Читать книгу: «Сочинения. Том 12. Антидепрессант»

© Эмануил Бланк, 2021

ISBN 978-5-0055-7639-2 (т. 12)

ISBN 978-5-0053-2542-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЭФФЕКТ ЛИЛИИ…

– Меня зовут, Лиля! Извините, что задержались, – представилась нам с Мишкой Титовым красивая энергичная брюнетка, с глазами, сверкавшими неуёмной энергией и интересом к жизни

– Для солидности, Лилия Борисовна!, – поспешая немного позади, дополнил ее легендарный супруг, обыкновенный гений и академик, всем известный в научных кругах. Приятно было наблюдать за этой красивой супружеской парой. Умны, начитаны, интеллигентны

Лилия Борисовна быстро порешала с нами все текущие вопросы бизнеса. Супруги сравнительно неплохо заработали на внедрении некоторых своих научных достижений.

Если в начале, у нас с Мишкой ещё присутствовал вопрос, кто главный в супружеском бизнес-тандеме, то после нескольких предложений, озвученных Лилией Борисовной, туман быстро рассеялся. Главной была, конечно. она.

Академику оставалось только любоваться своей энергичной и сообразительной подругой жизни. Что он и делал, влюбленно и снисходительно взирая на ее оживленный разговор и жестикуляцию.

– По всем денежным расчетам и процентовкам, молодые люди, обращайтесь прямо ко мне. Исаак Борисович, как теоретик, часто витает в облаках, – Лилия шутливо улыбнулась мужу

– Ты уже на пенсии четыре года, а я всего год, пошутил академик, – поэтому ты и опытнее, – Исаак Борисович заулыбался

– Кстати, – продолжил он, – наступил восемьдесят девятый. В этом году, в Кишиневе запланирован международный симпозиум по эффекту Яна-Теллера. Мое открытие, которым, Эмануил, ты так интересуешься, как раз, связано с этим эффектом. Причём самым непосредственным образом. Кстати и Мюллер, Нобелевский Лауреат, собирается приехать. Принять участие не желаешь? Пообщаешься. Нобелевка штука заразная. Может и на тебя перескочит.

Зная о моей Нобелевской зависимости, которая присутствовала ещё со школьных времён, Исаак Борисович всегда любил, при случае, по-доброму подначить.

В детстве, сына обыкновенного еврейского столяра из Кишинева, звали Изя Берсукер. С раннего возраста, он хорошо умножал трехзначные цифры и учил иврит в начальной еврейской школе. Денег на обучение сына в гимназии, при румынской власти, у родителей не было.

В сороковом, состоялся приход Советской власти, ещё через год, война, эвакуация, День Победы, возвращение в Молдавию, быстрое окончания школы, университет, кандидатская и докторская диссертации. Время неслось быстро.

Об академике Исааке Борисовиче (Боруховиче) Берсукере, в котором уже трудно было узнать мальчика из той бедной еврейской семьи, я впервые услышал, когда сам, в 1981-м, только-только защитил диссертацию в Москве и поступил в Молдавскую Академию Наук.

На стене, в главном корпусе, случайно увидел копию диплома на ОТКРЫТИЕ. Настоящее открытие. Фундаментальное. Автор, что было невероятной редкостью, был записан всего один. Да ещё с именем Исаак Борухович

– Как ему удалось?

Причём поразила меня даже не сама серьёзная фундаментальная область теоретической физ-химии, в которой было зарегистрировано единственное открытие в тогдашней Академии Наук Молдавии, а факт, что удалось подать и зарегистрировать его без толпы прихлебателей из директоров институтов, их замов и прочих начальников

В свои двадцать пять, я был, в ту пору, новоиспеченным кандидатом технических наук и автором четырёх изобретений. При этом уже прекрасно понимал всю подноготную и знал, как нелегко быть записанным как единственный автор. Даже в самое обыкновенное изобретение. А в открытие? Причём такое знаковое. Просто невозможно.

А то, что открытие числилось за евреем, не членом единственной и великой компартии, было, для того периода, и вовсе удивительным. Вехтер, Каплан, Полингер, Цукерблат, – легендарный отдел квантовой химии, который создал Исаак Борисович в Институте химии, многим колол глаза. И не только и столько ярким составом непопулярных фамилий, но и грандиозной известностью и уважением в мировой науке.

