Читать книгу: «Джои»

"Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. "

Джои

Безумные, двадцатые годы прошлого столетия в Америке. Когда в жестких моральных принципах, появилась некая, негласная свобода для экспериментов. Когда обнищавшая знать, делала всё, чтобы сохранить статус, который вдруг потерял своё значение.

Когда к дешёвому ночному платью пришивались кусочки соболиной шкуры, вперемешку с таким же дешёвым бисером, выдаваемым за драгоценный жемчуг, а из-под летней шляпки с пышными перьями, как правило, раскрашенными разноцветной гуашью, торчали коротко стриженые и обожженные раскалёнными щипцами для завивки, волосы. Когда героин был уже запрещён, но продавался в каждой аптеке как лекарство от кашля.

Тогда же жила и я, в небольшой, съемной квартире, располагавшейся в подвале дома, на углу Риверсайд-Драйв и Плаза-Лафайет, заканчивающейся в то время паромной станцией, так что местность была довольно оживленной и дорогой для проживания.

Я снимала эту квартиру вместе со своей соседкой Джоей. Она была невысокого роста, довольно хрупкой и очень женственной, с большими, выразительными глазами и очень привлекательными чертами лица. Её и без того длинные ресницы, которые она обильно красила тушью, сделанной из угольной пыли и вазелина, хлопали как крылья черной бабочки Болины. Своей внешностью она привлекала даже меня, а парни просто сходили по ней с ума. Ей достаточно было посмотреть кому-то в глаза, как тот тут же терял дар речи и становился готовым на любые подвиги.

Она не носила шляпок, считая их пережитками прошлого, но также, как и все в то время, подкручивала щипцами свои рыжие кудряшки и украшала их фероньеркой. Она была из хорошей, довольно богатой семьи, но, как и все дети имела собственные взгляды на мир, отличные от родительских, от части что и поспособствовало ей покинуть дом и ютиться со мной в этой квартире.

Я, лежала на своей постели, смотрела как прихорашивается перед вечерним выходом в свет Джои, поплёвывая в красную коробочку с тушью, с надписью Maybelline и нанося черную пасту себе на ресницы маленькой щеточкой, напоминающей зубную. Она это делала так лихо, что ей даже не нужно было заглядывать в зеркало на туалетном столике, на котором помимо щипцов для завивки аккуратно располагалось множество других инструментов для создания стиля и красоты.

Она что-то рассказывала про Френка, который должен был сегодня прийти со своими друзьями и принести алкоголь, оказавшийся совсем недавно под запретом правительства. Но, я её не слушала.

1

Я вспоминала, как несколько лет назад впервые встретила её на игровой площадке нашего квартала.

Был цветущий май 1917 года. Америка только как месяц назад вступила в войну с Германией, но уже всех мужчин, что были сильны и пригодны для воинской службы отправили на фронт. Мой отец то же не избежал этой участи. Хотя сейчас я думаю, что он добровольно вызвался на службу. Последнее известие, которое мы с мамой от него получили, что он благополучно добрался до Франции и ожидает распределения. Больше мы о нем ничего не слышали. На улицах города остались только старики, бандиты и подростки, бегающие и стреляющие в друг друга из палок.

Джои стояла в окружении этих мальчишек. Ей вот-вот должно было исполнится четырнадцать, а мальчишкам, что окружили её со всех сторон и того меньше. Она им явно очень понравилась, так как у некоторых мальчишек, что были постарше остальных, характерно оттопыривались штанишки. Но что делать с девочками и как привлекать к себе их внимание они ещё не знали. Они как макаки прыгали вокруг неё, дёргали за волосы, щипали за ноги и старались как можно сильнее ткнуть палкой, служившей для них ружьями.

– Что вы ко мне пристали? Отстаньте от меня! – Недовольная таким поведением мальчишек сказала Джои, на литературном, английском языке.

– Хэндэхох, немецкий шпион – Кричали они, бегая вокруг неё.

– Мы поймали тебя в плен. Рассказывай, где прячутся остальные?

