Читать книгу: «Мадонны Красного Креста», страница 4

«Кирилл Иванов, – представился он, – приглашаю на бал в наш клуб, а сейчас пойдем гулять в парк».

В парке гуляли долго. С нами была моя боевая подруга Кира Сергиенко. Вечером в клубе кружились в вихре танца. Все были веселы и радостны. Эйфория переполняла нас. Потом мы гуляли по городу. Непривычно было видеть множество огней. И всюду черные провалы – развалины, пустыри с грудой кирпичей. Гуляли мы в стране, спасенной Красной армией, и гордились этим. Вспоминали Россию, дом, родных. Мечтали. В голову приходили строки из разных стихотворений:

Я русский,

И поэтому Россию люблю в дожди,

в росу и в снегопад.

Люблю за то, что здесь меня растили,

Как, может, только хлеб у нас растят.

Я вспоминала Кубань и милые моему сердцу пирамидальные тополя. Кирилл вспоминал Грузию, родных, что там живут, и грузинский коллектив, где он работал до призыва в армию. Мой спутник смотрел на меня и повторял:

«Скоро домой, Женечка! Ты уедешь, а мне еще надо служить».

Мы шли по сиреневой аллее. Какой нежный аромат! Эта теплая ночь, сирень и Победа остались навсегда в моей памяти, и в памяти Кирилла Евсеевича. Кирилл повторял:

«Мы познакомились в такой прекрасный день и знаменательный – в День Победы! Об этом мы часто будем вспоминать».

И вспоминаем. В этот день Кирилл всегда дарит мне цветы, конфеты, духи. В те дни, где бы мы ни ехали, куда бы ни шли, каждого встречного мы поздравляли с Победой, обнимались, целовались. Поздравляли всех своих раненых, желали дальнейшего выздоровления.

Мне так захотелось домой, забыть эту кровавую мясорубку, проклятую войну, закончить библиотечный техникyм, пропагандировать книги, рассказывать читателям о боевых подвигах бойцов Красной армии, о погибших воинах.

Но начальник госпиталя майор Мочковский охладил наши мечты:

«Не радуйтесь, скоро домой не поедите. Нужно долечивать раненых».

Для врачей и медсестер война продолжается. И сейчас они лечат фронтовиков, у которых открываются старые раны, беспокоят осколки, застрявшие на долгие годы в их теле. Эти фронтовики после войны, инвалиды и больные, вместе со своим народом восстанавливали разрушенное войной хозяйство.

Салют победе, что в Берлине.

Огнем попрала мощь огня.

Салют ее большим и малым

Творцам, что шли путем одним,

Ее бойцам и генералам,

Героям павшим и живым, –

Салют!

А. Твардовский

В оригинале книги автор приводит полный текст песни на стихи В. Харитонова «День Победы».

Команду из 7 человек из госпиталя послали в г. Зеллин, на остров Рюген. Здесь мы приготовили палаты для будущих наших пациентов. Это очень красивый курортный город на Балтийском море. В мае месяце вода в море очень холодная, но мы купались, отдав дань прекрасному курорту и морю.

Через неделю за нами приехала грузовая машина с известием, что госпиталь переезжает в г. Мальхин, будем работать с тяжелоранеными. Мы быстро свернули свое имущество и поехали в г. Штеттин.

Миновав дамбу, оказались в каком-то городе, где проходила встреча наших освободителей с союзной американской армией. Решили посмотреть, послушать, что там происходит. Рядом с нашей машиной оказались две американские машины. На одной из них были американские офицеры. Увидев нас, они обрадовались и с возгласами «Маруся, Маруся!» махали нам руками. Потом их как ветром сдуло с кузова машины. Через несколько минут они появились перед нами веселые с ветками сирени. Представились, руку под козырек, со словами «С Победой!» поцеловались. Мы тоже представились, как положено. Они разочаровались, что среди нас нет Маруси. Мы не знали английского языка, а они русского, стали жестами объясняться. Они поняли, что мы медики. Трогали, разглядывали наши медали, восхищались, что мы хорошо лечим раненых. Жестикулируя и смеясь, пригласили к себе в часть. Потом мы плясали и танцевали под хлопки и пение окружающих нас советских и американских солдат, немецких женщин и детей. У меня был хороший галантный партнер, хорошо танцевал, и я подумала:

«Ах, если бы я была в гражданском платье, да на каблучках и покружилась бы по паркету с ним в вихре вальса». Но была я в полинявшей гимнастерке, армейских сапогах, а под ногами была трава. «Мечты, мечты, где ваша сладость?» Но это была незабываемая встреча с союзниками. «Наговорившись», потанцевав, распрощались с галантными кавалерами по всем правилам воинского Устава и поехали к себе в г. Штеттин.

