Читать книгу: «Билл – герой Галактики. Фантастическая сага», страница 2
– Что мне нужно, так это бабу, – вздохнул Страшила.
– Кончай похабничать, – оборвал его Билл, воспитанный в строгих правилах пуританской морали.
– Кто похабничает?! – возмутился Страшила. – Разве я сказал, что хочу остаться на сверхсрочную или что Сдохни – тоже человек? Я сказал, что мне нужна баба, только и всего. А вам что, она не нужна?
– Выпивка мне нужна. – Задница Браун хлебнул пива, которое производили из порошка-концентрата, содрогнулся и выплюнул его на бетонный пол. Оно тут же испарилось.
– Ну да, ну да! – Страшила энергично мотнул головой. – Бабу, а потом выпить. Что еще нужно новобранцу в увольнении?
Все на некоторое время погрузились в размышления, но в голову и в самом деле ничего не приходило. Только Усер выглянул из-под стола, где тайком надраивал чей-то башмак, и заявил, что не помешало бы побольше ваксы, но на него не обратили внимания. Билл, как ни старался, не мог представить ничего иного, кроме этих взаимосвязанных вещей. Хотя припоминал смутно, что на гражданке у него случались другие желания, но вот какие именно…
– Да ладно вам, – донеслось из-под стола. – До отпуска осталось только семь недель…
Усер не договорил, получив от каждого из сидящих по крепкому пинку.
Хотя в соответствии с их субъективными ощущениями время едва тащилось, сохраняющие полную объективность часы отмеряли его неустанно, и вот наконец одна за другой миновали эти недели – несомненно, самые длинные из всех длинных недель. В течение этого срока на что на что, а на недостаток занятий они пожаловаться не могли: штыковой бой, стрельба из ручного и автоматического оружия, чистка того и другого, ориентирование на местности, строевая подготовка, хоровое пение и в довершение – военное законодательство. Лекции по последнему предмету с беспощадной регулярностью читали дважды в неделю, изощренно вызывая непреодолимую сонливость. Как только из динамиков магнитофона раздавались первые идеально монотонные скрипучие слова, солдаты начинали клевать носом. Каждое место в аудитории было подключено к электроцефалографу, регистрирующему биотоки рекрутов. Стоило кривой альфа-ритма только намекнуть на то, что кто-то из слушателей задремал, незамедлительно в ягодицу несчастного посылался мощный импульс электрического тока, столь же болезненный, сколь эффективный для прерывания сна. Никогда не проветриваемая аудитория напоминала погруженную во тьму камеру пыток, заполненную монотонным бормотанием магнитофонного лектора над морем сонно покачивающихся голов; бубнящий голос время от времени заглушали вопли неожиданно подключенного к сети горемыки-обучаемого.
Бесконечное перечисление жестоких наказаний и приговоров, грозящих за самые пустяковые провинности, никого особенно не тревожило. Все прекрасно понимали, что, завербовавшись, они отказались от каких бы то ни было человеческих прав, и подробное перечисление того, чего рекруты лишились, нисколько больше их не занимало. Другое дело – подсчет часов, отделяющих их от первого отпуска.
Ритуал вручения этой чрезвычайно редкой и столь желанной награды был необыкновенно унизителен, но ведь ничего иного новобранцы и не ожидали, и, опустив головы, они стояли в очереди, готовые обменять остатки самоуважения на кусок помятой фольги. Наконец церемония закончилась, и тут же разгорелось сражение за место в монорельсовом поезде, курсирующем между лагерем имени Льва Троцкого и небольшим сельскохозяйственным городишком Лейвилем. Линия была проложена по эстакаде, вознесенной на столбы, всегда находилась под напряжением и шла над тридцатифутовым забором из колючей проволоки, а затем над окружающим лагерь поясом зыбучих песков.
Говоря точнее, Лейвиль был сельскохозяйственным городишком до того, как по соседству построили лагерь имени Льва Троцкого. С тех пор сельским хозяйством занимались здесь лишь урывками – когда солдаты находились на занятиях. Остальное время магазины и склады были заперты на замок, зато полным ходом шла торговля в кабаках и разнообразнейших увеселительных заведениях. Впрочем, зачастую лавки и эти греющие душу солдата места располагались под одной крышей. Достаточно было потянуть специальный рычаг, и мучные лари превращались в кровати, торговки – в сводниц, и только кассы сохраняли свои первоначальные функции, хотя цены значительно увеличивались.
