Читать книгу: «Вторая жизнь»

© Евгения Евгеньевна Дикова, 2019

ISBN 978-5-0050-8421-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.

Глава 1. Потери и перемены

Лиля вышла на улицу с гудящей от духоты головой, слезами на глазах и трясущимися руками. «И зачем я вообще пошла в церковь?» – мысленно корила она себя, спускаясь по ступеням. Ближе к мужу ей оказаться не удалось ни на миг, обрести душевное спокойствие тоже, а вот наслушаться пришлось такого, будто не в храме оказалась она, а на рынке в базарный день. Местные старушки, включая служительниц церкви, казалось, только и искали повода, чтобы осудить ее за все – не так стоит, не в то одета, да еще и смеет вопросы задавать о том, куда свечку поставить и как поминовение заказать. Создавалось ощущение, что именно здесь, в месте, где люди просто должны излучать смирение и любовь к ближнему, наперекор всему собрались высокомерные, обладающие наибольшей гордыней люди.

На душе было тяжело, впрочем, как и весь последний год, а сегодня особенно. Сегодня была годовщина гибели ее мужа, которого ей безумно не хватало все это время и к которому она не может сейчас даже прийти на могилу, слишком далеко эта могила находится.

Лиля посмотрела на часы – четверть четвертого, времени до ужина, который приготовила еще утром, вполне достаточно, сын с бабушкой после обеда отправились в музей истории трамвая и троллейбуса, а у самой Лили сегодня был выходной. Спешить было некуда, и она, оставив позади Кремль, не остановившись ни на минуту, как это было обычно, почти пробежала, также не замечая ничего вокруг, по Рождественской и вышла наконец на Нижневолжскую набережную. Здесь, у воды, ей обычно становилось если не легче, то, по крайней мере, немного спокойнее, а спокойствие ей ой как необходимо. Сын подрос, многое уже замечает, понимает, чувствует, и все ее перепады настроения, и тем более слезы, отражаются на ребенке. Присев на лавочку рядом с небольшим кустиком шиповника (почему-то именно она была ее любимая), Лиля, глядя в небо, мысленно перебирала события последнего года, словно пытаясь рассказать мужу о том, что происходило с ними за это время. Триста шестьдесят пять дней без него. Триста шестьдесят пять дней беспросветной тоски, где единственным лучиком света, не дававшим ей окончательно погрузиться в беспросветную темноту отчаяния, был Костик, ее сын, их с Николаем сын. Именно ради него она готова, стиснув зубы, жить дальше, улыбаться, глядя в его не по-детски серьезные серые глаза, такие же, как и у его отца.

В памяти Лили вновь, в который раз, возникла картина из ее счастливого и безмятежного прошлого. Она с только что принесенным к ней в послеродовую палату сыном Костиком на руках разговаривает по мобильному телефону с мужем. Муж с полубезумным от счастья видом прыгает, пытаясь разглядеть младенца, будто можно что-то увидеть через окно второго этажа. Потом выписка, на которую муж притаскивает весьма специфического вида игрушечного кота.

– Почему именно кот? – смеясь, удивляется Лиля.

– Не знаю, – улыбаясь, пожимает плечами Николай, – наверное, потому что сын – Костик.

Лиля удивленно смотрит на него, а Николай поясняет:

– Костик-котик, похоже.

– Признайся, ты это только что придумал! – снова смеется счастливая Лиля, и муж кивает, добавив, что этот котяра просто каким-то необъяснимым образом ему так понравился, что он просто не мог уйти из магазина, куда ходил покупать конверт для выписки, не купив этого зверя. Этот кот впоследствии стал любимым и у Костика, они везли его с собой как талисман и память об отце и муже, с легкостью заменив в чемодане часть нужных вещей на эту дорогую сердцу игрушку, а Костик до сих пор спит с Барсиком – так когда-то нарек этого кота Николай.

Лиля смотрела на рябь, прошедшую по воде от проплывшего мимо катера, и снова уплывала на волнах воспоминаний. Вот Костику года полтора, отец и сын дома с упоением строят из кубиков гараж для машинок, а потом Николай расставляет вдоль выложенных из старых обоев дорог какие-то дорожные знаки – не поленился же вырезать их из правил дорожного движения, наклеить на картон да на шпажках прикрепить к крышкам от пластиковых бутылок, чтоб стояли.

– Ему ж еще рано! – смеется Лиля.

– Ничего, пусть с детства правила учит! – улыбается в ответ Николай и, обращаясь к сыну, говорит: – Покажи, где у нас пешеходный переход.

И Костик свои маленькие ручки уверенно тянет в сторону названного знака. А к двум с половиной годам сын, к Лилиному удивлению, уже знает почти три десятка различных марок машин, узнает их на улицах и картинках, а иногда, поражая маму, указывает на нарушителей ПДД, отмечая то один автомобиль, проехавший на красный свет, то другой, пересекший сплошную линию.

Вообще, Николай был замечательным отцом, и Лиле порой не верилось самой, что так бывает: он читал сыну сказки на ночь и учил с ним буквы, гулял и учил кататься на трехколесном велосипеде, рассказывал обо всем, что знал сам, словно предчувствуя что-то и пытаясь за тот короткий период, что ему дано провести на земле вместе с сыном, дать ему максимум того, что в его силах.

А потом случился майдан. И Николай присоединился к ополчению, вопреки всем уговорам и слезам со стороны жены, в сотый раз успокаивая и объясняя, что сейчас нельзя оставаться в стороне, что сейчас у них появился шанс сделать свою страну нормальным правовым государством, что он должен бороться за будущее их сына, ведь если, вот так испугавшись, откажутся от борьбы все, то ничего хорошего в их жизни уже не будет.

Вот только в жизни Николая хорошего уже не будет ничего и никогда, потому что Николая больше нет, а в ее, Лилиной, жизни остался Костик, сын, благодаря которому она нашла в себе силы справиться, хотя бы внешне, со своим горем, вновь научилась радоваться простым вещам – хорошей погоде, красивому пейзажу, ароматному чаю, улыбкам случайных прохожих и многому другому. Всем этим Лиля старалась поделиться со своим сыном, которому сейчас тоже, первый год после гибели отца, было тяжело.

Неподалеку вскрикнула чайка, и Лиля, отчего-то испугавшаяся этого крика, мысленно снова перенеслась почти на два года назад. Первые два месяца после похорон были окутаны в Лилиных воспоминаниях пеленой тумана, Лиля, несмотря на непроходящую, острую и с каждым днем не уменьшающуюся, а наоборот, становящуюся лишь сильнее боль потери, старалась поддержать свою свекровь Любовь Георгиевну, и та, сама рано овдовевшая, превозмогая свою боль, пыталась поддержать невестку, и обе всеми силами старались отвлечь Костика, который в свои четыре с небольшим года все понимал и выглядел порой грустным маленьким старичком. Он не спрашивал, как многие дети, не понимающие непоправимости смерти, почему папы нет или когда он вернется, только постоянно хватался за маму, не отпуская даже в душ и отказываясь спать один. А потом была очередная перестрелка, результатом которой были разрушенные дома на их улице и повреждение коммуникаций, идущих к их дому. Это стало последней каплей. Лиля понимала, что надо что-то делать, куда-то уезжать, родители звали ее к себе, но оставить весьма сильно сдавшую после смерти сына свекровь в становящихся невыносимыми условиях было невозможно, сваливаться на голову родителей втроем в их крохотную двушку, где они жили с двумя Лилиными братьями-школьниками, тоже было, по мнению Лили, неправильно. Все решил телефонный звонок: звонила жена Лилиного двоюродного брата, живущего в Нижнем Новгороде, с которой Лиля дружила и даже на расстоянии старалась поддерживать отношения. Узнав о Лилиных злоключениях, Вика тут же заявила:

– Собирай вещи и приезжай к нам.

– Но… – попыталась возразить Лиля.

– Никаких «но», – тут же перебила ее как всегда энергичная Вика. – Твои возражения я уже раньше слышала; во-первых, с ребенком в таких условиях жить все равно нельзя, а во-вторых, ты нам не только не помешаешь, но еще и очень выручишь.

И Вика рассказала, что они с мужем открывают свою минигостиницу, сотрудников нанимать пока нет денег, поэтому планируют все делать сами, вот только очередь на детский сад для Алины – дочки Вики и Ильи – еще не подошла, да и боится Вика, что с детским садом начнутся неизбежные болезни и работать будет невозможно.

– Викусь, – со смущением в голосе проговорила Лиля, – я же не могу оставить Любовь Георгиевну, она только недавно потеряла сына, поэтому сейчас разлучить ее с внуком, да еще и оставив в столь чудовищных условиях…

Не успела Лиля договорить, как Вика снова перебила ее.

– Так еще лучше! – воскликнула она. – Приезжайте вместе. Любовь Георгиевна посидит с Костиком и с Алинкой – ты же сама рассказывала, что бабушка она мировая, у вас частенько друзья Костика в гостях бывают, а она всегда прекрасно с ними справляется. Любовь Георгиевна за заботами отвлечётся от потери, а ты сможешь помочь нам в гостинице. Конечно, первое время зарплату мы сможем платить тебе минимальную, сама понимаешь, но на жилье и питание тратить не придется.

Лиля молчала, не зная, что ответить, и Вика умоляюще попросила:

– Лиль, ну пожалуйста! Кроме тебя, нам реально некому помочь, Илья все средства сейчас вбухал в этот бизнес, все продал. Ведь чем он только не занимался: и одежду продавал, и электронику, и кафе у нас было, но у него всегда идея-фикс была именно своя гостиница. Выручай! – в голосе Вики снова послышались умоляющие нотки.

Лиля, которой на принятие решений всегда требовалось много времени, пообещала подумать.

– Хорошо, думай! Только быстрее, – отозвалась Вика, – я уже пошла готовить вам комнату.

В этом была вся Вика, умеющая мгновенно принимать решения и подстраиваться под любую ситуацию. Впрочем, Илья – Лилин двоюродный брат и муж Вики – был таким же. Может, поэтому они до сих пор не просто вместе, но и счастливы, несмотря на взлеты и падения в бизнесе и все прочие проблемы, встречающиеся на их жизненном пути.

Вечером Лиля, уложив Костика, отправилась на кухню, где в последнее время за чашечкой травяного чая коротала вечера страдающая от бессонницы свекровь. Лиля тоже налила себе чая, осторожно присела на краешек стула, обхватила обеими руками чашку, мысленно в который уже раз за день пытаясь подобрать слова, чтобы убедить Любовь Георгиевну уехать. Слова не удавалось подобрать еще и потому, что Лиля и сама не знала, правильно ли – убеждать Любовь Георгиевну уехать, оставив свой дом, подруг и родственников, оставив могилу единственного сына. Но она также знала, что ради Костика уезжать нужно. Наконец свекровь подняла нее вопрошающий взгляд, и Лиля рассказала о телефонном разговоре с женой двоюродного брата и возможности уехать. Рассказав, она не стала убеждать, но теперь уже сама посмотрела на свекровь вопрошающе и даже с некоторой опаской, она ждала чего угодно: критики, обвинений, слез, но Любовь Георгиевна горячо поддержала эту идею:

– Конечно, дочка, Вика права, отсюда надо уезжать! Что здесь будет с медициной и образованием, неизвестно, работу практически не найти, да и с безопасностью… – Любовь Георгиевна только махнула рукой.

В последующие дни, охваченная хлопотами, связанными со сборами, Любовь Георгиевна ожила, и Лиля видела торопливо снующую по всему дому хлопотунью, в глазах которой лишь изредка мелькала нестерпимая боль потери. С самим домом тоже все решилось наилучшим образом: за ним согласилась присмотреть дочь ее подруги, потерявшая не так давно свое жилье и теперь с семьей ютившаяся у своей матери в однокомнатной квартире.

