Читать книгу: «Когда деревья были молодыми»

Шрифт:

Корректор Анастасия Казакова

Дизайнер обложки Наталья Карамышева

ISBN 978-5-0060-9383-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Когда деревья были молодыми

Глава первая.
Встреча

Мелкий осенний дождь, больше похожий на водяную пыль, чуть слышно накрапывал по траве и лопухам, вымахавшим за лето в рост человека.

При свете дня его можно было бы увидеть белой пеленой на фоне хмурого леса. Но сейчас была ночь.

Дождь был таким мелким, что его не было слышно. Он был приглушён тихим шелестом ветра, вяло шевелившего пожухлой листвой, и журчанием верхового ручья. Он был осязаем только наощупь, когда смочит руки или лицо.

Водяной морок, скользя вниз по хвойным лапам, собирался в капли, дрожавшие на ветру. Наливаясь влагой, они полнеют, их становится больше, готовых пролиться от любого прикосновения уже настоящим дождём. Порыв ветра, легонько коснувшись, стряхивает их, рассыпая барабанной дробью по траве и облетевшим листьям.

Присмотревшись сквозь царивший вокруг мрак, можно было увидеть зарево костра. Пляшущие красные тени на стволах деревьев, окружавших небольшую лесную поляну. Участок земли, свободный от растительности, достаточный для ночлега лесного бродяги.

Его дым рваными хлопьями стелился по земле, медленно переползая через замшелые, трухлявые пни, исчезая в густом еловом мелколесье, окружённом зарослями крапивы и кипрея.

Напротив чадившего костра, под навесом, накрытым ветками и плёнкой, на ложе из лапника спал человек, охотник, завернувшись в выцветший армейский плащ, натянув капюшон до подбородка. Спрятав озябшие ладони в рукавах. Устав от дневного перехода, разморённый горячим ужином. Заряженное ружьё лежало рядом, вдоль тела.

Спал на одном дыхании, погрузившись в бездну тревожного сна без сновидений. Точнее, они стремительно проносились в его сознании обрывками событий, когда-то произошедших с ним, накладываясь одно на другое.

Поэтому картина увиденного походила на палитру красок, небрежно смешанных друг с другом в какой-то посудине, но не полностью и оттого походивших на пёструю колышущуюся жижу без цвета и оттенка.

Спал тревожно, прислушиваясь к тому, что происходило в ночном лесу. Чутьё охотника безошибочно отличало шуршание мыши, юрко снующей в пожухлой листве, от треска веток, с которым загулявший к осени лось ломился сквозь непроглядную чащу в поисках жены и соперников.

И это же чувство, словно предупреждая об опасности, было готово в любой момент вернуть охотника в действительность.

Это как любое лесное существо: оно чутко к происходящему вокруг и днём и ночью, зазеваешься – и ты уже чья-то добыча.

Так и с человеком: оно внезапно, без видимых причин всколыхнёт душу, заставив замереть на месте, обшаривая цепким взглядом всё вокруг, прислушиваясь и принюхиваясь, поможет избежать случайной, никому не нужной встречи.

На ели, росшей рядом, под густой шапкой лапника висел рюкзак. В ямке между корней, присыпанных хвоей, стоял прикрытый крышкой котелок с недоеденным ужином.

В лесу было тихо.

Лишь потрескивание головней в костре да слабые порывы ветра, сбивающего капли дождя с деревьев, нарушали тишину ночи. Ничего не предвещало опасности.

За деревом, на границе света и тени, стояло существо, внимательно наблюдающее за человеком. Его зрачки, по-волчьи зелёные, начинали сверкать красным огнём в отблесках ярко вспыхивающего пламени.

Ростом оно было с крупную собаку, сидящую на задних лапах. Рука, лежащая на стволе дерева, из-за которого оно выглядывало, была похожа на руку человека, только очень неопрятную, с толстыми короткими пальцами, опухшими от воспаления в суставах. Она заросла серой густой шерстью до самого запястья, на котором багровел рубец свежей царапины.

Существо, переминаясь, робко шагнуло в круг света, затем, будто опасаясь уже принятого решения, шарахнулось обратно, скрывшись в темноте. Потом показалось вновь, замерев на мгновение, и прыжком бросилось вперёд.

Человек, внезапно разбуженный звуком покатившегося по земле котелка, проснулся. Привстав на локте и откинув капюшон с лица, он подбросил охапку хвороста в затухающий костёр.

