Читать книгу: «Фанда.Ментал», страница 4

VII

Вниз стремительно хлынули первые капли дождя. Эстаф лежал посреди улицы, без чувств, бледный, как первый снег. Медленно и тяжело приоткрыв глаза, он увидел перед собой небо, затянутое почти черными тучами, и почувствовал невыносимую головную боль. В висках мощно и ритмично пульсировало, словно внутри кто-то невидимый и очень сильный со всей силы бил в огромные японские барабаны вадалко. Лицо Эстафа искажалось от невыносимой боли. Приподняв голову, он огляделся по сторонам в попытке понять, где он. Магазин одежды справа, кафетерий, трамвайные линии под ногами и вереница домов вдоль улицы постепенно вернули ему сознание. Не в силах двинуться Эстаф увидел молодую женщину, направляющуюся к нему. В следующую секунду боль внезапно прошла, но сразу же, не дав отдышаться, ударила с новой силой. Перед глазами Эстафа все почернело, и он отключился. Большая капля дождя упала на лоб и потекла к глазам.

– Эй, вы в порядке? – издалека, затихая, донеслось до уха Эстафа, после чего его разумом овладел сумрак.

В ярко освещенной палате предметы постепенно сфокусировались, и расплывчатый силуэт медсестры, делавшей укол, приобрел нормальные очертания. Эстаф, наконец придя в себя, охрипшим голосом окликнул ее.

– Где я? Что происходит?

– Вы очнулись! Подождите немного, я позову доктора! – ответила удивленная медсестра и побежала по коридору.

Эстаф проводил ее глазами и посмотрел на старика, лежащего на соседней койке. Тот подложил под голову еще пару подушек и принялся гладить свою седую бороду. Заметив, как Эстаф массирует руку после укола, старик решил заговорить.

– Вам больно? – вопрос оказался на удивление неожиданным, отчего Эстаф не сразу воспринял его.

– Простите?

– Вам больно после укола?

– Да, немного затекла рука.

– Я думаю, это несправедливо колоть людям что попало без их ведома.

– Я вас не понимаю, – присев на кровать, ответил Эстаф. – Вы же видите, что вам делают укол!

– Я хотел сказать, что мы не знаем, что именно нам вкалывают.

– Вы не поверите, но это лекарства.

– Да, но лекарства бывают еще и ядом!

– Вы не доверяете медсестрам и врачам?

– Доверяю, – потянул старик, – только это ущемляет права больных. Они должны знать, что им вкалывают в данном случае, или же вскрывать ампулу непосредственно перед пациентом!

– Как в хорошем ресторане с бутылкой вина?

– Почти.

– Если кому и взбредет голову отравить вас, то на ампуле с ядом можно написать что угодно!

– Не спорю, – согласился старик и тут же замолк.

– Вы опасаетесь за свою жизнь или размышления о правах любимая тема разговора? – с улыбкой спросил Эстаф.

– Моя жизнь ничто по сравнению с попыткой сделать мир лучше!

– Да вы философ!

– Может быть… – тихо произнес старик, как будто успел поверить и потерять веру в это утверждение сотню раз.

– Вы сказали о попытке сделать мир лучше…

– Что я сделал для этого? – неожиданно для Эстафа продолжил старик, широко улыбнувшись, оголив желтые зубы.

Эстаф не смог выдавить из себя ничего и просто покачал головой. Его собеседник повернулся на бок, зажал в ладони бороду и пристально взглянул на Эстафа широкими глазами темно-серого цвета. Старик обладал каким-то добрым магнетизмом и редким мужским очарованием. Морщины на его лице, широкая улыбка и мягкий бархатистый голос приковали внимание Эстафа.

– Об этом сложно говорить, в особенности незнакомому человеку. Мне легче сказать, что я не сделал ничего, чтобы сделать мир лучше, чем рассказывать о поступках, в действенности которых вы можете засомневаться, или счесть меня однобоким человеком, не учитывающим тот факт, что своими так называемыми хорошими поступками я, вероятнее всего, сделал также что-то плохое кому-то другому!

– Согласен. Вы можете ничего мне не говорить. Давайте ограничимся лишь искренними ощущениями в то время, когда мы наедине с самими собой.

