Читать книгу: «Один на один», страница 2

Я начала Список, чтобы вернуть себе ощущение контроля. Но какая польза от контроля, если ничего с ним не делать? Какая польза от желания, если я не удостаиваю вниманием свое?

Один пункт зараз. Один опыт зараз. Я смогу.

Я киваю, прижимая ладони к глазам, чтобы остановить слезы, которые вот-вот готовы хлынуть.

– Ладно.

Мия наклоняется вперед и обнимает меня.

– Ладно?

– Ладно.

Я делаю глубокий вдох, глотая воздух. Сердце колотится, все тело покалывает, но мне хорошо. Уже стабильнее. Я больше не хочу быть той девочкой, распластанной на льду, пойманной, как бабочка, приколотая булавкой под стеклом. Красивая и сломленная. Изученная всеми, кого я знаю. Вся моя школа и полгорода видели мою родинку рядом с пупком, и, когда я думаю об этом дольше, чем полсекунды, мне нужно приложить усилия, чтобы не выпасть из момента.

Меня достало, что это – конец моей истории. Мне уже не шестнадцать. Я взрослая и заслуживаю быть главной. Моих фантазий и историй, которые я пишу, уже не хватает. Мия права. Чтобы выстроить будущее, которое я хочу, мне нужно рисковать.

Я выскальзываю из ее объятий и сажусь прямо.

– Я больше не хочу бояться.

Мия улыбается мне самой широкой, самой редкой своей улыбкой, заправляя волосы за ухо.

– Ты такая крутая. Считай, что это исследование для твоей книги.

Когда она уходит, закрывая за собой дверь, я срываюсь с кровати и подхватываю Игоря. Я не чувствую себя крутой, но мне уже гораздо лучше, и пока этого достаточно. Мне нужно почистить игрушку, и кончить сейчас у меня не получится, так что я влезаю в шмотки и провожу по волосам расческой, а потом закидываю в сумку ноутбук и тетрадь по химии.

Проверяю время на телефоне. Я планировала прийти в «Лавандовый чайник» пораньше, чтобы уделить пару минут своей книге, пока папа не придет выпить со мной кофе, как мы делаем раз в неделю. Ведь семестр набрал обороты, и мой наполовину написанный роман чахнет на ноутбуке, как забытое растение в горшке. Но теперь мне повезет, если я успею вовремя. Папино ворчание по поводу его хоккейной команды меня хотя бы отвлечет. Это из-за меня он работает здесь, а не в Аризонском государственном университете, а поскольку матчи вызывают у меня аллергию, это лучшее, что я могу для него сделать.

4. Пенни

Я забираю напитки с прилавка и благодарю бариста Уилла, который кивает мне и переходит к следующему клиенту. Я не знаю всех коллег Мии, но он один из тех немногих, о ком она говорит без неприязни. Обычно мальчишеские вайбы ее напрягают – она предпочитает партнера, чья рука не будет дрожать, пока лезет ей под футболку, – но мне кажется, Уилл напоминает ей о куче ее братьев и кузенов.

Я набираюсь сил, делая глоток тыквенной масалы, пока выхожу из студенческого центра на холодный воздух. Пусть я и выросла на льду и раньше была фигуристкой с отцом – хоккейным тренером, но тепло все равно нравится мне больше холода. Когда я катаюсь, у меня хотя бы кровь разгоняется. А если стоять на углу и смотреть на уже краснеющие клены, холод будет проникать мне прямо под куртку.

– Пенелопа.

Я с улыбкой оборачиваюсь и смотрю, как подходит папа. Он обнимает меня, осторожно, чтобы не расплескать напитки, и забирает свой черный кофе.

– Спасибо, Жучок.

Это мое прозвище не менялось с моих четырех лет, и, когда я его слышу, моя улыбка становится шире. Может, некоторым и не нравится ходить в тот же универ, где работают их родители, но я благодарна за возможность видеться с папой, когда мне хочется. После смерти мамы нас осталось только двое, и я стараюсь не принимать его присутствие как данность. То, что мы пьем кофе раз в неделю, – это чудо, учитывая, как я напортачила в шестнадцать лет и как мы после этого отдалились друг от друга. Наши отношения уже не те, что раньше, даже через несколько лет после маминой смерти и всего, что случилось с Престоном, но он старается, и я тоже стараюсь.

Жаль только, что все это происходит в МакКи, а не в Аризонском государственном.

– Как дела? – спрашивает папа, когда мы идем вдоль здания. Ему холод никогда не мешал – на нем только легкая куртка с логотипом МакКи на груди, хотя его нос, сломанный во время хоккейного матча и искривленный в результате, горит ярко-красным цветом. – Как твоя контрольная по микробиологии?

– Э, нормально. – Я тереблю крышку стакана. Я бы хотела сказать, что мне насрать на профессию физиотерапевта, которую он мне прочит, но не говорю, потому что это приведет к разговору, к которому я не готова. К папе нельзя приходить с желаниями – только с планами, с конкретными шагами. Если сказать ему, что я хочу поменять основную дисциплину и – о, может быть – зарабатывать написанием непристойных любовных романов, это никуда не приведет. – Ну, в смысле, я думаю, что сдала хорошо. Мия помогает мне с учебой.

– А как дела у Мии?

Я думаю про ситуацию с Игорем и стараюсь не морщиться. Мне нужно как-то перед ней извиниться.

– Все хорошо.

– Хорошо. – Папа делает глоток кофе. – Слушай, Жучок. Я пошлю одного из парней помочь тебе на катке.

Пару вечеров в неделю я подрабатываю на городском катке. Поскольку теперь я не могу участвовать в соревнованиях, так я хотя бы остаюсь на льду – и не в МакКи, ведь я лучше расстанусь с любимой парой коньков, чем встречусь с папиными игроками. Я кривлю лицо, делая глоток масалы. Эти парни держатся от меня подальше, ведь я дочка их тренера, но я слышала о них достаточно, чтобы отлично представлять себе каждого. Как большинство спортсменов-парней в кампусе, они считают, что их спортивная доблесть означает, будто каждая девушка должна считать себя счастливой, получив хотя бы полсекунды их внимания. Надеюсь, это не Каллахан. Странно, что лед не трескается под весом его эго каждый раз, когда он выходит на каток.

– Кого-то из команды? Кого?

Папа потирает тыльную сторону шеи, слегка качая головой.

– Каллахана.

Блин.

– Купера Каллахана? Серьезно?

Купер – самый талантливый игрок в мужской хоккейной команде МакКи, и если источники Мии не ошибаются, то на вчерашнем выставочном матче против У-Конна он подрался. Судя по ярким моментам, которых я не смогла избежать, он практически летает по льду, бросаясь перед шайбой, чтобы защитить ворота, выкладываясь на полную каждый матч. Он уже почти готов вступить в НХЛ, но папа говорит, что Купер не вошел в драфт, когда мог вписаться, а это значит, что на время всей своей карьеры в универе он останется в МакКи.

Еще это значит, что ему нельзя драться. В универе все делается не так, как в НХЛ, и ему бы стоило об этом знать. Просто смешно от мысли, что такой грубиян будет пытаться учить детей кататься на коньках.

– Ему нужно обуздать свое раздражение, – говорит папа. – Не знаю, что с ним не так, но он позволяет себе отвлекаться. Я думал, прошлый сезон остался позади, но теперь… Может, если он проведет время с детьми и вспомнит, почему изначально влюбился в эту игру, он снова сможет сосредоточиться.

– Ты же его знаешь. Он заносчивый игрок, папа.

Он только поднимает бровь.

– Он поможет тебе, Пен. Завтра придет на каток, так что будь гостеприимна.

Когда отец что-то решает, его почти невозможно переубедить, так что я только вздыхаю.

– Ладно. Но если ничего не получится, виновата буду не я.

– Не ты, – соглашается он. – Виноват будет он. Он знает: или так – или я усажу его на скамью в следующий раз, когда он сорвется.

Мое сердце слегка екает. Самую капельку. Говорите о хоккеистах что хотите – и поверьте, я могу сказать много, – но вся их жизнь вращается вокруг игры. Купер может отлично оттягиваться и не на льду, если верить байкам, но отстранение будет для него чудовищным ударом.

Когда я участвовала в соревнованиях в последний раз, то чувствовала, как у меня разбивается сердце. И даже через несколько лет оно не залечилось полностью.

– Это жестко.

Папа потирает нос.

– Ему нужно сосредоточиться на будущем. Как и тебе, Жучок. Расскажи, как на самом деле прошла контрольная по микробиологии.

5. Купер

На следующее утро я вытаскиваю себя из кровати затемно и начинаю готовиться к тренировке. Когда Джеймс съехал, заселилась Иззи, и, поскольку мы можем быть хорошими старшими братьями, когда хотим, мы с Себастьяном отдали ей комнату с отдельным санузлом. Это значит, что я все еще пользуюсь одной ванной с Себом, который великодушно не замечает, когда я оставляю полотенца на полу. Ну и в ответ я стараюсь не слишком бухтеть, когда он очень долго принимает душ. Мы к этому привыкли – мы, конечно, не совсем двойняшки, но наши родители любят, когда мы ведем себя как родные. Мы не разлей вода с тех пор, как родители Себа – его отец был лучшим другом моего, они выросли вместе – разбились в автокатастрофе. Себ пришел в нашу семью, когда нам обоим было по одиннадцать. Мы с Джеймсом защитили его в драке в первую же неделю в новой школе, остальное понятно.

Я не утруждаю себя стуком в дверь ванной. Сейчас едва ли пять утра. У Иззи свое расписание с волейбольной командой: сегодня они играют в гостях. Себ иногда тренируется в качалке вместе со мной, но он сейчас на легком режиме, у него еще межсезонье, так что я пойду один. Я зеваю, пытаясь усилием воли отогнать головную боль. Почему я решил вчера полезть в винную заначку Иззи? От вина у меня всегда раскалывается голова, мать ее так. Надо было хандрить под упаковочку в шесть банок пива.

Как только я распахиваю дверь, протирая заспанные глаза, мне в уши впивается визг.

– Что ты тут делаешь? – громко спрашивает некто.

Я хлопаю по выключателю и щурюсь, когда свет заливает маленькую комнату. У меня в ванной девушка. У меня в ванной очень голая девушка. Она снова визжит, срывая полотенце с ближайшего крючка. Я прикрываю глаза ладонью и отворачиваюсь.

– Ты кто такая? – спрашиваю я.

– Себастьян сказал, что никто не проснется!

У меня вырывается стон.

– Ты с ним замутила?

– Я в полотенце, – говорит она уже намного спокойнее. – Можешь больше не прикрывать глаза.

Я медленно опускаю руку. Теперь, когда я могу посмотреть на нее, не опасаясь случайного клейма «извращенец», я вижу, что она обалденно красивая, пусть даже и с полусмытыми остатками вчерашнего макияжа. В ее темных волосах проскальзывают розовые пряди, а половину правой руки покрывают татуировки. Я бы не сказал, что она во вкусе Себби, но у него сплошная полоса побед с самого лета. Бесит-то как. Конечно, он ушел вчера вечером, скорее всего – в «Рэдс» или на вечеринку в общагу, а я застрял дома, переваривая свою новую роль инструктора по конькам для малолеток.

– Прости. Я не думал, что кто-то уже не спит.

За моим плечом появляется Себ с сонным выражением на лице и – к моему удовлетворению – с засохшей слюной в уголке рта.

– Все в порядке?

Я бросаю на него сердитый взгляд.

– Чувак. Мы договаривались, что ты предупреждаешь, когда приводишь девушку.

Ему хватает приличий, чтобы покраснеть.

– Ты уже спал, когда мы пришли. Я тебе написал.

Блин. Мой телефон еще на тумбочке, заряжается, потому что я забыл поставить его на зарядку вчера вечером. После того как тренер отпустил меня, я пошел прямиком домой и играл в Dark Souls, пока не отрубился.

– И все-таки. В следующий раз стучись или еще что.

– Классная татуировка, – говорит девушка, показывая на рисунок на моем плече. – Это Андрил?

– Фанатка «Властелина колец»?

– В детстве просто одержима им была.

Себастьян пихает меня в спину и говорит:

– Куп, Ванесса большая фанатка Led Zeppelin. Она ведет передачу о классическом роке на радиостанции МакКи.

Я уже более уверенно опираюсь на дверной косяк, скрещивая руки на груди, чтобы девушка рассмотрела мои мышцы. Татуировка над моим сердцем не имеет отношения к «Властелину колец» – это кельтский узел, такой же, как у моих братьев, но если ей нравятся татуировки, то мы можем продолжить разговор. Она не мой типаж, но к этому моменту я согласен на что угодно.

– Очевидно, у тебя хороший вкус.

Она коротко смеется, проводя рукой по волосам.

– Ну да. Ладно, мне пора.

– Может, останешься на завтрак? – говорит Себ. – Знаю, еще рано, но я могу сбегать за кофе, пока вы с Купером обменяетесь историями про татуировки.

Она осматривает меня, но, к сожалению, без малейшей искры во взгляде.

– Прости, но я не связываюсь с братьями. И обычно со спортсменами. Ты был забавным исключением, Себастьян. – Девушка проскальзывает мимо меня и целует Себастьяна в щеку. – Увидимся, младшие Каллаханы.

Она исчезает в комнате Себа. Тот пожимает плечами и смотрит на меня извиняющимся взглядом.

– Прости. Я старался как мог.

Меня накрывает раздражением.

– Мне не нужно, чтобы ты искал мне перепихоны.

– Дело было не в этом, – говорит он. – Я думал, вы и правда поладите.

– После того, как ты ее трахнул? Блин, спасибо. – Я иду к раковине и плещу водой себе в лицо. – В любом случае я не в настроении для твоей поиметой бывшей.

– В чем дело? – спрашивает он. – Она славная девушка.

Я с шумом выдыхаю.

– Прости. Просто мне сейчас… Сука, не знаю.

Голос Себа сух, как пустыня:

– Нужно с кем-то переспать?

– Вот честно, Иззи прокляла меня прошлой весной. Моя игра на этом поле после выставки Бекс в галерее уже совсем не та, что раньше.

Или моя игра в хоккей. Может, неудачи на льду выбивают меня из колеи, когда дело касается интимной жизни. Или, может, моя несуществующая интимная жизнь привела к фиговой игре. Как бы там ни было, мне надо с этим разобраться, особенно когда у меня появился шанс стать капитаном команды. Даже если я буду выполнять требования тренера, при дерьмовой игре он не поставит меня во главе команды.

Себастьян поднимает бровь.

– Скажи, что ты на самом деле в это не веришь.

– Ты самый несуеверный игрок в бейсбол, какого я знаю, – ворчу я. – Давай потом поговорим, мне надо на тренировку.

Кажется, он хочет продолжить разговор, но я хлопаю его по плечу перед тем, как вытолкнуть в коридор.

– Передай Иззи, что я желаю ей удачи на сегодняшнем матче.

* * *

Я вытираю полотенцем пот с лица и приваливаюсь к стене тренажерки. Во время тренировки я очень старался не заблевать весь пол. Удручающе, но я выгляжу лучше Эвана, который проделывал свои обычные упражнения с энергичностью зомби. До этого, увидев меня, он попытался извиниться, но он ведь не виноват, что я ударил того парня. Тренер прав, надо было просто прессовать его в следующем матче, вынудить совершить ошибку на льду, а не ломиться напролом. В хоккее всегда есть способы ясно донести послание, не обязательно махать кулаками, но я просто не мог вспомнить ни одного из них. Может, просто не хотел. Позволить себе вспылить и дойти до рукоприкладства в тот момент казалось хорошей идеей.

Я ставлю музыку на паузу и иду по тренажерке. Мой друг устраивается на скамье для жима лежа, но ему нужна подстраховка.

– Привет, Эван.

Он вытаскивает один из наушников.

– Привет.

– Тебя подстраховать?

Он отвечает хриплым голосом:

– Да, спасибо.

Я встаю на нужное место, наблюдая, как он регулирует вес перед тем, как улечься на спину и твердо поставить ноги на пол. Он немного маловат для защитника, так что пытается подкачаться. Мы играем в паре в защите с нашего первого сезона. Он заслуживает того, чтобы сейчас хоккей был для него отвлечением и развлечением, а не бременем.

После того как он делает пару подходов, я откашливаюсь:

– Послушай, дружище. Можешь не беспокоиться о том, что вчера было. Я это заслужил.

Его карие глаза наполняются слезами. Сука. Его мать болела столько, сколько мы знакомы, но я знаю, что от этого иногда бывает только хуже.

– Тебя хотя бы от игр не отстранили.

Я принимаю у него гриф, пока он отдыхает несколько секунд, утирая пот с лица.

– Тот чувак был скотиной. Кто-то должен был его заткнуть.

Он садится и оглядывается, потом наклоняется ближе ко мне.

– Джин сказал, что тренер хотел сделать тебя капитаном, но вчера вечером ты мог продолбать этот шанс.

Я прикусываю щеку изнутри.

– Я соображаю, как все исправить.

– Знаешь, Брэндон тоже хочет на это место.

– Да, но Брэндон не лидер. Тренер это увидит.

Эван возвращается в положение лежа.

– Он из старших.

Я смотрю наискосок, через зал, где стоят и болтают Брэндон и еще пара четверокурсников из команды. Брэндон хорошо играет в хоккей, но не отлично. Именно поэтому он не пошел на драфт и поэтому в его планы после выпуска входит работа в инвестиционной компании его отца, а не карьера в хоккее. Сделать игру профессией – это не для всех, но я хочу только так. Все, о чем я мечтал с самого детства, это играть в НХЛ. Входить в редко встречающееся братство, в какой бы команде я ни был. Я хочу чувствовать стремительность игры, пока тело будет мне это позволять. Брэндон не должен стать капитаном. Это я должен. Я талантлив, парни меня слушают, и я рву задницу, чтобы быть лучше с каждым матчем.

Я заставляю себя сфокусироваться на Эване – на тот случай, если у него соскользнет рука, но мысли разбегаются в миллионах разных направлений. Иронично, ведь потеря хладнокровия на льду изначально привела к этому бардаку, но я бы хотел, чтобы игра отточила мою сосредоточенность и сняла часть давления, которое мне никак не убрать из груди. Тренировка не помогла – может, мне стоит сходить на пробежку. А что я правда хотел бы сделать – это найти, с кем перепихнуться. Ничто не прочистит мне голову быстрее, чем рука красивой девушки (а еще лучше – губы) вокруг моего члена.

– Ну, мы кое о чем договорились с тренером, – говорю я. – Я немного поработаю волонтером, чтобы доказать, что готов стать капитаном.

– Это круто.

– Да. – Я не собираюсь объяснять, что фактически буду работать пресловутой нянькой.

Когда Эван закругляется, я проверяю телефон. Там пропущенный видеозвонок от отца, и я перезваниваю ему, просачиваясь из тренажерки в коридор.

Когда он отвечает на звонок, его лицо такое же красное, как, должно быть, и у меня. Он проводит предплечьем по лицу, откидывая со лба темные, тронутые сединой волосы. Даже на экране телефона мне виден цвет его глаз. Чисто-голубые, того же цвета, что и у меня и моих родных, исключая Себастьяна.

Мне не хочется видеть, как их затуманит разочарованием, но, один черт, я к этому привык. Если он звонит, это потому, что он знает, что случилось вчера.

– Как дела? – спрашивает он.

– Ты где?

– У Джеймса. Бекс была нужна кое-какая помощь в студии, а он уже в Лондоне, играет против «Сейнтс». Я рад, что в наше время у нас не было матчей на других континентах.

– И ты приехал аж в Филадельфию?

– Привет, Куп! – слышу я голос Бекс откуда-то сзади.

– Твоя мать тоже приехала, но ты ее упустил. Она выбежала за завтраком. Все в порядке, сын?

Я подавляю желание потрясти головой. Прошлой весной папа не хотел даже, чтобы Джеймс и Бекс были вместе. Теперь, по ходу, он настолько ее любит, что приехал помочь ей обустроить фотостудию. Ну конечно. Даже когда Джеймс лажает, папа не может злиться на него долго. Джеймс продолбал свой чемпионский матч из-за Бекс, а теперь они с мамой уже почти называют ее невесткой, пусть даже те только помолвлены и еще не планируют свадьбу.

– Все хорошо. – Я откашливаюсь, давя волну эмоций, которая рвется через меня. – У меня, э-э, вчера был товарищеский матч.

Папа со вздохом садится – судя по всему, в кресло.

– Тебя отстранили от следующей игры?

Я был прав: он обо всем знает. Не знаю точно откуда, но он всегда узнает о моих продолбах раньше, чем у меня появляется шанс рассказать ему самому.

– Он заслужил, сэр. Я защищал товарища по команде.

Он просто поднимает бровь, оставляя меня либо мириться с неловким молчанием, либо выбалтывать подробности. Я выбираю молчание, ожидая, пока он нарушит его первым. Папа не согласен с правилами Национальной ассоциации студенческого спорта против драк, но это не значит, что он не злится из-за того, что я продолбался уже дважды одним и тем же образом. Для Ричарда Каллахана ошибки – это что-то на один раз, и повторять одну и ту же дважды – уже глупость.

