– Достаточно, Мэри.

Затем квартеронка позволила своей одежде упасть и с улыбкой вышла из комнаты.

– Вот, – сказала Долли, – вы и увидели отметины на её ягодицах, и я могу вам сказать, что её спина отмечена так же. Более того, её соблазнили, или, говоря точнее, ей пришлось отказаться от себя в угоду старшему сыну своего хозяина, когда ей было всего пятнадцать лет. Впоследствии она прошла через руки двух младших хозяйских сыновей; но тот факт, что она была игрушкой трех белых молодых людей, не спас её тела от побоев, волдырей или шрамов всякий раз, когда она по мнению белых совершала какое-либо проступок. Она рассказывала мне, что иногда ей приходилось заходить в комнату к тому или иному из молодых недорослей, пока её тело кровоточил от порки. У меня на службе есть еще одна женщина-повариха лет тридцати пяти; она приехала из Южной Каролины, и её тело еще более покрыто шрамами, чем у Мэри, следами от кнута. – Долли на мгновение остановилась, потягивая чай. Затем она сказала: – Всё же хорошо, что в Соединенных Штатах рабство было отменено.

– Да, действительно… Я и понятия не имел, что с рабынями когда-либо обращались таким образом.

Детали, рассказанные мне Долли и квартеронкой очень меня удивили, а также несколько тронули. Но в то же время я чувствовал себя несколько возбужденным. Вид обнажённой женской плоти меня всегда возбуждает. Поэтому полный обзор больших ягодиц Мэри, который я только что получил, дал мне огромную стойку для члена. Так что, взяв Долли за руку и подшучивая над ней, стянул с себя постельное белье, подоткнул её одежды и снова с большим удовольствием овладел ею. Затем, подкрепившись чашкой чая и кусочком тоста, я встал и принял холодную ванну в небольшом будуаре, примыкающем к спальне.

Затем, одевшись, я попрощался с Долли, пообещав обязательно вернуться в семь часов. Затем, поцеловав её и сделав хороший подарок, я вышел из дома и направился обратно в отель, в котором остановился. Переодевшись, я сел завтракать с большим аппетитом, чувствуя себя весьма довольным ночным развлечением.

День тянулся довольно медленно, и ровно в семь часов я вернулся в дом Долли, желая услышать её историю и намереваясь провести с ней всю ночь снова.

Казалось, она была рада меня видеть и выглядела очень мило в своём красивом платье из мягкой белой ткани. Она приготовила мне простой, но хороший небольшой ужин с бутылкой превосходного бургундского.

Мэри, элегантно одетая и сияющая улыбкой, но совершенно почтительно, ждала нас, и, когда еда закончилась и мы прошли в гостиную, она принесла действительно хорошо приготовленный кофе.

Долли откинулась на спинку кресла, опираясь на табурет ногами, в элегантных бархатных тапочках, и, поскольку её юбки были слегка приподняты, я мог видеть её аккуратные щиколотки в бледно-голубых шелковых чулках. Я закурил сигару и устроился в другом кресле напротив нее. Затем она начала рассказывать мне свою историю, которая оказалась довольно длинной.

Рассказ её далеко не был закончена, когда мы легли спать после небольшого полуночного ужина. Но, заинтересовавшись этим рассказом, я захотел услышать его конец; поэтому я нанес Долли еще три или четыре визита, и она продолжала свой рассказ каждый раз, когда я видел ее, пока, наконец, она не рассказала мне все свои приключения.. Поскольку я умел стенографировать, я записал её рассказ в точности так, как она рассказала, без перерыва, её собственными словами».