Читать книгу: «Азъ есмь Софья. Царевна», страница 3

Шрифт:

– Матушка ваша была из Милославских…

Софья фыркнула. Тема была болезненной: род Милославских уже начинал искать подходы к ней и к Алексею на предмет материальной выгоды – по рукам бить не успевали.

– Это сейчас не важно. Важно другое. Алексей на тебе жениться не может.

– Почему?!

– Потому что ты – никто. Просто ничтожество с большими титьками, которые были удачно выставлены под носом у моего отца.

И вот теперь Софья действительно пробила броню женщины.

– Да как ты смеешь!

– Не нашлось бы тебя – Матвеев бы любую другую девку подобрал.

– Да я… да ты!!!

Какое там уважение! Наталья задохнулась от гнева – и боли. А Софья продолжала наносить удары – жестко, безжалостно, расчетливо.

– Брак с тобой – пустышка. Мой отец уже совершил эту ошибку, поэтому может ее и повторить. Брат так поступать не должен. Принцесса датская, или французская, возможно, мы поищем в Италии или Испании – но не ты. И никто другой из местных девок.

Наталья в гневе сделала шаг. Теперь они с Софьей были совсем рядом.

– А вот это не тебе решать!

– А что? Будешь добиваться своего?

Софья не боялась – и это бесило. На губах девочки играла насмешливая улыбочка – и Наталья, протянув руку, схватила ее за запястье, мечтая раздавить наглую соплячку, которая посмела…

Она посмела…

– Я! Алексея! Люблю! Ты… дрянь малолетняя!!!

– И тебе плевать, что своим замужеством ты ему перекроешь многие ходы?

– Я его сделаю счастливым!

Наталья и не задумалась.

– Ага, – Софья словно не чувствовала впившихся в руку пальцев. Хотя синяки останутся… ну да ладно. Не умеет эта девица кости ломать. Или как в гареме – уязвимые места находить. Там-то это искусство, а здесь… – Значит, Лешка в тебя влюбляется, вы сбегаете – и он навлекает на себя гнев отца.

– Погневается – да простит! В ноги кинемся…

– А если не дадут? Прочь погонят!

И вот тут Наталья заколебалась. Но потом…

– Алексей законный наследник. Да и в Польше его коронуют…

– А потом?! Огневается отец, Федьку наследником назначит – войной на свою страну пойдете?

Софья нарочно подпускала в голос истеричные нотки. Давно известно, что истерика штука заразная, но Соня, еще в бытность свою в двадцатом веке, заметила одну особенность. Пронзительные крики что-то отключают в мозгу у человека, даже если орет не он, а на него. Становится сложнее критически воспринимать действительность, человек начинает дергаться… почему так?

Черт его знает! Она не читатель, она писатель!

– Не понадобится воевать! Все хорошо будет! Поддержат нас – наверняка!

Да уж кто бы спорил. И вас поддержат, и Федора направят, найдется кому подгадить…

Софья пристально смотрела на девицу.

И – последний удар. Уже нарочито спокойно и насмешливо.

– А ведь ты себе врешь, девка. Не будь Алексей царевичем – ты бы в его сторону второй раз и не взглянула.

– Гадина ядовитая!

Наталья отскочила как ошпаренная.

Софья пожала плечами.

– Гадина. Только ты учти – я правду сказала. Жениться на тебе Алешка может, да вот что ты дашь-то ему?

Наталья задумалась. А ведь и верно. Что?

Три огурца да пять поросят? И родственников полчище?

– Мой род древний…

– Да и что с того? И древнее есть.

– Да только не Романовы.

– Зато корона на отцовской голове, а не на чужой, – Софья усмехнулась. – Нас скоро хватятся. Иди, подумай над моими словами. Ежели чего хорошего надумаешь – через Алексея передашь.

– Ч… что?!

Если бы под ногами Натальи разверзлась пропасть – она и то не была бы так удивлена. Софья усмехнулась.

– Ему тот храм понравился. Так что… молитесь. И не серчай. Ты себя старалась с лучшей стороны показать, а мне хотелось со всех посмотреть. Ваня!

Дверь распахнулась.

– Ванечка, ты не проводишь девушку?

