Читать книгу: «Школа счастья. Роман»
© Грета Горбъ, 2020
ISBN 978-5-0051-8084-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Грета Горбъ
Школа счастья
Роман
А.D. 2020
Пролог на площади
Центры старинных городов – это салоны,
Меблированные антиквариатом зданий,
Когда-то восходили здесь на троны,
Записывали предыстории сказанья.
Самыми великолепными салонами старинных городов были и остаются площади. Дворец, храм и колоннада – своего рода декорация стен, посредине которого пульсирует водной лилией фонтан – сердце площади, осыпая все вокруг сверкающим бисером брызг. В ясный день, под солнцем, в окружении кордебалета облаков, площадь делается великолепнее Рафаэлевых полотен, а если же ко всему она выходит на набережную реки, озера или моря, тогда и не всякий зал Зимнего дворца или Версаля может сравниться с завораживающим очарованием такой площади-салона, глядящейся в водное зеркало.
Юная особа, – неужели сошедшая с полотна Лукаса Кранаха Старшего?! – с простыми и ясными чертами открытого лица, по-детски припухлого, с затянутыми в тяжелый узел на затылке светло-ржаными волосами, в белой майке, широкой льняной юбке в цвет волос, с тощим рюкзачишком за спиной, и сандалиях цвета древесной коры, шагала по улочке, напевая модный мотив: «И сад мой пенится сиренью», когда до ее слуха донеслись звуки из иных времен. Времен померкшей позолоты, витиеватых кружев, расписных вееров, кринолинов и бархаток с хрустальной каплею на шее. На что же они похожи, кринолины? На перевернутые чашечки колокольчиков, тюльпанов, парашютов?
Девушка ринулась в поток музыки, долетающей из улочки, которая впадала в площадь. За живой стеной людских спин были видны мелькающие пары танцующих: дам в пышных платьях, кавалеров в кителях и фраках. Она просочилась сквозь стену спин и вышла на площадь.
Примерно двенадцать пар плели кружево танца: две пары соединяли руки в центре, и танцевальным шагом двигались каруселью в одну сторону, сделав круг, меняли руки и устремлялись в обратную, разбивали круг и кружились друг вокруг друга, меняя партнеров и чередуя руки, подаваемые в вихре кружения. Сдвинувшись на одну пару вперед, повторяли цикл. Это была живая симметрия, пришедшая в движение, круглая кружевная скатерть, одушевленное золотое сечение, простое и гениальное волшебство прядения гармонии в её геометрическом воплощении.
И всё это происходило точно под музыку. Да какую музыку! Как само кружево танца, легкую, размеренную, изысканную. Музыка окрыляла, переносила в иные времена и измеренья, в мир Анжелики и короля, дворцов, салонов, Трианона. А ещё кружили голову платья из удивительных, забытых, но тут же воскресших в памяти, тканей: парчи, набивного муара, и, конечно, царя всему – невесомого, летящего шелка шепчущих полутонов и атласно-шампанского блеска. Конечно, немного провинциальные эти наряды, но в этом даже была своя прелесть! С шелковыми кружевами и оборками, взлетающими под музыку. Правда, одна мадам танцевала в спортивном костюме, и это кололо глаза. Но разве червоточина – не признак здорового яблока?
– Как им это удаётся?! – раздавались восхищенные возгласы в толпе.
– Такой узор!
– Как можно выстроить такой узор?
– Да еще так быстро?! Легко и просто?!!
Девушка, завороженная чудом, представшим на блюдечке площади, была захвачена им, исчезли чувства, мысли, а был только восторг, восторг – до изнеможения. И, слыша возгласы вокруг, давалась диву: ба! да мысли мои гуляют в толпе и подают голоса. Рассмеялась тому тихим, воркующим смехом, озарившим её лицо мягким светом, а глаза засияли, как росинки на зеленой траве.
Танец закончился; по площади, со странным названием Лёгкие, порывом ветра прокатился шелест аплодисментов. Один из танцевавших, смуглый брюнет довольно высокого роста, заговорил в микрофон, прикрепленный на лацкане.
– Ансамбль «Маска радости» исполнил для вас-с-с, вальс-с-с «Кентского герцога»! Каждый желающий может легко обучиться этим-м-м танцам. В прош-ш-шлые времена их танцевали не только в салонах, но и на площ-щ-щ-адях, графини и горничные, маркизы и маркитантки, короли и кухарки! Эти танцы не знали сословных и временных барьеров! Они примиряли всех со всеми и со всем-м-м. Пусть не насовсем. М-м-мадам! – виртуозно поклонился он старушке из толпы.– Разрешите вас-с-с пригласить на вальс-с-с.
Но старушка замахала руками:
– Нет, нет!
Он не менее виртуозно повернулся к толпе и выкинул вверх руки:
– Кто ж-ж-желает отведать вечный танец?! Вкусить с-с-само время?!
Девушку будто кто-то толкнул, не в спину, а изнутри, и она раньше, чем поняла, что делает, уже бежала по площади, отбросив в сторону рюкзачок, раскинув руки:
– Я! Я! Мне! – и, резко затормозив, предстала пред кавалером.
Он подхватил ее под крылья, их вместе, как ветер, подхватил вальс и понёс, кружа, по периметру площади Легкие. Кавалер вел точно, уверенно, это передавалось девушке; давно ль она кружилась на выпускном балу? Точно, сильно вёл кавалер, но и мягко, – мягко же и оставил ее и увлёк другую даму, подоспевшую из толпы. Девушка по инерции чуть не упала, и упала бы, если бы ее не подхватил другой кавалер во фраке, который и довел ее до остановки движения, дотанцевал с ней повороты. Кто-то подал ей брошенный рюкзачок.
– Спасибо, – хлопнула она себя по лбу запястьем, – я и забыла. Все забыла напрочь, забылась.
Вальс закончился. В микрофоне раздался тот же голос:
– Дамы и господа, ждём вас в школе «Маска радости»! Милые барышни, раздайте пригласительные! Мы проводим занятия каждую неделю с сентября по июль в клубе Пенелопы! Первый урок свободно открыт для всех!
Барышни в кринолинах рассыпались по площади, раздавая яркие афишки. К девушке с рюкзачком подпорхнула одна из барышень, всколыхнув воланы пышного платья нежного салатного цвета, обрамлявшего оголенные плечи, розочка с лентами во впадинке декольте украшали его по подолу и были приколоты в высокую прическу. Ручкой в плену белой атласной перчатки она протянула ей пёструю афишку:
– Приходи, у тебя здорово получается, – обворожительно улыбнулась она. – Я – Милена.
– Просто фея! – в упоении пропела девушка.
– Фея? Ты Фея? – обрадовалась Милена.
– Нет, нет, это ты фея! Я Харианна!
– Харианна, – повторила Милена, протягивая афишку кому-то рядом и уходя по кромке толпы.
– С вами был ансамбль «Маска радости» из Международного сообщества танца и его бессменный маэстро Лукиан Саларьев! – вещал микрофон.
Харианна спрятала афишку в рюкзачок и покинула площадь, просочившись сквозь толпу.
Глава 1
Коктейль эмоций
Между видением на площади и началом танцевального курса была пропасть величиной в летние каникулы. И Харианна прыгнула в нее, как пловец с трамплина. На дне плескалось сине-зеленое море. Качаясь на его волнах или бродя по сосновому бору, хвойным палантином наброшенном на взморье, она вспоминала видение на площади Легкие, и улыбка брезжила на её лице.
Миновало лето, на смену явилась осень в бальном золотом платье – за каникулами пришли будни. Для Харианны это были новые будни в рядах счастливого студенческого братства на первом курсе факультета логософии в Институте Нейролингвистики.
На пробный урок «Маски радости», она явилась, когда ансамбль был уже в сборе. Все обратили на нее подзорные трубы оценивающих взглядов.
– Ура, ола! – заорал танцмейстер Саларьев, вскинувши руки, будто древний человек в молитве о дожде. – С нами Харианна! Добро пожаловать в мир сказки, мир вечного танца! Ура, ура!
Она улыбнулась и невольно поёжилась: по залу, несмотря на множество присутствующих, гулял холод.
– Знакомимся! – пустил ее по кругу танцмейстер.
Первым был знойный римлянин с античным профилем, высокий и подтянутый:
– Северин. Очень приятно, – проговорил он юношеским баском, подавая руку.