В одно из таких заведений – наполовину похоронное бюро, наполовину распивочная – и заглянули Билл с приятелями.
– Что подать, ребята? – с профессиональной улыбкой поспешил им навстречу хозяин бара «Вечный покой».
– Двойную порцию жидкости для бальзамирования, – потребовал Задница Браун.
– Только без дурацких шуточек, не то вызову жандармерию, – предупредил уже без улыбки хозяин и достал бутылку с крикливой этикеткой «Настоящее виски», не очень аккуратно наклеенной поверх другой, на которой значилось: «Жидкость для бальзамирования». Но стоило деньгам зазвенеть о стойку – и улыбка вернулась. – Милости прошу, господа.
Они уселись за длинный узкий стол с медными ручками по бокам и с наслаждением позволили этиловому спирту прополоскать их запыленные глотки.
– До армии я этого не пробовал, – заметил Билл, осушив стаканчик «Старого палача почек», и протянул руку за новой порцией.
– Потому что не нуждался в выпивке, – пояснил, наливая, Страшила.
– Точно, – согласился Задница Браун, причмокивая и поднося к губам бутылку.
– Э-э… – проблеял Усер, неуверенно отхлебывая глоточек. – Вкус как у смеси сахара, опилок, разных сложных эфиров и нескольких высших спиртов.
– Пей, пей, – неразборчиво произнес Задница Браун, не отнимая ото рта бутылки. – Полезно для здоровья!
– А теперь – по бабам! – скомандовал Страшила, и вмиг в дверях началась свалка – каждый, желая опередить другого, пытался прорваться наружу.
– Смотрите! – раздался вдруг чей-то возглас, и все обернулись.
Усер невозмутимо сидел за столом.
– Бабы! – с энтузиазмом воскликнул Страшила тем самым тоном, каким хозяин подзывает пса к миске с похлебкой.
Сгрудившиеся в дверях сатиры заволновались и забили копытами. Усер и ухом не повел.
– Э-э… я, пожалуй, подожду вас здесь, – сказал он с еще более простодушной улыбкой, чем обычно. – А вы идите, ребята, идите!
– Ты болен, Усер?
– Э-э… Вроде нет.
– Что, еще не достиг половой зрелости?
– Э-э…
– Да что тебе здесь делать?!
Усер вытащил из-под стола увесистый мешок и раскрыл его. Он был доверху набит красными солдатскими башмаками.
– Думал, почищу немного, а то не успеваю.
Они молча шли по деревянной мостовой.
– Что это с ним? – спросил наконец Билл, но ответа не последовало. Все всматривались вперед – там красноватым соблазнительным огнем сверкала неоновая вывеска: «Приют космонавта. Стриптиз без антрактов. Лучшие напитки. Номера для гостей и их знакомых».
Они ускорили шаг. Фасад «Приюта» украшали витрины из бронестекла; в витринах красовались трехмерные фотографии одетых (браслет и две звездочки) и раздетых (без браслета и звездочек) танцовщиц. Приятели Билла подозрительно засопели, но Билл положил конец их воодушевлению, указав на маленькую, едва заметную среди выпирающих из витрин телес табличку: «Только для офицеров!»
– Проходите, проходите! – рявкнул стоявший у входа жандарм, помахивая электрической дубинкой. И они покорно побрели дальше.
В следующее заведение пускали без ограничений, но за плату в семьдесят семь кредитов с носа, то есть несколько больше, чем было у них у всех, вместе взятых. Потом снова пошли таблички «Только для офицеров»… Но вот мостовая кончилась, и огни остались позади.
– А это что? – удивился Страшила, заслышав доносившийся из ближайшего темного переулка гомон голосов. Он присмотрелся и обнаружил длинную, исчезающую за углом очередь солдат.
– Что это здесь? – спросил Страшила последнего в очереди.