Иван Морозов кивнул и сделал Наталье приглашающий взмах рукой. Та развернулась – и кораблем поплыла по коридору, кипя от возмущения. Но надолго ее не хватило.

– Ну и…! Господи, прости меня, грешную!

– Довела? – Иван чуть улыбнулся. – Она это умеет.

Наталья развернулась, поглядела возмущенно.

– И все это терпят! Да ее в монастырь надо! Как ведьму! На хлеб и воду!

Синие глаза холодно сверкнули, но парень промолчал. Развернулся, пошел по коридору. Наталья последовала за ним, вся кипя от ярости. Она все еще была в бешенстве, когда за ней пришел Матвеев – и эта злость сделала ее особенно хорошенькой. Окрасила румянцем щеки, заставила сверкать глаза, сделала голос особенно звонким.

Царь был очарован.

А Наталья все искала глазами царевича, но он так и не появился.

* * *

Оно и неудивительно. Троица сидела там же, где получасом раньше Софья беседовала с Натальей. Парни слушали отчет девочки, которая задумчиво вертела в пальцах гусиное перо.

– Девка умная. Очень. Но и очень горячая. Для нее края нет – или любовь, или ненависть. Сейчас она тебя любит, сделает все, чтобы ты на ней женился. А вот что будет потом… она на тебя обязательно начнет давить.

– Именно давить? – Иван Морозов смотрел спокойно.

Софья чуть поморщилась, потерла запястье.

– Больно?

Синяки уже видели оба. И Алексея едва удержали – Софья просто дверь собой загородила, чтобы тот не вылетел и не помчался отрывать Наталье голову.

– Неприятно, но жить буду. Лешка, я не знаю, честно тебе скажу. Она сильная, серьезная, но…

– Но?

Софья помолчала, вспоминая свои впечатления от Натальи…

Все бы в ней хорошо, кроме одного. Она не командный человек. Софья готова была работать в команде, а Наталья – только командовать. Она не потерпит, если будет второй или третьей, она хочет быть и первой и единственной. И рано или поздно на Алешку начнется давление, она будет отрывать его от друзей, постарается оттеснить их… Но она-то не знает, куда идти!

Она не знает, к чему может привести ее руководство!

И объяснить ей это не получится.

Сломать ее?

Можно.

Но зачем она нужна – сломанная? И так бесхребетных девиц хватает!

Зачем тогда тратить время, силы, нервы… проще сразу отсечь ее от Алексея. Хотя это уже и произошло. Рукоприкладство по отношению к маленькой сестренке, любимой Сонюшке, Алексей никому не простит. Даже если она сама виновата.

– Для нее многое значат ее желания. И она захочет не только царствовать, но и править. В семье, в государстве, в твоем разуме – соперниц и соперников она не потерпит.

– То есть – вас с Иваном.

– Где-то так. Но жаль. Ужасно жаль. Она могла бы горы с нами свернуть.

– Но скорее увлечется сворачиванием вам шей? – Алексей смотрел серьезно. Привык он к таким разговорам еще с детства. И привык, что сестра ему лгать не станет, даже ради своей выгоды.

Софья пожала плечами.

– Я вывела ее из себя, но второй раз она этого уже не допустит. Будет готова. Леша, я не знаю, насколько верно мое суждение, но Наталья… она во многом – тиран.

– И Матвеев – тоже.

– И давить он на нас будет.

– Одним словом, – Иван решил подвести черту, – Алеша, если хочешь вечных сражений дома – женись.

Сражений не хотелось. Да и любви особой не было, так что Алексей фыркнул.

– Нет уж. Мы лучше с Европой породнимся. А эта – пусть ее…

– Пусть станет нашей мачехой?

Алексей замотал головой.

– Соня! С ума сошла?!

Царевна фыркнула, показывая свое отношение.

– Понимаешь, Алеша, она готова была с тобой сбежать. И войной на свою родину пойти – ее бы это не остановило. Так или иначе, ее бы не остановили ни потоки крови, ни беды Руси-матушки. Но это сейчас все ради тебя. А потом, когда страсть утихнет? Ты учти – к отцу у нее страсти нет, им она с самого начала управлять сможет. И на тебя его натравить, и поссорить вас, и наследником Федора сделать…

– И захочет. Страшнее отвергнутой женщины… м-да. Отравить ее, что ли?

