Читать книгу: «Волжская чайка online»
Редактор Екатерина Павловна Жирякова
Фотограф Алексей Малый
© Олисава Владиславовна Тугова, 2019
© Евгений Вячеславович Сафронов, 2019
© Алексей Малый, фотографии, 2019
ISBN 978-5-4496-2818-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От авторов
«Волжская чайка online» – сетевая драма с прологом и эпилогом, круто замешанная на «интернетной» философии. Она ничем не начинается и ничем не заканчивается. Казалось бы, есть главный герой – Яшка Чайкин – и незамысловатая фабула: вчерашний детдомовец, отслужив срочную службу, заключает контракт и остаётся в армии, делает то, что умеет лучше всего – стреляет, но во время одной из спецопераций погибает. Однако ретроспективный сюжет построен не на событиях, а на воспоминаниях о герое и общении с ним в интернете. О его любви, подвигах, привязанностях, дружбе мы узнаем из переписок и коротких психологических рассказов.
Нет ни завязки, ни развязки – всё предъявляется сразу: на первой странице читатель уже знает о том, что главный герой погиб. Единственное действие, за которым можно проследить, – это путь духовного взросления Яшки. «Волжскую чайку» можно сравнить со странным сборником склеенных между собой афоризмов. Здесь не существует даже единой картины мира, есть только призрачные онлайн-осколки, ни во что не складывающиеся и вполне самодостаточные, маркированные банальными категориями: любовь, смерть, жизнь, подвиг, смысл. Перебираясь с одного на другой осколок, идёшь осторожно, как сапёр по минному полю. Вот-вот вырвется всесокрушающая истина. И у каждого она – своя.
Пролог
Апрель усталый сушит у костра берцы, пьёт спиртягу из жестяной кружки. Где-то далеко по-над Волгой обнимаются берёзки-подружки, во всех ложбинках земли талая скучает вода. Ждёт, когда же пустит её в себя земля, впитает и напоит ею ростки новые, живые.
Апрель в камуфляже старом, не от Юдашкина, пятнами то тёмными, то светлыми, знаки различия в обманчивых сумерках не разглядеть – всем выйти из сумрака, господа. Хватит на всех работы брать вытаявшего мусора бастионы – до рассветного чистого мая надо много ещё успеть. Кто-то же должен делать эту работу – убирать, что не нужно, что отжило, что под снегом было забыто. Сжигать в костре и пеплом – по ветру. Быстрее, пока есть огонь в крови.
Рыжий Март, солнечный, быстрый, письмо оставил мелом на тёплом асфальте – тонким звоном сосулек – сообщение доставлено. А у Апреля гитара плачет, расстроена, в горах давно позатеряна.
У Марта широкие окна, океаном неба заполненные, его обнимает Бог. Апрель вербу поправил у древней иконы в углу закопчённом случайной какой-то избы.
Март пробурлил, всех любовью и светом спас и улетел туда, где можно душой оттаять. Апрель остался – дорогу чистить и вешки для неразумных ставить.
В вещмешке у Апреля книга – Ремарка, Гёссе, а может, Крапивина, он вспоминает строки хаосом птичьих стай. И самое главное что-то щекочет, – пожалуйста, не улетай – главное – не забылось. Падает снег, как пластырь – временный, чтобы раны земли не воспалились.
Май примчался лихой, озорной, на байке, в наушниках – то ли вальс, то ли рок. В рации у Апреля давно бездонная тишина, в ней тает, хрипит позывной. Скоро там, где сражался Апрель, сирень зацветёт и черёмуха, всем там вдоволь достанет воздуха. А пока никуда не сбежать от дневных переходов морока. Песню в зубы – вперёд, да с ветром. Наступаем и сил остаток по капле цедим. Поутру всё в снегу снова. Вьюжит. Тот самый. В висок. Последний.