– Laisse-moi tranquille "Отстаньте от меня" – по-французски повторила она, в надежде, что это для них будет понятнее.

Не собираясь вливаться в их игру, Джои попыталась как можно быстрее прорваться из этого окружения.

Но мальчишек это только раззадорило, особенно её акцент, и эти непонятные для них слова, выдававшие в ней эмигрантку.

Она как нельзя кстати подходила для их собственной игры в войну и выпускать они её явно не собирались, образовывая вокруг неё всё более плотное кольцо.

Она действительно совсем недавно переехала из России в наш район и две недели, до сегодняшнего дня, ни разу не выходила на улицу. Её родители, будучи дворянами бежали из России, сразу после того, как император Николай второй подписал манифест об отречение от престола.

Я в то время, по местным меркам, была на много старше. Мне было уже шестнадцать и сидя на качелях, я молча наблюдала за происходящим.

Я жила тут постоянно и мальчишки меня особо не трогали, так как я в отличие от них из палок не стреляла, но могла этой палкой очень хорошо приложить. Не то что бы я с ними не дружила, но по большей части жила как параллельные вселенные, находясь на одной площадке, но не соприкасаясь друг с другом. Девчонок моего возраста, у нас на районе было мало. Девочки постарше любыми средствами стремились в Нью-йорк в шикарные квартиры на Риверсайд-драйв, подальше от нищеты, бандитизма и гуляющей по стране болезни пеллагра, а те, что по меньше копались в песочницах играя с куклами.

Действия вокруг Джои развивались очень стремительно.

Пытаясь прорвать плотное кольцо блокады, она гордо выпрямив спину и чуть задрав подбородок подошла вплотную к самому рослому мальчишке, по имени Рон, который расправив руки в стороны решил стоять насмерть во имя победы над так называемым "немецким шпионом". Взглянув ему прямо в глаза, Джои, очень вежливо попросила на литературно английском, пропустить её.

Остальные мальчики выставили палки вперёд, преграждая ей путь в сторону, как будто это были острые копья и следили за реакцией Рона. Но реакции не было.

Джои сделала шаг ещё ближе так, что почти соприкоснулась с ним носами.

– laisse moi partir (Отпустите меня) – повторила она по-французски, глядя ему прямо в глаза. Парень немного замешкался опустив руки, но тут же вернул самообладание и уперев их в бока остался стоять на месте.

Джои сделала ещё один шаг и их тела соприкоснулись.

Щеки парня залились краской и смущением, так как он уткнулся в неё оттопыренными штанишками.

– Пусти – Уже по-русски, чуть ли не на ухо сказала она.

Он уже был готов сдаться, но остальные мальчишки видя его смущение начали его подначивать.

– Влюбился, трус, предатель, не отпускай её. – Парень стоял в нерешительности оказавшись во власти своих противоречивых эмоций, не зная какую сторону выбрать.

Но Джои решила за него сама.

Она двинула его коленкой в пах и со всей силы оттолкнула его от себя так, что он повалился на задницу и так оставался сидеть какое-то время оторопев от случившегося. Тут же, самые мелкие из всех, братья Лацио, схватили Джои за её в то время длинные, рыжие кудряшки и потащили в разные стороны.

– Бей её. – Закричали остальные и на Джои посыпались множество ударов палками.

Я спрыгнула с качелей и с криком – "А ну свалили в страхе, безмозглые обезьяны!" – рванула в сторону Джои.

Мальчишки кинулись бежать, несмотря на то, что их было много и они были вооружены палками.

Видя свою команду убегающей, Рон моментально пришел в себя, вскочил на ноги и бросился бежать вслед за остальными.

Джои осталась одна, утирая кровь с разбитой губы и текущие по обеим щекам слёзы, рюшами платья.

– Merci (Спасибо) – Сказала Джои и сделала лёгкий реверанс, слегка приподняв двумя пальчиками подолы уже грязного и рваного у колен платья.