Дальше дислоцировались в г. Мальхине. Раненые почти все ходячие. В моей палате человек 5 были эпилептики. Надо бдительно следить за ними, чтобы во время приступа они не разбились.

Последним для меня был г. Гюстров (Германия). Пациентами были отравившиеся шнапсом, пищей, которой угощали немцы, с приступами аппендицита и другими заболеваниями. Госпиталь вел амбулаторный прием немецкого населения – бесплатно.

Достопримечательностью госпиталя был хор наших девушек, которым руководил баянист Володя Мозолевский. Были и солисты: Галина Щеглова, Игорь Цюпа, которые пели на бис. Особенно душевно Гала исполняла песню «Вася-Василек».

Валя Долотова танцевала на сцене под возгласы «Браво!». Все девушки были милы и красивы, пользовались большой любовью солдат и офицеров. Все были благодарны начальнику госпиталя майору Мочковскому за организацию концертов. Это был праздник для личного состава гарнизона г. Гюстрова.

После лазарет был переброшен в другой город и в 1946 г. расформирован.

Добрым словом вспоминаю наших товарищей, наших начальников госпиталя: майора Кроля, майора Лившица, майора Мочковского. В трудное время войны они сумели сохранить госпиталь трудоспособным.

Наши военные воспитатели – старший политрук Селиванов и комиссар А. Литвинов приучали нас к военной дисциплине. Замполит А. Литвинов (бывший учитель) часто приходил в палаты, рассказывал о международном положении и положении на фронтах. Оставлял газету, журналы, брошюры, и мы их читали раненым. Для личного состава проводил политзанятия.

Были у нас партийная и комсомольская организации. Это был авангард личного состава лазарета. Комсомольский билет храню до сих пор.

«Наши хирурги имели не только золотые руки, но доброе сердце и большую выносливость. Оперировать и обрабатывать раны приходилось без отдыха по несколько дней. Врачи-хирурги Лесковский, Соколова, Безуглый, Лопушанский, Старицина, Шеховской, Беседина, Тарасов, Ратушный, Янтарева работали в разное время в госпитале», – вспоминает Катя Панина.

Работая в операционной, перевязочной, я видела уставших, изнемогающих хирургов и медсестер. Но они свято выполняли свой долг.

Хирурги С. А. Ратушный и Я. И. Бубес просят:

«Женя, принеси крепкого чая и кусочек хлеба!»

Приношу стакан чая и кусочек хлеба в марлечке. А он стоит у столбика палатки, прижавшись к нему спиной, руки в крови, подняты на уровне плеч, стоит с закрытыми глазами – отдыхает. Начинаю поить чаем – глоток чая, кусочек хлеба – подкрепился и к операционному столу. И сестричек также поила и кормила.

Кубанский поэт В. Подкопаев в стихотворении «Сердечному доктору» пишет:

И как потом

из тишины,

шагнули вы

навстречу грому.

И как страна

на срок войны

одела вас по-фронтовому.

Но вы и в гибельном дыму

все так же

синий свет струили…

Известно богу одному,

Как вас бойцы

боготворили!

Для них,

страдающих от ран,

был голос ваш

лекарств нужнее.

Вас редко звали

«капитан»,

а чаще – «доктор»,

так нежнее.

Благословенна доброта

госпиталей и медсанбатов!

Мадонны Красного Креста,

доныне

мы вac

помним свято!

Такими были и наши хирурги.

Когда оперированный приходит в себя, начинает вспоминать врача, кто делал операцию:

«Она хотела мне ампутировать руку, но я просил: "Сестра, не режь мне руку, оставь ее". Она отвечала: "Я не сестра, а майор медицинской службы, руку мы тебе оставим, не волнуйся, дорогой"».

Это была милая, добрая опытная врач Матковская.

