Читать книгу: «Интраэлика»

Эта история – о войне

Пусть Охра говорит, что хочет, а я думаю, самое время прозвучать правде. Да и какие причины что-то скрывать? Дела давно минувших дней, все такое, сам понимаешь.

Мы сидим здесь, и хрен его знает, сколько еще просидим; «Невозможный» черт его разберет, где шаландается; времени навалом, и остров этот – гадский, поэтому заткнись и слушай. Возражений нет.

Далеко-далеко отсюда, на востоке, в самом сердце Большой Интраэлии есть одно чудесное место. «В самом сердце» – это почти буквально. Если ткнешь пальцем в центр Всемирной Карты, то вот почти там, сразу за Задушей горами. А насчет того, что место чудесное… ну… оно было таким… до известных событий. И вот об этих событиях я тебе расскажу. Хрена ли ты здесь, в своем захолустье сможешь представить, какая там кипела жизнь. Днями, а особенно ночами. Не пойми меня неправильно, твой Астравгард – довольно милое место; море, острова, песочек вон – чем не курорт? – но сюда бы инфраструктуру какую-никакую, рекламу да серьезные вложения – в общем, есть, где развернуться. А пока же, ты уж прости, твой край – это деревня. В отличие от того места, о котором я собираюсь тебе рассказать. Там, как ты понимаешь, все это было, я имею в виду, вложения и многое прочее. Одним словом, там была жизнь. И какая жизнь! Со всех концов приезжали люди, чтобы оставить свои деньги, а взамен приобрести незабываемые впечатления, которые смогут скрасить последующие периоды их унылых жизней. Ну да, примерно так это и работает. И имя чудесного города было на слуху у всех.

Но не теперь. Не теперь.

Ткни пальцем, куда я сказал, и что ты там видишь? Город называется Затрапезно, все так, но это он сейчас так называется, потому что так звали одного человека… но я до этого вскоре доберусь. А прямо сейчас ты должен знать, что ныне город этот ничем не примечателен. Не примечателен, сука, ничем. Разве что статуей этого самого, сука, в центре.

Эмоции, друг мой, эмоции. Ладно, слушай.

В ту далекую пору никто еще не называл меня Женералем, в основном звали по имени – Статус, а чаще того – Адъютант. Статус Адъютант. И уже тогда я служил, само собой. Не секрет, что ратному делу я посвятил всю свою жизнь. Это- мое призвание, как ты мог бы сказать. И даже в те времена, ушедшие, как по весне снег, которого ты, должно быть, никогда и не видел, я, хотя и был молод, достиг, тем не менее, определенных высот и имел достойный и весьма высокий чин и вес в армейских кругах. Ну да, я был адъютантом, как ты верно догадался. Что ж, а моим непосредственным командиром был человек по имени Затрапезно.

Если позволишь, я бегло его опишу.

Ты когда-нибудь видел жабу? Конечно, видел, вон их сколько у вас орет в каждой луже. Или кто там у вас орет?.. Вот только жаба красивая в сравнении с моим командиром. Хотя квакал он ровно так же. Ладно, представь некрасивую жабу. Ну, собственно, как-то так. Этого достаточно.

Затрапезно был приземист и… широк, лыс, как колено… влажные глаза навыкате, тонкогубый, но по-настоящему огромный рот. Не единожды во время бесед с командиром я воображал, как из его рта выстреливает длинный язык, припечатывая какую-нибудь муху. И да – бородавки, все как надо, полный комплект.

Но в форме он был хорош, этого не отнять. В форме он был внушителен, грозен и могуч. Выглядел решительным, по-хорошему жестким и не терпящим компромиссов военачальником. Это впечатление ни коим образом не соответствовало его духовному и душевному, если ты понимаешь, о чем я, содержанию, но, вынужден признать, что столь разительный контраст долгое время вводил в заблуждение и меня. Поначалу ведь я даже гордился службой при нем.

Между тем бронзовая с позолотой статуя Затрапезно, которая ныне украшает центральную площадь одноименного города, по-видимому изображает какого-то совершенно постороннего, довольно мифологизированного персонажа. Сваявший ее скульптор явно не видел оригинал. Иначе поселившиеся в его душе кошмары едва ли позволили бы его руке и резцу порхать с такой беспечной легкостью.