Заканчивая сборы, Лиля еще раз окинула взглядом вещи. Многое придется оставить. Посуда, одежда, книги… Решено было взять с собой только самое необходимое из одежды и личных вещей и самое памятное – подарки Николая, фотоальбомы, несколько памятных вещиц из молодости свекрови. Лиля последний раз открыла шкаф с одеждой. Как много всего! Лиля любила красиво одеваться – и, умея шить и вязать, частенько пополняла свой гардероб. Но сейчас почему-то не жалко было ничего. В сравнении с болью от потери мужа потеря каких-то тряпок казалась не просто ничтожной, а даже смешной.

Глава 2. Начало новой жизни

В Нижнем жизнь закрутилась в бешеном темпе. Для Лили, за время вынужденного сидения дома отвыкшей от такой жизни, это было непривычно, но, по крайней мере, хотя бы немного притупляло боль утраты. Она сразу же включилась в работу в гостинице, помогая Вике и Илье доделывать ремонт и наводить в ней последний лоск перед открытием, которое должно было состояться уже через три месяца. С одеждой для сына на ближайшую осень и зиму тоже все решилось наилучшим образом: Лилина мама, до сих пор хранившая многие вещи Лилиных младших братьев, привезла целый мешок вещей. Большая часть одежды была, конечно, довольно старой и поношенной, но Лиля, вооружившись нитками, иголкой, небольшим количеством аппликаций и машинкой для стрижки катышков, приобретенными в магазине для шитья неподалеку, за пару недель вечерами привела вещи в порядок. Денег у Лили было немного, большая часть того, что они с Николаем копили на его давнюю мечту – автомобиль, хотя бы подержанный, было истрачено на похороны, а потому Лиля радовалась каждой вещи, которую для нее, ее сына или свекрови отдавали Лилина мама или мама Вики. Но той радости от обновок, которая охватывала ее прежде, уже не было, и это было не только из-за того, что некуда и не для кого было одевать, но и из-за появившихся в связи с переездом мыслей, что так много всего ей просто не нужно. Поэтому, когда Вика, разбирая свой гардероб, принесла Лиле платье, которое перестало подходить ей по размеру после рождения дочери, Лиля предложила переделать его не для себя, а для самой Вики. Тем более что переделывать было несложно: после родов Вика не поправилась, а, наоборот, заметно похудела. Платье было готово меньше чем за два вечера, а еще за пару вечеров Лиля, решив сделать сюрприз, сшила очень похожее платье для Алинки, заслужив бурные восторги и мамы, и дочки. Правда, для этого пришлось еще раз залезть в неприкосновенный запас, чтобы купить похожую ткань для детского платьица, но сейчас, глядя на восторг в глазах девочки и радость в глазах ее мамы, Лиля понимала, что сделано это было не зря.

Через несколько дней Лиля и Любовь Георгиевна вечером, уложив Костика, сидели за очередным рукоделием – Лиля перешивала платье, подаренное Алинке любящей, но не угадавшей размер бабушкой, а Любовь Георгиевна вязала очередные носочки из пряжи, которую вместе с вещами отдала Лилина мама. Вика присела на кресло и некоторое время восхищенно смотрела за работающей Лилей, потом, когда Лиля окончила очередной шов, немного смущенно произнесла:

– Лиль, помнишь, я тебе рассказывала про свою подругу Ксюшу?

– Про ту, к которой в гости вы с Алинкой ходили на днях? – уточнила Лиля, вдевая нитку в иголку.