«Старший хирург майор медслужбы Соколова Мария Петровна пришла в госпиталь, когда мы вернулись из отступления, после взятия г. Ростова. Госпиталь находился в музыкальной школе, потом в школе на 19 линии.

Работали сутками, почти без сна. Очень ценным было в работе Марии Петровны то, что она после ночной смены ни разу не оставила отделение без обхода. Делилась своим опытом хирурга с молодыми врачами, помогала им, сколько у нее было силы, добра, участия в судьбе бойца», – вспоминает Панина Катя.

Здесь к нам прибыл хирург С. А. Ратушный и другие молодые врачи.

Доктор Ратушный умело делал операции, спасая руки, ноги, не делая ампутации. Так было с комсоргом полка Ваней Алексеевым. Он лежал в шоковой палате, я его выхаживала.

Работа хирурга очень тяжелая, надо удалить пули, осколки, клочья телогрейки или шинели, успокоить бойца, что все будет хорошо, он быстро поправится.

Большинство наших сестричек прошли с госпиталем весь путь от начала до конца. Это Клава Князева – старшая операционная сестра, лейтенант медслужбы; Катя Панина – старшая медсестра, старшина, наш комсорг, Дуся Баландина, Галина Отрашевская – медсестры. С декабря 1941 г. до конца, т. е. до демобилизации, были в госпитале медсестры: Аня Никитина, Марина Матюшенко, Галина Трухина, Вера Кубенина, Вера Сазонова. Позже прибыли Шура Кубрак, Клара Нейман, Катя Пивненко. Наши помощницы-санитарки: Тоня Верещагина, Женя Кириленко, Кира Сергиенко, Оля Радченко, Полина Рыбина и другие.

Наши хирурги, сестры, санитарки удивительно хорошо относились к раненым.

После операции, в палате боец вспоминает: какие у сестры красивые глаза, как она ему говорила: «Потерпи миленький, потерпи!»

Спрашиваю:

«Как же ты разглядел ее, ведь у нее все лицо в марле?» Начинаем гадать, кто это был. У Марины Матюшенко и Галины Трухиной глаза голубые. Одна выше, другая ниже ростом. У Клавы Князевой большие карие глаза. Все операционные сестры одна краше другой.

Раненые хвалили всех сестер, врачей, санитарок, палатных и операционных за внимание, заботу, ласку. Будучи в другом госпитале, писали нам теплые письма.

Пациенты наши, как дети. Отойдут от шока, операции и начинают рассматривать нас всех. Когда кормишь с ложечки, просят что-нибудь рассказать. Часто меня называли мамой. Подойдешь, ласково поговоришь, погладишь лобик, волосы, руку, он успокоится и засыпает.

Некоторые откровенно говорят:

«Пусть меня ранят, но не убьют. Попаду в госпиталь, там за мной будет ухаживать молоденькая сестричка».

Ученый хирург Н. И. Пирогов был прав, когда во время обороны города Севастополя (1855 г.) привлек женщин (сестер милосердия) к уходу за ранеными на фронте. Он писал: «На войне, без сомнения, всякая помощь и все руки дороги, а женская помощь и женский уход за ранеными и больными неоценим…

Недаром же в Европе издавна придавали женской помощи религиозный характер; это доказывает, что для помощи страдающим никогда не считали безразличным, кому вверяется помощь, – рукам или сердцу».

В дни Великой Отечественной войны дивизионные и армейские газеты часто писали о работе молодых санинструкторов, медсестер, санитарок. Идя в бой, наступление, бойцы знали, что первую помощь в случае ранения им окажут и вынесут с поля боя эти молодые медработники, с которыми они живут в одних окопах, землянках. О врачах писали мало, а о них надо было писать, ой, как много. Они главные, кто спасал жизнь раненым воинам.

Верочка Сазонова – первая медсестра, с кем я дежурила. Она меня учила, как ухаживать за ранеными и привыкать к армейской жизни. Молодых пациентов называла ласково – Ванечка, Петенька, Коленька. Кто постарше, то по воинскому званию, иногда по имени-отчеству.

Как только меня зачислили в госпиталь, медсестра Галина Отрашевская сшила мне серое форменное платье. Когда мы лежали в госпитале в ИТК, она за мной ухаживала.