О знаменитых семинарах и атмосфере творчества в коллективе Берсукера ходили легенды.

– Я б к Берсукеру пошёл, пусть меня научит! – декламировал я за одним из застолий

Но на горизонте, вдруг, сверкнул соблазн, который оказался для меня более привлекательным

Биотрон Академии Наук, с его климатическими камерами, десятками оригинальных датчиков, огромным нетронутым полем новых интересных задач, экспериментов и ярких находок, притянул меня больше.

С помощью датчиков, круглосуточно снимавших с растений десятки показаний в секунду, нам удалось выявить влияние сотен веществ на процессы фотосинтеза, дыхания, интенсивности испарений и многого другого, что определяло жизнь и реакции зелёных растений.

Оказалось, что в отделе Исаака Борисовича, разработали программу, позволившую зашифровать химическую структуру активных веществ и интенсивность их воздействий на живые организмы.

Компьютерная программа, впервые в мировой практике, могла предсказать активность новых проектируемых веществ и важных элементов их химической структуры. В июле девяностого года, я с успехом доложил результаты на Всемирном конгрессе по теоретической химии. В канадском Торонто к ним тогда отнеслись с огромным интересом. Так наши научные направления понемногу стали пересекаться

– Эмануил, вот Вы добились огромных средств, десятков миллионов, на внедрении научных технологий, а театр с женой посещаете?, – Лилия умела задеть за живое.– Что-то не видели мы Вас ни в Чехова, ни в органном зале. Аду Зевину – художницу нашу, тоже, наверное, не знаете. Давайте, познакомлю. Можно добиться высоких результатов в науке и бизнесе, но при этом, остаться замкнутым и никому неинтересным сычом.– Лилия погрозила пальчиком и неожиданно спросила, – А синенькие, баклажаны вы с лучком любите? Мой Изя от них без ума!

Общение с академиком и его замечательной супругой стало для меня драгоценным. В том году, мы спонсировали проведение международного симпозиума, познакомились с Нобелевскими светилами, обьявили о создании международной лаборатории по изучению эффекта Яна-Теллера. Когда я свозил весь цвет мировой теоретической квантовой химии к нам, на Биотрон, показал работу датчиков и некоторые из наших задумок, великие лауреаты, вдруг, все как один, захотели переквалифицироваться в биологов. Шуток на эту тему было много.

Но не менее важным, за тот незабываемый период, стало знакомство с художниками, музыкантами и театральными деятелями, более регулярное посещение выставочных залов и частных коллекций.

Во дворе нашей многоэтажки, на Чеканах, я приспособился выпекать синенькие. Небольшая ямка, костерчик, кусок жестяной крышки от большой консервной банки с дунайской селедкой, шипение и бесподобный запах испечённых баклажанов, пыхтевших в разные стороны небольшими струйками пара. Так их меня научил делать Димка Клейзит, как раз, перед отъездом в Штаты.

С лучком, растительным маслицем и несколькими крупными чёрными греческими маслинами, это было настоящим объедением.

В девяносто третьем, Исаак Борисыч с Лилией уехали в Америку. А через десять лет, ее не стало.

Академик, молодец, несмотря на пандемию, держится. Думаю, поддерживает со своей благоверной постоянный ментальный контакт.

Самым важным, с моей точки зрения, во всей этой истории, наряду с эффектом Берсукера, Яна-Теллера, десятками выдающихся идей и учеников, явился и действует на все времена – эффект Лилии – эффект яркой и очень интересной жизни. У него, как минимум, два равноправных соавтора, объединенных чудесной и очень-очень крепкой связью. Повсюду она зовется, просто, – просто, Любовь…

ОТЛИЧНИКИ…

Отличников, как правило, не любят. Они и сами друг друга не так, чтобы очень. Поскольку в школе, институте и аспирантуре мне довелось принадлежать именно к этой редкой породе отчаянных себялюбцев, хотелось бы немного поговорить об этих ботаниках, физиках и лириках.

В нашу Тираспольскую квартиру неожиданно пришло благодарственное письмо. После трёх лет отличной учебы, Ректор института с радостью сообщил, что мне положена именная (Ленинская) стипендия.

Однако денег в Министерстве почему-то не хватило именно для меня. Взамен была предложена должность Председателя только что образованного всеинститутского Совета Отличников.