– Про нее, – отозвалась Вика. И уже увереннее продолжила:

– У нее есть двое детей, девочки, погодки. Младшая в этом году в школу идет, но вот совпало, что ее муж потерял работу и у нее на работе зарплату уменьшили. Ребенка в школу одевать надо. Есть вещи, оставшиеся от старшей дочки, и почти все в хорошем состоянии, вот только беда: старшая – девочка крупная, с широкой костью и рослая, в папу, а младшая – тоненькая и невысокая, в маму. В общем, что я хожу вокруг да около, – спохватилась Вика, внезапно прервав рассказ. – Ты могла бы попробовать подогнать вещи под младшую? Не бесплатно, конечно, – торопливо добавила она. – Много, конечно, заплатить Ксюшка не сможет…

– Конечно попробую, сделаю все, что в моих силах, – тут же откликнулась Вика, – и не надо никаких денег.

– Деньги как раз надо, – возразила Вика, – иначе Ксюшка в следующий раз к тебе обратиться не сможет, да и тебе эти деньги лишними точно не будут.

Лиля согласилась, и уже на следующий вечер к ним домой пришла Викина подруга со своей младшей дочкой и двумя огромными пакетами вещей.

– Я понимаю, что здесь много всего, – принялась оправдываться Ксюша после того, как все напились чая с пирожками и вишневым вареньем, которые были ею принесены, – просто я совсем не разбираюсь в шитье и поэтому не знаю, что можно попробовать перешить.

– Чем больше вещей, тем больше возможностей выбора для переделки, – отмахнулась Лиля, и началась работа по снятию мерок, примерке вещей и продумыванию того, как все это будет выглядеть на раскрасневшейся и довольной в предвкушении обновок Ксюшиной дочке Юльке.

Спустя полтора часа активных примерок и подгона по фигуре при помощи английских булавок прямо на нетерпеливо вертящейся Юльке был разобран, да и то не полностью, только один пакет.

– Все. Объявляю перерыв. До субботы, – заявила, улыбаясь, Лиля, падая в изнеможении в кресло, – к субботе постараюсь большую часть перешить, Юля примерит, и, если качество устроит, возьмусь за оставшееся.

Вскоре гости ушли, и Лиля, почитав Костику и Алинке сказку и уложив их спать, не желая терять времени, принялась за работу. Любовь Георгиевна тоже еще сидела за вязаньем и ложиться вроде бы не собиралась; значит, решила Лиля, можно будет и на машинке что-то прострочить, а не только наметать. Комната Лили, Любови Георгиевны и, как планировалось вначале, Костика находилась в противоположном от детской и спальни Вики и Ильи конце квартиры, рядом с гостиной, а сама квартира была хоть и небольшой, но четырехкомнатной. Но Костика неожиданно для всех пришлось укладывать спать в детской Алинки. В день приезда девочка не хотела отпускать от себя обретенного троюродного брата, и Вика предложила постелить Костику на диване в комнате своей дочери. Лиля попыталась было возражать, ей и так было неловко стеснять своим присутствием родственников, но усталость после дороги, рев Алинки, и присоединившегося к ней через некоторое время Костика сделали свое дело, и она махнула рукой. Через несколько дней Лиля попыталась поговорить с Викой о том, что надо бы переселять Костика в их с Любовью Георгиевной комнату, но неожиданно Вика взмолилась, объяснив, что дочка плохо спала одна, Вике частенько приходилось оставаться на ночь в детской или, уходя, когда Алинка заснет, включать радионяню и прибегать на каждый шорох, грозящий перерасти в истерику, если мамы не было рядом. В последние же дни Викина дочь хорошо спит, не просыпаясь посреди ночи, и Вика с Ильей наконец-то стали спокойно спать по ночам.

Лиля наметала швы на сарафане, достала из шкафа швейную машинку. Что бы она без нее делала! Руками столько не сошьешь. Машинку отдала Лиле Викина мама, узнав, что Вика перешивает вручную одежду для своего сына. Лиля попыталась было отказаться, но Светлана Сергеевна четко и безапелляционно объяснила, что сама она не шьет и никогда не шила, а машинка лежит дома еще с тех времен, когда Вика училась в школе и что-то шила на уроках труда, и поэтому Лиля только сделает ей одолжение, если заберет ее. «Вот в кого, значит, Вика характером», – подумалось тогда Лиле: такая же энергичная и безапелляционная и так же, как и ее дочь, умеющая не только не унизить помощью, но еще и представить помощь как одолжение, сделанное для нее. Еще некоторое время Лиля напряженно работала, стараясь успеть за остаток вечера как можно больше, но эта напряженная работа была ей абсолютно не в тягость, наоборот, она получала от нее огромное удовольствие. Ей всегда доставляло огромное удовольствие шить, особенно одежду для девочек и женщин, для себя она лет с двенадцати шила многое из одежды сама, а уж как были обшиты все Лилины куклы! Правда, в этом в большей степени была заслуга Лилиной мамы, которая была швеей от Бога, помимо основной работы в ателье обшивающей, подчас за символическую плату, друзей и знакомых. Впрочем, Лиля, которой впервые разрешено было взять иголку в руки лет в пять, годам к семи-восьми уже довольно неплохо обшивала пупсиков и даже мастерила простенькие наряды для своих Барби. В безденежные студенческие годы Лиля покупала вещи в секонд-хендах в дни максимальных скидок, а затем подгоняла их по своей фигуре. Шить с нуля было и дороже – хорошие ткани стоят недешево, и очень уж затратно по времени, ведь шить приходилось вручную: на студенческую стипендию и редкие подработки купить швейную машинку было нереально. Студенческие годы… Снова Лилины воспоминания против ее воли перенесли ее в тот счастливый временной отрезок, о котором она в последнее время старалась не вспоминать. Не вспоминать, потому что именно тогда она познакомилась с Николаем, а после таких вот воспоминаний каждый раз становилось еще больнее. Но и не вспоминать не было сил, ведь только в воспоминаниях она могла теперь быть рядом с мужем. И сейчас снова, против своей воли, она оказалась в Москве на территории ВДНХ, где она любила гулять по вечерам.

