Читать книгу: «Женщина с чужим паспортом», страница 2
2
В субботу я сидела дома и работала: редактировала финансовый отчет банка – эту работку мне подкинул Борис Николаевич Сухарев. Редактировала я не цифры, а пояснительный текст.
О Борисе Николаевиче нужно прояснить многое и сразу. Прежде мы работали с этим человеком в одном НИИ, я патентоведом в отделе информации, он научным сотрудником, имел степень кандидата экономических наук. Но если я, протянув до последнего, дождалась, что наш институт закрыли, то Б.Н., как я его частенько называла, ушел сам, как только распался СССР. Стал специалистом по защите информации в одном из банков и являлся самым богатым человеком из моего окружения.
Б.Н. был женат, но любил хорошеньких женщин. Он улыбался им, дарил небольшие милые презенты, не обошел своим вниманием и меня. Особенно настойчиво стал ухаживать, когда я овдовела. На мое счастье, Б.Н. вскоре уволился из НИИ, и мы почти не встречались. Лишь иногда он приходил в нашу библиотеку и в отдел информации, где я продолжала работать. Приходил всегда с цветами или с коробкой конфет. Какое-то время я держала осаду, все свои силы уделяя воспитанию дочки. Но однажды, когда Ира уехала в летний лагерь, барьер рухнул, как плотина в половодье, – грешные желания вырвались из-под моего контроля! И между мной и Борисом Николаевичем случилось то, что случилось. В те дни и его жена с сыном находились на даче, так что помех не возникало. Как только он начал захаживать ко мне в гости, я поняла, что без мужчины много лет была точно полузасохшее растение на подоконнике – да-да, такой вот стойкий кактус, который живет почти без полива. Однако и кактусу требовалась живительная влага, и Борис одаривал меня ею. Зная, что он женат, я не требовала больше, чем он мог мне дать: не настаивала на его разводе, не просила узаконить наши отношения. Я была взрослой женщиной и знала, на что шла. А любые чувства гасила в зародыше.
О разводе с женой любил поговорить сам Борис, когда ему казалось, что я начинаю отдаляться от него. Он жаловался на неудавшуюся семейную жизнь, намекал на измены жены. Но разводу мешали разные обстоятельства: сын-школьник отбился от рук, неприятности у жены на работе, нездоровье тещи. Я запрещала себе думать на эту тему. Но время шло, и мой засохший кактус, орошаемый свежими соками чувств и эмоций, ожил, выстрелив ярко-розовым цветком надежды. Поэтому через год нашей порочной связи – в то время Борис уже снял отдельную квартирку для тайных встреч – я все-таки поставила вопрос ребром: или он там, в старой семье, или здесь, со мной.
Не знаю, любила ли я Бориса тогда, однако смогла убедить себя, что люблю. Но чувство мое было ровным и спокойным, как огонек церковной свечи. Борис Николаевич обладал несомненными достоинствами: был старше меня на пять лет, умен и весьма обеспечен, поскольку работал в сфере финансов. Борис Николаевич, как и его знаменитый тезка, тогдашний президент нашей страны, имел статную фигуру и даже похожий приплюснутый нос. Но в отличие от президента у него не было пышной седой шевелюры, волосы Бориса изрядно поредели, так что, маскируя залысины, он стригся под машинку, почти наголо.
Борис не принял всерьез мой ультиматум: думал, что побунтую и забуду! Но я решила разрубить этот узел. Я была достаточно молода и еще надеялась построить настоящую семью и даже родить от предполагаемого мужа ребенка. А однажды под утро мне даже приснился жуткий сон. Во сне мы вместе с Борей купали в тазу фантастически мелкого ребенка – совсем крошечного, размером с чайную ложку. Я очень боялась, что крохотуля выскользнет из моих рук, поскольку он уменьшался с каждым мгновением, одновременно превращаясь в зеленый стручок. Когда из него посыпались мелкие горошины, я проснулась. Открыв глаза, я осознала всю бесперспективность наших с Б.Н. отношений, и решение пришло мгновенно: надо сегодня же ставить точку. Но прежде, чем озвучить свое решение, я набросила одеяло на голову Бориса – он тоже, вероятно, недавно проснулся и еще пребывал в утренней неге. Белый пододеяльник накрыл лицо Бориса будто саваном. «Этот мужчина умер для меня», – подумала я, а вслух буднично объявила о своем уходе:
– Боря, сегодня я была с тобой последнюю ночь. Больше я не приду в эту квартиру.
Он запутался в одеяле, стаскивая его с головы, наконец освободил лицо и тревожно спросил:
– Анюта, ты пошутила?
– Какие шутки, Боренька, игра окончена, – сказала я. – Больше я не желаю исполнять роль любовницы! Или я стану твоей женой, или совершенно посторонней женщиной!
Не дожидаясь реакции Б.Н., я выпрыгнула из постели и босиком побежала в ванную.
– Анюта, остановись, не уходи! – донеслось мне вслед.
В голосе Б.Н. звучали такие трагические нотки, будто я юркнула не в ванную, а прямо так, голышом, выскочила на оживленный бульвар. Дальнейшие его слова я не слышала из-за шума льющейся воды. Я приняла душ и, посвежевшая после бурной ночи и скверного сна, вернулась в комнату.
За четверть часа, что меня не было, Борис окончательно проснулся и даже выработал план действий на будущее.
– Анюта, подожди чуток, – попросил он, глядя мне в глаза. – Вот окончит мой сорванец школу, и, клянусь, мы с тобой будем вместе.
– Когда это случится! Через десять лет?
– Ну что ты! – замотал головой Б.Н. – Он уже в шестом классе.
– Я не могу ждать нисколько, – ответила я. – Ведь мне далеко за тридцать, а я хочу успеть родить ребенка. Желательно от тебя. Ты подумал, что мои возможности для материнства не бесконечны?
– Какого ребенка? – искренне изумился Б.Н. – Ты собираешься еще кого-то рожать? У тебя же есть дочь!
Я не стала объяснять ему, зачем мне нужен еще один ребенок. А ситуация была простая: рано став мамой, я не успела насладиться материнством в полной мере. Зачеты, семинары, экзамены – маленькая дочка вечно становилась помехой! А если я рожу теперь, то все будет иначе: я стану ценить каждый миг общения с младенцем. Но родить ребенка я хотела в полной семье, чтобы у него были мама и папа.
– Не удерживай меня, Боря. Пойми, каково быть все время третьей лишней! – перед тем как захлопнуть дверь, сказала я. Поцеловала Бориса в щеку и покинула наш тайный приют – уверенная, что навсегда.
Но через несколько дней Борис позвонил и сказал, что обдумал мои слова о ребенке и пришел к выводу, что тоже готов еще раз стать отцом. Ведь сын его подрос, уже начал отдаляться от отца, и Борис тоже чувствует, что детства этого ребенка почти не застал. И завершил он свою речь словами:
– Хочешь рожать, Анюта, рожай!
– Ты тоже хочешь этого? – Сердце мое выпрыгивало от радости, но я сразу напомнила Боре о своем условии. – А ты не забыл, что быть матерью-одиночкой я не собираюсь?! Сейчас такое трудное время, и мне уже не двадцать пять лет, чтобы работать на трех работах!
– Обсудим, – снова подал мне надежду Борис.
Через неделю опять состоялось свидание в нашей съемной квартирке, где Борис поделился своими планами на реализацию этого, как он сказал «проекта». Он подтвердил, что хочет еще одного ребенка, и хочет его от меня, а также понимает, что допустимый возраст материнства у меня подбирается к верхней планке. Потому в ближайшее время вопрос будет решен.
Борис Николаевич и в личных отношениях порой изъяснялся будто на собрании у себя в банке, но я уже привыкла к его деловитости и не обижалась.
– Ты решил развестись с женой? – не веря своим ушам, спросила я.
– Я, безусловно, разведусь с ней, Анюта, и в ближайшем времени, – ответил Б.Н. – Я не стану ждать, пока парень окончит школу. Но сейчас имеется маленькая закавыка: мы затеяли с Мариной общий бизнес по доставке в Россию медицинского оборудования. Я же тебе говорил, что банк, где я работаю, очень ненадежен, – и к тому же нельзя класть все яйца в одну корзину. Но я заработал кругленькую сумму и хочу использовать ее с толком. Марина ведь работает в государственной больнице, и у нее хорошие связи в медицинском мире. Мы с ней только учредим фирму, запустим пробный шар, а позже разделим наши акции. – Борис посмотрел на меня с хитрецой, как будто готовился преподнести сюрприз. И он преподнес его. – Я тут разузнал у знакомых медиков: можем сейчас зачать ребенка, а родим его, когда устранятся все мешающие обстоятельства.
– Не понимаю, это как? – Глаза у меня полезли на лоб. – Вроде гомункулуса в пробирке, как у средневековых алхимиков?
Я вспомнила недельной давности свой сон о ребенке размером с ложечку. Вот, значит, как он толковался!
В то время в нашей стране про искусственное оплодотворение еще разговоров не велось, а если и доходила какая-то информация, то в разделах «чудеса за рубежом». Борис спокойно объяснил, что это все не такая уж и фантастика и что в развитых странах эти технологии уже внедряются в жизнь.
– Специалисты мне объяснили, что мы можем поехать в Германию и там все сделать. Ты отдашь яйцеклетку, а я – свой сперматозоид на ее оплодотворение. После чего нашего эмбриончика усыпят, заморозят в криокамере в азоте, и будет он там дожидаться лучших времен, пока мама с папой не вызволят его из морозильника.
Борис назвал и место, куда мы поедем. Это оказался маленький городок под Ганновером – Бад-Мюндер, где он забронировал отель и созвонился с клиникой. Поначалу вся эта затея показалась мне невероятной и сложной, ведь нам, возможно, придется слетать в эту клинику несколько раз.
– Представляешь, Анюта, как нам будет хорошо там: тишина, красота, чистота кругом. Шикарные апартаменты, утопающий в зелени городок – и никто нас не знает. Будем жить, как супруги. И сотворим нашего малыша.
– А жене ты что скажешь? – с ехидцей спросила я.
– Скажу, что мне надо подлечиться, – ответил Б.Н. – Или что поеду укреплять деловые связи с немцами. Она во что угодно поверит, лишь бы я был формально с ней, пока мы раскручиваем новый бизнес.
Предложение было очень необычным, но я согласилась. Ведь я ничего не теряю: все услуги оплатит Б.Н., а я в перспективе смогу родить здорового малыша – и заморозкой этого самого эмбриончика я как бы открываю депозитный вклад с обещанием хороших процентов. Но выплатят их не сразу, а через год-другой – и призом станет желанный ребенок!
Мы совершили за год три поездки и получили нужный результат: нам провели и обследование, и стимуляцию, и заморозку эмбриона. Так что год назад мы уже стали потенциальными родителями. Правда, пришлось пойти на некоторые ухищрения, чтобы обойти закон в Германии, по которому подобные процедуры возможны только для супружеских пар, но Борис нашел обходные пути. Он всегда умел их найти. А стать истинными родителями мы наметили на конец тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Борис надеялся решить вопрос с разводом, а моя дочь должна была окончить школу и уехать учиться за границу. Кстати, американский образовательный грант ей помог найти тоже Борис!
После процедуры зачатия наши с Б.Н. отношения, естественно, продолжились. Теперь я уже не сомневалась, что мы скоро поженимся или хотя бы станем жить одной семьей. Но время шло, а положение не менялось. Изменилось лишь место наших встреч: когда дочка уехала на учебу, то надобность в съемной квартире отпала и Борис наведывался теперь ко мне домой. И все же мой почти муж оставался приходящим гостем, а жить продолжал в своей семье. Но, по его словам, и дома он бывал редко, отдавая все время работе. В последние недели банк все время сотрясали какие-то конфликты, потери, угрозы. Так что новый бизнес, раскручиваемый Борисом вместе с женой, требовал от них все больше внимания и сил. Теперь мне впору было ревновать Бориса к работе: он появлялся у меня все реже и реже. И наконец заявил, что у него сейчас нет времени на шашни со мной и я должна отпустить его.
Слово «шашни» меня очень разозлило. Я вскипела от возмущения и выплеснула в лицо Борису все накопившиеся обиды. Особенно обидно и больно мне было за его бессмысленную идею создать и заморозить общий эмбрион. Если он не собирался на мне жениться, то для чего все это надо было делать? Непонятно… В очередной раз мои иллюзии разлетелись, как мелкий сор, гонимый ветром равнодушия моего сожителя.
Зиму и весну я жила автономно и совершенно независимо, на кустах в парке приоткрылись сизо-зеленые почки, я почувствовала, что окончательно выздоровела от любовного недуга, как говорили в старину. Я даже начала замечать на улице мужчин, бросающих на меня заинтересованные взгляды. Но в начале лета меня сократили на работе, и я оказалась на бирже труда. Без толку помыкавшись в поисках нового места, я решила попросить помощи у Бориса, ведь он всегда был опутан паутиной нужных связей. Позвонила бывшему любовнику, описала свою ситуацию, спросила, не найдется ли у них в банке для меня какая-нибудь работенка, хотя бы секретаршей. Он холодно ответил, что вакансий у него нет и не предвидится, но что он готов иногда давать мне разовые подработки: переводы и редактирование.
С той поры наши встречи возобновились. Вначале они носили исключительно деловой характер: я делала для Бориса работу, он ее довольно щедро оплачивал. Но скоро все вернулось на круги своя, и теперь мы общались не только за письменным столом, но и в моей спальне…
В тот день, отредактировав несколько страниц скучнейшего отчета, я пошла на кухню, чтобы проверить, как варится гречневая каша. Чуть не опоздала: она уже слегка пригорела на дне и начала источать запах гари. С отъездом Иришки я совсем разленилась как хозяйка, довольствуясь самой простой едой вроде каши. Да и с деньгами у меня было негусто.
Я наложила себе полтарелки пышущей жаром гречи, подлила молока и включила телевизор – с ним веселее обедать, когда живешь одна. И тут в новостях объявили, что правительство объявило дефолт. Доллар подорожал в три раза: стоил шесть рублей, а теперь стал почти двадцать! Я сразу подумала о новом бизнесе Бориса, а ну как теперь он прогорит! Порадовалась за себя: мне-то доллары не нужны, все мои деньги до последней копеечки уходили на квартплату и питание. Я почувствовала этот дефолт позже, когда вслед за подорожанием доллара стали стремительно дорожать и продукты, но в тот момент меня охватило беспокойство за бизнес Бориса (а значит, и за мою подработку).
Диктор телевидения говорил о каких-то векселях, о ГКО – государственных облигациях, о спекуляциях на финансовой бирже. А я продолжала думать о делах Бориса: вдруг он тоже соблазнился финансовой игрой и продулся?
Едва я отправила первую ложку каши в рот, как задребезжал телефонный аппарат. Чуть не подавившись, я кое-как проглотила кашу, схватила с рычага трубку, лежащую над круглым телефонным диском, – и услышала густой бас моего банкира:
– Анюта, ты дома? Я сейчас подъеду.
– Что случилось, Боря? – встревожилась я. – Ты слышал новость про обрушение курса рубля? Тебя эта история как-то коснулась?
– Новость новостью, но дело не только в ней, – навел тумана Б. Н. – Про свои дела я расскажу тебе при встрече. А пока везу тебе очередную халтурку. Срочная!
Я торопливо доела гречку и пошла одеваться-прихорашиваться к его приезду. Выбор у меня был невелик. Половину вешалки занимала одежда с нелепыми широкими плечами – такое носили в начале девяностых, когда у меня было достаточно денег на покупку обновок. Но сейчас в этом ходить было уже нельзя – оно безнадежно вышло из моды и смотрелось карикатурно. Из приличного у меня был только темно-синий деловой костюм: приталенный пиджак и обтягивающая юбка, в нем еще зимой я ходила на работу. Однако сейчас сидеть в нем дома, поджидая мужчину, было бы просто смешно. Так что оставался единственный вариант – платье на узких бретельках, обтягивающее, с ярким принтом. Оно было куплено прошлой весной для поездки с Борисом в Египет. Наша поездка тогда не состоялась, потому что Б.Н. не смог вырваться с работы, а платье при нашем прохладном питерском лете оказалось невостребованным. Но надеть его дома в середине августа – в самый раз! Так что Б.Н. я встречала в обновке, подкрашенная и на каблуках.
Б.Н. приехал через полчаса, деликатно коснулся моей руки, поцеловал ее, не забыл сделать комплимент:
– Платье – просто шик! Ты в нем совсем как девочка! Надеюсь, и рабочий тонус тоже на высоте?
От гречневой каши Борис отказался и сразу приступил к деловому разговору, предложив пройти в мой кабинет, как он называл комнату Иры, где на рабочем столе стоял мой компьютер.
Оглядев разбросанные вокруг компьютера бумаги, Б.Н. поинтересовался:
– А в Exel ты работать научилась? Проходят Exel на курсах?
– Да так, чуть-чуть, – пожала плечами я.
– Ну и ладно, – кивнул Борис, – я дам тебе задание таблицу составить, так что освоишь его на деле!
– Может, теперь меня и в банк к себе пристроишь? – снова вернулась я к теме работы.
– В банк? – усмехнулся Б.Н. – Теперь уж точно не пристрою: развалился наш банк! Он ведь держался на процентах к векселям и этим ГКО, а теперь мы банкроты.
– Я слышала сегодня по радио, но не думала, что так все серьезно, – сказала я. – Ваши вкладчики тоже своих денег лишатся?
– Все возможно, – отмахнулся Борис. – Но вкладчики меня сейчас меньше всего заботят, надо свои дела обмозговать.
– А вкладчиков совсем не жалко?
– Ну что ты как ребенок: жалко, не жалко! – недовольно воскликнул Борис. – Тут финансовые империи рушатся, а ты о каких-то неведомых вкладчиках печешься! Много ли у каждого из них на счете-то? Так, по мелочи!
– Как ты можешь с таким пренебрежением о людях говорить! – ахнула я.
– Анюта, не надо только читать мне мораль, – поставил перед моим лицом ладонь Борис. – Потери у населения неизбежны в такие кризисы, но ты же знаешь, что твой Боря – умница?!
– Как же, как же! Кандидат наук, без пяти минут доктор!
– И не иронизируй, моя девочка. Да, кандидат наук и такие потрясения прогнозировать могу. Я как свою фирму весной основал, так сразу начал выводить активы из банка. Теперь, когда доллар так вырос, вырос и мой капитал, ведь деньги уже были вложены в немецкое оборудование. И Марина, женушка, успела свести нас с нужными людьми в комитете здравоохранения! Комитет и оплатил покупку аппаратуры для городских больниц.
– Ты и приехал ко мне своей ловкостью поделиться? – фыркнула я.
Казалось бы, я должна радоваться, что мой мужчина так ловко увернулся от секиры дефолта, но мне было почему-то неприятно, что его счастье строится на потерях других людей.
Б.Н., не обращая внимания на мои подколы, достал папку с рекламными проспектами. Среди убористого текста каталога выделялись красивые фотографии переносных приборов и стационарной медицинской аппаратуры.
– Здесь текст на немецком языке, – сказал Борис. – Надо срочно его перевести, а потом сделать выборку цен по каждому техническому параметру и составить таблицу.
Я взяла глянцевые листы, их была целая стопка, и некоторые – совсем без иллюстраций.
– К какому дню?
– К понедельнику.
– Почему такая спешка?
– Сейчас такая бойня начнется с этим дефолтом, люди будут пытаться спасти хоть часть денег, на средства банка могут наложить арест. Так что я сегодня подал заявление на увольнение. И собираюсь на той неделе лететь в Германию: и от греха подальше, и к контракту поближе. Надо скорее заработанные деньги в оборот пускать!
– Заработанные деньги?! Это вы так на обмане вкладчиков обогатились! – снова усмехнулась я.
– Анюта, – улыбнулся Борис, совершенно не обидившись на мой выпад, – знаешь главный закон капитала? «Первый миллион» чистым не бывает! Мы никого не обманывали, эти простофили сами деньги к нам в банк несли, все гнались за высокими процентами, а оказались у разбитого корыта! Народ любит халявные денежки, но мозгами пошевелить не умеет!
Я не стала спорить и предложила поконкретнее обрисовать мне задачи.
Когда с делами было покончено, мы оставили бумаги на столе и переместились в спальню. Борис снова стал мягок и нежен – ведь перед ним призывно белела простыня у откинутого уголка одеяла! За последние два месяца я смирилась с тем, что такова моя судьба – быть лишь «женой на час».
Медленно раздеваясь, как японская кукла-робот, я все же задала Борису еще один вопрос:
– Боря, ты сказал, что на покупателей тебя вывела Марина? Значит, ее роль в новой фирме велика?
– Ну да, Марина входит в число соучредителей, – признался Б.Н. – А как мне без нее? Без посредников в Смольном ни к одному главврачу не сунешься!
Я убедилась, что теперь – уже стопроцентно – Б.Н. не станет разводиться со своей женой. Деньги скрепляют брак крепче, чем любовь!
Смахнув слезу, я отвернулась, бессмысленно наглаживая ладонью белоснежный пододеяльник.
Но Б.Н. умел поднять настроение! Он рассмешил меня новым анекдотом, пожаловался на какой-то прыщик на своей попе, потом принялся раздевать меня. Снял через голову мое невесомое платье, чуть, правда, поспешно, а потому резковато – едва не оторвал лямочки. Затем принялся за мелкие детали моего туалета. Но если мозги у него работали замечательно, то руки были неуклюжи, а пальцы бесчувственны. Б.Н. оторвал крючок на моем лифчике, помогая его расстегнуть; уронил на пол мои трусики и тут же неловко наступил на них; наконец так сильно дернул «молнию» на своих брюках, что сломал замочек. Это сочетание светского поведения при публичном ухаживании и проявление криворукости в интимной сфере давно поражало меня. Я догадывалась, что при близком общении с Борисом всем женщинам приходилось играть роль первой скрипки, вести его в любовном танце, но сегодня я была не женщиной, а куклой, и это затрудняло процесс. Однако не все было так безнадежно. Помимо воли я ожила от прикосновения даже его неуклюжих рук к моей груди и стала с увлечением дирижировать нашим дуэтом. И если полчаса назад Борис еще был безразличен мне, то теперь я страстно желала его. Наши объятия становились все теснее, а дыхание жарче. И вот уже в едином ритме мы исполняли безумный брейк-данс…
Вечером Б.Н. ушел, а я села за работу. Перевела две страницы каталога, изредка заглядывая в словарь. Уровень владения немецким языком был у меня средним, но для письменного перевода годился. Работа оказалась несложной, но весьма трудоемкой. Хотя если плотно посидеть сегодня и завтра, то я вполне могла успеть к понедельнику.
