Читать книгу: «Смерть за 50 копеек»

1.

Женя был очень мил. К тому же оказалось, что он тоже учился раньше в институте, только не в педагогическом, а строительном. Сейчас находился в академотпуске и подрабатывал экспедитором в издательстве "Сибирский полиграфист". Совпадение было еще и в том, что Ира находилась в аналогичном положении. Она оставила учебу, потому что Борька оказался негодяем. Он бросил ее, а она – институт, так как думать в тот момент о зачетах и экзаменах была не в состоянии. Конечно, эту трогательную историю она могла доверить только близкой подруге, а не молодому спортивному парню с темными южными глазами и обаятельной улыбкой. Да он и не расспрашивал.

Ирина временно устроилась работать в газетный киоск у автовокзала. Женя приезжал на грузовике с шофером, сгружал по фактуре газетные пачки, они перебрасывались несколькими фразами и он ехал дальше. Сначала это были обычные фразы, которые он, наверное, повторял за смену не меньше десятка раз, потом Ира почувствовала, что тон разговоров стал другим. Женя перестал использовать штампы (она, как бывшая студентка факультета филологии, это сразу отметила), а белозубая улыбка появлялась, как только Женя ее замечал. Наконец он пригласил ее в кино, после сеанса они целовались в подъезде. Складывалось все просто замечательно.

Как-то Женя сказал:

– Лучшее кино – это вино, – и пригласил ее вечером пойти в ресторан "Дружба". Там у него работал институтский приятель, который решил, что диплом инженера его не прокормит. Звали приятеля Сережа. Его репутация официанта строилась не на кристальной честности (знакомых он по привычке обсчитывал как чужих), а на заботе о том, чтобы его клиенты кушали только свежую и, по возможности, вкусную еду. За это и чаевых не жалко, даже взятых без спроса.

Евгений заехал за Ирой домой на такси, предусмотрительно дав ей на сборы два часа. Она не заставила себя ждать. Девушка успела переодеться и сделать макияж, благодаря тому, что жила рядом с работой, на улице Фабричной.

Сережа был предупрежден, и накрытый столик уже ждал их. Женя предпочел устроится в углу, подальше от эстрады и мощных колонок. Почему-то общепитовцы никак не поймут, что в ресторан люди идут не музыкантов слушать, а выпить, закусить и поговорить. Сережа профессиональным жестом обернул горлышко шампанского салфеткой, негромко хлопнул пробкой, разлил вино и вернул бутылку в ведерко – на лед.

– Как в кино, блин, – заметил какой-то парниша за соседним столиком. – Я, Вань, такую же хочу.

Пара его приятелей с готовностью рассмеялись.

– Приятного аппетита, – сказал Сережа и удалился.

– За что выпьем? – спросила Ирина, поднимая бокал.

– Конечно за нас, за нашу встречу.

Они чокнулись.

Женя сразу принялся за мясное ассорти. Кушал он с аппетитом, но не торопясь, не хватая кусок за куском. Заметив Ирин взгляд, он улыбнулся.

– Я что-то проголодался, сегодня не удалось толком пообедать.

– Ты не смущайся, ешь, – сказала девушка. – А мне нравится смотреть.

Тихо появившийся рядом Сережа принес салаты и снова налил вина. На соседний столик тоже подали шампанское.

Евгений отсалютовал своим бокалом. Ирина ответила и пригубила, а он рассмеялся.

– Что такое?

– Ничего, я сначала выпью.

Но когда кавалер поставил бокал, Ирина повторила вопрос.

– Просто я вдруг вспомнил, как то, что в данный момент является средством коммуникации, полгода назад оказалось поводом для прямо противоположного.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла девушка.

– Меня выгнали из института за пьянку.

– Не может быть!.. Хотя "за аморалку" мне бы совсем не понравилось.

– Дурацкая история, – махнул вилкой Женя, – просто не повезло.

– Расскажи.