Катя Пивненко очень любила читать книги. Где только она их находила в разрушенном селе или городе?! Читали и другие девчата, делились прочитанным с теми, кто уже начал поправляться.

Старшая медсестра Катя Панина, с осиной талией и румяными щечками, спокойная и корректная москвичка, при эвакуации раненых вежливо говорила: «Женя, ты будешь сопровождать раненых», – ей не откажешь, хотя ехать в открытом кузове зимой несладко. Она была хорошим комсоргом госпиталя.

Старшая медсестра – лейтенант Анна Николаевна Новосельская была старше всех нас. Степенная, спокойная, вежливая учила меня многому хорошему не только по уходу за ранеными, но и в обычной жизни. Она была примером для меня, давала хорошие советы для моей будущей жизни.

Две подружки медсестры Шура Кубрак и Клара Нейман усердно ухаживали за ранеными.

Кубанская поэтесса Ольга Михайлова в стихах, посвященных медсестрам нашего госпиталя, пишет:

Я волнения вовсе не скрою,

И об этом пойдет разговор.

Назвалась ты солдатской сестрою

И любимою стала с тех пор.

Кареглазая, в шапочке белой,

Не подруга солдату, не мать,

Ты смогла его раны и беды,

Как свои, близко к сердцу принять.

Проходя по палате неслышно,

Услыхать чей-то стон, чей-то зов…

Сколько раз без раздумий излишних

Отдавала бойцу свою кровь.

Торопясь на дежурство, до смены

Забегая в проснувшийся сад,

Чтоб сломать ветку мокрой сирени

Для прикованных к койкам солдат.

А усталость – на крепкий замочек.

Да об этом не надо и знать,

Что минувшей тревожною ночью

Удалось чью-то жизнь отстоять.

Будет помнить танкист из-под Луги,

Конник с Дона и снайпер-казах

Ее светлые, чуткие руки,

То тревогу, то радость в глазах.

Потому я волнения не скрою,

Когда парни в шинелях войдут

И, прощаясь с любимой сестрою,

Ей, как воину, честь отдадут.

Да, они нас помнят. Встречаясь с бывшими пациентами, я не раз убеждалась в этом. Но и мы, медперсонал лазарета, никогда не забывали, не забудем своих братишек. Ведь судьба нас свела не на курорте, а на войне, в самом пекле.

Наши санитарочки – милые, красивые, хрупкие – выполняли работу санитара-мужчины. Но работали они хорошо: дежурили в палатах, грузили и разгружали раненых, сопровождали их в эвакуации, стояли на посту, занимались строевой и физической подготовкой. Но они не огрубели, не очерствели, были ласковы и нежны.

Галина Щеглова до войны закончила музыкальное училище и выступала в театре. Валя Долотова закончила хореографическое училище и была балериной. Саша Носиков хорошо рисовал. До войны был завклубом и художником. Володя Мозолевский до войны – переводчик с немецкого и баянист. Моя боевая подруга Кира Сергиенко до госпиталя была кассиром. Тоня Верещагина до войны заведовала в г. Азове общим отделом горисполкома.

Особенно хочется сказать о бессменном санитаре операционной Тимоше Гонтареве и старшем санитаре Пете Жердеве. Они много трудились, помогая врачам и медсестрам по спасению жизни и восстановлению здоровья раненых бойцов.

Были у нас самые младшие помощники. Это дети-воспитанники: Юра Овчеренко, Володя Рыбин и Леня. Они дежурили в палатах и были самыми желанными для раненых, напоминали им своих детей, братьев.

Юру Овчаренко немцы увезли от бабушки из п. Энэм. Они заставляли его выполнять всю черную работу и носить обед в заплечном термосе в немецкие окопы. При отступлении немцев местные жители ст. Калужской спрятали Юру и потом передали нам в госпиталь.

Володя Рыбин хорошо помогал маме Полине Рыбиной, где она работала санитаркой в операционной. Трудились они наравне со взрослыми.

В общем, работали куда Родина пошлет.

Хорошо помню старшину Пчела. Это был истинный блюститель военной дисциплины. В свободное время от дежурства мы занимались физической и строевой подготовкой, изучали оружие. Назначал в наряд на пост охранять территорию госпиталя, давал и внеочередные наряды за малейший проступок. За «разговорчики в строю» и я получала внеочередной наряд. Но на посту стояла бдительно.