Ярко вспыхнув, стреляя головёшками и разбрасывая в стороны искры, пламя осветило округу мерцающим красным светом, прыгая причудливыми бурыми тенями по прибитой к земле траве и лапам елей, уснувших до утра в тревожном сне. Щурясь, человек смотрел мутным, спросонья невидящим взглядом туда, откуда доносились звуки.

Кто-то небольшого роста – существо, похожее на человека, – рылся в его рюкзаке, невзначай подопнув котелок. «Что за наваждение? Наверно, я сплю, и мне это снится», – тряхнув головой, подумал он. Существо, нырнув с головой в рюкзак, увлечённо в нём шуршало, не обращая никакого внимания на свет костра и движение охотника. Затем, издав звуки, похожие на глухое довольное рычание или бормотание, начало что-то грызть. «Это же мой хлеб», – подумал охотник.

Окончательно проснувшись и понимая, что это не сон, он ошалело смотрел на происходящее, не в силах пошевелиться. Липкий холодный страх сковал тело, лишив возможности двигаться. Руки и ноги, обвисшие плетьми, были словно чужими. Крик ужаса, застрявший в горле, сорвался с приоткрытого рта сиплым хрипом. Сердце гулко билось о рёбра, пытаясь вырваться. Ему казалось, что ещё чуть-чуть, и оно с треском разорвёт грудную клетку и в панике убежит куда глаза глядят. В глазах потемнело. Хватая ртом воздух, он повалился на спину, подставляя лицо под капли дождя, срывающиеся с кончиков веток, дрожавших на ветру.

Глядя на сизый дым костра, который, завившись в кудряшки, медленно уплывал в темноту леса, человек, обуздав страх, взял себя в руки.

Он медленно приподнял голову. Ровно настолько, чтобы ещё раз посмотреть туда: может, всё-таки померещилось? Нет, не померещилось.

Нащупав рукой ружьё, он приподнялся на локте, направив его на незваного гостя, копошившегося в тени размашистой ели.

Присмотревшись, он понял, что тот стоит к нему спиной, с хрустом грызя горбушку хлеба и громко чавкая. Затем, словно почувствовав на себе взгляд, напрягся, резко прекратив жевать. Медленно повернув голову к костру, заговорил: «Ваня, ты убери ружьё, ещё, неровен час, пальнёшь с перепугу». Голос у него был скрипучий, с надрывом, как у амбарной двери, что качается туда-сюда на ржавой петле, подчиняясь воле ветра.

Было видно, что речь ему давалась с трудом, как после долгого перерыва.

Округлив глаза, Иван сел, положив ружьё на колени. По спине снова пробежал озноб страха, а волосы под шапкой зашевелились.

– Да кто же ты? – только и смог вымолвить он.

Существо сидело напротив, изучающе глядя на человека умными, совсем не злыми глазами. «Странно, – подумал Иван, – оно только что было там, под ёлкой, а я ведь ещё и моргнуть не успел. И откуда знает моё имя?»

– Ничего странного тут нет, и я не оно, а он, – вслух отвечая на мысли Ивана, проговорил то ли зверь, то ли человек.

Вид у него был чудной. Копна давно немытых кудрявых волос с застрявшими в ней хвоинками и прочим лесным мусором. Густые, с проседью брови над глубоко посаженными глазами. На лбу, между бровей, залегла морщина. Лицо покрывала всклокоченная, торчащая во все стороны бородёнка с застрявшими в ней хлебными крошками, выпавшими изо рта.

Гость был одет в майку. Иван потряс головой – точно майка, ему не показалось. Старая выцветшая майка, у которой одна лямка на плече была завязана на узел.

Гость улыбался или думал, что улыбается, скорчив гримасу и оскалив клыки, пряча в ладонях обгрызенную корку хлеба. «А зубы у него что надо – ровные, белоснежные, что никак не соответствует внешнему виду пришельца», – подумал Иван.

– Не жалуемся, – снова ответом на незаданный вопрос сообщил гость.

«А ведь я ничего не произнёс вслух», – подумал он.

– Тьфу ты, нечистая сила! – уже вслух выругался охотник, невольно подавшись назад.

Только сейчас, внимательно разглядывая гостя, он понял, что в нём напоминало зверя, – нет, не рост. Уши – да ведь они заячьи, натурально заячьи, а ноги – у него их нет, то есть нет человеческих. Там были заячьи лапы, и всё тело, кроме лица, покрывала густая серая шерсть. А майка, очевидно, нужна была для фасона – мол, звери одежды не носят.