Софья пожала плечами, глядя на брата.

– С одной стороны, нет человека, нет и проблемы. Это несложно. С другой – Матвеев начнет искать виновного. И отец тоже. И могут ведь доискаться. Кто-то что-то увидит… Нет, Алеша. Тебе в немилость попадать никак нельзя.

– Так что? «Матушкой» обзаводиться?

– Тоже нет… Леша, ты сможешь потянуть время?

– Смогу.

– Вот и смоги. Сходи, извинись за меня…

– Соня!

– Скажи, что я от любви к тебе голову теряю, вот меня и сорвало. Ну, навешай девушке лапшу на уши! Ты же можешь!

– А тем временем…?

– Информация – наше все. Надо сделать так, чтобы отец не просто не женился – чтобы ему и ни на ком другом жениться не захотелось бы.

– У тебя есть чудотворная икона, и ты ей будешь молиться?

Софья фыркнула на Ванечку, который решил поехидствовать не ко времени.

– О нет. Я что-нибудь придумаю. Все равно, ранее, чем через полгода, батюшка жениться никак не изволит. Так что, Алеша, – на тебя вся надежда. Нужно, чтобы она оставалась в тебя влюблена, но пока никуда не сбегала. И отца не отшивала резко. Сможешь?

– Я все смогу. Сонь, ты точно что-нибудь придумаешь?

Софья крепко обняла брата – и Алексей на миг приник к ее плечу. Смешно сказать – иногда он ее воспринимал не как сестру, нет. Как матушку, которой и не знал толком.

– Алешенька, братик мой родной, все для тебя сделаю, чтобы ты счастлив был…

– Сонюшка…

Софья думала, что судьба – дико ироничная штука. Переместиться в тело ребенка, чтобы воспитывать своего брата, как не воспитывала сына…

Алексей попрощался и исчез за дверью. Ваня Морозов ненадолго задержался. Вспыхнула теплая улыбка.

– Завидую я Алешке. Мне бы такую сестру.

Софья крепко обняла друга за шею. Не положено?

Плевать! Никто не видит – и не донесет. А тепло человеческое – оно любому нужно, будь ты хоть царь, хоть нищий.

– Ванечка, я и так у тебя есть. И я, и Алеша – ты только позови. И есть, и будем…

На миг девочку стиснули крепко-крепко, а потом Ваня выпустил ее, взял за руку.

– Убил бы эту дрянь лупоглазую.

Теплые губы коснулись синяков на запястье прямо через шитый золотом рукав – и юноша ушел вслед за другом. Софья хлопнула глазами и постановила себе – заняться приятелем. Еще не хватало, чтобы он зверем на Наталью смотрел, а та заметила раньше времени.

Нет, все хорошо в свой момент.

Итак, как же мы можем заставить царя отказаться от брака и заодно разбить ему сердце? Вариант должен быть идеальным – второй попытки не будет.

Жалко ли Софье было отца?

Честно говоря – не очень. Это не жизнь, не здоровье, не власть – это просто операция по извлечению межреберного беса. Кому-то и похуже приходилось.

Мысль о том, что на старости лет Алексей Михайлович заслужил капельку счастья, Софье тоже в голову не приходила. Ну заслужил. И что?

Теперь всю страну похоронить из-за его влюбленности?

Перебьется.

* * *

Следующий месяц все шло как по нотам.

Алексей Михайлович еще пару раз встретился с Натальей – и все больше очаровывался умной и скромной девушкой.

Алексей Алексеевич также встретился пару раз с Натальей. Но вот очароваться у него не получалось. Он оценил по достоинству и ум, и целеустремленность, но вот получить это сочетание в качестве жены – увольте.

Жена должна быть тылом, а не генералом, определенно.

Софья собирала сведения – и выяснила, что Матвеев отказал от дома царевичу Кахети – Ираклию. Мол, нечего на его воспитанницу пялиться бесстыже. Хотя по уверениям Филимона – там еще кто на кого пялился. Ну не любили, не любили Наталью Нарышкину.

Софья решила собрать сведения и об Ираклии – и полученное весьма ее порадовало. Но пока рано было форсировать события, требовалось время.

И время шло.

