Читать книгу: «Всеми брошенный город»

Галина Андрейченко

Шрифт:

Художник Анастасия Потапова

Редактор, автор предисловия, компьютерная верстка Инесса Ганкина

ISBN 978-5-4496-4970-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Город теней

Современный мир требует актуальности, он заполнен вспышками клипового сознания, скоропалительных суждений, эсэмэсками и лайками. Творческая элита, озабоченная скорее имиджем, чем ответственностью за сказанное, считает лайки под скандальными публикациями.

А где-то рядом по своему городу теней ходит безвестный автор, вступающий в вечный диалог с культурными традициями прошлых эпох:

Я Вас люблю, безвестный автор,
Мы разломились на два века,
На два окна чужой гостиной,
Ослепших, глядя в мутный двор.

В мир Галины Андрейченко запросто входят не постучавши Гамлет и заблудившийся Петрарка, Моцарт и донна Анна, Данте и Бродский. Может показаться, что речь идет о попытке сделать из собственного поэтического текста свалку общеизвестных культурных символов или зал провинциального музея, где давно не было посетителей. Но все в точности наоборот – использование мифологизированных имен и образов в непривычном контексте, сталкивание смыслов и символов приводит к рождению уникального авторского пространства – всеми брошенного города, где бродит Последний свидетель.

Бродя по бивням городов,
По чердакам пустых столетий,
Вдруг осознать себя последней
И угадать, не сосчитав.

Этот взгляд наблюдателя и сталкера, ведущего из прошлого в будущее, возможно, две основные авторские позиции. Почти отчужденное «я», скрывающее за мерным шагом классического стиха обнаженное горло лирического героя. Вечные недопутешествия, в Европу, в культуру, в детство, да мало ли куда еще, и везде за блестящей оберткой обыденности трагическая суть вещей.

Мой друг, вагон бренчит, запаян с двух сторон.
Окно в Европу? Да. Носитель – коридор.
Смиренье на часах пронзительно старо,
А время – вкривь да вскачь – невыловленный вор.

Галина Андрейченко смело взрывает все стереотипы «женской» поэзии. В разделе как бы про любовь – бесстрашная мольба о горечи:

Пошли мне горечь, как осенний лес,
Там под корнями роются юдоли,
Там даже прародительница-лесть
Бесстыдно прячет голову в подоле.

Такой разговор с судьбой позволяли себе только великие предшественницы, Ахматова и Цветаева. Вообще-то в текстах Галины Андрейченко считывается традиция русской литературы Серебряного века, но эта перекличка, тонко простроенная на нюансах и оттенках строфики, смыслов, символов, мест и фигур, служит тайным кодом для посвященных.

Книга завершается уникальным по смысловой наполненности, энергетической насыщенности и поэтическому совершенству «Венком сонетов». Анализ его подобен препарированию симфонии Моцарта… Я не люблю превращать в хладные трупы прекрасные литературные тексты.

«Всеми брошенный город…» Галины Андрейченко – густонаселенное место. Приглашаю читателя в путешествие по его улицам и переулкам, чердакам и подвалам, музыкальным гостиным и кофейням. Запаситесь терпением и ничего не бойтесь… Одним словом, вперед вслед за автором – и открытия не заставят себя ждать!

Инесса Ганкина,
культуролог, психолог,
редактор книги

Посмертные письма

1

Мой бедный друг… Здесь рыщут темь и течь,
В кварталах неопознанного века,
И колкий голос в обмороке свеч
Укажет дверь, сворованную ветром.

Дождь вытопчет в оранжерее фраз:
«Скорбя о всех, скучаю о немногих…»
Вслед комнате, где запертые боги
На смолкший миг подумают о нас.

2

Мой бедный друг, куда нас отвезли? —
Земля и здесь ко мне неблагосклонна.
Невыносимо засыпать вдали
От бездности асфальтовых рулонов.

В собор утрат, под кладбище отрад
Вползет безродной глиною отсталость.
Душа моя, я только до утра,
А что в потемках от меня осталось?

3

Мой бедный друг… А в городском кольце
Плескалась юность ожерельем фрезий,
И утопал наш завтрашний концерт
В речном нравоучительном прорезе.

Побоище изверившихся струн
Осклабилось ухмылкою склероза,
И дворник в ореоле Lacrimosa
Вверял цветы вечернему костру

ВСЕМИ БРОШЕННЫЙ ГОРОД

Лукавое лето

Это был до отчаянья мокрый платок

И до моря беспамятства пляшущий свитер.

Во дворах хулиганил вселенский поток —

Впрямь: начало потопа, никак не сбежать и не выйти.

Это был холодеюще-пряный пейзаж —

Знать, во вкусе дождей тополиная горечь.

В грубых стеклах застрял слабый голос «не плачь», —

Ты в охапке несешь неродной, всеми брошенный город.

А потом и тебя понесет торжествующий шквал,

Заколышутся тряпки зелено-лопочущих листьев,

Но лукавое лето устанет заигрывать с кистью,

Бросит, словно очнувшись: «Ну что за дурак рисовал!»

Танец детства

Здесь мы прятали туманы,
Обводили числа красным,
Сны расписывали горлом
Исторически цветно.
Занавесочки жеманно
Отблистав, под утро гасли,
И раскручивался город
Бородавчатым сукном.

Дневники легли под сердце,
Ледяной хрустя коростой,
И с танцующей Жизелью
Снег безжалостный царил.
Но случилось оглядеться:
Вот он, мой глазастый остов,
Чем ты плачешь, неужели
Это только глицерин?

Штукатурка, клочья, дранка
Переехавшего века
И ученые записки
Старосветского пера,
А за ним ступени танго
С газированной подсветкой
Детства… Танец независим,
Всех рассыпал… Мне пора.

Бродя по грудам городов…

Бродя по грудам городов,
По темноте пустых вагонов,
Дорожный занавес отдернув,
Вдруг обернуться голышом…

Дорога грезит о ростках,
Но бережет отцветший камень,
А вдруг, избитый хором капель,
Он паутинкою всплакнет?

Пугая кротость потолков,
Где запылился древний ливень,
Вдруг отыскать, как неповинен
Проклятый мир в твоих грехах…

Бродя по бивням городов,
По чердакам пустых столетий,
Вдруг осознать себя последней
И угадать, не сосчитав.

Со стебля слепой дороги…

Со стебля слепой дороги
Сползали, куда кто мог, —
Шаталище душ двуногих,
Душилище шатких ног.
Фальшивят дожди на арфах,
В пространство вкрапляя бред,
А в горле застрявший завтрак
Себя обратил в обед.

Слепая удавка-осень
Упрямо вела в тупик.
Куда еще кости бросить? —
Спросите у дамы пик.
На стебле слепой дороги
Две улицы – вверх и вниз,
Те еще недотроги,
Под поступью извелись.

Здесь пешие не в фаворе,
Здесь пепел не разгрести.
Мне слышатся вскрики моря,
Но к морю не по пути.
Сирены летят в остроги,
Солома летит со лба…
На стебле слепой дороги
Слепая висит судьба.