Улыбка-гримаса тут же слетела с лица пришельца. Глаза злобно сверкнули красными огоньками. Взъерошив шерсть, он внезапно оказался на расстоянии вытянутой руки от сидящего у костра Ивана, заглядывая ему в глаза. «Как это у него получилось?» – только и успел подумать охотник.

– Это я нечистая сила? Это ты меня так назвал? Мы самая что ни на есть чистая сила! – кричал он, брызжа слюной охотнику в лицо. – Мы были с самого начала, и всё было хорошо, пока не появились вы, люди; вы всё изменили, – уже спокойнее прорычал он. – Это вы нечистая сила: до чего ни дотронетесь, всё испортите. А мы, хранители, оберегаем от вас всё, что есть вокруг. – Он развёл руки в стороны и обвёл взглядом невидимый горизонт. – И ещё вас от вас же самих оберегаем, – уже совсем успокоившись, миролюбиво, будто извиняясь за внезапную вспышку гнева, проговорил он.

Можно было бы сказать, что мысли в голове Ивана рождались с неимоверной скоростью, а можно было бы сказать, что их там нет совсем. И то и другое было верно.

Боясь вслух озвучить то, до чего сумел додуматься, он шёпотом проговорил:

– Вы леший?

– Определённо, – ответил гость, только не словами, а мысленно, в голове у охотника. – да, я леший.

Продолжая мысленный диалог, Иван спросил:

– Вы сказали «мы», значит, вы не один?

– Да, нас много, есть и другие; мы разные, – прозвучал ответ в голове.

– Умеет мысленно общаться, знает моё имя, зачем-то явился мне. Действительно, зачем он мне явился и как его зовут? – подумал человек.

– Не слишком ли много вопросов сразу? – уже вслух ответил леший. Удобно усевшись у костра, он скомандовал: – Подбрось-ка дровишек, зябко стало.

Иван послушно выполнил просьбу. И лишь после того, как догрыз корку, гость заговорил:

– Как вкусно, давно хлебца не ел.

Подумав, продолжил:

– Не принято, Ваня, у нас раскрывать своё имя, то, что тебе дали при рождении.

– А как же вы общаетесь, как обращаетесь, друг к другу? – не унимался охотник.

– Так же, как к тебе только что: мысленно, – ответил гость, подставляя ладони к жару костра. – Давай перейдём на ты, хорошо? – Леший, повернув голову к охотнику, сверкнул глазами и после небольшой паузы добавил: – Зови меня Леш, ладно?

Иван кивнул.

– Как же ты меня напугал, чуть сердце не выпрыгнуло со страху. Разве нельзя было по-другому познакомиться? – спросил он, шевеля палкой головни в костре, отчего сноп искр, окутанных дымом, взвился к небу. Леший, прыснув смехом, тут же взял себя в руки.

– Да не хотел я тебя пугать. Запах хлеба затуманил разум, вот я и подумал: угощусь маленько, пока спишь, а потом, когда сам проснёшься, представлюсь. Да видишь, как вышло: пока стаскивал рюкзак с ёлки, невзначай опрокинул котелок. А дальше ты сам всё видел, – и добавил, извиняясь: – Ты уж прости, но очень хлебушка захотелось.

Глава вторая.
Тайные знания

– Леш, а зачем ты пожаловал, зачем я тебе понадобился, ведь не просто так поболтать? – спросил Иван, вытянувшись полулёжа у костра.

– Верно говоришь, не просто так меня к тебе послали, по делу, – уже серьёзно ответил гость.

– И какое может быть дело у вас к обычному человеку? – спросил Иван. – С вашим-то колдовством. Мысли читать умеете, перемещаетесь так быстро, что я и моргнуть не успеваю.

– Левитировать, – поправил его Леш. – Ещё умеем быть невидимыми и проходить сквозь время.

Охотник недоверчиво округлил глаза, буравя взглядом гостя, только и смог подумать: «Но как, как такое возможно, где вы этому научились?»

– И зачем вам я? – уже вслух закончил он.

Леший задумчиво смотрел на пламя костра, подставляя к огню изрезанные грязными морщинами ладони, будто не слыша вопроса или специально выдерживая паузу для важности. Затем громко чихнул и, смачно высморкавшись, обтерев пальцы об траву, слезливо щурясь от налетевшего с порывом ветра едкого дыма, заговорил:

– Так-то это так, да уж больно дело особенное. Мне одному им не помочь – не могу я им являться. Даже если бы и явился, всё равно не помочь, только ещё хуже будет. А ты единственный из людей оказался рядом, вот к тебе и решили обратиться. Искать или ждать, что кто ещё сюда забредет, не стали – опоздаем с помощью.