* * *
Что вы можете знать о Яшке Чайкине? Не думаю, что очень много. В крайнем случае, вам попадалась в 2009 году в одной из северо-кавказских газет небольшая заметка. Она, аккуратно вырезанная, до сих пор хранится у меня в папке с документами. Иногда, позабыв заплатить вовремя за интернет, я судорожно перебираю бумажки в поисках договора о предоставлении услуг связи и натыкаюсь на листок со статьёй о своём сослуживце. Затем надолго зависаю между строк и мысленно наблюдаю, как небольшого роста солдат в запылённом камуфляже «берёзка» с погонами старшего сержанта устраивается поудобнее, опираясь спиной на ствол дерева, щурится на лютое южное солнце, под которым его брови и мальчишеский чубчик выгорели до прозрачной белизны. «Привет, Жека! – он махнёт мне рукой. – Что? Снова прошлое догнало?» И я с привычной саднящей болью перечитываю строки, в которых Яшка ещё жив.
Волжская чайка
(газетная статья)
Памятуя о годовщине трагических событий в Южной Осетии, хочется сказать несколько слов о тех, чья заслуга в этой пятидневной войне поистине огромна – о русских солдатах и офицерах, вставших на защиту Цхинвала. Наш корреспондент выехал в одну из воинских частей 58-ой общевойсковой армии, дислоцирующейся во Владикавказе, в которую в пятницу совершил рабочий визит генерал-лейтенант Анатолий Николаевич Хрулёв. Однако не командующий был предметом нашего внимания…
В части проводились плановые стрелковые учения, взводы военнослужащих возвращались с полигона. Мы подошли к одному из сержантов: «Разрешите задать несколько вопросов». Вытирая лицо тыльной стороной ладони, военнослужащий предложил посидеть в тени тополя, что мы и сделали. Нашим собеседником был старший сержант отдельного разведывательного батальона, служащий по контракту. Назвал он себя несколько странно – Яшка Чайкин, не желая, видимо, предавать огласке настоящее имя. На вид ему было чуть за 20, но цепкий, изучающий взгляд говорил о богатом жизненном и воинском опыте, не вязался с мальчишеской внешностью. Разговор получился интересным.
Старший сержант рассказал, что его родина – волжский город Саратов. «Этот город стал мне отцом, а Волга – матерью, и я не чувствую себя сиротой, хотя и вырос в детском доме», – говорил он. За родство с великой русской рекой Яшку и окрестили Чайкой. На Кавказе он служит с 2004 года, сначала как солдат срочной службы, а потом, заключив контракт на 5 лет. «Я остался служить не ради денег, я вижу в армии работу, призвание, это то, что я умею делать, и здесь моё место». Да, это, действительно, его профессия и судьба – защищать родину. За пять лет службы Чайка участвовал во многих военных кампаниях. Разведрота выходит на боевые задания ежемесячно, а иногда и чаще. Яшка – отличник боевой, стрелковой подготовки, сейчас, являясь командиром отделения, обучает нелёгкому ремеслу войны молодых ребят, призванных в ряды Вооруженных Сил. О своих боевых подвигах Чайка распространялся неохотно, за него говорили подошедшие товарищи. Они рассказали, что однажды во время штатного патрулирования территории их вертолёт зацепился за кроны деревьев и упал в зоне предполагаемого нахождения боевиков. Чайка не только сумел спастись и выйти к своим, но и вынес тяжело раненного сослуживца.
Во время событий 08.08.08 разведрота, где служит Чайка, находилась с 8 августа в Цхинвале и координировала – в составе легендарного спецподразделения Алексея Ухватова – действия 135 мотострелкового полка, пришедшего на помощь попавшим в окружение миротворцам. Тогда обошлось без потерь. Яшка получил лишь лёгкую контузию, когда, выполняя боевую задачу, попал под обстрел грузинской авиации. «Страх, конечно, был, даже не страх… Какой-то ужас и невозможность поверить в происходящее. Уничтожать женщин, детей, стариков… – это выше моего понимания. Я знал, кого я защищаю, знал, что моя помощь нужна и осаждённым миротворцам, поэтому было легче справиться со страхом». Чайка не считает, что совершил подвиг. «Я просто выполнял поставленную задачу – защитить».
Когда мы спросили старшего сержанта о том, планирует ли он вернуться к мирной жизни, когда закончится его контракт, или останется в армии, Яшка улыбнулся такой открытой, мальчишеской улыбкой, что заулыбались все стоящие рядом. «Возможно, я вернусь, если смогу найти себя на гражданке. Война учит ценить мирную жизнь…». А ещё Чайка, как и многие ребята из его роты, поёт и играет на гитаре. В этом году они осуществили шефскую поездку в ДОЛ «Аланский Барс», где порадовали детей не только концертом, но и спонсорской помощью.
Вот такие они – герои настоящего времени. Те, кого война не сделала зверем. Это борцы за мир на Кавказе, выполняющие свой долг и не считающие службу подвигом. Такие, как Яшка Чайкин – Волжская чайка. На прощание мы попросили его спеть песню о себе и своих друзьях. И когда мы уезжали из части, в голове звучали слова:
Мы уезжали, уже зная от командира полка – завтра Президент РФ Д. А. Медведев вручит Чайке заслуженную награду – медаль «За отвагу».
* * *
Я ни разу не видел, чтобы Чайкин надевал награду. Скорее всего, он просто-напросто её потерял в суете командировок и учений – пошарил однажды в недрах походного армейского рюкзака, куда помещались все его пожитки, не нашёл, да и тут же забыл о кусочке бесполезного серебра. Про южно-осетинский конфликт он тоже распространяться не любил. Забылся даже его подвиг во время крушения вертолёта, и лишь немногие помнят липкую тревогу бессильного ожидания: «Выжил там кто? Где их искать? Вышли ли на связь?»
Колыбельная в одиннадцатом квадрате
Апрельская ещё молодая листва зеленела где-то внизу, из-за неё горы казались покрытыми каким-то удивительно красивым кружевом – вот брутально высится угрюмая скала, а вот пошли вокруг легкомысленные салатовые финтифлюшки. Вертолёт трещал, как чудовищная железная стрекоза. Яшка сидел у открытой сдвижной двери – чёрный ствол матово перечёркивал весеннее кружево – бортстрелок из Чайкина получался, надо признать, хреновый. А всё потому, что он боялся высоты и никак не мог привыкнуть и сосредоточиться на боевой задаче. Хуже были только прыжки с парашютом: лишь страх позора в глазах боевых товарищей заставлял Яшку шагать в зияющую пустоту. Зато с Чайкиным на борту веселее – над ним подтрунивали, он отшучивался, всё это разряжало серьёзную армейскую обстановку.
Рядовое патрулирование территории. Квадрат за квадратом. Скорей бы посадка. Внезапно раздался лёгкий хлопок, машину закружило, замер перекошенный винт. Наступили секунды такой ужасной в воздухе тишины. Бойцы молча переглянулись. Они всё ещё были вместе, но каждый уже оказался наедине с собой. Вертолёт дёрнуло, как в агонии. Яшку одним рывком выбросило за дверь. Ветреное небо залило всё сознание, вытеснив даже страх.
Очнулся он, лёжа на сухой прошлогодней листве. От упавшей в нескольких сотнях метров машины валил чёрный дым, её окружали сломанные спички деревьев. Неизвестно, сколько прошло времени, пока Яшка понял, что может встать, вытер рукавом кровь, стекающую на лицо, и, прижимая к груди покалеченную другую руку, поковылял к вертолёту, пока набрел на стонущего Саньку, пока убедился, что никто, кроме них двоих, не выжил, пока отыскал свою уцелевшую чудом СВД. Время будто стало бездонным туманом, оно то растягивалось, то сжималось, Яшка, теряя сознание, проваливался во временные дыры и не мог сообразить, сколько же продолжалось беспамятство – секунды, минуты, часы… Санька сдавленно хрипел, у него отнялись ноги. «Мы находимся в одиннадцатом квадрате, предполагается, что в этой зоне могут скрываться боевики, – припоминал Чайкин карту местности. – Надо уходить отсюда, пробираться к дороге, там больше шансов, что нас первыми обнаружат федералы, а не черти».
Он снял бронежилет – лишняя тяжесть Яшке теперь стала не под силу, – взвалил на себя Саньку, который почти в два раза больше него, и, опираясь здоровой рукой на винтовку, медленно пошёл в направлении дороги. За ними на мокрой лесной земле оставался неровный глубокий след.
Далеко уйти им не удалось. Услышав шорох, Яшка упал вместе с Санькой в куст, уже один перекатился из последних сил. Раздался сухой щелчок выстрела, пуля свистнула где-то совсем рядом. Яшка, не целясь, выстрелил в ответ в скрывающуюся в зелёнке фигуру. Боевик нелепо завалился на бок. Чайкин вжался в землю, ожидая ответного огня, но стояла тишина – человек был один. Дальше пробирались ещё осторожнее. Впрочем, Чайкин понимал, что если на них организуют охоту, ни скрыться, ни отстреляться им не удастся. Однако похоже, что в это время у боевиков были дела поважнее – Яшке везло, только вот каждый шаг давался ему всё труднее. Падая очередной раз лицом в землю, он больше не надеялся подняться, но усилием воли заставлял себя встать, двигался дальше, вглядываясь вниз, чтобы не напороться на растяжку. В этой череде механических болезненных движений все мысли и чувства исчезли, осталось одно лишь желание – выйти к дороге и вынести Саньку. Сознание притупилось.
В эту минуту Яшка будто бы услышал где-то далеко-далеко колыбельную, которую пела мать своему ребёнку. Слов он не разбирал, но мотив действовал успокаивающе, словно обволакивал, дарил любовь и веру в то, что всё будет хорошо… Он пришел в себя от того, что Санька резко встряхивал его: «Не помирай, братишка, надо идти, нас ищут, нас ждут». Судя по всему, в беспамятстве Яшка пролежал долго, рука распухла, дико болело всё тело, но пришлось подниматься… К вечеру они вышли к дороге, где их и подобрали сослуживцы, развернувшие поисковую операцию.
Лежавшему в госпитале Яшке ещё несколько раз снилась эта чудесная колыбельная, но он, как ни старался, не мог утром вспомнить ни мотива, ни слов – оставалось только счастливое чувство защищённости. Вскоре ватаги салажат, приходивших проведать своего старшего сержанта, вытеснили из памяти образ колыбельной. Шумные, как воробьи, ребята приносили Яшке кульки с жареными семечками, погружали в поток повседневной казарменной жизни, изобилующей мелкими событиями. Мол, за Санькой обещали прислать из Москвы самолёт, но так и не прислали, зато к нему приехала мать и заберет его домой, как только состояние стабилизируется. Мол, их подвигом интересовалась местная пресса, но начальство решило не давать огласку происшествию.
Колыбельная ушла из памяти, но осела где-то глубоко в сердце, и потом не раз Чайкин пытался подобрать на гитаре чудесную музыку, разбудившую душу, открывшую ему тайну, что человек – это не только страдающее тело, но и маленькая частичка вечной божественной любви.
Через два года, когда уже Яшки не было в живых, Санька, прозванный после вышеописанных событий Вертолётчиком, праздновал свадьбу. Вопреки суровым прогнозам медиков, он сумел подчинить себе непослушные ноги и заново научился ходить. На активную борьбу с недугом его сподвиг пример Яшкиного мужества и воли в борьбе за жизнь. О чудесной колыбельной он, конечно, не знал. Да и мало ли что могло примерещиться воспаленному сознанию его измученного товарища.
* * *
– Почему ты остался в армии? – спрашивал я его неоднократно. – Ну, отслужил бы срочную и – вольная птица, все дороги открыты перед тобой, живи, радуйся, люби, работай. Неужели в этом зажатом рамками казарменном мирке тебе нравится больше?
Я бунтовал, тяготился ролью солдата, не мог смириться, что в армии гибнет всё личностное, индивидуальное, остаются только винтики в жестокой железной машине, которой нет дела до судьбы каждого солдата. Мне хотелось поскорее на гражданку, я не понимал, почему Чайкин подписал контракт.
Яшка был лаконичен:
– Я остался неосознанно. Просто за компанию с другом. Мне некуда было возвращаться. Никто меня не ждал. Из близких людей – разве что тренер. Вот был человечище… В люди меня вывел, не дал погибнуть… Эх…
Просто так ничего не дается
– Яха, за тобой тренер идёт, – злорадно заметил Миха, вальяжно куривший на подоконнике и от нечего делать рассматривающий внизу замусоренный общажный двор.
Чайкин побледнел, остатки вчерашнего хмеля мгновенно вытеснил панический ужас. Спотыкаясь о бутылки, он заметался по комнате. Жалобно заскрипела дверца шкафа.
– Пацаны, не открывайте ему, скажите – нет меня, – послышался из тёмных шкафовых недр сдавленный, прерывающийся шепот.
– Угу, «не открывайте». Дюха ночью по пьяни дверь выбил. Замок вылетел с корнем. Безнадёга, Яха. Шансов нет. Залезь пока под ватник, но я думаю, что он отличит тебя от пальтухи. Да и вахтёрша сдаст, знает, что ты здесь.
– Открывайте, балбесы! – уже раскатисто гремело по коридору.
Миха поспешно потушил свой окурок. Дверь распахнулась, на пороге возник крепкий мужчина средних лет, красной рукой он приглаживал убелённые проседью волосы, растрепавшиеся от быстрой ходьбы.
– Где?
– Так с учебы ещё не пришёл, – Дюха вытянулся в струнку возле кровати и нервно повел носом.
– Врёте, паршивцы, вы загнули техникум сегодня! – от сочного баса звенели стёкла. Одним рывком гость извлёк обмякшего от страха Яшку из убежища.
– Сергей Валентинович, день рождения праздновали, больше не повторится, клянусь, – лепетал Чайкин, увлекаемый по коридору безжалостной рукой.
– Единственной уважительной причиной неявки на тренировку является смерть, – увещевал седовласый, старательно вымачивая в кухонной раковине под холодной струёй Яшкину голову.
– Посмотри, на кого ты становишься похожим, Яша. Ты теряешь человеческий облик. Превращаешься в обезьяну. Только спорт сможет сделать из тебя человека. У нас соревнования на носу, а ты дурью маешься. Чудак, пойми, из тебя получится замечательный стрелок, даже мастер спорта, если будешь заниматься. Да, это труд. Каждодневный, тяжёлый. Просто так ничего не дается, запомни, – тихо и устало говорил тренер, в который раз уводя под конвоем протрезвевшего и упавшего духом Чайкина в спортзал.
Наверное, что-то разглядел он тогда в этом всеми брошенном шестнадцатилетнем оболтусе, не дал пропасть на дне жизни. Вытаскивал, как утопающего, и по-отцовски жёстко воспитывал, нагружал тренировками, контролировал, иной раз не жалея собственного времени. Ему приходилось даже выручать незадачливого воспитанника из милиции.
– Что ты творишь, Чайкин… Что творишь, – искренне сокрушался Сергей Валентинович, устраивая на ночёвку в своей квартире малолетнего балбеса, только что вызволенного им из милицейского «обезьянника». – Не бормочи мне здесь. Не бормочи. И сопли не размазывай. Покататься им захотелось. Ишь. Угнали машину, бестолочи. А хоть один из вас её водить умеет? Улетели в кювет, конечно, ещё и пьяные вхламину. Хорошо, не покалечились, идиоты. Что делать-то с тобой? Ведь пропадёшь, если за ум не возьмёшься. Это твоя жизнь и никто за тебя её не проживет, цени дар.
Удивлённый вниманием к его, более чем скромной, персоне, Яшка изо всех сил старался соответствовать оказываемому доверию, холодея от страха: а вдруг тренер в нём разочаруется.
Терпение и педагогический опыт одного и упорство другого сделали свое дело. Через несколько лет, ставший инструктором по огневой подготовке, мастер спорта Яшка Чайкин говорил с салажатами-учениками словами своего наставника.
– Надо всё делать, не задумываясь, вы же не думаете, когда бежите, как сгибать ногу, как разгибать. Так и здесь. Пусть оружие станет продолжением вашего тела, срастётся с ним. Но – запомните – это только средство, чтобы попасть в цель. Главный секрет точного выстрела – в вас самих, во внутреннем настрое. Вы не прыгали в детстве по крышам гаражей? Вспомните: ещё до прыжка вы чувствовали, допрыгнете или нет. Воскресите в себе это чутьё. И тогда вам удастся подчинить себе пулю, – вдохновлённые живые слова звучали теперь из Яшкиных уст. Передав эстафету достойному ученику, Учитель с большой буквы покинул этот мир – он был всего лишь человеком, его слабое человеческое сердце, страдающее за каждого воспитанника, не справилось с нагрузкой, остановилось гораздо раньше положенного срока. Недоумевающе смотрели люди на бравого военного с шевронами военной разведки, по-детски рыдающего на скромном могильном памятнике, не слышали Яшкиных клятв, данных ушедшему любимому человеку, не знали, что огонёк не погас, а с новой силой разгорелся в возмужавшей душе. Ничего не дается просто так. Ничего.
Я не вернусь
Когда куда-то уезжаешь, всегда надо помнить, что не вернёшься назад. Возможно, ты приедешь на оставленное место, но уже будешь другим, да и всё остальное тоже изменится в неумолимом течении времени.
Шумная компания в общаге технаря провожала Яшку в армию. Проводы были затяжные, буйные, ничем не отличающиеся от прочих тусовок. Добрая половина друзей уже напрочь забыла причину попойки, остальные изредка выкрикивали очередное и бессмысленное: «Ну, ты пиши, как там чё!». Яшке и самому не верилось, что он взаправду уезжает, казалось, что вовсе не его позорно отчислили из технаря за систематические пропуски и хроническую неуспеваемость. Завтра кореши без него пойдут шабашить на элеватор, будут разгружать вагоны. Пропьют всё заработанное тоже без него. А его ждёт дорога и снова казённые харчи… Яшка грустил от неизвестности и веселья товарищей.
На полу, прижавшись спиной к стене, сидела девушка. Взлохмаченные крашеные белые волосы падали ей на лицо. Чайкин, решив, что она спит, опустился рядом.
– Яш, я буду ждать тебя и каждый день писать письма, – вдруг тихо сказала блондинка.
Яшка удивлённо заглянул в заплаканные глаза и коротко, хрипло, будто с усилием, проговорил:
– Не надо. Я не вернусь.
Потом он заснул тут же, у стены, разговор растворился во сне и забылся, как забываются многие странные сны.
А она ждала. И писала письма, закапанные слезами, но пустые и глупые – в жизни бедняжки мало что происходило. Все немудрёные записки так и оставались в закрытом ящике письменного стола – девушка не знала адреса воинской части. Со временем это превратилось в привычку, заполняющую вакуум, в дневник, в котором реже и реже появлялись новые записи. Два года прошло. Адресат не вернулся, он остался служить по контракту.
Яшка тосковал лишь о волжских волнах, задыхался ночами без волжского ветра. Волга была его родиной, только она звала его, только её он исступленно жаждал. Бездушный город, давно забывшиеся друзья детства стали полустёртым, размытым фоном мимолетных воспоминаний.
В марте подвернулся оборотный попутчик, ехавший в Саратов по делам на старенькой девятке. Сердце Яшки дрогнуло, забилось в одном решении: «Поеду!»
Прилетел домой, как птица,
Прилетел, как птица, я.
Снял погоны и петлицы
И уже успел напиться —
Демобилизация…2
Город не ждал его, встретил пустынной утренней набережной с кромкой снега, обелиском, залитым солнечным светом в синеве ясного неба. Но Чайкин приехал не к нему. Он спустился к воде, поспешно разделся и нырнул в объятия матушки Волги. Хохотали-лаяли товарищи, крутили пальцем у виска. А Яшка замер от холода и душевного блаженства. Две минуты. А впереди ещё целые сутки, чтобы слоняться по городу, обнимать липы, здороваться с каменными развалюхами заброшенного теперь здания общаги.
Саратов не очень изменился, остались прежними друзья – они тащили бухать на загородную хату, в клуб, сауну… Стал совсем другим Яшка. Он почувствовал это, когда оказался в декорациях старого спектакля и понял, что больше не играет в нём никакой роли. «Сеня на зоне, а Дюха спился и помер зимой, у Витьки-наркоши – СПИД, Димона убили», – рассказывали Чайкину в пьяном угаре те, что выжили. Но Яшка мыслями был уже в обратном пути – на чужую землю, но к своему делу, к служебному воинскому долгу. Саратов, наводнённый чужими людьми, тоже стал чужим. Городское дно отталкивало, хотелось поскорее выплыть наверх, чтобы снова не привыкнуть к гнилой среде, не завязнуть в ней, не погибнуть. «У меня есть Волга», – думал Чайкин. И чувство бесприютности покидало, как вытащенная заноза. Прошлое осталось замшелым камнем на дне, не было смысла нести его с собой. Один путь, прямой, как стрела, вёл в будущее. Никто никогда не возвращался назад. «Я не вернусь, – вспомнил Яшка с улыбкой и повторил, – не вернусь».
Бесплатный фрагмент закончился.