– S'il vous plaît (Пожалуйста) – Ответила я, то же на французском. Это было единственное слово, что я знала. Глаза Джои мгновенно оживились, как будто она услышала то, о чем давно мечтала услышать.

Она тут же начала бегло что-то щебетать на французском, видимо рассказывая мне как она рада встретить в этой чужой стране человека, который её понимает. Но я не понимала ни слова. Я просто стояла и зачаровано смотрела на неё. Я прежде не встречала таких людей. Она была живая, эмоциональная, каждый её взгляд, жест, движение, мимика были не такими, как я привыкла здесь видеть. От всех её движений, слов, хоть я их и не понимала, исходило какое-то величие, достоинство и благородство. Увидев, что я не понимаю, о чем она говорит, она глубоко вздохнула и всхлипнув носом, вновь слегка присела приподняв подолы платья.

– Женя. – Сказала она по-английски – Но ты можешь называть меня Джои.

2

– Так ты согласна? – вернула меня обратно своим вопросом Джои.

– Да, конечно. – Машинально ответила я, не имея ни малейшего представления на что соглашаюсь.

– Вот так просто? – Недоверчиво хмыкнула от удивления Джои.

– Прости, немного задумалась. На что я только что согласилась? – решила переспросить я, так как явно пропустила что-то очень важное.

– Ты уже согласилась, так что это теперь не имеет значения – Захихикала она.

– Ну серьёзно, что там?

– Я хочу купить радиоприемник. – Заявила она.

– Радиоприемник? Но зачем? – По-прежнему ничего не понимая выпытывала я. – Ведь там скучный диктор рассказывает скучные новости.

– Ты что. Это сейчас самая популярная вещица. Уже как полгода, по всем штатам появляются развлекательные радиоканалы, шутки, музыка. Ты услышала на этот раз? Музыка. Больше не нужно будет упрашивать Френка, что бы отвел нас в ночной клуб. Мы сможем танцевать с тобой дома. Ты же знаешь, как я люблю танцевать?

И с этими же словами она принялась танцевать, напевая себе под нос "Рождественская ночь в Гарлеме – Пола Уайтмана" Это выглядело так смешно и нелепо, что я расхохоталась. Но, Джои это нисколько не смутило. Она положила на столик ножницы с золотыми душками, которыми буквально мгновение назад подравнивала себе свои кудрявые волосы, взяла меня за руки и потянула танцевать вместе с собой.

– Пупу пупу, пупу пуу. тюру рутю тюруруу. – Изображая джазовую трубу, выпрыгивала она, держа меня за руки и выплясывая ногами движения только зарождающегося танца "чарльстон"

Отдышавшись от смеха, я отпустила её руки. Она тут же вытянулась и встала сама с собой в парную стойку для танца и начала кружить по всей комнате, всё так же изображая джазовую трубу, теперь уже играющую быстрые ритмы фокстрота.

– Тебе совершенно не нужно никакое радио. – Всё ещё продолжая смеяться сказала я. Но этот смех с глубоким вдохом перешёл в тяжёлый вздох, который моментально стер улыбку с моего лица.

– К тому же у нас нет денег – Продолжила говорить я. – У нас нет денег даже на то, чтобы оплатить проживание, и мы скоро можем вообще оказаться на улице. Ты, хотя бы, можешь вернуться домой ну или переехать к Френку.

– Нет. – Джои остановилась от танца. “Домой я не вернусь и ни к какому Френку без тебя не поеду.” – заявила она, падая на свою постель, стоящую у противоположной стены от меня. “Только если мы будем жить у него втроем.” – Пошутила она.

“ Вместе и навсегда! Мы же так договаривались? Когда бежали за свободой сюда, в Нью-йорк.”

– Вместе и навсегда! – Повторила я нашу клятву, вновь переносясь обратно в воспоминания, как мы, стоя у тех самых качелей, где когда-то впервые встретились, давали друг-другу клятву верности.