– Пошли мы как-то в общагу справлять традиционный день рождения однокашника Шуры Чижика. На улице дождь шел, холодно. Посидели, выпили хорошо. А у мужиков в общаге сама представляешь, как с закуской. Хоть головой соседа занюхивай. Или "курятиной". А тут на грех кремень из зажигалки вылетел. Спичек нет. Взял я сигарету и вышел в коридор прикурить. В одну дверь толкнулся – никого, в другую – то же. Третья заперта, но слышу какие-то голоса словно радио или телевизор бубнит. Я давай громче стучать, откройте, ору, мне прикурить только. Дверь-то фанерная, раздолбанная, когда ее отперли, она уже на одной петле висела. Я вваливаюсь и вижу картину: в углу, действительно, работает телевизор, вокруг сидит куча жлобов и у каждого на руке красная повязка. "Вы с похорон, что ли? – спрашиваю я от удивления. – Спички на кладбище не отсырели?"

Женя отхлебнул вина и, закуривая, выдержал эффектную паузу.

– Спьяну я не разглядел, что повязки без траурной каймы. "Мы, говорят, народные дружинники, а здесь – опорный пункт. Не по глазам, что ли, придурок?" "Вы бы хоть табличку повесили, а то по запаху вас сразу не различишь, козлы!" Вызвали они, естественно, ментовку, те еще пару наших зацепом прихватили и тут же протокол составили. Вот и все. Случай.

– А ты бы сказал, что день рождения у вас был, – предложила Ирина.

– Был, но традиционный – ежемесячный. Чижик говорил, что солнечный календарь не признает, пользовался лунным. Так что, кажется, отмечали мы тогда Шурин юбилей – 250–летие.

Девушка рассмеялась.

– Сколько теперь этому долгожителю?

– За 300, – ответил Женя, – если, конечно, он не перешел на недельный цикл.

Тут подоспело жаркое и Евгений вновь вооружился ножом и вилкой. Аппетит ему не изменял. А Ирина закурила.

– Разрешите пригласить? – вдруг раздалось у нее над ухом. Девушка посмотрела вверх. Рядом стоял парень из-за соседнего стола. Спортивная куртка и обритый череп.

– Я не танцую.

– Да не ломайся, смотри, как твой мечет за обе щеки, ему же все равно некогда.

– Я не танцую, – повторила Ира.

– Давай, пока по-хорошему.

В глазах охотника потанцевать появилась красная, как кумач, краска. Ирина поняла, что он не отстанет и привстала.

– Тебе же сказали: дама танцевать не хочет, – сказал Женя и в упор уставился на незваного гостя.

– Значит, захочет.

– Отвали.

– Давай выйдем?

Ирина увидела, что к их столику движется Сережа, но вряд ли он что-то исправит. В отчаянии она посмотрела на Евгения. Лицо его от злости покраснело, но тени страха на нем не было.

– Женя, не надо!

– Надо, киска, – прогудел над ухом бритый жлоб, – надо.

Он шагнул вперед. Ира спиной чувствовала, как замерли приятели танцора, готовые двинуться следом. Неужели Женя не понимает, что шансов у него нет?

Евгений вдруг одним прыжком догнал противника и врезал ему по почке. Танцор скорчился, Женя ударил коленом в лицо и опрокинул врага на чужой столик. Приятели бросились на помощь бритому, Сережа принял сторону Жени, клиенты из-за разбитого столика махали кулаками без разбору, мстя сразу всем. Началась общая свалка. Ирина, кажется, кричала от страха. Но она совершенно точно видела, как с пола поднялся танцор и с рычанием кинулся на противника. Женина рука по-змеиному скользнула в карман, а хищный проблеск стали метнулся и погас, когда лезвие погрузилось в тело по рукоятку…

2.

– Редактор на месте? – спросил Игорь секретаршу Любочку и тут же смутился ненужности вопроса. Из-за дверей доносился мощный ораторский голос.

–…Я тебя зачем на работу брал?! Ты какого хрена тут все дни по коридорам бегаешь, служебное рвение демонстрируешь?! Юность комсомольскую вспомнил? Лысина на темя – деловитость в ребро?..

А Любочка только плечами пожала. Она устроилась в редакцию недавно и до сих пор полагала, что Станислав Юрьевич любезный воспитанный человек, любящий пошутить ну и, может быть, чуть-чуть пофлиртовать.

Свистун решил подождать, в компании с Любочкой это совсем не скучно. Журналист присел на стул и сосредоточил внимание на чуть вздернутом носике, серых, чистой воды, глазах и поджатых губках – Любе было неудобно за начальника, который разорался так не кстати.

–… и сводки эти мне в нос не тычь! Я и без тебя знаю, сколько официально "Курьер" газет продает. Ты скажи – сколько подпольно!

Упоминание про лысину позволило Игорю предположить, что нагоняй получает либо бухгалтер, либо заместитель. Реплика про агентство "Курьер" прояснила ситуацию – нагоняй получал Рыбкин. Заместитель начальника по оргвопросам отвечал за распространение как родной газеты, так и ее коммерческого приложения – "Лавки объявлений".

– Что-нибудь срочное? – мило сморщив носик, спросила Любочка. Неужели, имея такое хорошенькое личико, она еще не привыкла быть объектом разглядывания? И это ее смущает?

– Нет, нет, – сказал журналист, – лучше я пойду перекурю. Голос шефа гремел без остановки – как на митинге. Буря разыгралась всерьез и надолго, а лезть после этого ора к Стасику с просьбами нет никакого резона. Пусть поостынет. Даже неплохо, что современное начальство сидит не за двойными советскими дверями, а за простыми фанерными. Теперь, чтобы узнать, какое у шефа настроение, совсем не обязательно лезть к нему в кабинет. Достаточно минутку пооколачиваться рядом.

– Я позову, – пообещала Любочка.

– Не стоит, я попозже загляну.

В курилке Свистун принял эстафету от Палыча, начальника компьютерного участка.

– Привет, – сказал тот, делая последнюю затяжку, – как дела?

– Здорово.

– А у нас опять машины посыпались. У меня виснет, Васину увезли на родину – в "Паккард", а у шефа винды сбоят.

Игорь кивнул, будто понял, прикурил и дал дельный совет, естественно, в области, далекой от современных технологий:

– К Стасику сейчас не ходи. Он на зама орет так, что Любочка краснеет.

– У меня и без него дел полно, хорошо хоть "Лавка" сегодня вышла, – заметил Палыч, выбрасывая окурок и покидая помещение.

– Я вот хотел посоветоваться.., – но Игорь с вопросом опоздал, компьютерщик уже бодро шагал по коридору.

Идея приобрести домашний компьютер распространяется воздушно–капельным путем и заразиться ею очень легко. Свистун незаметно для себя тоже оказался инфицирован ветрянкой всеобщей компьютеризации. А поскольку он ничего не понимал в материнских платах, винчестерах, драйверах и всем прочем, то без помощи Палыча рисковал приобрести новенький корпус, заполненный хламом, которому больше подошла бы упаковка в виде помойного ведра. Можно действовать по-другому – просто купить самую дорогую машину, вряд ли она окажется самой плохой. Но так широко из коллег жил только Гера Шварцев, а на какие шиши – никто не знал. Профессиональное ноу-хау!

– Черт бы его побрал, дай прикурить! – в курилку влетел Виктор Иванович Рыбкин. Сигарета в пальцах зама плясала, как марионетка.

Игорь заглянул Виктору в глаза. В них отражался праведный гнев подчиненного, получившего нагоняй и, конечно, несправедливый.

– Вот зараза, нашел крайнего! – продолжал зам по оргвопросам. – Можно подумать, такое в первый раз случается!

– А в чем дело? – для поддержания разговора спросил Свистун. – Что случилось-то?

– "Лавка" вышла, – коротко, между затяжками, объяснил Рыбкин.

– Что ж тут плохого?

– Ничего, если не считать, что наше коммерческое приложение печатается большим тиражом, чем мы заказываем.

– Так может быть?

Виктор посмотрел на Свистуна, как на идиота.

– Все может быть. Уже не в первый раз мы получаем сигнал, что у "Лавки объявлений" реальный тираж выше. Но по бумагам издательства проходит наш тираж.

– Что же так нервирует редактора? Мы ведь и оплачиваем производство только нашего тиража. Перерасход бумаги? – Игорь все не мог взять в толк причину конфликта.

– Левый неучтенный тираж параллельно с нашим развозится по газетным киоскам и продается в первую очередь. Это же чистая стопроцентная прибыль! – зам. по оргвопросам опять перешел на повышенный тон.

– А редактор?