– Бордель для нижних чинов. Только не пытайся пролезть по нахалке, жопа. Будешь за мной.
Они тут же выстроились в затылок. Билл оказался замыкающим, но вскоре подоспели другие страждущие. Ночь была холодная, и он время от времени подстегивал происходящие в теле жизненные процессы добрым глотком из своей бутылки. Разговоров было немного, да и те стихали по мере приближения к освещенному красным фонарем входу. Дверь регулярно открывалась и закрывалась, коллеги Билла один за другим исчезали за ней. Наконец подошла и его очередь. Дверь начала открываться, Билл шагнул вперед, но тут завыли сирены, и здоровенный жандарм преградил дорогу чудовищным брюхом.
– Боевая тревога! – рявкнул он. – Марш в лагерь!
Со сдавленным воплем человека, обманутого в лучших ожиданиях, Билл ринулся напролом, но прикосновение электрической дубинки отшвырнуло его, оглушенного, прочь. Билла подхватила волна бегущих. Сирены выли без умолку, в небе запылал стомильными буквами огненный призыв «К ОРУЖИЮ!».
Билл споткнулся, кто-то подхватил его под руку, спасая от опасности быть растоптанным. Это был Страшила – с такой блаженной улыбкой, что Билл не выдержал и замахнулся, чтобы треснуть его по счастливой роже. Но не успел: они уже оказались в вагоне, который с головокружительной скоростью помчался в лагерь. Билл забыл о своем гневе, когда кривые когти сержанта Сгинь Сдохни выдернули его из толпы.
– Паковать манатки! – заскрипел клыками сержант. – Грузиться!
– Этого нельзя делать, сэр, еще не закончен курс обучения!
– Можно, можно! Обычно так и делается! Мы победоносно завершили величайшую в истории космическую битву. Свыше четырех миллионов убитых плюс-минус сто тысяч. Нужно пополнение, а это вы. На борт! Немедленно, а то и еще быстрее!
– Но у нас нет скафандров!..
– Интенданты уже отправлены!
– Запасы продовольствия…
– Повара отправлены вместе с кухнями! По тревоге вспомогательный персонал отправляется в первую очередь. В разведку боем. На смерть. – Сержант обнажил клыки в леденящей душу улыбке. – А я в полной безопасности остаюсь дрессировать ваших преемников.
Из отверстия пневмопочты выскочила капсула. Сдохни вскрыл ее, прочитал сообщение, и улыбка медленно сползла с его лица.
– Меня тоже отправляют, – глухо проронил он.
3
За время существования лагеря имени Льва Троцкого обучение прошли 89 672 899 новобранцев, так что процесс отправки был отработан на славу и шел без сучка без задоринки, хоть на этот раз и носил характер самоуничтожения – так змея пожирает собственный хвост.
Билл с товарищами оказались в последней группе. Змея, поглотив себя полностью, начала самоперевариваться. Едва с солдат сняли чуть отросшие волосы и затолкали в ультразвуковую вошебойню, как парикмахеры набросились друг на друга и в вихре размахивающих ножницами рук, клочьев волос, остатков усов и брызг крови оболванили всех подчистую, а затем бросились в освободившуюся дезкамеру, прихватив с собой и обслуживающего ее техника. Фельдшеры вкатили друг другу сыворотку против ракетной лихорадки и космической хандры, писари выдали сами себе аттестаты, ответственные за погрузку пинками загоняли друг друга в поджидающие космические челноки. Взревели реактивные двигатели, столбы пламени ударили в стартовые платформы, уничтожая их оборудование в великолепном фейерверке, ибо обслуживающий персонал также находился уже на борту взлетающих челноков. Возносимые чудовищным громом корабли исчезли в ночном небе, оставляя под собой опустевший лагерь. Ветер принялся срывать со щитов приказы и списки наказанных новобранцев, разгоняя обрывки по пустынным улицам, чтобы в конце концов прилепить их к сотрясающимся от оглушительного шума, освещенным изнутри окнам офицерского клуба.
Там полным ходом шла грандиозная попойка, прерываемая, однако, горькими жалобами: офицерам пришлось перейти на самообслуживание.