– Ну, это уже зависит от уровня требования к самому себе и планки, которую мы или нам ставят.

– И какая планка у вас?

– Думаю, высокая. Но мы можем выяснить это лишь в сравнении. А для сравнения нам нужны критерии!

– И для каждого критерия необходима шкала, ведь правда?

– Да, вы правы! Думаю, чем меньше цена деления этой шкалы, тем глубже мы сможем рассмотреть различия и оценить мотивы, толкающие одного на поступок ценой в три деления, а другого – на четыре, учитывая, что делений может быть сотня тысяч!

Эстаф задумчиво отвернул голову и почувствовал, как хочет на свежий воздух. Взглянув на свое тело, на руки, Эстаф с удивлением заметил, что ощущает их как-то странно, как чужие.

– Что с вами случилось? – вдруг спросил старик.

– Вы о чем?

– Почему вы в больнице?

– Не знаю. Я только недавно очнулся. Мне сделали укол, и мы с вами стали говорить. У меня даже не было возможности спросить у сестры, где моя жена и что со мной случилось.

– Вы ничего не помните?

– Я помню, как сидел на концерте. Следующее, что я помню, как лежал на улице.

– Надеюсь, доктор вам расскажет, – произнес старик.

– Как давно вы здесь? – поинтересовался Эстаф и нажал на кнопку пульта с тонким проводом, вылезающим из-под матраца.

– Меня привезли прошлым утром. Вы тогда спали.

– Прошлым утром?!

– Да. Вы здесь по крайней мере уже целые сутки.

В палату вошла миловидная медсестра, а за ним и доктор.

– Как вы себя чувствуете? – спросил доктор.

– Как давно я здесь?

– Вы поступили к нам без сознания четыре дня назад.

– Четыре дня?! – вскрикнул Эстаф. – Что же со мной случилось?!

– Мы взяли кровь на анализ, провели тесты, все показатели были в норме. Для нас было странно, что вы не приходили в себя. Мы не можем сказать точно, что произошло, но считаем, что вы пережили эмоциональный и болевой шок в результате какого-то внешнего воздействия.

– Шок… четыре дня… – тихо и рассеянно выговорил Эстаф, приложив ко лбу запотевшую ладонь. – А где же моя жена? Вы сообщили ей?

– Мы нашли у вас в пиджаке документы и выяснили ваш телефон. Но, к сожалению, никто не отвечал на наши звонки.

– Мне нужно домой! – растерянным голосом произнес Эстаф, одним махом скинув с себя одеяло.

– Вам рано вставать!

– Я отлично себя чувствую, мне надо домой, вы слышите?

– Успокойтесь, пожалуйста. Пока вы находитесь под наблюдением, – пытаясь удержать Эстафа, скомандовала сестра.

– Хорошо, скажите, когда я смогу выйти отсюда?

– Я не могу вам ничего обещать.

– Прошу, доктор, осмотрите меня! Я чувствую себя превосходно, понимаете? – умолял Эстаф.

Сестра положила руки в карманы халата и задумчиво посмотрела на доктора.

– Эй, доктор, – вмешался вдруг старик, – может, он на самом деле здоров.

– Хорошо. Только не вставайте. Я скоро вернусь, – ответил доктор и вместе с медсестрой покинул палату.

– Вы действительно хорошо себя чувствуете? – поинтересовался старик.

– Да!

– Я тоже чувствую себя хорошо, но мне некуда идти. Да и не к кому, – печально произнес старик, и его глаза сделались грустными.

– Вы живете один?

– Да, – чуть слышно произнес старик, словно хотел сказать больше, но передумал.

– Как ваше имя?

– Виланд!

Старик вновь погладил бороду, помассировал лицо, уши и шею и беспомощно опустил руки вверх ладонями, густо и глубоко исчерченными линиями. На мизинце блеснул перстень с темно-бирюзовым плоским камнем, окруженным мелкими камнями.

VIII

Эстаф ступил на тротуар, оставив позади дверь больницы, порхающую внутрь и наружу словно крыло. Потрясение, которое он испытал полчаса назад, подойдя к зеркалу, ничуть не ослабло. Эстаф был полностью растерян, сбит с толку и с остервенением пытался оживить свою память, пытаясь понять, что с ним произошло и почему у него другая внешность. В карманах куртки он нащупал незнакомые ключи, несколько купюр и документы на имя Эстафа Нойманна. В руке он крепко сжимал конверт, который старик попросил передать по адресу, написанному внутри. Конверт был не запечатан. Наощупь внутри лежало что-то крепкое, выпирающее и еще что-то из плотной бумаги. В голове кружились слова старика, которые он произнес при прощании.

…Когда на твои плечи сядут смута и сомнения, найди скрипача и послушай его – это поможет тебе!.. Что это может значить? Что произошло, и почему я здесь? Где Афина? Кто надругался над моим телом?! Кто дал мне то, что мне незнакомо, сменил мою оболочку? Кто?

Эстаф глубоко вдохнул свежего воздуха. Это утро казалось необыкновенным, не похожим на все предыдущие. Несмотря ни на что, отгоняя сплошной поток вопросов, Эстаф, словно юнец, не придающий серьезного значения всему, что с ним происходит, представлял в уме Афину, тоскующую по нему. Ожидание предстоящей встречи окрылило и непроизвольно растягивало рот в широкой улыбке. Эстаф смотрел по сторонам, вглядывался в лица прохожих и слышал каждый звук – проезжающих машин, стуки каблуков, пение птиц, шелест листвы от прохладного ветра. Все казалось перерожденным в его сознании и заново осмысленным. Не желая медлить, Эстаф быстрым шагом направился домой.

Купив на углу дома букет хризантем, Эстаф поднялся наверх и остановился перед дверью. Сердце сжималось в груди. Поправив волосы и, оглядев цветы, он позвонил. За дверью было тихо. Эстаф подождал минуту и позвонил еще раз. Рефлекторно опустив руку в карман брюк, он ничего не нащупал, но в ту же секунду услышал легкий рокот замка. Дверь слегка приоткрылась – ее удерживала цепь. В промежутке показалось женское лицо, заплаканное и уставшее.

– Доброе утро!

– Простите? – осипшим голосом произнесла Афина.

– Открывай. Я принес тебе вот это! – словно не расслышав, проговорил Эстаф, приблизи букет к проему.

– Вы кого-то ищете?

– Да, свою жену, Афину! – ответил Эстаф, поддерживая, как ему казалось, эту игру.

– Я Афина, но кто вы такой? – с интересом и настороженно спросила Афина.

– Дорогая, ну хватит, открывай!

– Простите, но я не понимаю ваших шуток. Вы, наверное, ищете другую Афину.

Дверь неожиданно для Эстафа захлопнулась. Афина устало прислонилась к двери и прикрыла глаза. Эстаф, стоя с другой стороны, пришел в изумление.

– Афина, ну хватит! Что происходит? – чуть громче обычного произнес Эстаф, постучав кулаком по двери. Дверь снова отворилась, и в проеме вновь показалась Афина.

– Послушайте, если вы сейчас же не уйдете, я вызову полицию! У меня горе, оставьте меня в покое! – холодно произнесла Афина, хлопнув дверью.

– Афина! Афина!! – ударив кулаком по двери, вскрикнул Эстаф. – О каком горе ты говоришь?! Тебе нельзя волноваться, это повлияет на ребенка!

Афина, стоявшая у двери, резко обернулась и, судорожно повернув замок, распахнула дверь.

– Откуда вы знаете о ребенке?!

– Афина, ну хватит, я…

– Кто вы такой?? Что вам от меня надо? – неожиданно закричала Афина, и из глаз ее брызнули слезы.

– Что здесь происходит? Что вообще случилось? Я четыре дня лежал в больнице… Что с тобой за это время случилось? Почему ты не брала трубку, почему не приезжала?! – размахивая руками, кричал Эстаф. Букет рисовал в воздухе немыслимые фигуры, следуя за движениями руки. Из букета вырвался один цветок и упал на землю.

– Как ваше имя?

– Афина, открой дверь! Тебе плохо, давай вызовем врача! – потребовал Эстаф.

– Хорошо, только скажите, как ваше имя?!

– Берно! – с привычной интонацией ответил Эстаф.

– Если вы Берно, то назовите дату нашего знакомства!

– Два года назад, пятого сентября!

Афина вытерла слезы с лица. Ее лицо вмиг стало серьезным, и Эстафа насквозь пронзил ее презрительный взгляд.

– Это уже не смешно, Афина!

– Берно умер! Уходите!

– Что? – перепросил Эстаф.

– Берно умер! – с трудом выдавливая из себя слова, повторила Афина и снова захлопнула дверь. Из глаз опять потекли слезы.

– Я не умер, родная! Я здесь!! – выдавил Эстаф, почувствовав, как теряет самообладание. – Открой эту чертову дверь!!

В следующую секунду Эстаф истошно закричал и всем телом ударил о дверь. Цепочка выдержала удар. Афина отшатнулась на шаг назад и закричала. Влетев в комнату, она схватила с тумбы рамку с фотографией. В это время из прихожей раздался громкий треск. Послышалось, как цепочка отлетела, и дверь с размаху отворилась. Афина выбежала к двери. Эстаф уже стоял внутри с цветами в руках, направляясь к ней. Страх овладел ею. Афина стала пятиться назад, выставив перед собой на вытянутых руках рамку с фотографией.

– Вот это Берно, слышите?! Это Берно!!

Эстаф остановился. В шаге перед ним стояла Афина, держа в дрожащих руках фотографию. На лбу Эстафа выступил пот. Отбросив на пол букет, он взял в руки рамку и стал вглядываться в лицо на фото. Во рту пересохло, и сказать что-либо стоило ему больших усилий.

– Да, это я. Со мной что-то произошло, моя внешность не такая, как была раньше!

– Прошу вас, – плача, выдавила Афина, – уходите!

– Я спрашиваю, кто я такой?! Что случилось со мной? – громко потребовал Эстаф.

– Я не знаю, кто вы. Но это мой муж, Берно, он умер несколько дней назад!

– Несколько? А точнее?

– Четыре!

Эстаф почувствовал, как у него закололо в сердце. В голову, словно цунами, хлынули сотни мыслей и догадок. Он был обескуражен и чувствовал, что запутался окончательно. Но возникла уверенность, что за всеми этими совпадениями и происшествиями стоит нечто большее, чем простое недоразумение.

– Четыре… – тихо повторил Эстаф и пошел к выходу. Закрыв дверь на замок, он вернулся к Афине.

– Что вы делаете? – испуганно спросила она.

– Дорогая, успокойся, прошу! Садись, давай разберемся во всем!

– Уходите! Я вызову полицию!!

Афина бросилась к телефону, но прежде чем она дотянулась до трубки, Эстаф схватил ее и оттащил к креслу. Не в силах сопротивляться Афина заплакала и покорно упала в кресло, закрыв лицо руками. Эстаф присел на полу напротив нее и, продолжая держать в руке рамку с фотографией, попытался заговорить.

– Афина, я не знаю, что случилось. Но думаю, когда я лежал в больнице, ты могла подумать, что я умер. И… и… возможно… у тебя настолько сильный шок, что ты не узнаешь меня! – произнес Эстаф, тут же поймав себя на сказанной глупости. – Какой бред, я ведь правда не похож на самого себя.

– Я была на похоронах мужа, вы понимаете? Я видела, как его опускали в землю! – чуть спокойнее проговорила Афина. – Вы назвались Берно и знаете нашу с ним дату знакомства, но это не дает вам права издеваться надо мной! Прошу вас, оставьте меня в покое!

– Ну хватит!! – закричал Эстаф. Встав на ноги, он нервно зашагал по сторонам и положил рамку на стол. – Э… э… Как-то я подарил тебе статуэтку, она стоит в гостиной на камине… Мм… Во время нашей поездки по Франции мы поднимались на склон, и наш фуникулер остановился над глубоким ущельем. Ты сказала, что боишься, а я обнял тебя и сделал предложение.

После этих слов Афина опустила руки и исподлобья посмотрела на Эстафа. Тот, заметив ее реакцию, решил не останавливаться.

– На твоем теле есть родимое пятно в форме чаши. Мы зачали ребенка в коттедже за городом, где иногда проводим выходные. Он должен родиться через семь месяцев.

– Где мы в последний раз были? – спросила Афина.

– На концерте!

– Как называлось произведение?

Эстаф с минуту помолчал, пытаясь вспомнить название. Его рука опустилась в карман брюк, и кончиком пальцев он дотронулся до скомканного конверта.

– Я не помню!

– Жаль, – тихо ответила Афина и встала с кресла. Подойдя поближе, она продолжала смотреть глазами, полными тоски и легкого отвращения.

– Извини, что не запомнил этого. Моя голова пытается найти хоть какие-то разумные ответы на возникшую ситуацию! –прошептал Эстаф, пытаясь донести, насколько он растерян.

– Я, похоже, сплю! Не могу понять, что со мной происходит. Я отлично соображаю и все понимаю, но не знаю и не узнаю вас! – сказала Афина, вытерев слезы. – Тебя. Но знаю наверняка, что хочу побыть одной. Прошу!

Эстаф помассировал пальцами переносицу и громко выдохнул:

– Пожалуй, я пройдусь пешком… Может, появятся мысли… Или…

Оставив фразу недосказанной, Эстаф вышел из квартиры и спустился на улицу. В груди сжималось, словно под металлическим прессом. Он все еще не верил в происходящее и не мог дать объяснения поведению Афины. Лицо человека на фотографии маячило в памяти, казалось его собственным, хотя он никак не мог уловить связи с ним или определить его место рядом с собой. Эстаф закрыл глаза, глубоко вдохнул и попытался успокоить себя. Ему вспомнился момент из детства, когда он сидел на скамейке и наблюдал за тем, как на другой стороне улицы стояли его родители и ссорились. Обильные жесты их рук выписывали в воздухе круги и острые стрелы. Эстафу запомнилось то непонимание и страх, которые вызывали в нем раздраженные лица родителей, будто ненавидевших друг друга. Ему казалось в этот момент, что они совсем его не замечают и не помнят об его существовании. Его, маленького, до смерти напугала мысль, что если он не даст о себе знать, родители забудут его или же не вспомнят о нем больше никогда. Он встал со скамьи и подбежал к ним, прервав ссору родителей своим присутствием.

Эстаф вытащил конверт из кармана и заглянул внутрь. Там лежало несколько листов бумаги, сложенных пополам, и еще крохотная клейкая бумажка, на которой был написан адрес. Эстаф огляделся, определил направление и двинулся вперед. Дорога лежала сквозь парк, где всегда отдыхало большое количество людей. До боли знакомый и любимый парк, в котором Эстаф некогда играл в футбол, за последнее время рассматривался им уже как отличное место для прогулок с ребенком, которого он ждал больше всего на свете. Пешеходный переход через улицу, низкий и местами раздробленный бордюр, калитка с замком, которая никогда не запиралась, и Эстаф уже был в самом парке. С каждым шагом он начинал чувствовать, как к горлу подкатывает тяжелое, свинцовое напряжение. В какой-то момент, стоя посреди парка и наблюдая за окружающими, Эстаф вдруг ощутил настолько сильное чувство одиночества, что ему не хотелось дальше жить. Он остановился. Ступив на сочно зеленый газон, он безвольно стал наблюдать за группой мальчишек, играющих в футбол, а затем за женщинами, прогуливающимися со своими детьми. Он обращал внимание на каждого в отдельности и замечал на лицах людей радость и завидовал их желанию жить. У него возникало ощущение, что он находится там лишь мысленно, но не телесно. Эстафа угнетало некое щемящее и давящее чувство, что эти проявления нормальной жизни неожиданно обошли его стороной, и он превратился лишь в стороннего наблюдателя. И чем больше он это ощущал, тем сильнее давило это чувство полного, абсолютного одиночества.

Эстаф ускорил шаг. Не в силах более видеть это невыносимое представление, которое устроила жизнь – в настоящем и желанном смысле этого слова, Эстаф стал тихо напевать песню, любимую с детства, и представил себя гуляющим здесь со своей семьей. Он представил яркий солнечный день, себя с Афиной и малышом сидящими на траве под тенью какого-нибудь дерева. Он видел ее счастливые глаза и чувствовал ее нежные прикосновения. Приятные образы успокоили Эстафа и придали ему сил. Вскоре, пройдя сквозь парк, он перешел улицу и подошел к ступенькам. Поднявшись по ним, Эстаф негромко прочистил горло и постучался в дверь.

На пороге дома показался высокий седовласый мужчина в белой рубашке, лет семидесяти. Он внимательно осмотрел гостя и молча протянул руку. Эстаф сразу понял, что от него просят, и протянул конверт. Старик развернул содержимое и, не задерживая, жестом пригласил внутрь.

– Берно. Или Эстаф. Даже не знаю, как вам больше нравится! – сумбурно представился гость.

– Гаспар! – отрезал хозяин.

– Надеюсь, я не помешал! – любезничал Эстаф, чувствуя некоторое волнение.

Старик не ответил, а лишь отрицательно качнул головой. Лицо его было настолько непроницаемым, что Эстаф решил помолчать и ждать действий от хозяина. Тот жестом показал ждать в прихожей и удалился в другое помещение. Эстаф принялся осматривать это странное на первый взгляд жилище. В углу стоял красный торшер, создавая интересное освещение, а вокруг и под ним были расположены многочисленные вазы, стоящие на круглом столе, на комоде слева, на полках, прибитых к стене, и возле кожаного пуфика. Бордовый ковер, покрывающий весь пол, создавал уют. Особо привлекло внимание Эстафа непомерное количество зелени по всему периметру комнаты. Здесь и олеандр, с потрясающими ярко-розовыми цветками, и лимон, и мирт, и много другой растительности, сделавшей помещение похожим на теплицу. Гаспар появился и жестом пригласил пройти. Эстаф последовал за ним, и они зашли в комнату, плотно обставленную разного рода сувенирами и безделушками. На глаза сразу попалась икона в самом углу, висящая прямо под потолком.

– Вы православный? – полюбопытствовал Эстаф.

– Ну что вы! У меня бывают разные гости – это для них! – ответил Гаспар и указал на кресло с откидной спинкой.

Эстаф последовал указанию и удобно расположился в кресле. Страстно желая понять, зачем он это делает и что происходит, Эстаф неловко откашлялся и невнятно промычал вопрос. Поймав неодобрительный взгляд Гаспара, он не решился переспрашивать, отдавшись на волю Гаспара. Тот присел на стул рядом и поднес на ладони керамическую пиалу с бесцветной жидкостью внутри. Предвосхитив вопрос Эстафа, Гаспар произнес.

– Выпить все, до дна. Это поможет тебе. Я буду все время здесь, рядом!

Гаспар оставлял впечатление настолько волевого человека, что Эстафу вмиг расхотелось спросить о чем-либо еще, и он покорно выпил сладковатую жидкость. Гаспар зажег свечи, задвинул плотные шторы, и комната погрузилась в темноту. Эстаф закрыл глаза и стал всматриваться в темноту. Пытаясь поймать первые признаки воздействия принятого средства, он стал внимательно прислушиваться к своему организму. Руки расслабленно лежали на подлокотниках кресла, ноги растянулись по всей длине реклайнера, голова мягко откинулась на спинку. Через несколько минут Эстаф почувствовал приближающийся сон, появились первые признаки эффекта – участилось сердцебиение, и в голове стало слегка пульсировать. Эстаф поймал себя на том, что он медленно убирает руки с подлокотников и скрещивает их на груди. Возникло ощущение дискомфорта, стремительно перераставшего в страх. Эстаф открыл глаза и увидел перед собой Гаспара, который, поймав его взгляд, незаметно улыбнулся. Проведя ладонью перед своими глазами, он дал команду закрыть глаза.

– Не открывай глаза, – прошептал Гаспар. – Дыши размеренно и свободно, не бойся своих ощущений, прими их.

– Мне страшно, – прошептал Эстаф, неохотно закрыв глаза.

– Поддайся страху, не сопротивляйся ничему и вскоре ты перейдешь в другую фазу своего сознания, в другое измерение.

Эстаф собрался с силами, заставив себя последовать полученным рекомендациям. Чувство страха на мгновение застыло и через минуту ослабло. Сразу после этого перед глазами стала медленно проявляться картинка. Эстаф чувствовал, что, оставаясь в сознании, мог открыть глаза и увидеть окружающий мир, но не хотел этого делать. Картинка становилась все четче, пока полностью не поглотила его.