– Наш герой! – безостановочно комментировал Саларьев.
– О-очень, – ответила на рукопожатие новенькая.
Из-за спины его появилась Милена («Точно камея!» – восхитилась Харианна):
– Привет!
Они обнялись, как старые приятельницы. Харианна уловила теплый аромат ее русых волос, распущенных по спине, и дружеский взгляд голубых глаз.
– Звёздочка наша! – представил Милену танцмейстер.
Затем был черед полной, крепкой дамы:
– Роза! – представилась она, не разнимая губ.
– Великая Роза! – не смолкал танцмейстер.– А большая так уж точно.
«Кубик», – обозначила ее для себя Харианна.
Рядом стояла маленькая, похожая на сушёный абрикос блондинка в ботфортах:
– Клавдия!
«Кого же она мне напоминает?» – улыбалась Харианна.
– Мишель Мерсье! – ответил на ее мысли Саларьев, ставший сейчас конферансье.
Затем была худенькая, кротко-смиренная, будто святая, женщина:
– Мария, – робко улыбнулась она.
– Ты еще попробуешь булочки нашей Марии, санта Лючии! – пообещал конферансье.
За ней:
– Ян Покленов, – высокий, подтянутый гусар, облагороженный залысинами, блестевшими, как полировка на дорогой мебели.
– Это лорд дизайна! – не замолкал Саларьев.
За ним показалась юркая особа женского пола с прозрачными голубыми глазами и выдающимся носом:
– Геката! – присела она в шутовском реверансе.
– Звездочка, это что-то с чем-то, ваще!
«Право первой ночи в этих краях не осталось бесследным», – старалась не выдать своего шока новоприбывшая:
– Харианна!
– Так может просто Анна? – предложила кубическая Роза.
– Да нет, – отшатнулась Хари.
Затем представился штатный фотокор-любитель с висевшим на животе рылом объектива, наведенным на всякого встречного:
– Пометов Теодор, – псевдолюбезно улыбнулся этот обрюзгший… впрочем, еще далеко не старик.– Фотография – это метка момента. И слепок его.
Далее были две сестры, Флора и Лаура, крепкие, туго сбитые, рослые брюнетки с одним кавалером на двоих, Жорой, похожим на кенгуру при росте жирафа, за ними Гарик Арлекинов, сухощавый человек, раскрывшийся в глубоком реверансе:
– Магистр театра марионеток!
– Вот уж где и правда, имя – знамя сути, – прокомментировал Саларьев.
И так далее, еще с дюжины человек в цветных балахонах, узких лосинах, пестрых размахаях, что смешалось в голове Харианны в один пестрый балаган: «Неужели они все в таком виде будут танцевать? Ведь придется иметь с ними дело».
– Ты уже занималась танцами? – не смолкал Саларьев.
– Да, давно.
– Балетом?
– Да.
– Ну, я ж вижу. Осанка. Балетных за километр видно, – не останавливался Саларьев. – Ну, всё, всё, – забил в ладоши. – Теодор покажет нам слайды с нашего последнего бала!
Моментально был спущен белый экран, пригашен свет, и Пометов стал проектировать снимки, сделанные в музейном дворце на широкой мраморной лестнице, затем в парке с фонтаном, статуями и далее в бальном зале с неопознанным летающим объектом из хрусталя под условным названием люстра.
На снимках дамы были запечатлены в бальных платьях, в диадемах, с цветами и перьями в волосах, мужчины в ливрейных фраках или мундирах с эполетами и лентами через грудь вместо портупеи.
Харианна нахмурилась: эти снимки кaзались стоп-кадрами из фильма о Сисси, австро-венгерской императрице Елизавете, супруге Франца-Иосифа, когда ее бойкотировала ломбардская знать и в знак неприятия послала к ней на прием вместо себя своих кухарок, конюхов, горничных в барских платьях.
– Ах, красавица! Красота собственной персоной! – восклицал Саларьев при виде каждого нового снимка. – Глаз не оторвать!
В самом деле, убранство залов было великолепно.