С момента нашего знакомства уже прошло три года. Джои из четырнадцатилетней девочки, превратилась в настоящую, цветущую женщину, готовую сорваться во все тяжкие.

По большей части из-за Рона. Того самого Рона, который сидя на земле чувствовал, как помимо боли в паху, в его сердце просачивается любовь.

Рон влюбился без памяти. Он ходил за ней по пятам, признавался в любви, носил цветы и каждый раз дарил подарки. Он даже вступил в банду сицилийцев, хотя это было практически невозможно, если вы не были сицилийцем по крови. Он на ровне со взрослыми бандитами занимался грабежом и разбоем, чтобы на вырученные деньги развлекать Джои и дарить ей подарки. Джои он тоже очень нравился, но, так как она была благородного воспитания, для Рона она была неприступна. Хотя она с охотой и восторгом рассказывала все их свидания и встречи.  Жениться на ней Рон конечно же не мог, родители Джои никогда бы этого не одобрили, а без бракосочетания, всё остальное было просто непозволительно, и его страсти оставались неудовлетворёнными.

Спустя два года бесплодных ухаживаний Рон пошел на подлость. В очередной раз пригласив Джои во дворец кино, где в течении всего сеанса, незаметно для неё, подливал ей в самый популярный в то время напиток "Кока-Колу", виски вперемешку со средством от кашля, под названием "Героин", чем довел Джои до беспамятства и отымел в туалете дворца кино.

Джои, боясь позора и огласки, никому ничего не рассказала, даже мне. Просто категорически отказывалась разговаривать с Роном и даже упоминать при ней это имя. Она перестала реагировать на заигрывание молодых людей на улице. Как только кто-то подходил к нам познакомиться, она тут же брала меня под руку и уводила в сторону, не давая даже опомниться и что-то ответить на сыплющееся комплименты. Было ясно, что что-то случилось, но что именно она не выдавала.

Нет ничего тайного, что не стало бы явным.

Спустя несколько месяцев, сначала я, а потом и родители Джои заметили, что с её фигурой творится что-то неладное и за очередным семейным ужином, на котором я присутствовала как гостья, обливаясь слезами, Джои пришлось обо всём сознаться.

Следующие несколько месяцев Джои не появлялась на улице. За это время отец Джои нашел хорошего хирурга, который смог безопасно удалить плод на таком позднем сроке и ещё долгое время приходил к ним каждый день, наблюдая за состоянием здоровья Джои.

А ещё через месяц Рона нашли повешенным на суке дерева. Считалось, что он закончил жизнь самоубийством, не выдержав разлуки с любимой. Но некоторые поговаривали, что Рону помогли его друзья сицилийцы. Хотя мы с ней догадывались, как обстояли дела на самом деле, так как об этой истории, кроме нас и отца Джои, никто не знал.

3

Я открыла дверь. На пороге стоял Френк со своим другом Диланом Росси, Итальянцем, который несмотря на свою фамилию был с совершенно черными и прилизанными на бок волосами, выглядывающими из-под шляпы федо́ра(фетровой). Они держали в руках по два небольших деревянных ящика с короткими бутылками, уплотнёнными между собой соломой, чтобы те не разбились. Рядом с ними стоял незнакомцем, с чехлом от саксофона.

– Это саксофонист Пол Брайнер. Когда-нибудь он станет знаменитым джазменом, а пока он будет играть у нас на вечеринке. – Как будто отвечая на мой немой вопрос сказал Френк, и с силой толкнул его в спину ящиками, так, что Пол даже слегка запнулся, проходя порог комнаты.

– У нас на вечеринке? – Удивлённо спросила я, инстинктивно отходя в сторону, от заталкиваемого внутрь саксофониста.

– Разве Джои не сказала? – Ответил Френк перешагивая порог. Следом за ним зашел Дилан и со словами: "Привет, дорогая" слегка чмокнув меня в губы спросил: – "Куда поставить виски?"

Я указала рукой в сторону возле двери, где стояла металлическая вешалка с бронзовыми крючками.