– Какая жалость, – говорит он в итоге. У него не сердитый голос, просто смирившийся. Как будто этот разговор – груз, который ему неинтересно тащить. – Команда пострадает, если тебя не будет на льду.

– Вообще-то тренер умудрился оставить меня в составе на открытие сезона. – Я медленно прикусываю нижнюю губу. – Но заставляет меня заниматься волонтерством. Думает, это поможет мне сосредоточиться.

Папа снова поднимает бровь.

– Я всегда восхищался тренером Райдером.

Я, потупившись, смотрю в пол, ковыряя носком кроссовка какую-то потертость.

– Он сказал, что, если я возьмусь за ум и снова начну прилично играть… он сможет сделать меня капитаном. – На последних словах я поднимаю голову: не могу удержаться.

Не знаю, чего я ожидаю. Поздравлений? Гордости? Слова «умница», как будто я сраный золотистый ретривер?

Вместо этого я получаю хмурый взгляд.

– Интересно. – Он снова вздыхает. – Не могу сказать, что я удивлен тому, что это снова случилось, Купер. Не в первый раз ты даешь своему норову взять над тобой верх. Мне всегда было любопытно, не проявит ли хоккей худшие черты твоей личности.

– Сказал тот, кто профессионально занимался силовым спортом. – Мой тон становится острым, как нож для колки льда, когда досада течет сквозь меня. – Дело не в хоккее. Я не…

– Умоляю, – прерывает папа, и его голос не уступает моему.

Мне стоит повесить трубку, и я это знаю, но я не могу заставить себя это сделать. Я не жду от него извинений, но вдруг ему хоть немного стыдно и я увижу это в его глазах.

– Чем ты будешь заниматься? – в итоге спрашивает он. – Как волонтер.

– Учить местных детей кататься на коньках.

– Звучит не так плохо. Сколько им лет?

– Семь? Восемь? Я даже не знаю.

– Ты когда-то был в этом возрасте, как раз учился держаться на льду.

Я жду, что он продолжит, но, разумеется, он этого не делает. Он не любит слишком близко подбираться к теме дяди Блейка, даже ненароком. Дядя Блейк – младший брат моего отца, который познакомил меня с хоккеем, но, поскольку он годами то появляется, то пропадает из наших жизней, ведя борьбу с зависимостью, папа держит его на расстоянии. Это дерьмово, но ссора с ним по этому поводу ни к чему не приведет.

– Наверное.

– Похоже, неплохая затея. Это может помочь тебе хоть немного научиться терпению.

– Уверен, тренер так и планирует.

Он внезапно смеется.

– Не веди себя так, будто ты оскорблен. Он просто хороший тренер.

– Наверное.

– Ты знаешь, что к этому привело, и тебе надо с этим разобраться.

Я едва подавляю желание сказать ему, что если бы он говорил с Джеймсом, то по крайней мере попытался помочь. В конце концов, он отправил его в МакКи после всего, что произошло в Луизиане.

– Я это знаю.

– Сообщи, как все пройдет. Мы всё еще планируем добраться на матч с Массачусетсом.

– Который будет у нас дома, надеюсь.

– Конечно. – Я слышу, как открывается и закрывается дверь. Вероятно, мама вернулась с завтраком. – Мне пора бежать, но не лезь в неприятности, сынок.

Он сбрасывает звонок прежде, чем я успеваю попрощаться.

Честно, я не ожидал от этого разговора ничего другого, но все равно из-за него у меня сердце не на месте, как будто я тону в зыбучем песке. Я засовываю телефон в карман, провожу ладонью по лицу. Не то чтобы я хотел, чтобы папа избавил меня от работы волонтером, или ждал, что он обрадуется моему срыву, но было бы приятно получить от него немного поддержки.

Может, к моменту игры с Массачусетсом он увидит букву К на моей кофте. Это будет доказательством моего серьезного отношения к спорту, на которое он не сможет забить. Доказательством того, что я строю будущее, которое сам хочу для себя. Несмотря на его желание, чтобы я перенял семейное наследие, как Джеймс, а не шел по стопам его брата, от которого он отказался давным-давно.