Сисси, чтобы не испортить праздник, велела вызывать к ней послов своих господ – кухарок, конюхов, горничных – и принимала их так, как если бы они были господами: ведь те являлись на оповещение глашатая о том, что сейчас предстанет пред августейшими очами маркиз Карабас такой-то или герцогиня Дюшесс такая-то. Когда маркизы и княгини узнали об этом, они поняли, что проиграли партию: императрица поставила им мат один на всех. Блестящий сеанс одновременной игры.
– Просто красотка! Это красота красоты, – бомбардировал ушные перепонки Лукиан Саларьев.
Красотки же из зала собой не просто любовались, они восторгались, не сводили восхищенных глаз с экрана и всплескивали руками в умиленье.
Наконец, начался урок. От впечатления, которое он произведет, зависело решение новенькой, ходить или не ходить в школу танцев. Лукиан Саларьев разбивался в лепешку и стелился вокруг мелким бесом, чтобы угодить, увлечь, заинтересовать новенькую.
– Начинаем со «Святого Бернарда»! Хари, разреши! – подхватил он ee, будто для вальса, собственно, это и был простенький сельский вальсок два притопа, три прихлопа, и повел – три шага вправо, топ, топ, три шага влево, топ, топ. В круг два шага, из круга, вальс по кругу, «качели» или же «балянсе», дама кружится под руку кавалера и переходит к следующему. Повтор!… А теперь под музыку! – и включил фонограмму.
И слепой конь найдет дорогу, если зрячий ямщик правит. Харианна влилась в ансамбль на одном дыхании, притопывала, кружилась, любезно обмениваясь улыбками с партнерами, которые больше не казались конюхами, горничными или кубиками, а людьми обходительными, благожелательными и даже обаятельными. Да что там обаятельными?! Добрейшими и милейшими. Наверное, такими, они себя и видели на экране. Голова Харианны шла кругом, она корила себя за скоропалительную резкость первого суждения.
Следующий танец мог танцевать любой, кто запомнил последовательность и направление шагов. Но, что станцуют вдвоем, невозможно станцевать одному, а что могут выстроить в танце две пары, невозможно сделать одной, а уж дюжина пар вообще плетет кружевные чудеса. И простенький танец приобретает необычайную силу, если сила эта умножается сообща, приводя каждого в состояние бурного счастья. Харианна не чувствовала тела, кружилась, перекочевывая (или как это здесь называется, прогрессируя) от партнера к партнеру, на месте которого, однако, частенько оказывалась дама – вечная статистика десяти девчонок на девять, а то и на пятóк ребят. Иногда приходилось приседать, чтобы станцевать «качели» и покружиться с таким партнером в юбке. И, тем не менее, Харианна была в упоении еще в большем, чем на площади Легкие: есть разница – пить воду или смотреть, как ее пьют другие.
Саларьев подливал масло в огонь:
– Прекрасно, Хари! Чудесно! Браво!
И скользил по ней взглядом из-под полуприкрытых век: мол, с этой все понятно. Танц-маньячка, и у себя на похоронах станцует…
За окном стемнело, и стёкла окон превратились в зеркала; Харианна повторила разученное, но движения её по свидетельству окон были тяжеловаты. Она просто ходила под музыку, а надо было танцевать!
«Легче, легче! Где пресловутая легкость бытия?» – подумала она и увидела в отражении стремящегося к ней Саларьева:
– Легче, легче! – он подлетел и увлек ее в вальс. – Замечательно, прекрасно! Но надо еще работать и работать!
Харианна растворилась в музыке и на лице ее была не улыбка, а печать музыки, отпечаток абсолютного счастья от полного слияния с ее гармонией.
Глава 2
Упоение
Ночью Харианна не могла заснуть. Перед глазами выплывали лица танцующих, сияющие улыбками в круговороте танца, в потоке музыки и уплывали. Улыбки иногда больше походили на оскал, но Харианна этого не замечала. Ей хотелось, чтобы все вокруг было прекрасным, и таким она всё и видела. На танцующих были бальные платья и мундиры цветов радуги с их нескончаемыми оттенками; оборки, накидки придавали движениям легкость, летучесть, а движения всех были абсолютно синхронны. Голос свыше с подголоском эха диктовал им текст танца:
– Я буду танцевать и после смерти —
Ухода из оков материальных —
На гребнях волн, на ясном лобном месте
И на рисунках неземных наскальных.
И Харианна танцевала на гребнях волн, в воздушном платье и сверкающей диадеме, легко переступая по их белопенным вихрам.
– Я буду танцевать, как льется дождь,
Легко, уверенно и полноправно.
Он знает, его жаждет рожь,
Леса, цветы, целительные травы.
И она танцевала в потоке слепого дождя в платье цвета бензина, обтекающем фигуру. Под ногами мелькали цветы, травы, как сказано голосом, а он не уставал:
– Я буду танцевать, как лебедь-птица,
Крылом с лучом младенчески играя…
Харианна раскинула руки в широких рукавах белого ситца, над ней раскинул крылья лебедь, и они закружили с ним в подоблачном танце, как Лебедь и Леда.
– Закружат рядом в хороводе лица,
Я не одна танцовщица такая!
И снова выплыли из облака в платьях имперского стиля ампир Клавдия в облике юной Мишель Мерсье, Милена, Мария, мастер Покленов в эполетах, Гекатка – лицо ее скрывало облако, но платье ее малахитового цвета и старательность реверанса не перепутать; Роза, «я тучка, тучка, туча», в розовом платье со шлейфом, глаза ее сияли синевой – все, все были изящны!
Мы будем танцевать и после смерти —
Ухода из оков материальных —
На гребнях волн, на лунном лобном месте…
И все кружились в grande chaîne de dames, то есть в витках перехода большой дамской цепью, выстроив карусель, иначе называемой звездой (стеллой, этуалью), меняя руки в движении, кружились на лобном месте под лунным балдахином.
На барельефах арок триумфальных…
Это был апофеоз, все застывали в течении танца, и покрывались слоем мрамора. Какая-то женщина с лицом ацтекского божка стала фигуркой из розового каррарского на громадной триумфальной арке на Кутузовском проспекте. А где же мэтр?!
Арка дала трещину, стала разъезжаться, образуя черный туннель, в туннеле засветились черные огоньки и двинулись на неё. Из туннеля кто-то шел в красном цилиндре и в маске из потемневшей бронзы. Харианна протянула руку, чтобы приподнять маску, но идущий в черном трико, уклонился: «Не тронь!» Подул ветер, маска слетела с лица и улетела черной вороной. Под маской был провал. Харианна с криком проснулась. Затем бросилась в ванную, открыла воду и взмолилась:
– Куда вода, и сон туда! Куда вода, и сон туда!
Вода журчала и весело разлетались брызги.
Одно теперь знала Харианна: танец вошел в ее жизнь навсегда.
Глава 3
Похмелье
Недели летели быстрее страничек с отрывного календаря.
Харианна ходила по улицам вприпрыжку, закрепляя до механичности танцевальные шаги, оттачивала их у всякого зеркала, а с ними поклоны, реверансы, повороты головы согласно правилу золотой середины, непринужденности и непосредственности.
На уроки танца она мчалась со скоростью ветра. В этот вечер у самого входа столкнулась с черноволосой женщиной, телосложением и лицом, похожей на ацтекского божка. Харианна вздрогнула: да она же… из моего сна!
Та рассеянно, онирически улыбнулась:
– Привет! – и вошла в стеклянную дверь.
Харианна скользнула за ней.
На занятии эта женщина спокойно прерывала поток речи Саларьева замечанием или уточнением; он замолкал, морщил лоб, заглядывал в распечатку хореографии танца и кивал:
– Да, дорогая! Ты права!
Или:
– Диана, радость моя, ты всегда права! Я совсем закрутился! – и исправлял погрешность.
Из чего Харианна заключила, что эта дама – супруга танцмейстера Саларьева. У скакавшего рядом Арлекинова спросила, кивнув на Диану:
– Жена?…
Он не дал ей договорить:
И жена, и супруга и нет лучшего друга и всем нам мать – ибо она организовала нашу «Маску радости», она живой компьютер – все знает и помнит наизусть, танцы, переходы, движения. Монстр! Ничего не забывает! Уникальная память! Это голова нашей секции, вдохновитель и организатор всего! Она – папа Карло нашего кухмейстера на уроках! Ха-ха-ха, кухмейстер – танцмейстер, у танцев своя кухня!