– Я ему объясняю, что сигналы мне известны, что я работаю в этом направлении, а он орет. Причем так, что если бы его распиливали бензопилой "Дружба", он бы и ее заглушил. Можно подумать, что это я печатаю лишнюю пару тысяч "Лавки объявлений". – Тут Рыбкин подозрительно посмотрел на Игоря. – Но думать так у редактора нет никаких оснований!

– Конечно, – сразу кивнул Свистун, отводя взгляд от чересчур честных глаз зама. Когда человек с горячностью заявляет о своей кристальной чистоте, поневоле закрадывается сомнение. Игорь отбросил неприятную мысль. В конце концов, у него тоже нет оснований в чем–либо подозревать Виктора.

– Я, может, ночи не сплю, думаю, как этих гадов изловить,

– продолжал зам, – но что я могу сделать один, если в городе двести газетных киосков и еще сотня точек, через которые распространяются печатные издания.

– Сочувствую, – сказал журналист, вспомнив, что у Рыбкина нет машины и гоняться за преступниками ему придется "на своих двоих".

– Это настоящая мафия, – переходя на шепот, сказал Виктор Иванович. – Представь: лишнюю газету нужно отпечатать, упаковать, развести по киоскам и продать. Все эти операции выполняют разные люди, значит, все они в этом участвуют. Вся технологическая цепочка.

– Что же делать? Арестовывать тираж в издательстве и пересчитывать? – Игорь заинтересовался проблемой газетной мафии.

– А печатники скажут, что лишние экземпляры – это брак, что вполне допустимо. Есть даже какая-то норма на списывание в брак, процент от тиража, – Рыбкин покачал головой. – Я такой вариант прикидывал. Нет, левак нужно ловить по конкретным киоскам, в продаже.

– Хорошо, накроешь ты киоск, проведешь инвентаризацию, выявишь лишние экземпляры "Лавки", а киоскерша…

– Она скажет: ой, ошибочка вышла, ой, экспедитор лишнюю пачку дал, перепутал, с кем не бывает, – Виктор Иванович смешно передразнил плаксивый голос киоскерши. – Это тоже чепуха, но у меня в запасе – ход конем. Я могу отличить газету из левого тиража от нашей.

– Но ведь на них серийных номеров нету?

– Ты, Игорь, от жизни отстал, – зам лучился превосходством и Свистуну расхотелось его дальше жалеть.

– Мы же в "Лавке" начали цветную обложку делать. Ее заказывают отдельно и печатают строго по нашему заказу. Там аппарат немецкий, как в ксероксе, каждый экземпляр на учете. Придется этим мафиози свой тираж делать только черно-белым. Вот тут я их и прищучу! – Виктор Иванович обрел обычную уверенность в себе, бросил сигарету и покинул Игоря. – Пока.

– Пока, – отозвался Свистун, затушил свой окурок и отправился в кабинет редактора.

– Можно, – сказала Любочка, полагая, что предугадала вопрос журналиста. А Игорь и так из курилки видел, что в приемную никто не заходил.

– Привет, Игорек, – Станислав Юрьевич протянул сотруднику руку.

– Здравствуйте, – Свистун ответил на приветствие и замолчал. Как-то неудобно было начинать разговор с просьбы.

– Слыхал? – редактор, чтобы усилить реплику, нарисовал в воздухе крендель, похожий на знак вопроса.

– О чем? – все равно не понял Игорь.

– В "Сибирском полиграфисте" взяли моду печатать лишние экземпляры приложения. По отчетам "Курьера" нашего тиража остается все больше, и он идет прямиком в макулатуру. Кто-то на этом наживается, а Рыбкин бормочет, что контролирует ситуацию, балбес!

– Ну Виктор вроде, действительно, разбирается…

– В носу он ковыряется! – Станислав Юрьевич снова распалился. – Еще надо разобраться, на какой бумаге печатают левый тираж! Не думаю, чтобы эти мошенники создали фирму для покупки бумаги. Ведь наверняка у нас же ее и воруют!

– У них есть норма на брак, – блеснул эрудицией Игорь.

– Есть, – зловещим шепотом согласился редактор, – а это что? – Станислав Юрьевич потряс последним номером "Лавки". – Что это, я говорю?! – Он ткнул пальцем в газетную страницу, которая прямоугольной формой и тоном напоминала известную картину Малевича. – Чистый брак, заляпанный краской, они гонят как наш тираж, а на списанной "норме" печатают свой! Я Витю уже предупредил: будет такое продолжаться, он через месяц вылетит из редакции, как из пушки, и ближе, чем на Луне, в другую газету не устроится. Это я ему организую…

Свистун понял, что оправдывать зама бесполезно, да и не его дело. Они – начальники, сами меж собой разберутся.

– Извини, что-то я опять разошелся, – сказал Станислав Юрьевич после паузы. – Дело серьезное, сам знаешь, как сейчас с деньгами, каждую копейку считаю, а тут еще эти… Если что, Игорь, помоги Виктору по контактам с милицией. Ты с ними лучше знаком. Хорошо?

– Конечно, Станислав Юрьевич, – пообещал журналист и сразу почувствовал моральное право изложить и свою просьбу.

– Ну, что там у тебя?

– То же самое. С деньгами тяжело…

3.

Рыбкин уже почти забыл о разносе, устроенном ему редактором. Разгорячившись в разговоре с Игорем, Виктор Иванович вновь обрел веру в себя и даже убедился, что он и сам хотел объявить решительный бой газетной мафии. В отличие от Станислава Юрьевича, он почти с самого начала своей работы в редакции знал о левых тиражах. Заместитель вырвался из помещения на оперативный простор улицы Каменской и бодро зашагал в сторону центра. Последний (утренний) сигнал о нелегальной "Лавке" поступил как раз с пересечения улицы Потанинской и Красного проспекта. Отсюда решил начать свой поход за правое дело Виктор Иванович. В указанном киоске газеты и след простыл, и редакционной, и левой, если она тут была. Рыбкин пошел дальше к началу Красного проспекта. Если никого не поймает, то хоть искупнется, там до Оби рукой подать. Это свинство со стороны Стаса, что задания дает, а транспортом не обеспечивает. Теоретически могло выйти так, что Рыбкин был бы сейчас начальником, а редактор – у него на побегушках, но… Виктор Иванович считал, что так получилось из-за его широкой натуры.

Виктор Рыбкин родился, вырос и начал карьеру в городе Куйбышеве. К сожалению, не в том большом, что на Волге (нынешнем Саратове), а в маленьком, что в Новосибирской области. Окончил "кузнецу кадров" – истфак пединститута, вернулся домой, год поработал учителем, женился на хорошенькой литераторше, а потом попал в райком комсомола. Потратил массу энергии, добрался до места второго секретаря и уже маячило впереди кресло первого, как вдруг жена подала на развод. Уговоры и клятвы "больше не гулять" не помогли, в личном деле появилось несмываемое по тем временам пятно, карьера сломалась. Пришлось искать новую дорожку.

И пошел Витя в журналисты. Районная "Куйбышевская новь" была местом не самым веселым. Старенький ответсек, приняв за обедом стаканчик винца, спал на редакционном диване, машинистка Тамара то кормила поросят, то полола огород. Редактор был просто идиотом. Рыбкин быстро научился писать передовицы про битву за урожай и очерки об ударниках производства. Потом сменил ушедшего на пенсию ответственного секретаря. Женился второй раз – опять на коллеге. Наконец подсидел начальника и обзавелся отдельным кабинетом. И тут вторая жена опять подала на развод. Потому что широкая и любвеобильная натура Виктора Ивановича в очередной раз помешала ему сосредоточиться только на карьере. Он стал пропадать в саунах и на охотничьих заимках, где бывало очень весело, заводил любовниц, причем иногда их было сразу две. Со скандалом Рыбкин бросил все и уехал в Новосибирск.

И тут ему пришлось изрядно побегать и поволноваться, прежде чем удалось зацепиться в приличной газете. Станислав Юрьевич взял его по рекомендации бывшего комсомольского функционера областного уровня, ныне вольного бизнесмена, однако дал понять: если что – уволит не задумываясь. Рыбкин старался быть полезным. Место замредактора по нынешним голодным временам казалось хлебным. Осмотревшись, Виктор Иванович сумел прибавить к своей зарплате кое-что от бесплатной рекламы и кое-что (вот ирония судьбы!) от сотни–полутора экземпляров "Лавки объявлений", которые он самовольно стал брать для представительских и рекламных целей.

Эти мелкие приработки сами текли в руки и не в характере Виктора Ивановича было отказываться от них. Но вот размаха организовать аферу с тиражом в тысячи экземпляров ему бы не хватило. Его правило – откусывать по маленькому кусочку, не зарываться. Жизнь, да при должности, приятнейшая штука и рисковать ею – глупо. Конечно, он никогда не станет очень богатым, как его покровитель, но и не получит пулю в спину, как другой бывший комсомолец. Тот, используя старые связи, добывал кое-кому кредиты из обладминистрации. И надорвался. А Виктор Иванович – не таков! Но это совсем не значит, что он не думает о будущем. Возможно, через некоторое время он сумеет обойти Станислава Юрьевича. Тот ведь тоже слаб по женской части, слышал Рыбкин, а с его опытом пора уже не самому гореть на юбках, а… Что-нибудь придумается в свое время, свято верил заместитель, и это помогало ему прогибаться перед редактором, находить общий язык с капризной директрисой "Курьера", кланяться рекламодателям и бывшим номенклатурным товарищам. Которые, суки, даже не захотели принять его в свой клуб "29 ноября", названный (для тех, кто забыл) в честь дня рождения комсомола. А Станислав Юрьевич, кстати, туда вхож!

Догадывается ли редактор о тайных мыслях зама? Не из-за этого ли грозится выгнать, используя, как предлог, историю с газетной мафией? Не так уж она страшна для "Лавки", как ее малюет начальник, не все сливки собирают мошенники. Рыбкин вдруг понял, что постиг замысел Станислава Юрьевича. Тот принял Виктора на работу, скрепя сердце, видимо, отвечая услугой за услугу. И все полгода, что работает он в редакции, шеф внимательно следил за заместителем. А как только подвернулся убедительный предлог, Станислав Юрьевич хочет убрать конкурента. Виктор Иванович опытен и как администратор, и как журналист, знаком с массой солидных людей. Его можно опасаться. Его нужно опасаться!

Но проблему левого тиража нужно решить во что бы то ни стало. И без привлечения милиции. Виктору Ивановичу не нравилась идея, что доблестные стражи порядка станут копаться в его делах. Мелкие грешки ментов, наверное, и не заинтересуют, а вот репутацию изгадить могут. Уважают только тех, кто ворует миллионами и сразу в долларах, остальным следует уметь выходить сухими из воды. Рыбкин не сомневался, что справится. Что, в сущности, случилось? Бригада печатников решила подзаработать и выпустила лишнюю тысячу экземпляров коммерческого приложения. Через знакомого экспедитора газеты раскидали по знакомым же друг с другом киоскершам. Те левую газету продают, все имеют маленький приработок. Обычные работяги немного калымят. Стоит их хорошенько пугнуть, и они затихнут. Или переключатся на перепроизводство другого коммерческого издания. А это уже чужая головная боль. Виктора Ивановича она не касается.

Стоп, стоп, стоп! Рассуждая, про себя Рыбкин неутомимо двигался по Красному проспекту, проверяя все встречные киоски. Дошел до последнего – у автовокзала – и тут, как в сказке: "шел Иванушка, куда глаза глядят и увидал вдруг жар-птицу…" Неказистая черно-белая обложка показалась Виктору Ивановичу краше "Плейбоя". Рыбкин полез в карман за кошельком.

– Дайте мне, пожалуйста, "Лавку объявлений".

4.

И вот газета в его руках. Виктор Иванович повертел пачку черно–белых листов. И киоскерша тоже в его руках. Надо только не дать ей опомниться. Рыбкин небрежно махнул у окошка бордовыми корочками редакционного удостоверения.

– Капитан Ракитин, управление внутренних дел. Откройте дверь! И без фокусов!

– В чем дело-то? – сунулась к окну киоскерша, но Рыбкин уже подошел к дверям газетной будки.

– Открывай!

Замок щелкнул, и Виктор шагнул в бумажное царство.

– Здравствуйте, – сказала молодая женщина, прижимаясь к прилавку, иначе здесь было не поместиться. – Что случилось, я не понимаю?

Выглядит бледненько, голос неуверенный. На хорошеньком личике – огромные глаза, курносый нос и чуть оттопыренная нижняя губа, которая ее вовсе не портит. Совсем еще девчонка. Рыбкин полагал, что все киоскерши значительно старше.

– Сейчас поймете, – сказал он. – Только что вы продали мне экземпляр газеты, выпущенный сверх тиража. Это ворованная газета, отпечатанная вашими сообщниками на ворованной же бумаге.

– С чего вы взяли?

– Как вас зовут?

– Ирина. Лапина.

– Где живете? Телефон.

– Зачем вам?

– Я все равно узнаю.

– Фабричная 26/3, квартира 136. Телефон: 17–25–91.

– Так вот, Ира. Сейчас мы закроем киоск на обеденный перерыв или санитарный час и вместе пересчитаем, сколько экземпляров вышедшей сегодня "Лавки объявлений" у вас имеется в наличии. А потом сравним с циферкой, написанной в имеющейся у вас фактуре на газеты. И понятых позовем, чтобы все по закону было.

– Зовите, – передернула плечами Ирина. – Если вам больше заняться нечем. Вместо того, чтобы настоящих преступников ловить.

– Я сам знаю, кого мне ловить! Где фактура?

– Вот, – девушка подала бумажку. – Может, и случилась пересортица, хоть все пересчитывала, а такое бывает. Бросили не ту пачку с машины, а я не досмотрела. Что за преступление?

– Покажите мне все экземпляры сегодняшней "Лавки", – приказал Рыбкин, ощущая себя настоящим оперативником.

– Да вот они, – Ирина выволокла из-под прилавка пять газетных пачек. Упаковка верхней была разорвана, и она на глаз была потоньше других.

– А в фактуре указано только четыре пачки, – заметил почти капитан.

Ирина пожала плечами.

– Значит, где-то в другом киоске все наоборот.

– Не уверен. Вот смотрите: чем эти пачки отличаются?.. Правильно, цветом. Газеты из распечатанной пачки не имеют цветных обложек. Знаете, что это обозначает?

– Какие привезли, те и продаю, – все еще бодрясь, сказала Ирина.

– Это обозначает, что цветных обложек печатается меньше, чем реально газет. Улавливаете?

– Нет…

– А мне кажется, Ира, что вы все прекрасно понимаете. Сколько вы оставляете себе с каждого левого экземпляра "Лавки"?

– Я отказываюсь вас понимать!

– Детка, так только в кино говорят мелкие жулики. А я к вам без телекамеры пришел, один. Потому что сочувствую вам, понимаю, что зарплата маленькая, нарушение, вроде, копеечное, а вас так уговаривали помочь, обещая, что никто и не спросит даже об этих газетах. Так?

– Ну…

– Я ведь хочу, чтобы мы друг другу помогли. Зачем вам, Ира, фигурировать в деле о хищении в качестве сообщницы? Тут штрафом не отделаетесь. Ведь тогда могут и другие грешки всплыть, а? Мы копать начнем – не остановимся. Я же предлагаю вариант: вы мне говорите весь расклад, кто вам газеты возит и кто деньги за левые экземпляры забирает. Я, со своей стороны, обещаю, что никому не раскрою источник информации. Более того, постараюсь, чтобы и в качестве свидетеля вас не вызывали. Договорились?

– Ладно, – прошептала девушка, – я скажу… Левый тираж завозят вместе с остальными газетами. Так проще и незаметнее. Кто газеты считать станет? Занимаются этим экспедиторы. Одного Леша зовут, другого Стас. Они же забирают деньги. В курсе ли водители – не знаю, они обычно в кабине сидят, не выходят.

– Сколько еще киосков торгует леваком?

– 30, может 50.

– Их адреса, имена киоскеров?

– Я не знаю, – твердо сказала Ирина.

– Хорошо. Какие еще газеты допечатывают в издательстве?

– "Комок", "Реклама", "Торговый ряд".

– Кто организатор?

– Не знаю.

– А если подумать? – настойчиво сказал Рыбкин.

– Зачем бы мне это сообщали? Сама я не интересовалась.

– Ладно, верю.

– Эй, девушка, дай "Комсомолку" и "Вечерку", – за стеклом моталась нетерпеливая тень, – хватит шуры-муры разводить.

Ирина подала газеты.

– Другой вопрос. Вы же работаете посменно?.. Твоя напарница левыми газетами торгует?

– Не-ет, – протянула девушка, не понимая еще, куда клонит милиционер.

– Значит экспедиторы могут позвонить накануне и узнать, на твою ли смену придется завоз левака?.. Чего молчишь?

– Могут, – прошептала Ира.

– Вот тебе телефон, – Рыбкин достал ручку и чиркнул на первой подвернувшейся газете, – будь добра, перезвони мне и скажи, что, мол, знакомые интересовались, когда работаю, понятно?

Девушка кивнула.

– Так сколько с экземпляра берешь? – уже из чистого любопытства спросил Виктор Иванович.

– Пятьдесят копеек.

– Не густо.

В окошко сунулась лохматая голова.

– "Лавка" есть?

– Есть, – ответила Ирина и подала газету из верхней пачки – без обложки.

– Э-э-э, погоди, это же левак! – в Рыбкине проснулся заместитель по распространению газет.

– Да какая теперь разница? – еще сильнее побледневшее лицо Ирины было похоже на маску.

– Ну ты даешь!

То ли шок у девчонки, то ли "заячья храбрость", когда косой, загнанный в угол, на лису бросается? Виктор Иванович вышел из киоска и сощурился от яркого солнца. Может, действительно, пойти искупаться? Передышку он заслужил.

Непослушными пальцами Ирина закрыла замок, повесила табличку "обед" и, скорчившись на стуле, заплакала.

5.

Ощущение удачи и приподнятое настроение не оставляли Виктора Ивановича и на следующий день. Он явился в редакцию к обеду – хорошо выспавшийся и сияющий, как солдат на полковом смотре. Даже не глянув в сторону Любочки, Рыбкин смело открыл дверь в кабинет начальника.

– Здравия желаю, Станислав Юрьевич!

– Вольно, – сказал редактор. – Раскопал чего?

– Разрешите сесть?

– Садись, – тут шеф уже заинтересовался и отодвинул бумаги, которыми занимался перед этим.

– Пошел я, значит, вчера прямо до Красного проспекта, откуда был сигнал, а потом прямиком к набережной. Иду, значит, иду…

– Моя профессия – длинные очерки журналистов превращать в короткие деловые информации, – между прочим, сказал Станислав Юрьевич. – Не гони порожняк.

– Ладно. Я так и хотел, – с обидой в голосе сказал зам. – Накрыл я вчера один киоск. С поличным взял. Киоскершу припугнул.

– Надеюсь, ты не…

– Интеллигентно, – разводя раскрытые ладони, сказал Виктор Иванович. – Она и сама поняла, что лучше все рассказать.

– Милиция что говорит?

– Какая милиция? – удивился Рыбкин.

– Идиот, – совершенно спокойно (и тем обиднее) сказал Станислав Юрьевич. Даже не сказал, а констатировал.

– Мне дело поручено, и я его доведу, – твердо заявил Виктор. – А киоскершу в милицию сдавать резона нет. Скажет: пересортица случилась, или пачку, мол, лишнюю бросили. Кто ж ее за это арестует?

– Что же ты предлагаешь?

– Надо организаторов найти, тогда и ментов звать, за такое дело они уцепятся.

Станислав Юрьевич размышлял с минуту.

– Ладно, действуй, как знаешь, – махнул рукой он. – Тут на редакцию исковое заявление пришло, суд по клевете намечается, так что мне в детали входить некогда. Даю тебе карт–бланш и неделю сроку. В следующий четверг доложишь об успехах. Вопросы есть?.. Можешь идти.

– До свидания.

– Что значит: до свидания? Собираешься всю неделю по Красному проспекту шарахаться? Не выйдет. Все обязанности по редакции остаются за тобой. Бумагу ищи, доставишь ее с Клещихи прямо в "Сибирский полиграфист", компьютеры по бартеру организуй, хоть пару. Производственный участок на пределе же пашет. Машины лучше, кстати, под рекламу взять.

– Хорошо, я постараюсь, – пообещал Рыбкин. Но про себя он точно знал, что если выйдет на газетную мафию, то простится ему любая недоработка, а проворонит преступников, так никакая бумага по демпинговой цене не спасет.