Лиля с детства мечтала учиться не в ближайшем к ним областном центре – Ярославле, а в Москве, ей почему-то казалось, что только здесь она сумеет получить достойное образование, благодаря которому сможет не только реализовать себя, но и помочь своим родителям и младшим братьям. Начиная уже с девятого класса Лиля упорно шла к своей мечте, все вечера проводя за учебниками, задачниками и всевозможными учебными пособиями, которые удавалось найти в школьной библиотеке или недорого купить с рук. Родители, опасаясь, что дочь испортит себе здоровье столь упорными занятиями, пытались отговаривать ее, советуя поступать в вуз в Ярославле или в колледж в родном городе. Когда все аргументы, касающиеся сложности поступления и здоровья, были исчерпаны, отец сказал, что они попросту не смогут содержать ее в Москве. «Сама справлюсь», – буркнула стоящая на своем Лиля, и разговор на время был отложен. Будучи реалисткой, Лиля, конечно, понимала, что родители действительно не смогут помогать ей, ведь даже привозить выращенную на даче картошку или домашние соленья-варенья в Москву было нереально – цена на билеты была слишком велика для бюджета их семьи, в которой было еще два малыша – Лилиных брата. Братья были еще совсем маленькие: старший, Мишка, был младше Лили на тринадцать лет, а младший, Илья, – на четырнадцать. Отказываться же от своей, появившейся еще в детстве мечты Лиля тоже не собиралась, и тогда она решила, что на возможность обучаться в Москве нужно заработать самой; точнее, решила она, нужно заработать хотя бы на первые полгода, а потом, освоившись в вузе, можно будет подрабатывать уже в Москве. С тем же упорством, с которым Лиля штудировала учебники, она начала искать возможности заработать деньги, хватаясь за любую работу, за последние два класса успев поработать промоутером и расклейщиком объявлений, разносила по почтовым ящикам рекламные газеты и занималась высаживанием цветов в скверах в летнее время, забирала с продленки детей соседки, которая работала до восьми, и выгуливала собаку другой соседки, когда та уезжала в командировку. Все это не приносило больших денег, но тем не менее за два года накопилась сумма, которой, по Лилиным подсчетам, было достаточно, чтобы, живя в общежитии, прожить в Москве по крайней мере полгода. Когда же за несколько месяцев до окончания школы родители спросили, что ей подарить на выпускной, Лиля ответила, что дарить ничего не надо, потому что на выпускной она не пойдет. «Но почему? – удивилась мама. – Платье я тебе сошью сама, а остальные расходы нам вполне по карману». Лиля только отрицательно покачала головой. «Подумай хорошенько, – увещевал ее отец, – выпускной бывает раз в жизни, неужели тебе не хочется надеть красивое платье, еще раз встретиться с одноклассниками?» «Нет», – просто ответила Лиля. Говоря о том, что остальные расходы, связанные с выпускным, семье по карману, мама слегка лукавила: денег в семье не хватало, подрастали Лилины братья – Мишка, которому месяц назад исполнилось пять лет, и Илья, которому вот-вот исполнится четыре. Одежда и обувь на них, как, наверное, на всех мальчишках их возраста, буквально горела, у машинок отваливались колеса, а к конструкторам хотелось новых деталей. «Пусть уж лучше мальчишкам на игрушки потратят», – подумала Лиля, детство которой пришлось на начало девяностых, когда с деньгами в их семье, как и во всей стране, было не просто плохо, а очень плохо. Всегда спасало то, что мама шьет, обшивая не только свою семью, но и знакомых, да еще и кормилица-дача помогала пережить особо трудные времена. Нет, несмотря на все финансовые и прочие сложности девяностых, Лилино детство было счастливым, у нее не было большого количества игрушек, но это с лихвой компенсировалось вниманием родителей, старающихся проводить как можно больше свободного времени с дочерью – гуляя летом по лесу или катаясь зимой на лыжах, играя в настольные игры или мастеря игрушки собственными руками. Впрочем, недостатка в игрушках Лиля не чувствовала, было у нее и несколько пресловутых Барби, точнее, как она сейчас понимала, подделок под них, которых родители дарили на праздники, экономя на многом, были и пупсики, и другие куклы, была куча одежды, сшитой вначале мамой, а потом и самой Лилей. Лилин отец мастерил для кукол из фанеры кровати и диванчики, Лиля с маминой помощью шила постельное белье и диванные чехлы. Детство было по-настоящему счастливым, и Лиля хотела столь же счастливого детства и для своих братишек, но хотела при этом, чтобы родителям не приходилось брать бесчисленные подработки, потому и отказывалась от праздника. Хотя, наверное, не только поэтому… В глубине души Лиля понимала, что, отказываясь от сопутствующих выпускному финансовых трат, она тем самым пытается компенсировать то, что частенько вместо того, чтобы остаться дома и посидеть с братьями, она бежала в школьную или городскую библиотеку, чтобы спокойно позаниматься в тишине, а вместо того, чтобы погулять с Мишкой или Ильей во дворе, выгуливала соседскую собаку, чтобы заработать денег. Да еще ее предстоящая учеба в Москве (Лиля почему-то была уверена, что поступит) тоже подливала масла в огонь, иногда заставляя усомниться в правильности принятого решения. Конечно, родителям было бы гораздо спокойнее, если бы Лиля училась поближе к дому, она могла бы даже приезжать домой на выходные, родители могли бы материально, пусть не деньгами, а хотя бы теми же соленьями-вареньями помогать Лиле, а Лиля в свою очередь могла бы помогать родителям с братьями или на даче. Но именно в этом-то и была загвоздка. Лиля не хотела приезжать домой на выходные! Она хотела учиться! А дома разве дадут два маленьких, постоянно бегающих и кричащих чертенка заниматься? Ведь именно поэтому Лиля пропадала все старшие классы в библиотеках. Но девушка успокаивала себя тем, что, обучаясь в Москве, она постарается приложить все силы, чтобы найти потом хорошую работу – и уже тогда помочь родителям и братьям, по крайней мере, материально.

Уверенность в том, что она поступит, действительно была небезосновательной: три года упорного труда дали свое, и средний балл по результатам ЕГЭ был больше девяноста. На выбранную специальность Лиля прошла довольно легко, даже общежитие, на получение которого тоже был конкурс, было получено без проблем. Общага была вполне приличной, Лиле сразу очень понравилось, что общежитие было не коридорного, а так называемого блочного типа, блок состоял всего из двух комнат, на два (место в которой досталось Лиле) и три человека, с собственным туалетом и раковиной. Душевые были, правда, только на первом этаже, но зато кухонь на каждом этаже было целых две, что не могло не радовать Лилю, не имеющую финансовых возможностей питаться в студенческой столовой и планирующую готовить самостоятельно. Все соседки, оказавшиеся, как и Лиля, первокурсницами, были из разных городов. Лилина соседка по комнате – бойкая, временами шумная и очень прямолинейная Варенька – была из города Венёва Тульской области, тихая и молчаливая Лиза – из Смоленска, одногруппница Лили – хохотушка Катя – из Ангарска Иркутской области, а спортивная Женька – из Твери.

Первая учебная неделя пролетела незаметно, тем более что она была совсем короткой: первое сентября пришлось в этом году на четверг. В воскресенье девушки, сделав уборку в комнатах и создав некое подобие уюта при помощи привезенных из дома вещей, собрались все вместе в большей комнате, вскипятив в двух кастрюльках воду для чая (чайника пока не было ни у одной них). Зато каждая привезла из дома варенье и какие-то местные сладости. Немного уставшие от уборки и переполненные эмоциями от первых учебных дней, девушки поначалу тихо пили чай, перебрасываясь лишь незначительными фразами. Быка за рога взяла наиболее активная Варенька. Почему-то, не сговариваясь, именно так все девушки стали называть Варвару, высокую, статную, с косой до пояса и, как сказали бы раньше, «кровь с молоком» девицу. Поставив с грохотом чашку с недопитым чаем на стол, уперев руки в бока и по очереди посмотрев на своих соседок, она заявила:

– Ну что, давайте решать, как дальше жить будем!

Все недоуменно уставились на нее, не понимая, к чему она клонит. Варвара рассмеялась:

– Вы так и собираетесь все четыре года каждый день стоять у плиты? – и Варенька снова обвела всех взглядом.

Девушки недоуменно переглянулись.

– А какие еще варианты? – грустно и как-то робко проговорила, пожимая плечами, Лиза.

– На рестораны пока не заработали, – усмехнулась Катя.

Варенька нисколько не смутилась и предложила свой вариант решения проблемы с ежедневно готовкой – готовить по очереди на всех. Предложение это понравилось всем, и девушки зашумели, дружно начав обсуждать график дежурств, возможный бюджет. После долгих дебатов решили готовить сразу на два дня, причем по очереди, либо первое, либо второе, что позволило бы готовить каждой только раз в десять дней. Сразу же возник первый вопрос – в чем готовить, так как девушки все как одна приехали в Москву лишь с крохотными кастрюльками, да у Варвары была еще небольшая плоская сковорода; и затем – второй: где все это хранить, чтоб не испортилось. Снова дело в свои руки взяла Варенька, которая, казалось, предусмотрела все на свете. На несколько секунд убежав в свою комнату, она вернулась с газетой бесплатных объявлений.

– Вот! – продемонстрировала она.

– Что «вот»? – переспросила Лиля.

Остальные также ждали пояснений.

Какие вы непонятливые! – в сердцах воскликнула Варенька. – Это же газета, где люди бесплатно размещают свои объявления, если хотят что-то продать. Наверняка здесь можно найти холодильник по вполне приемлемой цене, и если мы в первый месяц немного ужмемся в расходах на еду, то вполне сможем купить.