Кухмейстер же, как всегда, не щадя ушных перепонок присутствующих, оповестил:
– А теперь Французская кадриль! – голос его сделал трещину визга.– Повторяем и шлифуем повороты головы относительно шагов. Ты, Хари, посиди, тебе еще рано кадриль!
Харианна, бросившаяся было взгляд утопающего Арлекинову, отошла к стенке, сгорая от любопытства узнать, что же это за диво дивное, к которому, она, рвущаяся в бой, точно конь в атаку, не готова.
Арлекинов пожал плечами, отвернулся:
– Французская кадриль пережила французскую революцию!
– Как сказать, – усмехнулась Харианна, – революция продолжается.
Кадриль, как о том сообщает ее название, танцуется квадратом каре, выстроенным из четырех пар, которые стояли первая напротив третьей, вторая – напротив четвертой и соответственно исполняли по очереди один и тот же пассаж танца. Самая большая ответственность лежала на первой паре, так как остальные повторяли рисунок за ней. Все фигуры имели французские названия. Начиналась кадриль «английской цепью», chaȋne anglais, нечётных пар, состоящей из двух ходов конем навстречу друг другу с чередующимся податием рук и возвращением на свое место.
Зазвучала музыка, бравурная, мажорная, пары ринулись в танец. Харианна у стенки попыталась копировать их движения, но это оказалось невозможным, ибо весь секрет заключался во взаимодействии танцующих или, модно выражаясь, в интерактивности. Харианна наткнулась на стену. Танец невозможно выучить глазами, его, чтобы впитать, надо учить всем существом. А тем более, если речь идет о светских танцах, где узор выстраивается всем миром. Светские вышли из народных танцев. Или у них у всех один исток? Хотя у общего потока могли быть встречные направления в разные времена.
В третьей части надо было плясать новый шаг en arriere, c выбросом правой ноги в полет в сторону. Простой шаг. Но в темпе стремительного танца, мелькавший слишком быстро, Харианна не успевала его уловить. Она подбежала к Диане, сидевшей на столе у стены:
– Покажите мне этот шаг, пжалста!
– Э-э-э, – протянула Диана, – не все так просто. Не гони лошадей. Потихоньку освоишь. Ты ведь только начала…
Харианна не поняла. Вернее, поняла, что ей отказывают. Но почему, из-за чего и чего ради?! Разве все здесь не влюблены в танец и не жаждут его процветания?
– Дорогая, свет очей моих! – кричал Диане Саларьев.– Возьми себе в пару Флору, она что-то тормозит сегодня.
Подбежала пышная Флора в два раза выше и шире Дианы.
«Странно, – подумала Харианна, – такая показная нежность и любезность к супруге. Они что, на стадии развода?». Она отошла к стенке. Выброшенный на скалы обломок шхуны, наблюдавший, как в небе проносятся поднятые паруса облаков. Фигуры танцующих двигались перед Харианной, как заводные, перед глазами поплыли картины Яронима Босха, изображающие столпотворение на площади. Босхическая толпа пришла в движение, следуя чертежу Французской кадрили. Суфлерские подсказки танцмейстера заглушали музыку:
– Deux a deux! Demiе chaîne anglais!
Босхические горожане танцевали, будто бурили ходы в пустоте, с упрямством, напором, сосредоточенностью. У кого-то мелькнул хвост, у кого-то копыто. «Зообосхизм», – отмахнулась от видения Харианна и посмотрела на часы.
Прошла четверть часа. Светские танцы не рассчитаны на зрителя, они не спектакль, они действо, в котором заняты все. А уж с методическими остановками и повторами, кадриль становится нескончаемой.
«Кварту часа я топчусь у стенки в ожидании чего? Время дороже денег. Тем более, урочное. То бишь, платное. Вот тебе, бабушка, и то бишь – to be or not to be».
– Пауза! А теперь пауза! – прокричал Саларьев, когда закончился последний, пятый тур кадрили.
Народ рассыпался по залу. Харианна обратилась к Флоре:
– Покажи, пжалста, этот шаг, медленно.
Та завиляла всей спиной:
– А вдруг Лукиану не понравится, что я выполняю его работу. Это же его хлеб. Попроси его. Или Диану.
– Понятно, – отошла Харианна.
Теперь ей действительно стало всё понятно.