Мы с ним, вроде бы как считались парой, хотя мне на самом деле он никогда особо не нравился. Он был глуповат и очень болтлив, особенно когда выпьет. Он мог без зазрения совести выложить абсолютно всё, даже мелочи интимной близости.

Поэтому дальше, чем объятья и поцелуи у нас не заходило, хотя он относился к нашим встречам достаточно серьёзно. Я встречалась с ним исключительно из-за Джои, что бы она могла спокойно встречаться с Френком, не чувствуя рядом с собой лишнего человека, на которого ей нужно уделять внимание. А так, две влюблённые парочки вписывались на любую вечеринку, на которую нас приглашали.

Как мне казалось они любили друг друга, хотя за частую ссорились по разным мелочам.

Френк был довольно хитрый и пробивной парень, не гнушающийся заработать на стороне и имеющий обширный круг знакомых.

На сколько мне было известно, Френк работал шофером у какого-то биржевого маклера, по кличке "Фокусник", а Дилан был его механиком.

Во всяком случае так говорил Дилан. Он мог часами рассказывать истории про свою, как он её называл "Жестянку Лиззи", всё что связано с её ремонтом, и передвижением. С его рассказов складывалось ощущение, что он знает эту машину лучше, чем сам Форд. Этими разговорами, Дилан, вызывал бешеное негодование Френка и требование немедленно заткнуться.

Но я ухахатывалась слушая его нелепые истории, потягивая разбавленный льдом и кока-колой виски. Между прочим, холодильный шкаф притащил нам именно Дилан. Тогда холодильные шкафы заправлялись аммиаком и любая, даже самая маленькая течь могла привести к летальному исходу всех, кто находился с ним в одном помещении. Ящик убийца, но других холодильных шкафов не было вообще и достать лёд среди жаркого июля было чем-то невообразимым.

Именно этот холодильный шкаф одну семью уже убил, потому его и выбросили, но Дилан считая себя лучшим механиком во всем, починил его и со словами: "Кто не рискует, тот не пьёт холодный виски", затолкал к нам в квартиру.

Джои же разбавлять не любила. Она могла пить наравне с мужчинами и не сказать, что сильно пьянела. Она никогда не отказывалась выпить и частенько находилась под лёгким хмельком. Она даже постоянно носила с собой маленькую, золотую фляжку с гербом своей семьи, которую украла у отца при побеге из дома. Она носила эту фляжку под подолом платья, прижимая её к ноге подвязкой и незаметно для окружающих частенько оттуда отхлёбывала.

– Я не могу расслабиться. – Однажды рассказала она мне чуть не плача, забравшись ко мне под одеяло поздно вечером, после очередной вечеринки, уткнувшись носом мне в подмышку, как маленький ребёнок. Собственно, она и была ещё ребёнком, хотя нам тогда это казалось иначе.

– Я всё время думаю о Роне, – Продолжала она, – и о том, что он сделал. Это не выходит у меня из головы, я хочу забыться, пью и не пьянею. Только с тобой мне хорошо и спокойно.

Я положила свою руку ей на волосы, слегка погладив её по голове.

– Возможно он не стоит того, чтобы о нём думать? – Спросила я у неё, но Джои уже спала и ничего не ответила, а я ещё долго смотрела в потолок, думая над тем, что смена обстановки и ощущение самостоятельности, о которой она всегда мечтала, пойдёт ей на пользу.

Гости прибывали. Сначала приходили только знакомые, с кем мы часто встречались на подобных, закрытых вечеринках, потом те, с кем я была едва знакома и даже не помнила их имён. Вскоре, начинали мелькать лица которых я даже не знала, но когда-то видела, а потом те, кого никогда не видела. К этому моменту мне уже было всё равно. Люди приходили, уходили, кричали, дрались, смеялись, и всё это сопровождалось под музыку саксофона, который на удивление играл на много громче, чем гул пьяных гостей.

По большей части люди заходили сюда, чтобы выпить по дороге в какие-то другие заведения. Мы тоже частенько заходили на такие закрытые вечеринки под названием "speakeasies", паролем для входа на них были слова "speakeasy" Такие заведения очень частенько накрывала полиция, но зато там можно было найти всё, от алкоголя до марихуаны, не говоря уже о баночках с героином, которые на утро можно было собирать с пола лопатой.

Я не употребляла это средство, так как оно вызывало зависимость о котором я знала не понаслышке. Моя мать страдала этим недугом.

Сначала, когда отец жил ещё с нами, я этого не замечала. Мама часто была дома и почти всегда ходила с бокалом в руке, но я не придавала этому значение. Когда отец уходил на работу, её часто навещали подруги. Она закрывалась с ними в комнате, а меня отправляла на улицу. Когда я приходила домой, она уже спала в бессознательном состоянии. С отцом они постоянно ссорились, и он частенько поднимал на неё руку в порывах гнев. Я бросалась заступаться за маму, за что мне частенько прилетало тоже. Потом началась война с Германией, и мать осталась одна. Ей пришлось устроиться на работу, на фабрику, швеёй-мотористкой за 22 доллара. Уходила она рано, а возвращалась уже затемно и сразу валилась спать, даже не поужинав, так что все домашние работы перешли на меня.

Проработала она там чуть больше года и всё это время не притрагивалась к спиртному, за то постоянно нюхала, насыпая себе на ноготь, купленный в аптеке героин.

Весной 1918 года началась эпидемия "Испанки". Смертельная болезнь, которая выкашивала на удивление здоровых и сильных людей. Люди старались не выходить по возможности на улицы, плюс ко всему начались повальные забастовки.

Многие социалисты, принявшие партию Ленина, подбивали рабочих к мировой революции. Из-за всего этого начались перебои с оплатой труда и денег катастрофически не хватало, мать вновь начала пить, а я стала частой гостьей на ужинах у Джои, так как у нас есть было нечего.

К концу 1918 года, а точнее в сентябре, когда солдаты начали возвращаться с фронта, а от отца по-прежнему не было известий, началась вторая волна эпидемии. Мать как будто искала смерти, по нескольку дней пропадая неизвестно где.

Она уже не расхаживала по дому с бокалом вина и ночном платье, а хлопнув дверью исчезала за порогом. Иногда возвращалась с деньгами, иногда с продуктами из магазина, но зачастую просто грязная, обгадившаяся и пьяная.

Однажды её не было больше недели, и я обратилась в полицию. Все полицейские ходили в ватно-марлевых повязках и готовы были прийти на помощь к любому, кто об этом попросит. Всех, кто умирал от испанки дома или в больницах заносили в специальный реестр, висящий длинным списком на двери в полицейский участок. Я боялась худшего, но её имени там не было.

Полицейский услышав, что мать пьёт и употребляет героин, ответил, что слишком занят разбоями и трупами, нежели поиском какой-то наркоманки и посоветовал поискать её по борделям.

Несмотря на то, что проституция официально была запрещена, владельцы борделей отделывались всего лишь штрафом, а учитывая рост преступности и количество вернувшихся с войны, изголодавшихся мужчин, этот бизнес был довольно популярен, вопреки всем введённым на него ограничениям и гуляющей по стране опасности от смертельного вируса.

Я не могла поверить, что моя мама может быть в борделе, но всё же решила проверить.

Это был джаз клуб "Оазис" находившийся через дорогу от дворца кино, где собирался весь народ с ближайших районов, куда частенько ходила и я вместе с Джои и Роном.

Тогда, днем, эти улицы были наполнены добровольцами из красного креста, полицейскими в ватно-марлевых повязках и похоронными процессиями, следующими по дорогам почти друг за другом, а ночью бандитами и толпами желающих весело провести вечер.

До вечернего показа было ещё несколько часов, так что клуб был почти что пуст. Никаких специальных ограничений на время эпидемии предусмотрено не было. Я прошла сквозь зал, между столиками в небольшую дверь, возле полукруглой сцены, где внутри, почти у самых гардин играл оркестр, а на самой сцене танцевали две полуобнажённые женщины.

– Куда направилась? – Остановил меня толстый охранник, стоявший возле этой двери.

– Я ищу свою маму. Её нет дома уже больше недели, мне сказали, что она может быть здесь. – Ответила я, собираясь во что бы то ни стало пройти внутрь и убедиться, что её там нет. Охранник кивнул, приглашая пройти за ним. Я зашла внутрь технического коридора, где в конце было несколько комнат, закрытых красной занавеской, из которых раздавались звуки полового акта. Из одной из них вышел солдат в военной форме, застёгивая на ходу ремень. Он прошел мимо и бросив на меня свой сальный, изучающий взгляд, направился к черному входу, дверь которого была открыта настежь. Возле черного входа толпились люди и как только солдат вышел, человек в черной шляпе, забрал у одного из толпы четвертак и запустил в коридор.

Я с охранником подошла к проему, и он одним движением распахнул занавеску. На кушетке, с раздвинутыми ногами, в готовности работать как конвейер, лежала еле живая от опьянения женщина. Она была в одной, сбившейся к поясу юбке на голое тело, в ожидании очередного клиента, который только что отдал за неё четвертак человеку в шляпе. Женщина что-то пробормотала и подняв голову посмотрела на меня.

– Она? – спросил охранник.

Я не могла что-либо ответить из-за удушливого комка, подступившего к горлу, только отрицательно покачала головой, не в силах выдержать и признать такой позор. Еле сдерживая нахлынувшие на глаза слёзы, я убежала прочь.

4

Меня разбудил равномерно повторяющейся скрип кровати, и еле слышный, но с явным недовольством говоривший с кем-то шёпотом, голос Джои:

– Ну что ты так долго копаешься? Давай быстрее, я спать хочу.

– Я не могу, когда ты так холодна со мной. – Ответил ей тоже тихим шёпотом мужской голос. Мне он показался очень знакомым, и я приоткрыла глаза. Но никого не увидела, кроме какого-то блестящего пятна непонятной формы.

Я лежала на животе в своей постели, свесив с неё голову и почему-то смотрела в медный тазик, стоящий на полу. При попытке поднять голову, которая тут же налилась свинцом и загудела как колокол, подняться смогли только веки.

Я увидела перед собой Джои, которая стояла голая, на коленях в своей собственной кровати на другом конце комнаты, при этом положив голову на подушку и обняв её двумя руками смотрела на меня, покачиваясь в такт со стоящим за ней Френком.

– Ну и вали тогда домой, потом придёшь, когда согреюсь. – Ответила ему Джои. И увидев, что я проснулась, поздоровалась со мной, широко и искренне улыбнувшись.

– Как ты себя чувствуешь? – Спросила она, не отрываясь от процесса. В это мгновение её дыхание сбилось и стало более глубоким. Я хотела ей что-то ответить, но вырвался лишь тяжёлый стон.

Френк поняв, что я проснулась, соскочил с Джои и начал спешно одеваться, прячась от меня за её телом.

– Ты куда? – Недовольно спросила она, оставаясь в том же положении, что была до этого.

– Ай, ну, тебя не поймёшь. – Ответил Френк обходя кровать и застегнув зелёную, шелковую рубашку заправил её в брюки. Потом достал из кармана скомканные купюры и бросив их на туалетный столик сказал:

– Ваша доля, девочки. – А затем подняв Дилана, который оказывается лежал в моей кровати полностью одетый, раскурил сигару и дождавшись, когда Дилан придёт в себя, вышел с ним на улицу.

Когда Френк и Дилан вышли, я перекатилась на спину. Я не хотела переворачиваться раньше, так как вид мой был наверняка ужасен. Опухшая, нечёсаная, с размазанным по лицу макияжем, со взбившемся платьем, из которого вывалилась грудь. Я всё ещё была пьяной, и голова кружилась так, что я снова резко перевернулась на живот, свесив голову обратно над медным тазиком. Я сама себе напомнила свою мать, лежащую в комнатке технического коридора, с раздвинутыми ногами и задранной до живота юбкой. При этом воспоминании меня вытошнило, и я отключилась. Последнее, что я успела заметить, что Джои, всё ещё стоявшая на постели в том же положении, пристально, не сводя с меня взгляда, облизала свои пальчики и прикусив губы засунула под себя руку.

5

Я проснулась только поздно вечером. Похмелье всё ещё не отпускало. Джои что-то готовила на кухне. Обычно готовкой, стиркой и уборкой занималась я, впрочем, как и другими бытовыми вопросами, включая оплату жилья. Не потому, что я не доверяла Джои, не потому что она была младше или ленивее меня, просто так сложилось. С начала войны, когда моей матери пришлось устраиваться на работу, а за частую брать ещё и подработку, все бытовые дела перешли на меня, и если я ничего не готовила, то попросту могла остаться голодной, в то время как у Джои были оба родителя и ещё чернокожая домработница Бьянса. Мне и в голову не приходило разделить домашние заботы на пополам, так как я сама со всем отлично справлялась, кроме сегодняшнего вечера. Тем не менее пока я спала, Джои вычистила всю квартиру и приготовила обед, а затем и ужин. Есть мне не хотелось, но с кухни очень вкусно тянуло запахом печёной рыбы в сладком соусе из чабреца и томатов. Я такую уже ела однажды, когда была на ужине у них в доме. Рыба, с красным мясом, названия которой даже не знала, сделанная без единой косточки и запечённая в этом соусе, таяла прям на губах. Я помню, мне тогда захотелось вылизать всю тарелку полностью, что бы на ней не осталось ни единой капельки этого волшебного блюда, но я не решилась, посчитав, что это будет выглядеть вульгарно.

– Наконец-то ты проснулась. – Сказала она, помогая мне подняться с постели и усаживая за стол на кухне.

– Пить. – Всё, что смогла ответить ей я. Джои сделала жест руками, говорящий, что сею секунду всё будет исполнено. Она открыла холодильный шкаф, наковыряла оттуда лёд, положив его в стакан и наполнив водой поставила предо мной на стол. Я дрожащей рукой выпила его залпом, высасывая последние капли от тающего льда, который даже на мгновение не утолил похмельной жажды.

– Ещё? – Спросила она. Джои вела себя очень странно, как в чем-то провинившейся ребёнок, который, только-только собирается сознаться в содеянном и замасливает родителей, чтобы те не сильно ругались.

– Это та самая рыба, которую я когда-то пробовала у тебя дома? – Спросила я

– Не совсем. Это всего лишь форель. Но, я думаю, что она будет не хуже печёного осетра. Но сначала ты должна поесть суп.

– Суп. – Удивилась я – но я не хочу суп.

– Это не просто суп. – Ответила она. – этот суп и небольшая стопочка виски вылечит тебя от похмелья.  Я вчера предусмотрительно припрятала бутылочку на утро.

Она достала из шкафчика полупустую бутылку.

– Пол бутылочки – Поправилась от оговорки она, немного смутившись и сама над собой посмеиваясь. Судя по всему, когда она предусмотрительно прятала эту бутылочку, бутылочка была ещё полная. Но при одном упоминании о виски мне стало дурно.

– Я хотела приготовить рассольник, – Продолжала Джои – но не нашла в магазинах ни солёных огурцов, ни квашеной капусты. Даже квас у вас не продается, хотя у нас в Петрограде этого добра полно на каждом углу.

Потому я приготовила суп из свежих овощей и зелени, на уксусе с "моанским" соусом. Она пододвинула ко мне тарелку с красным от свеклы супом, в котором плавали свежие огурцы, редиска, варёная картошка и много зелени. Этот суп был похож на летний салат, плавающий в воде вместе с кусочками льда. Я с недоверием посмотрела на неё. Джои поставила рядом со мной рюмку и наполнив её до краев виски, сказала: