выпил? – деловито поинтересовалась Наташа. – Нисколько. Чашка кофе и наперсток житейской горечи. Больше ничего. – Тебе так горько живется? – Когда живешь, как я, да, горечь иной раз накатывает. И тогда места себе не находишь, ворочаешься в самом себе, как бессонной ночью
Защищенный от всех бед легким цинизмом, иронией, жесткой деловой сметкой, с какими удобствами он в этой жизни расположился, нежась в отсветах пламени, в чьих всполохах в предсмертной агонии сгорает искусство, тогда как для него это всего лишь уютный
Но, когда тебя забрасывает, главное – суметь благополучно приземлиться и осесть. Начать что-то. Не ждать без толку. В отличие от других, которые… – тут он неопределенно повел рукой, – которые все ждут чего-то. Только вот чего? Что в угоду им время повернет вспять? Бедолаги!
преследователями такие дали, что мне казалось: огромный
видений, который каждую ночь без всякого
– Будем считать, это твой последний вопрос. Поверь, Роберт, так лучше. И держись от