Вместе с уже, ставшей привычной, должностью Президента студенческого научного общества, это, признаюсь, немало потрафило моему юношескому самолюбию.

– Черт с ними, с деньгами. Зато, почёт-то какой. Быть самым главным отличником из самых отличных отличников.

К тому времени, во всем институте набиралось не менее сотни постоянных пятерочников. Будущих отъявленных карьеристов, рвачей и прочих жадных до жизни типов мне предстояло, вначале, удивить, поразить и неотвратимо охватить активной общественной деятельностью.

Командовать такими типами оказалось сплошным удовольствием. Одни отличники писали стихи, другие, играли на музыкальных инструментах, третьи, пели в хоре. При этом они умудрялись успевать везде – от сопромата до бухучёта, от любовных похождений до философско-целомудренных лекций о высокой нравственности.

Самым ценным в нашем взаимодействии было, конечно, общение, так как продвинутые люди могут поражать воображение, как правило, ещё и в нескольких областях.

В свою очередь, сами они делились на две неравных группы. БОльшая – отличники через две сессии на третью, и меньшая – это оголтело-круглые фанатичные отличники, для которых получение оценки «хорошо» приравнивалось с суициду.

В результате нашей совместной деятельности, на всех факультетах заметно улучшилось качество стенных газет, неуклонно поползли вверх показатели изобретений и количества золотых медалей за научные студенческие работы, невероятно повысился уровень игры в преферанс.

Лучших из них, через несколько лет, я пригласил в свою вновь созданную научно-техническую компанию.

На заре кооперации, мы быстро преодолели рубежи первых миллионов, заработанных на разных передовых инновациях, наплодили вокруг десятки сателлитных бизнесов – от производства и применения биорегуляторов, до театра Мод и эксклюзивных цветочных салонов.

Заработать мультимиллионный первичный капитал для золотой дюжины отличников было плёвым делом, исполненным тогда с элегантной легкостью.

Первый же визит в Америку далекого девяностого года, заставил задуматься над разительными несовпадениями в корпоративных структурах.

Продажа уникальных компьютерных программ для химического синтеза, которых за рубежом тогда ещё не было и в помине, заставила побывать меня и в компании Эсти Лаудер на Лонг-Айлэнде, и в Ревлоне – в Нью Джерси, и компании Глаксо, что в Пало Алто. Много интересных встреч прошло у нас и в стартапах Рисерч Трингл Парка, что в Северной Каролине.

Странным показалось то, что в каждой из компаний, наряду с единственными премудрыми пескарями, занимавшими должности Вице-Президентов по исследованиям и развитию, других суперличностей не наблюдалось нигде.

У нас же все было невообразимо интересней. В одной, даже небольшой по размерам группе, концентрировался, как минимум, десяток-полтора таких продвинутых персонажей, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Мишка Титов, Лёнька Шаргородский, Миша Вайнер, Ленька Король, Сеня Геккер. У каждого из них вокруг головы, казалось, светилась и переливалась бешеная энергия желания, интеллекта, творчества, заражавшая и резонировавшая со всем окружающим.

Как ни банально звучит, но одинаковые заряды отталкиваются. Мы не понимали почему, но со временем, нас начало отталкивать друг от друга. Каждого тянуло в свою особую сторону, на свою тропинку. И это, несмотря на то, что вместе мы достигли, достигали и в будущем могли бы достичь гигантских высот.

Кто уехал в Америку, кто – в Израиль, кто-Германию, Австралию или Канаду.

Все рассеялись по своим отдельным бизнесам. Каждого, как я и наблюдал тогда в Америке, плотно окружали многочисленные партнеры и работники. Составлялись вполне себе неплохие команды.

Но ни одной звездной.

Не то, что дюжины – даже пары таких удивительных персонажей, работавших в одной корпорации, я больше не встречал.

Всего через год после нашего расставания, представился другой редкий шанс присмотреться к тому чудному племени отличников.

Как-то в Москве, в те времена, когда рубль стремительно падал, обесценивая наши миллионы в десятки, сотни и тысячи раз, пришла банальная идея наладить валютную торговлю прямо внутри страны.

Так действовать позволялось только иностранным фирмам. К тому времени, в далеком Сан-Франциско, я уже обзавёлся одной такой корпорацией.

В Москве было более семиста представительств крупных иностранных компаний, с которыми можно и нужно было завязать валютную торговлю, а времени, как всегда, не хватало.