– Значит, меня выбрали случайно? – спросил Иван.

– Не совсем так. Мы просмотрели тебя, – глядя в изумлённые глаза охотника, ответил Леший. – Ну, что ты за человек, как живёшь, что умеешь – вон в лес ходишь, не боишься. Хотя, не скрою, случай всё-таки присутствовал. Ведь ты не хотел идти на охоту, думал съездить к сестре. Потом внезапно поменял решение, быстро собрался, будто кто-то подтолкнул. – Леший, обернувшись к нему, улыбнулся, сверкнув пламенем костра в уголках звериных глаз.

– И это твоя работа? Это ты меня отправил в лес, но как? – распаляясь, прорычал Иван. – И как вы обо мне всё узнали, и что у меня есть сестра?

Гость, потупив взор, смиренно ответил:

– Пришлось в прошлое заглянуть, а то как бы мы узнали, что ты нам подходишь? – Боязливо отодвигаясь от Ивана в сторону, Леший оправдывался: – Вообще-то, мы так не делаем, ну или почти не делаем. Разве когда пугаем кого, чтобы выгнать из леса или вразумить. Бывает, сначала глянешь в душу, что да как, а после обернёшься видением из его страхов, ну чтобы наверняка, а просто так – ни-ни, да и нельзя нам открываться без веской нужды.

– А разве их ты не можешь выгнать? И с какой стати им помогать, что за забота? Вот телефон, – Иван вытащил из кармана трубку, протягивая её гостю, затем, сообразив, добавил: – Ты же не умеешь. Давай я в МЧС позвоню, они мигом помогут.

Леший покачал головой:

– Не помогут, да и это, – он указал взглядом на зажатую в руке Ивана трубку, – там не работает. Я же тебе уже объяснял, что без помощи мне не обойтись. А помочь им надо: случайно попали они туда, где им не положено быть. И не заслужили, чтобы вот так сгинуть. Ну как, ты со мной?

Иван, нахохлившись, обиженно сопел, пытаясь создать в голове хоть сколько-то рациональную цепь мыслей из всего услышанного. Затем нехотя ответил:

– Согласен, только обещай мне…

Договорить он не успел – Леший уже энергично тряс его руку.

– Клянусь, больше не буду читать твои мысли, обещаю, – заглядывая в глаза, заверил он. – Если сам не попросишь.

– Тогда расскажи хоть, кому помогать-то будем и что с ними случилось, – заинтригованный предстоящим приключением, миролюбиво попросил охотник.

– Это две очаровательные особы, две сестры, – пододвинувшись к Ивану, начал увлечённо рассказывать Леш, подбрасывая дрова в костёр. – Решили сходить за грибами, да только вот забрели не туда; в общем, заблудились. А тут ещё напасть случилась. Одна из них, та, что местная, приболела. То ли воды попила болотной, то ли съела чего, не знаю; в общем, отравилась. Там на месте разберёмся. А вторая приехала погостить к сестре. И без помощи обратной дороги им не найти, да ещё прежде подлечить надо старшую, а то вдруг помрёт.

– И как мы их будем лечить? Я бульдозерист, а не доктор.

– Это, Вань, раньше времени в думу не бери, то моя забота.

– Леш, а где это? Что-то я не припомню поблизости болота.

– Это недалеко, и болото там знаешь какое? Во! – развёл он руками. – Впрочем, скоро сам увидишь.

– Расскажи мне о себе, о твоём народе, что можно рассказать, что дозволено. Ведь мы с тобой партнёры. И потом, ты-то обо мне всё узнал без моего согласия.

– Слушай, теперь можно, – сразу став серьёзным и как-то резко постаревшим, ответил Леший. – Ты, наверно, слышал легенды о чудском народе? Чудь белоглазая, слышал?

Иван утвердительно кивнул, пожирая взглядом диковинного собеседника.

– Это ты, вы, это твой народ? – только и смог он выпалить на одном дыхании. – Это всё правда, все эти легенды?

– Эти легенды для вас придуманы, чтобы вы нас больше не искали. Чтобы истина стёрлась из памяти поколений. Ведь когда-то мы дали вам знания, думая, что ваш народ обретёт с их помощью гармонию с миром, этим миром. – Он обвёл вокруг разведёнными в стороны руками.