Переехал в Дьяково царевич Федор – и тут же попал под крылышко царевны Анны, у которой вовсю проснулся материнский инстинкт. Своих они больше с Воином не заводили, ограничившись тремя детьми, воспитывать малышей Анна сама не могла, Софья с Алексеем были почти взрослыми, а вот Феденька…

И то сказать, хоть и болезненный, ребенок отличался живым умом и любознательностью. И сильно прикипел к… Исааку Ньютону!

Да, когда Софья услышала от Глаубера эти имя и фамилию – она своим ушам не поверила. Но тем не менее уточнила – и пришла в восторг. Да, Ньютон. Похоже – тот самый. И что особенно приятно – неуживчивый и не слишком богатый. Раздумья были кратки – в Англию полетело письмо с предложением крупной суммы и всяческих радостей, ежели достопочтенный сэр согласится переехать на Русь и жить при царевичевой школе. А также предложены любые материалы и финансирование любых исследований. На сколько фантазии хватит.

Конечно, сначала Исаак не поверил. Но после переписки с Глаубером – а научный мир штука тесная, все локтями толкаются, и больно – все-таки решился попробовать. Сильно он ничего не терял, по Англии гуляла Великая Чума, в Тринити-колледже к нему относились как к серой посредственности – ну и кто ж выдержит? И в конце зимы 1669-го года сэр Исаак вступил на православную землю в Архангельске, с багажом из трех сундуков и одной собаки.

Надо сказать, его не обманули ни в чем. Первое, что сделал представитель царевича, – это вручил Исааку деньги на обратную дорогу, ежели тот пожелает, а также деньги на проезд, прокорм и прочее. А потом нанял возки и дал в сопровождение трех усердных и смышленых слуг. Так и получилось, что в конце весны Исаак Ньютон предстал пред царевичем Алексеем, а тот мгновенно препоручил ученого заботам тетушек – и опять сбежал в Москву.

Тетушки же, с подачи Софьи, поселили двоих ученых рядом и заказали Ордину-Нащокину все по списку. Ньютон, впервые в жизни получив в свое распоряжение целую лабораторию, да еще и учеников, которые, в отличие от нагловатых студентов, смотрели ему в рот и воспринимали все его слова как высшую мудрость даже чуть растерялся. Но потом принялся заниматься любимой наукой, вовлекая мальчишек в свои опыты и заражая энтузиазмом.

С царевичем он познакомился совершенно случайно. Все-таки, как царский сын, Федор пока обучался отдельно – нельзя ж, чтобы он оказался хуже какого-нибудь плотника?

Ньютон как раз отдыхал в саду под цветущим деревом, Федор гулял там же – и неудивительно, что они встретились. А там…

Слово за слово, разговор, хоть и велся по-латыни, оказался интересен обоим – и на следующий день мужчина и мальчик опять разговорились. Софья, узнав об этом, пожала плечами и приказала не мешать. Да и что плохого в том, что мальчику интересна наука? Ежели, даст бог, с Алексеем все в порядке будет, то царствовать Федору не доведется. Стало быть, надо чем-то его занять, а чем?

В церковь?

Ну вот не срослось уже у мальчишки. В этом умоленном гадюшнике разбираться – тоже талант нужен. А вот в ученые – дело хорошее…

Саму Софью намного больше занимала Нарышкина.

Царь влюблялся все больше – и пару раз в кругу семьи уже заводил разговор, что он мужчина еще молодой, а счастья каждому хочется. Алексей, которому уже основательно настучали по лбу и Софья и Иван, поддакивал отцу и даже как-то раз пошутил, что ежели батюшка сам женится, стало быть, ему невесту можно и не искать? Царь явно таял – ведь ему не придется преодолевать противодействие семьи!

Может, Марию он до конца и не любил, но с детьми-то привязанность так легко не разорвешь! Тем более – Алексей. Старшенький. Наследник!

Радость и гордость!

Царю и в голову не приходила мысль о предательстве Натальи. А сама Наталья…

Угар начинал проходить, но прекращать игру девушка и не думала. Царевич выглядел куда как более завидной добычей. Достаточно мягкий, чтобы им крутила сестра, а значит, и она сможет. И моложе, симпатичнее… определенно, им надо было заняться! Только вот бежать и венчаться он отказывался. Говорил, что обязательно должен получить отцовское благословение, так что пусть уж Наташенька старается в царских глазах не упасть, а он-де свой случай не упустит. Наталья и рада была стараться. Откажется царевич – остается царь. А тот выглядел вполне очарованным.

Так прошло лето.

И в школу приехал дорогой гость – удалой казак Степан Разин. Софья ему обрадовалась как родному. Были вещи, для которых годился только он. Но обрадовалась ему не только Софья – девочка подметила, как загорелись глаза у тетки Татьяны.

И еще бы им не загореться!

Степан – казак в самом расцвете сил, старше ее лет на пять, да и царевне тридцать три года – хоть и не девочка, а все же…

Софья-то воспринимала ее не как старуху, коей она считалась в это время, нет! У нее в голове были живы мерки двадцать первого века – вот она и видела вполне себе интересную женщину. Неглупую, яркую, обаятельную, привлекательную, пусть со своими тараканами – но кто из художников или поэтов ими не наделен?

Казака радушно встретил Алексей и принялся расспрашивать о житье-бытье. Надо сказать, был он весьма доволен.

В чем проблема была на Урале?

Да, башкиры, татары и прочие «друзья» шалили – и с крестьянами у них все шалости удавались. Налететь, пограбить, порезать, пожечь…

С казаками такие номера не проходили. Они и сами горазды были в набеги ходить – и коса нашла на камень! Да как!

Со всего размаху, жалобно лязгнув и потребовав кузнеца.

За один налет казаки устраивали пять! Причем не особо разбирались, кто там, из каких деревень – они просто налетали, уводили взамен одной коровы – пять, взамен одной спаленной хижины поджигали десяток, а взамен одного убитого – клали каждого пятого мужчину в деревне.

И храбрые ранее налетчики взвыли.

А куда кинешься? Кому пожаловаться?

Китайцы?

Так далеко. Прежде чем они Стеньку угомонят, тот еще невесть сколько деревень переморит.

В ноги царю броситься? Так, простите, это Иван Грозный татарам волю давал, а вот Романовы то тут, то там землицу отгрызали для своих нужд…

Бунтовать?

Это тоже в один миг не делается.

Так что выход был только один – отговаривать излишне буйную молодежь от набегов. Тем более что пойманных разбойников – а ловили их достаточно часто – казаки вообще оказались весьма мобильны, – просто вешали за ноги на деревьях. Или разрывали лошадьми.

Милосердие?

Пусть скажет это слово тот, кто хоть раз рыдал на пепелище, оставшемся от родного дома, и думал, где искать уведенных разбойниками родных – в землице али на рабских рынках? Только он имеет право на милосердие. А остальным лучше промолчать.

У них не вырезали семьи. Их дети не умирали от голода и холода.

Так что – и письмо от Строганова это подтверждало – на Урале стало достаточно тихо.

Впрочем, Алексей Алексеевич не считал действия казаков несправедливыми. Между прочим, его отец, на минутку, царь Казанский, Астраханский, Сибирский – и где?! Или гладко было на бумаге? А как до дела дошло – так начались радости? Кому царь, кому дворняжка? В Москве лает, а у нас и ветер не носит?

Вот уж что Алексею Алексеевичу было не нужно – так это излишняя автономия. А то воевод назначаешь – и те сидят на местах, чихнуть боятся.

Нет уж.

Порядок должен быть.

А то, простите, воевать Польшу лезем, а на своей земле разгрести не можем?

Одним словом, Степан занимался тем, что ему нравилось. Сам себе начальник, гоняет разные банды, никто на него за это не исполчается, о родном селе также можно не беспокоиться. Не жизнь – малина.

Впрочем, у Алексея Алексеевича было и еще о чем поговорить с казаком. И в частности:

– Это что, государь?

– А ты испробуй?

– Вроде пищаль. Только тяжелая, да и сделана непривычно.

– А вот снаряды к ней…

Действительно, казнозарядные пищали с подачи Софьи изготавливать начали. Только два кузнеца в Дьяково, только для Алексея Алексеевича и в строжайшей тайне.

Обходилось это пока безумно дорого – до десяти рублей за пищаль, но Софья считала, что овчинка стоит выделки. Пусть дороже! Пока – пусть!

Еще бы вспомнить, как нарезное оружие сделать, так и вообще чудесно будет! Но идею она знала, а остальное – пусть пока хоть вручную пилят, потом разберемся! На хорошее дело денег не жалко!

Зато такая пищаль била дальше, точнее, была удобнее в зарядке и транспортировке.

Степан ее во дворе пристрелял, плечами пожал – мол, игрушка. Пока ты с такой радостью, кто-то на тебя с луком.

А с другой стороны – пищаль-от не одна. Да и луки у татар не самые сильные.

Просит царевич взять десяток пищалей на испытание? Просит пристрелять да рассказать, что и как?

Со всей нашей дорогой душой!

А еще что?

А еще есть для казака одно поручение, но ежели государь о том узнает – не сносить головы будет и царевичу, и Степану.

Это мужчину не напугало. Двум смертям не бывать, да одной не миновать. Им и за Долгорукова было б головы не сносить, но сошло ведь?

Глядишь, и в этот раз гроза мимо пройдет?

А что случилось-то?

Алексей потер переносицу и изложил проблему. Звучала она так.

Царь-государь после смерти жены загрустил да затосковал. Тут боярин Матвеев ему под бок девку гладкую и подсунул. И не то бы беда, что девка матвеевская, а то беда, что царь жениться надумал. А вот это всем без надобности.

– Убить, государь?

Алексей Алексеевич покачал головой.

– Что ты, Степан. К чему нам душегубство?

– Тогда что делать надобно, государь царевич?

– Девка эта до того, как перед царем хвостом вертеть, царевичу Кахетинскому куры строила. Вот и сладить бы их счастье?

– Что делать прикажешь, государь?

* * *

Софья могла только еще раз повторить за мудрецом – что Бог ни делает, он все делает ВОВРЕМЯ!

Недели не прошло с приезда Степана, как Алексей Михайлович объявил детям, что не век ему вдовцом вековать. Желается ему опять невест созвать со всех краев Руси-матушки, да и выбрать себе любушку по сердцу. К Рождеству и начать бы с этим делом!²

Неизвестно, что он ожидал услышать, но в ответ Алексей Алексеевич только улыбнулся. Вот старшие дочери – те истерику закатили, на колени пали – тятенька, не надо нам мачехи! Вслед за ними и младшие плакать начали.

Марфа да Софья переглянулись – и плечами пожали. Мол, ежели пожелаешь, тятенька, – женись. Дело хорошее! Пусть съедутся красавицы в Кремль, да и выберешь себе любушку по сердцу.

Но так спокойны были только они – а потому вскоре, не вынеся криков и плача, огневался царь, да вышел и дверью хлопнул.

А вечером пришел в гости к сыну.

Алексей Алексеевич на тот момент сидел, книжку читал. Отца встретил уважительно, с поклоном, Алексей Михайлович его по плечу потрепал.

– Взрослый ты у меня стал, сынок. Совсем мужчина. И не верится уж, что шестнадцатый год тебе. Я в твоем возрасте уж шапку Мономаха принял…

– Тяжко было, батюшка?

– Да уж нелегко… Не осуждаешь меня, сыне?

– За что, тятенька?

– За решение мое. Знаю, думаешь ты, что матушку я твою скоро забыл…

– Тятенька, неужто ты в жизни своей хоть немного счастья не заслужил? Первый раз тебя любимой лишили, так, может, сейчас кого по сердцу найдешь.

– Ты и об этом знаешь?

– О касимовской невесте в тереме только ленивый да глупый не болтал.

Алексей скромно умолчал, что нормальные люди переболели бы любовью, да и дальше жили без бед и горестей. И уж точно не дали бы жену травить и бесконечными родами мучить – или не женились бы, раз душа не лежит…

А то как детей делать – так Машка хороша. А как страдать – не люба она мне! Комедиант греческий! Такого юноша не понимал – и не собирался. А вот отца растрогало. Вздохнул, глаза заблестели.

– Эх, сынок. Любил я Фимушку. Любил без меры и памяти… и сейчас полюбил. Никогда не давай тебя с любимой разлучить, никто между вами встать не должен!

Алексей мимоходом подумал, как это отличается от того, что понимал он.

С любимой тебя разлучить не должны? А ежели твоя любовь всей стране большой тяжестью на плечи падет? Когда глупа твоя девка, да и зла без меры, и не тебя она любит, а власть твою?

Уж что-что, а оценить Наталью он мог, ему пышные перси глаза не застили. И видел парень, что для нее власть – главное. Это ее воздух, ее вода, ее душа – рано или поздно она бы все равно сама это осознала, а потом и головы полетели бы. Потому как царствовать и править – вещи разные.

– Когда полюблю, тятенька, обязательно твои слова мудрые вспомню. Но покамест свободна душа моя. А вот ты, смотрю, и правда полюбил. Не знаю я ее? Чьего рода сия дева будет?

Алексей Михайлович улыбнулся.

– Рад я, что понимаешь ты меня. Да и девочки – Марфуша с Сонюшкой – порадовали. Знаешь ты девушку эту – она воспитанница боярина Матвеева.

– Уж не Наталья ли?

– Да, сынок. Помнишь ты ее?

– Кажется, она на представлении для сестренок была? Нет?

– Да, Алешенька.

– Вроде как помню. А то и нет…

– Какая она красавица, сыне! А уж разумница…

Царь сел на своего любимого конька – и следующие полчаса царевич слушал, как его отец превозносил достоинства Натальи. Хотя сам тоже мог бы кое-что сказать о добронравии и благочестии означенной персоны. Но – молчал.

И лишний раз убеждался, что его сестра худого не посоветует. Софья говорила – молчать и не возражать. Только дело попортим, ежели царю глаза открывать будем!

Так и вышло.

Изливший весь трепет души царь удалился, а царевич выскользнул в коридор и направился к сестре.

Софья еще не спала. Сидела, размышляла о чем-то, крутила в руке дорогой кинжал с каменьями самоцветными.

– Красивая игрушка.

– Стенька привез. Ты заметил, как он на тетку Татьяну смотрит?

– Что, еще один влюбленный на наши головы?

– Второй – наш батюшка?

– Ну да. Права ты была – Нарышкина это.

– А то нет? Завтра, Алешенька, позови к себе боярина Стрешнева да попроси его помочь.

– В чем бы?

– Лошадник он. А нам бы где кормов на зиму прикупить, своих маловато. Стенька нам татарских жеребят пригнал, умные, конечно, но кормить-то надо! Мы ж на них не рассчитывали!

– Просто так и позвать?

– Э нет. Не просто так. А вот как придет он, мы с тобой вместе должны быть.

– И?..

План был идеально прост. Софья собиралась не только нейтрализовать Наталью, но и натравить всех остальных на Матвеева. Через Ордина-Нащокина уже была пущена сплетня, что царь жениться собирается – и боярское море заволновалось.

Милославские таки прорвались к Алексею, и тот подбросил второго ежа, посокрушавшись, что он-де – сын от нелюбимой жены. А вот ежели женится царь еще раз, то и вовсе про них забудет, как и не бывало.

Настало время пустить третью сплетню. Они ведь завсегда достовернее, ежели из разных источников.

Спустя час царевич уходил значительно спокойнее, чем пришел.

– Ох, Сонюшка, что бы я без тебя делал?

– Жил бы и горя не знал…

Софья чмокнула братца в щеку, уселась на кровать, задумалась…

Вошла верная Груня, помогла раздеться, улечься… про молитву Софья и не вспомнила. Куда ей, она делами молится, а без дел, хоть лоб разбей…

Сколько уж прошло, как она себя осознала в теле трехлетнего ребенка?

Почти десять лет.

Что сделано за это время?

По большому счету – две вещи. Набирается и готовится кадровый резерв. Создан грамотный механизм его подготовки и интегрирования в жизнь страны. Это плюс. Набирается интеллектуальный резерв. Вот, пищали, опять же. И золото. И еще много чего… один из мальчишек узнал, как добрую сталь варить – отписал. Второй чуть ли не ткацкий станок описывает…

Третий пишет, что губернатор казнокрадствует – и подробно расписывает, куда, сколько, кому – это ж радость!

Алексей, когда на трон взойдет – своих людей получит. Да и войско мальчишечье, вроде и потешное, а все ж таки свое. И казаки под его рукой. А золото – оно всегда золото.

У него есть своя партия, которая хоть и потребует денег, но все же не станет давить. Ему есть кого и на какие места поставить.

И все равно, первое, что придется сделать, – это разобраться со стрельцами. Второе – с боярами. Навести у себя порядок, а то распустил всех отец – спасу нет.

Кровь?

Будет. И простит ли она себя за это? Хотя вопрос глупый. Себя она всегда простит. Вот других – уже вряд ли. А себя, любимую, с полным на то удовольствием. Сейчас вот еще Матвеева окоротить, лучше с летальным исходом…

Софья заснула с довольной улыбкой, и снился ей боярин Матвеев. Она на него гневалась и топала ногой, а мужчина пятился назад и падал куда-то в пропасть.

* * *

Иван Федорович Стрешнев к царевичу шел с радостью. А чего ж не пойти?

Умный он, добрый, вины за боярином никакой нет, значит, желает ему царевич поручить что-то. Чего б и не…

Но замер мужчина перед дверью кабинета. Слуга словно растворился, а из-за двери донеслись голоса.

– …Матвеев зарвался! Девку свою под царя подкладывать!

– Алешенька, не горячись так! Может, и неправда это!

– Соня, государь мне вчера чуть ли не прямо сказал, что смотр невест объявит, а сам на Нарышкиной женится. Чтобы не спортили ее раньше времени.

– Да там портить-от некуда!

– Знаю. Гулящая она, да как про то отцу сказать?

Боярин кашлянул и дверь толкнул.

Потом он обдумает, потом…

Царевна с писком метнулась в спальню, а царевич улыбнулся.

– Проходи, Иван, рад тебя видеть!

– Государь царевич…

Иван поклонился, низко, как должно, получил в ответ улыбку…

– Поздорову ли, боярин?

Разговор затеялся вполне чинный, и сена Иван Федорович продать согласился, и все было хорошо, а все ж таки…

Царапало, царапало внутри. Поговаривали уж, что царь жениться вновь захочет, волновались Милославские… а ежели Матвеев ему свою девицу подсунет – это что же будет? И так от этого выскочки худородного возле трона не продохнуть, а тогда он и вовсе на головы сядет!

Никак такого допустить нельзя.

Надо бы узнать поточнее, да и сказать кой-кому о матвеевских планах… вот ведь паскуда! Из грязи в князи лезет!

* * *

Когда Матвеев сообщил Наташеньке о планах государевых, та взволновалась. Это что ж – ей теперь в Кремль переехать?!

Так она и Алешу не увидит более!

Наталья в церковь почти бегом бежала, но царевич там уже ждал. И отпустили когти сердечко девичье.

– Государь!

– Наташенька!

Синие глаза блеснули ласково – и невдомек Наталье было, что в этот миг размышлял царевич не о красе ее девичьей, а о том, как окоротит наглого боярина.

– Мне в Кремль ехать надо, в палаты царские! Там отберут девиц… Алешенька, страшно мне! Дядя сказал, что все уж договорено. Для вида нас смотреть будут, а меня выберут! Что делать?!

– Ехать и быть спокойной. Все сложится, как нам надобно. Обещаю тебе…

– Неужто?!

– Найдет себе тятенька другую по сердцу, а тебя отпустит.

Наталья хоть и сомневалась, да успокоили ее слова ласковые. Да и… что она теряла?! Хоть бежать, хоть в ноги кинуться – никогда не поздно.

Если б знала она, что в это время Софья беседовала со своим дядюшкой Иваном Милославским. Тот, хоть и смотрел на девочку искоса, но слушал внимательно. Как-никак, сейчас ее устами царевич говорил.

– Известно мне стало, что государь невесту себе выбрать желает.

– А…

– И даже известно, кого он выберет.

– Кого, государыня царевна?

– Кому царевна, а кому племянница, – Софья улыбнулась ласково. – Матушка умерла, больше за Милославских заступаться некому, так ли это?

– Ежели племянники родные не заступятся, так и некому, – подтвердил мужчина.

– А ежели мачеха будет у племянников? Ночная кукушка, она завсегда дневную перекукует, всем то известно.

– Так что ж делать, государыня?

– Известно мне, что хотите вы девушку свою представить…

– Да.

– Этого не будет.

– Как?