История, мой юный друг, порой творится дикими, случайными и непредсказуемыми вещами и поступками и при этом для нее совершенно не важна какая бы то ни было правда. История вообще не особенно любит факты, и эту мысль мне хотелось бы донести.

Боже, иногда я начинаю говорить почти как Охра. Это заразно, я полагаю. Помаши ручкой, пусть она себе хмурится. А тем временем я позволю себе вкратце обрисовать истоки конфликта. А мой рассказ именно о конфликте. Вооруженном, мать его, конфликте. Ибо какая же история без него?

Каждый знает, что пресловутый и столь необходимый всем Макгаффин благополучно пропал в стародавние времена. И с тех пор обедневшее и осиротевшее человечество повсеместно ищет его в тоске и надежде. Неизбывная боль, пустота в одиноком сердце, непреодолимое стремление обездоленной души. Так говорят. Не все, конечно, большинству-то и дела нет, если уж смотреть правде в лицо. Да что там большинству – всем! Нахрен никому он не сдался на самом-то деле. Но как образ он весьма хорош. Для поэтов и для всяких там фриков. Но иногда случается, что почти так же хорош он и как инструмент, как оправдание и прикрытие для разнообразных и довольно грязных политических игр.

Иными словами, однажды путем тонко и точно рассчитанных информационных вбросов и атак возник ничем по определению недоказуемый слух, что местонахождение Макгаффина наконец раскрыто. К вящей радости всего человечества, казалось бы, но не тут-то было. Как следовало из непроверенных, но крайне необходимых определенным кругам слухов, ценный артефакт находится в одном процветающем и очень богатом городе в самом сердце Большой Интраэлии, и власти города давно и намеренно и даже злонамеренно скрывают сей возмутительный факт. Потому, мол, город и процветает.

На выдвинутую гневную и, пожалуй, заранее подготовленную ноту власти города отозвались полным, безграничным и вроде как искренним недоумением. Что, естественно, еще больше усилило подозрения. Если уж прогрессивное человечество положило взгляд на твои закрома, нет смысла доказывать свою правоту. Какой туризм, какая индустрия развлечений? Всем же понятно, что вы жиреете за счет Макгаффина. А что самое подлое, ни с кем не хотите делиться. Где, спрашивается, справедливость? Мы же все хотим, чтобы по справедливости, да?

В общем, почва была старательно подготовлена, и потому никого не удивило, что сразу несколько объединившихся для благородной цели городов – государств выдвинули ультимативное требование: верните общенациональную ценность в лоно развитой цивилизации! А иначе, сынок, война. Понятное дело, что власти теперь уже несчастного города не смогли ничего вернуть. Знаешь ли, порой несколько сложно предоставить то, чем не владеешь, сплошь и рядом такое происходит, говорю тебе. Но на это ведь и был расчет, следишь за мыслью?

Ладно, чего кота тянуть за эти самые? Объединенным войском свободных городов поставили командовать генерал генеральского Затрапезно. Я же, совершив стремительный взлет в своей карьере, совсем незадолго до этого стал его адъютантом.

Помню, как одним слегка туманным ранним утром мы высадились на побережье спокойного внутреннего моря. Наше войско было велико, и поэтому высаживались мы добрую половину дня, и это не считая тех, кто добирался посуху, но я ступил на берег еще до восхода солнца, поскольку в мою задачу входило проследить, чтобы моему командиру поставили подобающий шатер. С этим, кстати, возникли небольшие сложности, пришлось поцапаться с ленивыми подрядчиками, но к нашей истории это отношения не имеет. В целом же я, как и многие, был преисполнен оптимизма. Цель нашей кампании не казалась сколько-нибудь трудной, а уж тем более недостижимой. Красивый курортный город, как прекрасная жемчужина лежал перед нами, и мы готовы были взять его, сорвать словно созревший восхитительный плод.

Кто ж знал, что это был только первый день из мучительно долгих шестисот восемнадцати дней осады?

Любая война проистекает из чьей-то жадности или зависти, но ход ее зависит и от иных базовых человеческих чувств, а также от ума либо же, напротив, от глупости. То, о чем я говорю тебе по поводу этой конкретной войны, противоречит всему, чему тебя учили в школе, всем якобы общеизвестным историческим фактам, и ты не прочитаешь об этом нигде, ни в одной своей дурацкой книжке, но и верить всем моим словам ты при этом не обязан. Никто из нас не может быть всецело объективен. Некоторые просто могут знать о правде чуть больше, чем остальные. Я всего лишь хочу, чтобы ты думал своей головой и сам для себя решил, какая истина тебе подходит больше. Надеюсь, это для тебя не слишком обременительно?

Моя жизнь – череда бесконечных войн, конфликтов и противостояний. Это мой путь, и я- типичный пес войны. Но всякий путь имеет свое начало, и поэтому вынужден признать, что знаменитая осада, о которой я веду свой рассказ, была первой в моей биографии по-настоящему большой заварушкой. И многого я тогда не знал. Был зелен почти как ты сейчас. Нет, вру, таким как ты, не в обиду тебе будет сказано, я, конечно, не был никогда. Твоей вины в этом нет, люди вообще как-то измельчали, не сочти за придирку.

Вон, глянь-ка на Охру. Куда это она, кстати, собралась? Вот это, скажу я тебе, женщина! И не обращай внимания на некоторые ее странности, у кого их нет? Что ли у меня нет? И не смотри так.

Так, о чем я? Ах, да! Я сказал, что шестьсот восемнадцать дней осады были мучительными и долгими, и это действительно так, но иногда даже в самых беспросветных ситуациях могут найтись светлые стороны. Иногда, к примеру, ты можешь встретить хороших людей и даже приобрести верных друзей. Таких как Охра. Хотя конкретно ее тогда с нами не было, и вот почему она столь равнодушна ко всей этой истории. Зану-у-да! Не слышит. Ну да бог с ней. Ее не было, но были другие, и о них ты обязательно услышишь, а если наш чертов фрегат, наш дивный, белоснежный парусник, неутомимо бороздящий суровые волны соленых морей, как сказала бы Охра в свойственной ей манере, все же появится однажды на горизонте, то и познакомишься с некоторыми из них. Война может разрушить и разбросать множество судеб, но может и связать навечно.

В тот первый день шатер был-таки установлен, огромный, как цирк- шапито, в окружении шатров и палаток помельче, и генерал генеральский Затрапезно явился наконец в свою ставку. Явился при всем параде, а, как я уже говорил, в форме он был бесподобен. Веришь, нет, меня слезы умиления и гордости едва не пробрали, когда я его увидел в ставке. Это, конечно, немало говорит о моем тогдашнем жизненном опыте, о моих высоких юношеских идеалах, вообще о всякой такой хрени, которую время неизбежно рушит, не о такой пубертатной, как в твоем случае, но все же. Ну а с другой стороны, как было не загордиться? Все эти его ордена, регалии и позументы? Армия примерно так и работает, скажу тебе по секрету. Ты просто обязан уважать, ну или хотя бы бояться своего командира. И гордиться, само собой. Потому что во всех бесконечных заслугах твоих отцов- командиров есть и твоя исчезающе малая, но все же частица участия. И при случае тебе даже напомнят об этом какой-нибудь медалькой. Пойми меня правильно, я совсем не пацифист, напротив, я милитарист до мозга костей, в сущности я тот человек, который считает, что любой конфликт можно разрешить подобающе грубой силой, и нет ничего лучше хорошей заварушки, но что касается конкретно той победоносной и блестящей, как написано в анналах, учебниках и беллетристике, кампании… вся гордость, все уважение и даже страх божий, все прошло, и для этого понадобилось гораздо меньше времени, чем шестьсот восемнадцать дней.

Итак, командир входит. Целеустремленный, слегка усталый, мудрый, как не знаю кто. Это был, конечно, сильный момент. Входит и начинает с порога квакать, что несколько подпортило торжественный миг, но к тому времени я уже более-менее попривык к его голосу. И ведь слова-то он сказал в принципе хорошие:

– Господа!.. И дамы елки-палки! Ух ты! Какая была мысль?.. Да! Нам предстоит немало вкусной работы! Я в нас верю! Я весьма! А есть выпить? Бухашечка, ферштейн?

Будучи его адъютантом я немедленно и весьма расторопно поднес ему добрый кубок, который он тут же опрокинул в себя одним махом, после чего с признательностью выкатил на меня глаза, и выглядело это пугающе.

– В горле пересохло, – признался он. – Заботы, заботы.

К его чести должен заметить, что он далеко не был таким уж любителем накидаться, просто иногда накатывало, да и видимо он слегка терялся в новой незнакомой компании. Как бы то ни было, живительная влага подействовала на него благоприятственно, и слегка закосевший Затрапезно утвердился за большим столом, который установили в центре шатра, свесив короткие ножки с высокого стула.

– Прошу вас к столу, – сказал он. – Черт, не так. Мы же не обедать собрались? Садитесь, в общем.

И мы, все остальные, расселись кто где, готовые внимать командирской мудрости. Среди прочих за столом присутствовали: Рилл, он же Подбодрилл, приведший свой отряд горными тропами; Эксцес Карма, также добравшийся посуху из-за Задушей гор; а еще Эскапада со своим отрядом северных воительниц; еще Ябы, могучий по его же словам южный маг; а также Вера Кубизма и Люба Харизма, две из четырех близняшек, прибывшие с нами морем. И плюс к этому на совещании обозначился Элифалиэль, и по поводу него сразу бы хотелось внести некоторую ясность. Я вполне отдаю себе отчет, что в наше политкорректное и толерантное время в любой истории по делу или вообще без нужды, но просто обязан присутствовать эльф. Или на худой конец веган. Ирония в том, что Элифалиэль, будучи чистокровным, матерым, я бы сказал, эльфом, был при этом еще и самым что ни на есть веганом, что для эльфа просто дичь дичайшая. И это истинная правда, я нисколько не выдумываю в угоду новомодным веяниям. Жизнь бывает такова, что даже в самых правдивых историях случаются весьма удачные совпадения. И поверь, я прекрасно знаю, что подобный персонаж делает мою историю еще более трендовой и топовой, но что поделать, это действительно было, из песни слов не выкинешь.

Что ж, мы-таки расселись, и великий и ужасный Затрапезно, собравшись с мыслями, принялся поливать нас своей неподражаемой хореографией и вокализом.

– Ни для кого не секрет, – начал он, – что наш враг силен и хитер. Как доносит разведка, бастионы его крепки и неприступны, войска страшны и многочисленны, а боевой дух высок, что может показаться странным, учитывая на чьей стороне правда и справедливость.

– На чьей? – немедленно подал голос кто-то, кажется, вообще не из сидящих за столом. По-моему, это был один из охранников у входа в шатер или кто-то из рабочих, которые еще не закончили монтировать канделябры.

– Что? – ошарашенно переспросил Затрапезно.

– Не обращайте внимания, – подсказал кто-то другой, а может быть, тот же самый.

– Я и не буду, – согласился наш вождь. – Я мысль потерял.

– Иметь сообщить при внимательном прочтении бастионы учитывая страшная и справедливость, – это уже отозвался наш нетрадиционный эльф.

– Точно, – кивнул Затрапезно. – Спасибо.

– Совершенно удивлял с уважением потому что как есть не приходя.

– Да, продолжим. Враг наш силен, темен и богомерзок. Но мы, – он обвел всех пугающим взглядом, – мы тоже ребята не промах. За нами стоят светлые силы всего свободного мира. Победа будет за нами! На этом все. Всем спасибо и до новых встреч.

Повисла небольшая пауза.

– Мы что-то, – сказала Вера Кубизма.

– Не поняли, – сказала Люба Харизма.

Эскапада, жгучая, стремительная, как языки пламени, вскочила со своего места.

– Где? – крикнула она. – Я ненавижу! Порвем задротов! Ринемся в неравный бой!

Все за столом, включая и самого Затрапезно посмотрели на нее с некоторым страхом, потому что, надо признать, Эскападу все побаиваются. Черный перец, огонь!

Однако побаиваются ее чисто по-человечески, можно сказать, душевно, чего нельзя сказать об Эксцесе Карме. Вот уж кто точно является живым воплощением “зловещей долины”. Стоит ему заговорить с кем-то или просто попасться на глаза- все! Нервный срыв, как минимум. У человека, внезапно осознавшего существование Эксцеса Кармы рядом с собой, возникает неясная, но стойкая инфернальная тревога, причину которой невозможно объяснить внятными словами. Вот и за столом совещаний произошло нечто подобное, потому что Эксцес Карма заговорил.

– Великие силы вынуждают меня поддержать данное начинание, – произнес он очень спокойно. – И я поддерживаю. Мы должны как можно скорее освоить выделенные нам человеческие ресурсы.

– Боже мой! – вздрогнул, побледнел и отшатнулся сидящий рядом Ябы, а все остальные как-то съежились на своих местах.

Первым пришел в себя Рилл, весельчак и пропойца Рилл.

– Лицо Ябы было похоже на лицо с картины «Крик», ну, если бы ее сделать в сепии, – заулыбался Подбодрилл, но внимательный глаз мог заметить, что он и сам пытается храбриться.

Ябы тем временем тоже слегка оправился, поэтому смог вполне достойно ответить:

– А вы слышали, что у Рилла в роду были тролли?

– Че это я тролль?

– А че это ты всех троллишь?

– Подождите, – встрял Элифалиэль. – Обыкновенно вставая не надо нарушать. Потом пойдешь. Я будучи рад.

– Верно, – с готовностью согласился Ябы, – мы не о том говорим.

– Да. Когда уже? – спросила Вера Кубизма.

– Можно будет нападать? Каков? – спросила Люба Харизма.

– Наш план? – спросила Вера Кубизма.

– Какие будут указания? – в свою очередь поддержал и я, как верный адъютант, пожирая глазами начальство.

Затрапезно устало провел рукой по лицу, при этом влажно хлюпнув губой.

– Боже ж мой, боже ж мой, – сказал он. – Я ценю ваше рвение, ваш задор. Но и вы должны понять, что так дела не делаются.

И он действительно был похож сейчас на мудрого взрослого, утомленного детскими шалостями. Не знаю, как остальным, а мне даже стало немножечко совестно.

– Вы должны знать, что миссия нам предстоит весьма непростая. Она требует тщательной, обстоятельной подготовки, и мы не имеем права на ошибку. Взгляды всего человечества прикованы к нам.

И он сам на секунду приковал всех своим жутковатым взглядом.

– Из вас всех, – продолжил он, – наверное, только Провернулл это всецело понимает. Привет, Нулл. Здорово ты вчера сказал, конечно.

– Да, он такой, – согласились все. – Этот парень просто что-то.

– Ладно, расходимся. В конце концов, мы только приехали, нам всем не мешает отдохнуть с дороги. Все экскурсии отложим на завтра. Элемент неожиданности все еще на нашей стороне.

Может быть, у каждого и было свое мнение на этот счет, но спорить никто не стал. Субординация, понимаешь. Да и просто по-человечески стало вдруг как-то жаль нашего командира. Это было одно из его врожденных свойств: иногда он вызывал жалость.

– Статус, – обратился он ко мне, когда все вставали со своих мест. – Я вздремну, пожалуй. Покажи, где можно устроиться, и на сегодня свободен.

– Конечно.

Часть командного шатра была отгорожена под его личные апартаменты, и выполнены они были с подобающим его положению размахом, – я специально за этим проследил. Не барокко, но где-то близко. Однако Затрапезно все равно поморщился, когда я провел его за полог, и это заставило меня нахмуриться и спешно оглядеть помещение: что я упустил? Что, кровать под балдахином недостаточно широка? Я же говорил этим подготовщикам! Заказывайте самое лучшее! В городе же есть прекрасные мебельные салоны, и, пока не сомкнулось кольцо осады, с ними еще не поздно связаться.

– Ох, – вздохнул Затрапезно. – Хватило бы простой циновки. Балуете вы меня.

Иногда он бывал похож на человека и, в контексте всего остального, это пугало еще больше.

Когда я вышел на улицу, оказалось, что не все еще разошлись. Небольшая группа стояла прямо на обочине широкого тракта, и я подошел к ним. Кое-кого из этих людей я знал по нашему совместному морскому путешествию, с кем-то познакомился только сегодня.

– О, вот и наш горемыка! – воскликнула Эскапада, завидев меня. – Полюбуйся, Адъютант! Уроды! Вот Уроды!

– Как есть исключительная забота расположения для лучшего покоя? – спросил Элифалиэль.

– Да, он уснул, – отвечал я.

Эльфа, кстати, до сего дня я не знал. Выглядел он как типичный хипстер: короткие, зауженные штанишки, забавная бородка, винтажная шляпа, в общем, совсем не по-военному, но все равно как-то сразу располагал к себе. Я, правда, тогда еще не знал, что он вегетарианец, но даже когда узнал, это не вызвало во мне отвращения. Может быть, правы те, кто говорят, что в жизни надо быть терпимее. Цени ближнего не за то, что он ест, а за то, кто он есть.

– Хера ли спать в такое время, собаки? – выкрикнула Эскапада, от негодования аж выпучив свои прекрасные глаза на эбеново- черном лице. А вслед за этим добавила уже совершенно другим тоном:

– Статус, мальчик, какие у тебя планы на вечер?

Я закашлялся и уже не в первый раз задумался о ее биполярном расстройстве.

– Я как-то даже еще не строил планов, – промямлил я.

Вот видишь, Откад? Между нами, оказывается, гораздо больше общего, чем можно было бы подумать. Я тоже был молод. Не так глуп, как ты, конечно со своей Полиной, ты уж прости, но есть что-то глобально общее во всех этих… даже не знаю, как сказать… Ладно, чего это я? Продолжим наш рассказ.

Я не успел выслушать ответ Эскапады, потому что меня перебил Эксцес Карма.

– Фактическая задержка нашей операции сводит на нет всякий элемент неожиданности, – сказал он. – Наши тактические планы нуждаются в строгой коррекции с учетом новых вводных.

– Господи! – вскрикнули все в один голос.

– Да, какая уж тут, – сказала Вера Кубизма, когда все немного пришли в себя.

– Неожиданность, – сказала Люба Харизма. – Вон уже и торговля.

– Налаживается, – сказала Вера Кубизма.

И действительно, вокруг нас уже потихоньку собирались лоточники, а к нашим строгим армейским палаткам добавлялись всевозможные балаганчики веселых расцветок с зазывающими надписями. Чуть в стороне устанавливали батуты и надувные горки. А по тракту мимо нас в сторону города тянулись бесконечные вереницы обозов. Траффик сегодня был как никогда плотный, и лошади загадили уже всю дорогу. Куда смотрят коммунальщики?

– Откуда столько транспортных средств? – ни к кому не обращаясь, вопросил Подбодрилл.

– Доски везут, не видишь, что ли, дебил? – рявкнула Эскапада.

– Ну да, – кивнул Рилл. Надо сказать, Эскападу он никогда не пытался подкалывать. – Вижу. А фуры-то какие у них крутые. Явно не отечественные. Шестилошадные.

– Доски, – произнес я, доставая из футляра подзорную трубу.

Изумительный белый город лежал вдали, протянувшись вдоль бухты, обрамленной многокилометровой набережной. Свой лагерь мы разбили несколько в стороне, сразу за галечным пляжем у оконечности подковообразной бухты. Лучший вид на город открывался, конечно с зеленых гор, высящихся вдали по другую сторону главного тракта, но и отсюда, с некоторой возвышенности картина открывалась просто чудесная. Очень мирная, я хочу сказать, едва ли не праздничная. Однако я посмотрел в трубу, и все встало на места.

– Ага, вот для чего доски, – сказал я.– Они забор начали строить.

– Очень интересно, – проворчала Эскапада. – Ух ты! «Все по 10»! Кому магнитик с Макгаффином?

– До хрена же леса понадобится такой городище обнести, – заметил Рилл.

– Это бизнес, мой несмышленый друг, – язвительно отозвался длиннобородый маг и волшебник Ябы, как будто все еще чем-то обиженный, брезгливо одергивая свою расшитую звездами мантию. – И очень хороший бизнес, позволю себе заметить, если ты еще не вкурил, Рилл.

– Длинная протяженность рабочих мест для хорошей позволительности имущих нанимательностей, – поддакнул Элифалиэль.

Рилл нахмурился.

– Вы сохранились где-то, что ли? – огрызнулся он, но как-то вяло. Что-то сегодня он явно был не в ударе.

Я между тем разглядывал забор, вернее, тот небольшой участок, который успели возвести. Стройка только началась, и действительно было сложно представить, как этот забор сможет окружить весь город. Но дело делается, когда делается. Установленный участок забора завесили баннерами, чтобы не портить живописный облик. На баннерах были изображены счастливые люди в окружении пасторальных пейзажей, похожие на Свидетелей Иеговы, а надписи гласили, что власти города приносят извинения за временные неудобства для жителей и гостей города. И кто-то приписал от руки: «и оккупантов». Вот это, я понимаю, чуткость.

Эскапада, кажется, потеряла интерес к нашей милой беседе. Оторвавшись от подзорной трубы, я заметил, что она вертит головой в поисках чего поинтересней, и глаза ее озорно поблескивают. В некоторой тайне даже от самого себя я ожидал повторного вопроса про планы на вечер.

– Ну так что будем делать? – спросила она наконец. Это было не совсем то, но близко.

Однако и здесь ее проигнорировали.

– Посмотрите на этот город, – без особой связи с чем-либо сказала Вера Кубизма. – Какой он самодовольный. Мне кажется.

– Он достоин уничтожения, – сказала Люба Харизма. – Если раньше все делали на века, то сейчас все одноразовое, а это значит, что никто.

– Не думает о будущем, – сказала Вера. – Такова беда всей нашей цивилизации. И поэтому ничего.

– Не жалко, – закончила мысль Люба.

– Прошлым летом их здесь кто-то здорово кинул, – шепнул мне Рилл.

– Наши сучки зрят в корень! – неожиданно яростно закричала Эскапада. После этого она повертела головой, нахмурилась, словно бы потеряв какую-то мысль, и озадаченно спросила:

– А куда это мои северные воительницы подевались? Пойду-ка я их поищу. Как дети малые. Вечно куда-нибудь запихнутся, а потом ищи их.

– Да, я тоже к своим, – кивнул Подбодрил. – Давайте, утырки. Нулл, это тебя не касается. Ты нормальный чувак.

– Пока, ребята. Пока, фитоняшки. Пока, Нулл, – помахала ручкой Эскапада. – Научишь меня потом той штуке?

И все же она медлила, задумчиво, совсем не в своем стиле, глядя вдаль.

– Знаете, я, наверное, в городе остановлюсь, – вдруг решила она. – Сниму домик на какой-нибудь тенистой улочке. Звоните мне, если что. Колокол на перекрестке.

Она медленно пошла от нас и вдруг обернулась.

– Да, это самое. Вечером давайте найдемся. Жду вас у себя, адресок сообщу. Статус, ты обязательно приходи. И Нулл, конечно, без тебя какая гулянка? В общем, жду всех.

И вслед за этим, практически без перехода она заорала, но к счастью это нас уже не касалось:

– Ну куда ты прешь, козлище? Не видишь, здесь люди ходят!

Все разошлись, а я еще какое-то время стоял у обочины. Позади меня шумел на всех парах свеженький с пылу с жару военный лагерь; вдалеке, в городе, тоже кипела своя манящая, но не особенно настоящая жизнь. Делать мне по большому счету было нечего. Затрапезно, я знал, проспит до завтра. На всякий случай я поставил в зоне его досягаемости кувшинчик с вином и ночную вазу. Я даже подписал что где, хотя и знал по опыту, что он все равно может перепутать. Впрочем, на такие мелочи обычно ни он, ни я, не обращали внимания. Так что, я, можно сказать, свободен. Можно тоже отдохнуть, можно пойти погулять, я еще не решил.

Приглашение Эскапады и отдельное упоминание в нем меня грело мою душу. Эскапада мне нравилась.

Ближе к вечеру я пошел в город, а компанию мне составил Эксцес Карма, что сделало прогулку незабываемой в плане открытия новых, неизведанных горизонтов депрессии.

– Возможность экстраполировать первичные данные на вектор системного развития позволяет с вероятностью семьдесят четыре и три десятых процента сделать крайне неутешительные выводы о характере релевантности, – без умолку болтал Карма в таком вот тоне, видимо, пребывая в замечательном настроении; я же, наоборот, находясь в его обществе, всю дорогу вынужденно обливался холодным потом.

– Все это без сомнения очень токсично, – единственный ответ, на который меня хватило за всю дорогу.

Улочка, на которой Эскапада сняла домик, так и называлась: Тенистая. Во дворе росли греческие орехи, слива и шелковица, а сам летний домик уютно прятался в глубине маленького сада. Подальше от шумного центра, в старом квартале, почти на окраине- самое то для спокойного отдыха, и, как пишут в объявлениях, море в шаговой доступности.

– О, привет, Статус! – Эскапада вышла навстречу в коротеньких шортах и топике и расцвела в улыбке, простирая ко мне руки. Это мне тоже понравилось и даже очень.

– Мы с пивчанским, – улыбнулся я в ответ. – И с винишком.

Лицо Эскапады неожиданно перекосилось.

– Господи! – вскрикнула она. – Привет, Эксцес. Проходите. А? Как вам у меня?

– Очень миленько, – сказал я, восхищаясь тем, какая Эскапада сейчас домашняя и пушистая. – Не слишком дорого?

– Да ерунда.

– Я подозревал, что цены могут взлететь с нашим приходом. Тем более в самый сезон. Высокий, так говорят?

– А я вас обманула, по правде сказать. Это мой дом. Года два уже, как отжала.

– А что будет, когда мы захватим город?

– А хер ли изменится, придурок? – вдруг вспыхнула Эскапада, и я понял, что ляпнул глупость, и мои акции только что обвалились неизвестно на сколько пунктов. Карма мог бы сказать, пожалуй, с точностью до долей процента.

– О, как вкусно пахнет! – воскликнул я, чтобы увести ее в другое русло.

Эскапада заулыбалась.

– Это Рилл уже шашлыки замутил. Или кебаб, не знаю.

– Мы опоздали, что ли?

– Не особо. Но теперь уже все в сборе. Сестры, правда, за арбузиком побежали. Или дыней, не знаю. Ябы… колдует что-то. Эльф… что ж, эльф у нас нетипичный. Кажется, в данный момент он ворует кресс-салат у соседей. Гребаные витамины.

Между домиком и летней беседкой Рилл, одетый в одни шорты и сланцы, действительно суетился над мангалом. Увидев меня, он воскликнул:

– Статус! Какой у тебя статус? «Жизнь – боль»? – и заржал во всю луженую глотку, но тут же поперхнулся, потому что возникший рядом с ним Карма очень спокойно произнес чуть ли ему не в ухо:

– Если предположить, что все мы находимся в некой суперпозиции, то какое действие вызовет декогеренцию?

– Твою мать! – закричал Рилл, стремительно бледнея. – Боже! Привет, Эксцесс. Чуть шампуром себя не проткнул. Надо же.

Он покачал головой и, слегка расстроенный, вернулся к своим делам. Я прошел в беседку, где вооруженный ножом Ябы колдовал над закусками. Свою мантию он скинул, а бороду подвязал стильными лентами. Его футболка, легкие штаны и туфли с загнутыми острыми носами были, как и мантия, расшиты золотыми и серебряными звездами. То есть, из образа он по большому счету не вышел.

– О, добрейший вам вечерочек! – воскликнул волшебник. – Мы вас категорически приветствуем!

Он сделал над столом широкий жест руками и, восхищаясь собой, закатил глаза.