– Ты говоришь о колдовстве? – не выдержав, перебил его Иван.

Нахмурившись, Леший зыркнул из-под бровей, осуждая парня за поспешность и неумение дослушать.

– Прости, – скороговоркой затараторил охотник, – я больше не буду перебивать.

Кивнув, удовлетворившись ответом, гость продолжил:

– Нет никакого колдовства и никогда не было.

Он замолчал, собираясь с мыслями. Как объяснить сидевшему рядом человеку то, что не требует никакого объяснения, что и так понятно?

Подбирая слова, он продолжил:

– Прислушайся к себе, почувствуй взаимосвязь с природой, окружающей тебя. Постарайся уяснить, что ты не самостоятельная величина в этом мире, а её часть.

Посмотри вокруг. Даже сейчас вы, люди, не в состоянии объяснить то, что окружает вас. Вот облака; подчиняясь силе ветра, они скользят по небу. Затем собираются в огромные дождевые тучи и летят дальше, неся для кого-то избавление от палящего зноя и голода, а кому-то – ужас урагана.

Это одни и те же облака, но кто-то возносит им хвалу, поднимая руки к небу, а кто-то проклинает. Но ни те ни другие не в состоянии поменять их сущность, их предназначение.

Шелест листвы, пение птиц, запах цветов. Пробуждение любви с приходом весны. Трепет нежных чувств, что кружат голову той порой, заставляя сердце биться чаще. Инстинкт продолжения рода. Увядание жизни, старость и, как итог, смерть. Ведь это всё не подвергается сомнению, а воспринимается как есть.

Он глубоко вздохнул, сочувственно посмотрев на Ивана – мол, зачем я тебе всё это объясняю, – и, тряхнув головой, продолжил:

– Вся эта связь между всем живым на земле и с самой землёй – это и есть знание. Его видимая часть.

А ещё есть сокрытая от взгляда. Она самая важная. В ней не найти рационального зерна. Её надо принять как есть и использовать.

В этом великое искусство сосуществования. Лишь это знание даст настоящую свободу, а не ту иллюзию, которой вы её заменили.

Ведь ещё немного времени, и вам нечем станет дышать, нечего будет есть, не будет чистой воды. А машины, которые вы создали, чтобы получить свободу перемещения, замрут навсегда, захламляя планету. Разве к этому вы стремитесь?

Вы, люди, так устроены, что всё непонятное, то, что вы не в состоянии объяснить, вас пугает и становится объектом поклонения. Вот, например, появись ты лет так тысячу назад на своём бульдозере, с ружьём да с этой штуковиной, – он указал взглядом на телефон, – в каком-нибудь тамошнем селении – что произойдёт? Правильно, если тебя сразу не убьют с перепугу, то ты непременно станешь самым могущественным колдуном. Правда, ненадолго – потом всё равно убьют или отравят, когда сообразят, что к чему, – ответил он, пожав плечами.

– Понимаешь, – Леший посмотрел долгим пронзительным взглядом в глаза Ивана, – только в одном вы преуспели так, что не угнаться, – в убивании друг друга.

– Понимаю, – тот опустил голову, не выдержав звериного взгляда, в котором читались мудрость и родительская любовь, а также что-то неведомое, пугающее. Словно звёзды в колодце, в омуте его глаз мерцали искорки ярости, готовые в любой момент вспыхнуть всё поглощающим пожаром.

– И дело даже не в вашей любознательности и тяге к приключениям, вовсе нет. Жажда власти, корысть, ложь, предательство – эти бесы пожирают вас изнутри, уничтожая те добродетели, что были дарованы вам с самого начала.

Не смогли вы достойно выдержать груз знаний, что вам дали.

Поэтому мы всё, что было возможно, забрали обратно, стерев в памяти поколений союз чуди и человека, заменив его легендами и сказаниями, продолжая незаметно наблюдать за вами, ведь эта планета – и наш дом.

Но, надо отдать должное, кое-что мы всё-таки пропустили. Вон вы чего научились делать – придумали машины, безделушки, оружие. Всё, чтобы быстрее себя уничтожить.

– А разве ваша наука другой была? – спросил Иван. – Ну, та, которой вы когда-то поделились.

Леший медленно покачал головой:

– Да. Если ладони, протянутые к вам, не пусты, а в них лежат дары, то их нужно с благодарностью принять.

Ведь неважно, как мы перемещаемся, неважно, как общаемся.