Срочно нужны были талантливые люди, знавшие английский. Через очень популярную тогда Комсомолку я срочно подал объявление о конкурсном наборе на стажировку. Оглашалось, что американская компания срочно нуждается в персонах, окончивших высшие учебные заведения Москвы только на « Отлично».

– И повалило!, – Повалило народу, как снежинок в добрый густой январский снегопад

За пару дней, к нам на стажировку легко набралась целая тысяча соискателей. В большой лекционной аудитории МГУ, расположенной рядом с Манежем, мы с Петей Метельским отобрали полсотни лучших.

Тесты подкреплялись коротким видео о каждом претенденте, которое Егор – сын Саши Кокурина, также принимавшего активное участие в этом событии, с удовольствием снимал новенькой видеокамерой.

Каждый новый соискатель называл только своё имя, название универа, который закончил, и несколько слов о компетенциях.

Кого там только не было. Краснодипломники режиссерского факультета ВГИКА, актеры-выходцы Щуки и Гитиса, отличники академии КГБ, говорившие на нескольких языках, умевшие метко стрелять из несущихся автомобилей и со скачущих лошадей, штурманы атомных подводных лодок, а также простые научные сотрудники, выпускники МГИМО, МГУ и МФТИ.

Команда блестяще и с легкостью справилась со всеми предложенными мною проектами. В течение двух недель, была налажена валютная торговля, за пару месяцев – организован экспорт нефти и хлопка, за год – привлечены крупные инвестиции.

Однако, как и в первый раз, постепенно проявились мощные центробежные течения. Через пару лет, практически все разбежались по своим собственным бизнесам

Петя Метельский, вложивший множество творческих усилий и времени в подбор уникальных работников, ещё долго не расставался с картотекой тех удивительных парней и девчонок, таких, как великолепная Ксения Вандровская, блестящие Абрукин и Гоша Шорков, радовавших всех нас неуёмной энергией, творческими способностями и бешеным азартом.

Загадка цепной реакции атомного распада ярких команд не прояснялась для меня до тех самых пор, пока на занятиях каббалы профессор Лайтман подробно не описал простую зависимость, – Чем больше желания, тем тяжелей было находиться рядом с другими такими же крупномасштабными эгоистами…

Правда, чем выше была бы их совместная цель, тем дольше можно было бы удерживаться в одной упряжке. Все наши первые цели, к сожалению, были уничижительно мелкими – банально заработать побольше монет, стать известными, управлять и влиять на большее количество людей.

Получалось, что как только мы зарабатывали кучу денег, тут же возникало желание власти, – Глядь!, – Как все развитые продвинутые эгоисты-отличники, которые, на тот час, были не у кормила, получив первые капиталы, быстро устремлялись врассыпную, отпочковывая многочисленные отдельные фирмы и фирмочки, где они могли бы вдоволь накомандоваться, управляя новыми и новыми привлеченными контингентами.

Несмотря на строгие закономерности, уже открытые искушённому сознанию, ностальгия по активной творческой жизни среди таких неистово-обжигающих заразительных желаний все никак не утихнет.

Решительно рванув тесный ворот, хотелось бы со всего маху влепить кепкой об асфальт и высоко, до самых Небес, поднять Алые Паруса, протрубив новый очередной сбор оголтелых отличников.

Сначала, наобщаться с ними вдоволь и впрок, а затем, затем суметь поставить достойную, удивительную и очень смелую сверхзадачу, вершина которой теряется где-то далеко, в Вышине – в яркой, прекрасной заоблачной Бесконечности…

ВМЕСТЕ С ЭЛЕКТРОНОМ…

Научный семинар, проводимый в Ашдоде каждую среду, стал глотком свежего воздуха. Руководил им профессор Константин Бравый – бывший командир советского зенитно-ракетного дивизиона. Свою оптимистичную геройскую фамилию отважный полковник оправдывал полностью.

Обязанности ученого секретаря исполнял Электрон. Представьте себе москвича, которого ещё с детского садика, средней школы, универа и научно-исследовательского института – всегда назвали именем одной из самых важных элементарных частиц.

Интеллигентный до мозга и костей, обладавший бездной тонкого юмора и великолепным знанием русского языка, он, как мог, оправдывал намного завышенные ожидания множества спутников жизни, знакомых и коллег.

Да, от обладателя такого удивительного имени требовалось нечто совершенно неземное и фантастическое.

Даже обычная телефонная беседа с Электроном всегда вызывала у меня в памяти восторженные ассоциации. Как от манеры его разговора, так и уважительных речевых оборотов, подходивших, разве что, для старинных университетов.

Губы Электрона при разговоре слегка причмокивали, будто пробуя слова на вкус. От непреходящей радости общения его интонации всегда возбужденно вибрировали.

Обсуждая любую тему, он будто смаковал из маленькой блестящей ложечки какое-то особенное, вкуснейшее варенье. Радуясь каждому из ловко выстроенных предложений как ребенок, он сладко прищуривался от удовольствия.

Для достойного завершения картины не хватало только представить, как Профессор неспешно прихлебывал чай из стакана в серебряном подстаканнике. Чай крепкий, кирпичного цвета, который, в добрые старые времена, подавали только в фирменных вагонах поездов дальнего следования.

Напиток этот не пили, его вкушали. Обязательно, с колотым сахаром вприкуску.

Процедура моего научного доклада, содержавшего критический анализ выполнения инновационных проектов в центрах развития передовых технологий Беер-Шевы и Кирьят-Гата, полностью соответствовал высокому уровню прежней советской Академии Наук.

Там были и каверзные вопросы аудитории из нескольких десятков тертых профессоров и инженеров, и конструктивные прения, и азартные выступления отдельных оппонентов.

Распаренный и взмокший в бане ожесточенных дискуссий, я, как мог, кланялся и благодарил своих новых знакомых.

Исчезли, испарились, делись куда-то целые годы и десятилетия, щедро наполненные суетой и приземлёнными реалиями. В эти минуты, в моих глазах и на лицах собеседников снова разгорался неистовый огонь новых творческих перспектив и знаковых свершений.

По небольшому залу Бэйт (Дом, иврит) Канада Ашдода, где долгие годы собирался научный семинар, как будто прошла Муза, задевшая всех своими блестящими искрящимися одеждами.

– Ну-с. Будем ли ещё продолжать мучить нашего дорогого Эмануила?, – счастливо улыбаясь, Электрон медленно обвёл взглядом аудиторию, – Или, может, по чайку с печеньицем?

Радостно шумнув отодвигаемыми стульями, аудитория быстро избавилась от толпы ученых, кинувшихся к стоящим в коридоре столикам с традиционным семинарским угощением.

– А Вас, Эмануил, – торжественно заявил Электрон, -, милости прошу посетить наше скромное жилище. Непременно с дражайшей половиной.

Через несколько дней, уже в полной мере, я наслаждался удовольствием общения с Электроном в его домашних условиях.

Внешне он выглядел чистым теоретиком. Неважно в какой академической дисциплине. С равным успехом его можно было причислить и к математикам, и физикам, и к лирикам.

Однако привычный стереотип рассеянного странноватого ученого по отношению к нему не срабатывал. Не годился ни в коей мере.

Электрон оказался ловким, сообразительным и рукастым, обставив квартиру с примыкавшим земельным участком множественными произведениями своего незаурядного плотницкого и инженерного таланта.

Чай, также, был отменным. Общение – Общение с Большой Буквы. Стоит ли добавлять, что я, конечно же, стал постоянным участником знаменитого ашдодского научного семинара?

Там могли выступать не только ученые, не только Цви Цилькер – легендарный мэр Ашдода, не только политики типа Щаранского и Либермана, простые Премьер Министры и Президенты страны, но и обычные изобретатели, поэты и гитаристы.

Все выступления подвергались настоящему пристрастному академическому разбору. Прения затягивались порой на долгие часы.

Обстановка, в том числе военная, периодически накалялась, неопределенность жизни государства, города, отдельного человека, зашкаливали.

Точно все знали только одно – ровно через неделю, в семь часов вечера среды, научный семинар обязательно состоится. Он будет, будет обязательно, чтобы не происходило.

Это вселяло Надежду, это вдохновляло всех, это позволяло людям, от которых давно и пренебрежительно отмахнулись на работе и дома, независимо от сложившихся тяжёлых экономических, психологических, личных и общественных обстоятельств, не только высказаться на любую тему, но и быть уважительно, внимательно и доброжелательно услышанным.

Как здорово это было…