Цитаты из книги «Ночь в Лиссабоне», страница 2

Лето коротко, и жизнь коротка, но что же делает ее короткой? То, что мы знаем, что она коротка. Разве бродячие кошки знают, что жизнь коротка? Разве знает об этом птица? Бабочка? Они считают ее вечной. Никто им этого не сказал. Зачем же нам сказали об этом?

Когда делаешь то, чего от тебя не ждут, обычно всегда добиваешься желаемого.

Наша память — это не ларец из слоновой кости в пропитанном пылью музее. Это существо, которое живет, пожирает и переваривает. Оно пожирает и себя, как легендарный сфинкс, чтобы мы могли жить, чтобы оно не разрушало нас самих.

- Сколько нам еще осталось жить? - спросила вдруг Елена.

- Если мы будем осторожными - год и, может быть, еще полгода.

- А если мы будем неосторожными?

- Только лето.

- Давай будем неосторожными, - сказала она.

- Лето так коротко.

- Вот оно что, - сказала она неожиданно горячо. - Лето коротко. Лето коротко, и жизнь тоже коротка, но что же делает ее короткой? То, что мы знаем, что она коротка. Разве бродячие кошки знают, что жизнь коротка? Разве знает об этом птица? Бабочка? Они считают ее вечной. Никто им этого не сказал. Зачем же нам сказали об этом?

- На это есть много ответов.

- Дай хоть один!

Мы стояли в темной комнате. Двери и окна были раскрыты.

- Один из них - в том, что жизнь стала бы невыносимой, если бы она была вечной.

- Ты думаешь, она стала бы скучной? Как жизнь богов? Это неправда. Давай следующий.

- В жизни больше несчастья, чем счастья. То, что она не длится вечно, - просто милосердие.

Елена помолчала.

- Все это неправда, - сказала она наконец. - И мы говорим это только потому, что знаем, что мы не вечны и ничего не можем удержать. И в этом нет никакого милосердия. Мы его изобретаем сами. Мы изобретаем его, чтобы надеяться.

- Но разве мы все-таки не верим в это?

- Я не верю.

- И в надежду?

- Ни во что. К этому приходит каждый…

Вечная сцена! Слуги насилия, их жертва, а рядом - всегда и во все времена - третий, зритель, тот, что не в состоянии пошевелить пальцем, чтобы защитить, освободить жертву, потому что боится за свою собственную шкуру. И, может быть, именно поэтому его собственной шкуре всегда угрожает опасность.

Одиночество ищет спутников и не спрашивает, кто они. Кто не понимает этого, тот никогда не знал одиночества, а только уединение.

— Вы нашли Бога?

— Лицо в зеркале.

Но во время бегства и опасности, в отчаянии как раз и начинаешь верить в чудо: иначе нельзя выжить...

Странно, какие только пути мы ни выбираем, чтобы скрыть свои искренние чувства.

А память наша вообще лжет, давая возможность выжить, — старается смягчить невыносимое, покрывая его налетом забвения.