Важно другое: вы не смогли принять эту мудрость и использовать её.

Вы не чувствуете связи с миром, не ощущаете его силу и, следовательно, не можете её применить.

Вы не расцеловали протянутых ладоней в благодарность, вы вырвали их, думая, что если столько всего было даровано, то сколько ещё можно урвать, скрытого от взора, силой и обманом. Не осознавали, что терзаете тело матери. – Он обвёл взглядом окружающую костёр темноту. – Не понимаешь? – гость укоризненно посмотрел на человека, покачивая головой. – Зачем создана машина, на которой ты работаешь? – И, сам отвечая на свои же вопросы, продолжил: – Чтобы рыть землю. А зачем её рыть? Чтобы выкопать руду, переплавить её в железо и сделать другую машину. Для перемещения в пространстве. Вскрыть вены земли, чтобы насытить свои машины её кровью, иначе они не поедут. Затем отравлять воздух дымом от крови сгоревшей в жерле машины. Для этого.

Иван кивнул, нехотя согласившись.

– Так ничего не надо было рыть, ничего не надо корёжить. Мы же перемещаемся без этих машин и общаемся между собой без телефонов. Теперь ты понимаешь, от каких знаний вы отказались? Вы позабыли, в чьих муках были рождены, мать свою позабыли.

Вам и этого мало, теперь вы терзаете её тело и душу, уничтожая друг друга. Зачем вам столько оружия? Кто вам угрожает? Никто, вы сами себе и угрожаете. А мы, как можем, пытаемся уберечь вас от безумства.

Теперь ты всё понял, всё осознал? – Леший утомлённо опустил голову на грудь, ссутулив плечи.

Иван пришибленно смотрел на него, опустошённый откровением гостя, терзаемый стыдом за все поколения пращуров, невольно осознав ту степень вероломства, что люди допустили к матери природе.

И, словно пытаясь хоть как-то искупить вину, а может сменить тему разговора, теперь уже и ему ненавистную, проговорил, задав вопрос и ответив на него:

– Леш, ведь мы им поможем? Непременно поможем.

Леший молча подбросил дров в костёр, затем, повернувшись, проговорил:

– Давай спать: полночи уже пролетело, а завтра много дел. – И, не дожидаясь ответа, повалился набок, свернувшись клубком.

Через мгновение в тишине ночи зазвучал лёгкий храпоток, переходивший в глубокое грудное дыхание.

Иван ещё долго ворочался на ароматном ложе из пихтового лапника, размышляя о том, что ему поведал ночной гость.

Ведь подумать только: ещё вчера он был обычным человеком, замкнутым в коробочку из надоевших забот пусть не совсем постылой, но всё же не очень интересной жизни, разбавленной чередой случайных событий, о которых и вспомнить нечего.

Разве что Машку, теперь уже бывшую жену.

Он до сих пор не понял, почему всё так получилось, почему они не смогли удержать друг друга, а может и не хотел понять, но теперь что об этом гадать.

Да сестрёнку Надежду, которую он любил и продолжает любить больше всего на свете. Именно сестрёнка, молоденькая девушка, проявив характер, не дала отправить брата в детский дом, когда родители погибли. Сама принялась растить и воспитывать.

О папе и маме у Ивана сохранились лишь мутные воспоминания да альбом с фотокарточками. Пожалуй, и всё.

Две эти женщины – это самые дорогие люди в его жизни. А ведь он прожил уже тридцать лет.

Слеза скатилась по его щеке – то ли от дыма, исподтишка лизнувшего охотника в лицо своим едким языком, то ли от чувства благодарности к бывшей и сестрёнке, то ли от жалости к себе.

Ещё вчера он считал байки о нечистой силе небылицами, соглашаясь с теми, кто напоминал рассказчикам, что надо меньше пить и непременно плотно закусывать.

Как же сильно изменилась его жизнь за какие-то несколько часов, проведённых в компании лешего! А ведь он и с места не сходил, ничего не делал. Только внимательно слушал.

Нет, он твёрдо решил, что больше своего шанса не упустит, до конца пойдёт за попутчиком, внезапно ворвавшимся в его жизнь, доверившись ему. Хотя в душе сомневался в своём выборе, понимая, что гость ему договаривает не всё – может, раньше времени пугать не хочет? Как знать.

Лёжа на спине, подсунув руки под голову, охотник засыпал, зная, что к прошлой жизни возврата больше не будет. Как, может, не будет и самой жизни; плевать.