А космические челноки мчались тем временем все выше и выше, направляясь к огромному флоту космических крейсеров, столь многочисленному, что он заслонял собой звездное небо, и столь новому, что некоторые корабли еще только достраивались. Ослепительно сверкали точки сварочных огоньков, раскаленные заклепки, подобно трассирующим пулям, очередями вонзались в подготовленные для них отверстия. Огоньки гасли, показывая, что еще один левиафан космоса готов, и тогда в радиотелефонах раздавались истошные крики монтажников, ибо рабочих, вместо того чтобы вернуть на верфи, насильно зачисляли в команды построенных ими же кораблей. Война была тотальной.
Билл пролез сквозь пластиковую трубу, связывающую космический челнок с межзвездным дредноутом, и бросил вещмешок к ногам старшего сержанта, который сидел за столом в шлюзе, размерами напоминающем ангар. Правильнее сказать – попытался бросить, потому что сила тяжести отсутствовала и мешок так и повис в воздухе. Тогда он толкнул его к полу, но вместо этого сам взлетел под потолок. (Всякое падающее тело находится в состоянии свободного падения, и все имеющее вес в этом случае невесомо, а для каждого действия существует равное ему, однако противонаправленное противодействие… Или что-то в этом роде.) Сержант посмотрел на Билла, заворчал неразборчиво и стянул его вниз.
– Не прикидывайся сухопутной крысой, парень. Имя?
– Билл, через два «л».
– Хватит с тебя и одного, – буркнул сержант, лизнул кончик пера и вывел в реестре округленными каракулями едва выучившегося грамоте человека: «Бил». – Два «л» положены только офицерам, олух несчастный. Знай свое место. Класс, специальность?
– Рядовой, необученный, без специальности, сейчас буду блевать…
– Не здесь – для этого дела есть кубрик. Теперь ты – предохранительный шестого класса. Твое место номер тридцать четыре «жэ» восемьдесят девять «тэ» ноль-ноль один. Топай и держи пакет поближе к пасти!
Едва Билл отыскал определенный ему кубрик и бросил на койку мешок, который сразу повис в пяти дюймах от привычного матраса, набитого окаменелой шерстью, как в тесное помещение ввалился Усердный Прилежник. За ним следовали Задница Браун и целая толпа совершенно незнакомых Биллу людей. Кое у кого из них были сварочные аппараты, а на лицах написано бешенство.
– А где Страшила и остальные? – поинтересовался Билл.
Задница Браун пожал плечами и пристегнулся к койке – хоть немного вздремнуть. Усер раскрыл один из шести огромных мешков, которые он приволок с собой, и достал несколько пар нуждающихся в чистке башмаков.
– Спасен ли ты? – вопросил глубокий проникновенный голос из дальнего угла кубрика.
Билл в изумлении поднял глаза. Геркулесового сложения солдат заметил заинтересованность Билла и вытянул в его направлении грозный палец:
– Спасен ли ты, брат мой?
– Трудно сказать, – буркнул Билл и принялся с озабоченным видом рыться в своем узелке, надеясь, что на этом разговор завершится.
Но не тут-то было: солдат подошел к Биллу и уселся на его койку. Билл старался не обращать на него внимания, но это ему плохо удавалось, ибо сей индивид ростом был куда выше шести футов и отличался исключительно развитой мускулатурой и литым подбородком. Черная кожа с багряным оттенком пробудила в Билле что-то вроде зависти, потому что его собственная была серовато-розовая. Так как на корабле их нарядили в черные мундиры, солдат казался выточенным из цельного куска черного дерева. Ослепительно-белая улыбка и проницательный взгляд придавали ему весьма эффектный вид.
– Добро пожаловать на борт «Фанни Хилл», – произнес он, в дружеском рукопожатии дробя суставы Билла. – Эта гранд-дама нашего флота уже больше недели как вступила в строй. Я – его преподобие предохранительный шестого класса Тэмбо. По ярлыку на твоем вещмешке вижу, что тебя зовут Билл, и раз уж мы с тобой товарищи по оружию, зови меня просто Тэмбо, а вообще-то, как у тебя с душой?
– Честно говоря, в последнее время у меня не было возможности об этом задуматься…
– Естественно! Ведь за визит к священнику в учебном лагере полагается трибунал. Но это уже позади, и теперь у тебя есть шанс спасти свою душу. Скажи мне, какого ты вероисповедания?
– Я из семьи зороастрийцев-старообрядцев, так что, полагаю…
– Суеверие, дружище, чистой воды суеверие. Благая десница судьбы свела нас на этом корабле – знак, что тебе не поздно еще уберечь душу от геенны огненной. О Земле когда-нибудь слышал?
– Нет, я привык к простой пище…
– Это название планеты, мой мальчик. Земля – колыбель человечества, старая добрая родина, общая для всех. Только взгляни, какой это зеленый, прекрасный мир, воистину жемчужина Вселенной.
Тэмбо вынул из кармана миниатюрный проектор, и у изголовья койки возникло трехмерное цветное изображение окутанной белыми облаками планеты, величественно вращающейся среди черной бездны. Вдруг ударила красная молния, облака закипели, а на поверхности планеты раскрылись зияющие раны. Из громкоговорителя величиной с булавочную головку раздался раскатистый громовой звук.
– Вспыхнула война меж сынами человеческими, и до тех пор разили они друг друга атомными ударами, пока не возопила Земля и не настала страшная гибель. А когда угасли последние молнии, смерть была на севере, и на востоке, и на западе. Смерть, смерть, смерть! Понимаешь ли ты, что это значит?
Преисполненный глубокого чувства голос Тэмбо дрогнул и осекся на полутоне, будто он и впрямь ждал ответа на этот чисто риторический вопрос.
– Не совсем, – пробормотал Билл, копаясь без всякой надобности в своем мешке. – Я с Фигеринадона-два, у нас все спокойно…
– Смерти не было только на юге! А почему, вопрошаю я? А потому, что волею Самеди исчезли с лица планеты лжепророки, ложные религии и фальшивые боги. На Земле воцарилась единственно истинная вера – Первая реформистская церковь вуду…
Тут раздался сигнал боевой тревоги – пронзительный свист столь коварно подобранной частоты, что солдатам начало казаться, будто их головы внезапно очутились внутри громадного раскачиваемого колокола, от каждого удара которого глаза вылезают из орбит и глядят в разные стороны.
Все высыпали в коридор. Здесь было потише, но легче не стало: их поджидали унтер-офицеры, призванные разогнать солдат по местам в соответствии с боевым расписанием. Следом за Усером Билл вскарабкался по густо смазанной солидолом лестнице в предохранительную. Его взгляду открылись бесконечные, казалось, ряды этих необычайно важных устройств. Сверху к каждому предохранителю крепился толстый кабель, другой его конец исчезал где-то под потолком. В полу, на равном расстоянии друг от друга, виднелись отверстия диаметром около фута.
– Для начала буду краток: первого, кто пикнет, собственноручно спущу головой вперед в эту предохродыру.
Грязный от смазки палец указал на одно из зияющих отверстий. Говорил их новый командир – приземистый, помассивней и пошире в поясе, чем сержант Сдохни, но все равно сходство было разительное.
– Я – предохранительный первого класса Сплин. Слушайте, жалкие сухопутные жуки-навозники: или я сделаю из вас прекрасно вышколенных, лихих и опытных предохранительных, или спущу всех по очереди в предохродыры. Наша работа требует высочайшей квалификации, и в обычных условиях на подготовку хорошего специалиста уходит год, но в военное лихолетье вам придется обучиться этому сейчас же, без всякого промедления. Показываю. Тэмбо, выйти из строя! Ряд двадцать девять «же»-девять, он отключен от сети.
Тэмбо щелкнул каблуками и встал по стойке смирно перед рядом белых керамических цилиндров с металлическими колпачками около фута в диаметре и весом в девяносто фунтов. Каждый цилиндр опоясывала красная полоска. Сплин постучал по полоске ногтем.
– Такой красный поясок есть на всех предохранителях. Называется он «поясок предохранителя» и имеет красный цвет. Стоит предохранитель перегреть, как поясок чернеет. Я не требую, чтобы вы сразу запомнили, но это записано в инструкции, и прежде чем я с вами закончу, придется вам это зазубрить, не то пеняйте на себя… Сейчас я покажу, что следует делать с перегоревшим предохранителем. Тэмбо, этот предохранитель перегорел. И-и… раз!
– Ух! – ухнул Тэмбо, хватая предохранитель в охапку. – Ух! – ухнул он снова, выдергивая его из зажимов. – Ух! – И спустил его в ближайшее отверстие. Потом, ухая, схватил со стеллажа запасной, ухая, поставил его на место перегоревшего и с заключительным «ух!» принял исходное положение.
– Вот так это делается, раз-два, по-военному, и вам придется научиться, не то…
Послышалось приглушенное жужжание зуммера, больше похожее на сдавленную икоту.
– Сигнал на жратву, значит сейчас я вас отпускаю, а за едой поразмыслите хорошенько, как достичь воинского мастерства. Разойдись!
Вместе с остальными солдатами Билл направился куда-то в глубину корабельного чрева.
– Как, по-твоему, будут здесь нас кормить хоть чуточку лучше, чем в лагере? – с надеждой в голосе поинтересовался Усер и нервно облизнулся.
– Хуже, по крайней мере, не будут, это точно, – заверил Билл. Они встали в очередь к двери с табличкой «Пункт питания № 2». – Все, что ни делается, к лучшему! Мы же теперь настоящие солдаты, черт побери, а в уставе сказано, что солдат должен идти в бой в хорошей форме.
Очередь продвигалась ужасно медленно, и прошло не меньше часа, прежде чем они оказались перед заветной дверью. У двери усталый до полусмерти дневальный в засаленном комбинезоне сунул Биллу желтую пластмассовую чашку, и Билл двинулся дальше. Когда стоявший впереди солдат отошел, Билл очутился перед голой стеной с одиноким краном посредине.
Толстый повар в белом колпаке и насквозь пропотевшей майке взмахнул половником:
– Пошевеливайся, пошевеливайся, никогда в жизни не ел, что ли? Чашку под кран, жетон в прорезь, а ну живо, живо!
Билл подставил чашку, как велено, и в узкую щель в стене на уровне глаз сунул персональную карточку, болтавшуюся на шее. Послышалось громкое «зззззз», и из крана тонкой струйкой потекла желтоватая жидкость. Когда чашка наполнилась до половины, жидкость течь перестала.
– Следующий! – заорал повар, отпихивая Билла и ставя на его место Усера.
– Что это такое? – удивился Билл, заглядывая в чашку.
– Что это такое?! Что это такое?! – завопил повар, наливаясь кровью. – Обед твой, дурья задница! Химически чистая вода с растворенными в ней восемнадцатью аминокислотами, шестнадцатью витаминами, одиннадцатью минеральными солями, сложным эфиром жирных кислот и глюкозой. А ты чего хотел?
– Обед?.. – недоверчиво пробормотал Билл, но тут повар вмазал ему по лбу половником, и из глаз у него посыпались искры. – А можно без сложного эфира жирных кислот? – успел он еще взмолиться, но был взашей вытолкнут в коридор. Вскоре его догнал Усер.
– Ого! – восхитился Усер. – Здесь, оказывается, есть все необходимые для поддержания жизни элементы! Здорово, правда?!
Билл отхлебнул из чашки и душераздирающе простонал.
– Погляди-ка сюда, – раздался голос Тэмбо.
Билл оглянулся и увидел на стене в коридоре трехмерное изображение. По затуманенному небосводу верхом на облаках разъезжали маленькие фигурки.
– Если не обратишься в истинную веру, мой мальчик, тебя ждут вечные муки в геенне огненной. Отринь суеверия, приди в объятия Первой реформистской церкви вуду. Прильни скорей к ее лону и займи свое место на небесах рядом с Самеди вместе с Мондонгом, Бакало и Зандором. Тебя ждут и встретят с радостью.
Незримый оператор дал наплыв, из динамика послышалось ангельское пение под аккомпанемент тамтамов. Теперь фигурки были видны отчетливо – темнокожие, облаченные в белоснежные одежды, с огромными черными крыльями. Все улыбались и весело махали друг другу руками, когда их облачка сближались, и вдохновенно распевали псалмы, колотя во всю мочь в маленькие персональные тамтамы. Сценка была воистину трогательная, и глаза Билла увлажнились.
– Смир-рно! – раскатилось по коридору, и стократное эхо послушно подхватило команду.
Солдаты расправили плечи, щелкнули каблуками и замерли, выкатив глаза. Тэмбо поспешно сунул проектор в карман. Ангельский хор оборвался на полуслове.
– Вольно! – скомандовал предохранительный первого класса Сплин.
Все обернулись на его голос. Сплин шел в сопровождении двух чинов из военной полиции. Полицейские с оружием наизготове были эскортом офицера, из-за маленького роста почти незаметного за их спинами. Билл сразу понял, что это офицер: в лагере он посещал специальный «Курс по определению офицеров», а кроме того, среди множества плакатов в сортире висел и такой: «Знай своих офицеров!»; Билл успел досконально изучить его во время эпидемии дизентерии. У него челюсть отвисла от изумления: офицер прошел так близко, что его почти можно было коснуться. Офицер остановился перед Тэмбо.
– Предохранительный шестого класса Тэмбо, у меня для тебя хорошая новость. Через две недели истекает семилетний срок твоей службы. Учитывая безупречность послужного списка, капитан Зекиаль распорядился удвоить сумму выходного пособия и уволить тебя с почестями, под барабанный бой, а кроме того, выдать бесплатный билет на Землю.
Тэмбо, спокойный и уверенный, посмотрел сверху вниз на малорослого лейтенанта с аккуратно обкусанными светлыми усами.
– Это невозможно, сэр.
– Невозможно? – зловеще проскрипел офицер и принялся раскачиваться на высоких каблуках. – А кто ты такой, чтобы указывать мне, что возможно, а что нет?
– Не я указываю, сэр, – невозмутимо ответил Тэмбо, – а закон. Пункт тринадцать девять «а», параграф сорок пять, страница восемь тысяч девятьсот двадцать третья, том сорок три «Правил, предписаний и дисциплинарных уложений»: «Ни один нижний чин или офицер не может быть уволен со службы на базе, в канцелярии, на корабле, экипаже, на посту или в трудовом лагере иначе как по приговору трибунала и смертной казни с лишением чести и званий».
– Ты что, юрист, Тэмбо?
– Никак нет, сэр. Я солдат, сэр, и хочу одного: выполнить свой долг, сэр.
– Тут что-то не так, Тэмбо. Я проверил твой послужной список: в армию ты вступил добровольно, на тебя не воздействовали ни гипнозом, ни наркотиками. А теперь еще отказываешься от демобилизации!.. Скверно, Тэмбо, очень скверно. Это бросает на тебя тень. Тебя можно заподозрить в шпионаже, а то и похуже…
– Я не шпион, сэр. Я верный солдат империи.
– Знаю, что не шпион, мы это очень тщательно проверили. Но почему в таком случае ты хочешь служить в армии?
– Как верный слуга императора, сэр, я несу слово божье заблудшим агнцам. Спасены ли вы, сэр?
– Думай, что говоришь, солдат, не то живо пойдешь под трибунал! Да, слышали мы эту историю, ваше преподобие… Не втирай нам очки! Как ты ни хитер, мы тебя раскусим!
Бормоча себе под нос, лейтенант повернулся на каблуках. Все вытянулись по стойке смирно, а он величественно засеменил прочь и скрылся за поворотом коридора. Солдаты косились на Тэмбо, явно чувствуя себя не в своей тарелке, пока он не ушел. Билл и Усер неторопливо побрели в свой кубрик.
– Отказаться от демобилизации! – недоуменно промолвил Билл.
– Э-э… может быть, он псих? – предположил Усер. – Другого объяснения я не вижу.
– Таких психов не бывает, – отмахнулся Билл. – Послушай, что бы это могло быть? – добавил он, указывая на дверь с корявой надписью: «Посторонним вход строго запрещен».
– Э-э… может, жратва?
В тот же миг они оказались за дверью и захлопнули ее за собой, но съестного там не было. Они очутились в прямоугольном помещении с выгнутой по дуге стеной, из которой торчали толстые трубы, закругленные на торцах. Перед каждой трубой громоздился сложнейший агрегат, усеянный циферблатами, индикаторами, переключателями, верньерами и рычагами. Кроме того, был здесь и большой экран. Билл наклонился к ближайшему агрегату и прочитал надпись на маленькой табличке: «Атомный бластер. Тип IV».
– Погляди-ка, какие гаргарины! Похоже, это главная корабельная батарея!
Он обернулся к Усеру. Тот стоял, подняв руку таким образом, что циферблат его часов был направлен на огневые позиции, а пальцами другой руки давил на заводную головку.
– Ты чего это делаешь? – удивился Билл.
– Э-э… хочу посмотреть, который час.
– Как же ты можешь посмотреть, который час, если смотришь на застежку ремешка?
В коридоре послышались шаги, и друзья вспомнили о надписи на двери. В мгновение ока они выскочили наружу, и Билл тихонько притворил дверь. Потом он повернулся, но Усер исчез, и в кубрик ему пришлось возвращаться одному. Усер уже был на месте – увлеченно орудовал щетками над чьими-то башмаками и даже не взглянул в сторону Билла, протискивающегося к своей койке.
А все-таки что он делал тогда со своими часами?
4
Вопрос этот мучил Билла все долгие дни, пока они в поте лица учились обслуживать предохранители. Работа требовала скрупулезного внимания и точности, но Билл все же урывал достаточно времени, чтобы поразмышлять над этой проблемой. Он размышлял в очереди за едой, размышлял каждый вечер в те короткие секунды, когда гасили свет, а измученное тело не погружалось еще в пучину сна. Он ломал над этим голову всякий раз, как только выдавался свободный миг, и худел на глазах.
Худел, правда, не потому, что размышлял, а по той же причине, что и остальные солдаты. Корабельный рацион. От него требовалось поддерживать в них существование, но если бы кто-нибудь представил, что это было за существование! Голодное и жалкое! Билла, впрочем, терзали проблемы куда более важные, чем чашка витаминного супа. И он все отчетливее понимал, что в одиночку с ними не справится.
После воскресных занятий по специальности на второй неделе обучения, когда чуть слышный звонок возвестил наконец о долгожданной свободе и солдаты, шатаясь на подкашивающихся ногах, поплелись в пункт питания, Билл не последовал за товарищами. Он подошел к предохранительному первого класса Сплину.
– Сэр… У меня…
– Чепуха, не ты первый, не ты последний. Один укол – и дело в шляпе. Говорят, без этого мужчиной не станешь!
– Собственно… у меня другое… Я бы хотел увидеться со священником.
Сплин побледнел как полотно и привалился к стене.
– Теперь мне все ясно, – слабо выдавил он. – Топай за своим супом, и, если ты будешь держать язык за зубами, я тоже буду нем как рыба.
Билл покраснел.
– Извините, сэр, тут ничего не поделаешь. Мне позарез нужен священник, я не виноват. С каждым может случиться…
Он говорил все более робко, не поднимая глаз, неуверенно переступая с ноги на ногу, и вовсе умолк. Молчание затянулось. Наконец Сплин нарушил гнетущую тишину.
– Ладно, воин, раз уж ты настаиваешь, – сказал он официальным тоном. – Надеюсь, твои товарищи не узнают. Вали туда сейчас же, вместо обеда. Вот тебе пропуск.
Он нацарапал что-то на клочке бумаги и презрительно уронил его на пол, к ногам униженного Билла.
В корабельном справочнике утверждалось, что священник занимает помещение 362 «б» на 89-й палубе. После продолжительного путешествия на лифтах, по коридорам и лестницам Билл остановился наконец перед дверью из скрепленных заклепками железных листов и дрожащими пальцами постучал. В глотке у него совершенно пересохло, на лбу выступили крупные капли пота. Железо неожиданно гулко отозвалось на стук, и через несколько мучительно долгих мгновений с той стороны послышался приглушенный голос:
