Читать книгу: «Полюса притяжения»
1
За стол с заметным опозданием подсаживается очередной гость. Яна беглым взглядом охватывает крепкое подтянутое тело, распахнутый ворот черной рубашки и массивный стальной браслет часов. Он молод, обеспечен и, судя по выдержанным несуетливым манерам, весьма самоуверен. И он мужчина. Одного этого достаточно, чтобы находиться за рамками ее мира.
Существуют причины.
Но всеобщее оживление за столом, веселые выкрики девушек и радушные приветствия парней каким-то обходным путем выталкивают Яну из безмятежности. Поднимая и скашивая взгляд, она бездумно направляет его к тому месту, которое занял незнакомец.
И замирает.
В голове Яны странно и незнакомо щелкает, будто запускается какой-то новый механизм. Без предварительных испытательных мероприятий. Сразу в непрерывный режим. Первая заминка в отлаженной работе сердца случается, когда парень машинально ловит ее внимание. Задерживается буквально на пару секунд, а потом его взгляд перескакивает на кого-то другого. Он улыбается и что-то говорит. Девушка отстраненно вылавливает знакомые слова и словосочетания: «работа», «был занят», «вырвался ненадолго», «поздравляю», «всех благ» и «цейтнот».
Бесстыдно, с откровенным интересом разглядывая гостя, она мысленно решает какое-то громоздкое уравнение, от которого ее аналитическое мышление дает сбой, и мозг едва не взрывается.
Как так случилось, что он собрал в себе все самое лучшее? Неужели реально такое сочетание красоты и мужественности? Почему его внимательный взгляд ощущается настолько пронизывающим, неудобным и одновременно чарующим? Почему от его безмятежной улыбки дрожат уголки ее собственных губ? Почему по комплекции он тот самый высокий и мускулистый идеал, которых Яна, как бывшая спортсменка, издали уважает? Почему у него нет каких-либо видимых недостатков? Кто создал этот совершенный баланс?
Он суров, когда перестает улыбаться. Но сейчас, в дружеской атмосфере, будто сытый хищник, расслаблен и мало на ком фокусирует внимание.
– А-а, Ян, ты же не знакома с Денисом? – спохватывается старшая сестра. – Он из наших. Только динамил нас последнее время. Элиза, оцени, – обращается Марина к имениннице, на мгновение забывая о том, что собиралась представить Яне гостя. – Рагнарин ради твоего дня рождения вырвался из своего излюбленного золотоплатинового заточения.
– Я в шоке, Марин! Наверное, до конца вечера не отойду.
Парень на эти замечания лишь улыбается. Случается непродолжительная, но какая-то слишком неловкая для Яны пауза. Говорят о нем, а ей кажется, что смотрят все на нее.
– Так вот, Раг, – вновь оживляет публику Марина. – Знакомься, моя единоутробная младшая сестрёнка – Яна Шахина. Специально сразу объясняю, потому что ненавижу, когда путают понятия, называя нас сводными. У нас с Янкой одна мать и разные отцы. Эта степень родства – единоутробная.
Рагнарин не утруждает себя какими-либо замечаниями по этому поводу и положенными правилами этикета стандартными фразами тоже не обременяется. Лишь уточняет:
– И откуда эта сестра, такая взрослая, взялась?
Задерживает на Шахиной взгляд, и ей отчего-то тотчас становится невыносимо душно, хотя она уверена, что в зале клуба по-прежнему поддерживается стабильная и комфортная температура.
– Яна в Москве всего пару месяцев. Родилась и выросла в Турции. Сейчас – студентка университета Плеханова[1].
Денис снова смотрит на девушку. В этот раз еще чуть дольше задерживается. Она ожидает стандартных расспросов о гражданстве, отцовской линии, даже просьбы заговорить на турецком. Но он, очевидно, никогда не действует предсказуемо.
– Вы не похожи, – сдержанно замечает.
– Это потому что Янке больше повезло. Она ничегошеньки не взяла от нашей матери.
– Ну, хватит, Марин, – сдавленно выдавливает младшая сестра.
Из-за того, что она нервничает, слышен акцент.
– Р-р-р, обожаю этот голосок, – урчит, подражая ей, сидящий рядом Никита Бардин. – Скажи еще что-то, малышка. А лучше спой. Раг, как она поет! Мурахи по коже!
Яна еще сильнее смущается. Тяжело сглатывая, вновь встречается взглядом с Рагнариным и чувствует, как щеки опаляет румянцем.
– Я не хочу, – просто отвечает она Никите.
– Малыш, даже твое «не хочу» звучит как «пожар»!
– Оставь в покое мою сестру. Я тебя предупреждала, Бардин. Яна не любит подобных шуточек. Ее по-другому воспитывали.
Прикрывая веки, девушка делает медленный вдох, отмечая, как нервно трепещут крылья ее носа. Открывая глаза, снова безотчетно ловит пронзительный взгляд Дениса. И захваченного воздуха моментально становится мало.
– Пардон, солнышко, – легко просит прощения Бардин. – Не собирался тебя смущать.
А она все это время, словно загипнотизированная, не может оторваться от Рагнарина.
– Я в дамскую комнату, – касается ладонью ее колена старшая сестра. – Ты со мной?
Яна молча поднимается и следует за ней. Марине исполнилось восемь лет, когда их биологическая мать Наталья Волош, находясь в отпуске, умудрилась выскочить замуж за турка Мехмеда Шахина. Бывший муж, отец Марины, крупный бизнесмен в страховой и финансовой сфере Игорь Савелян, без особых трудов и трепыханий отсудил у нее дочь. Вот она и поспешила, как сокрушалась после бабушка девочек, обзавестись новым ребенком.
Марине позволялось каждое лето навещать мать и младшую сестру в Турции. Но на весьма короткие промежутки времени – не больше двух-трех недель. И под неусыпным присмотром нянечки, которая лично Яне напоминала жесткого тюремного надзирателя. В остальное время сестры общались исключительно по видеосвязи. Не слишком близким выходило это общение, все-таки большая разница в возрасте сказывалась. Но какой-либо другой родни ни у одной, ни у другой девушки не было. Вот они и пытались как-то незримо держаться вместе.
Яна впервые увидела Москву и познакомилась с русской культурой чуть меньше шести месяцев назад, когда приехала поступать в институт. Хоть мать постоянно рассказывала ей о России, в реальности многое показалось девушке чудаковатым. А современные нравы – весьма сомнительными. Неудивительно, что отец до последнего противился ее временному переезду.
– Не советую, – коротко подытоживает рассеянные мысли Яны старшая сестра, едва за ними закрывается дверь уборной.
Та пожимает плечами и отводит взгляд, словно ей безразлично.
– Рагнарин – крупный зверь. Тебе такой не нужен.
– Мне вообще никто не нужен, – тихо замечает Яна, не поднимая глаз.
– Действительно. Учитывая твое положение и все остальное… Не стоит.
Младшая кивает. Регулирует смеситель и подставляет под него ладони, смотрит, как кожа от холодной воды медленно розовеет.
– Ему двадцать восемь, тебе – девятнадцать. Это большая разница.
Еще один кивок.
– Рагнарины – монополисты ювелирной отрасли. У Дениса в арсенале – холодная надменность и врожденная способность из всего извлекать выгоду. Он воспитанный и тактичный, но на подкорке себя выше других считает.
Третий кивок.
– Дядя Мехмед оторвет тебе голову.
Четвертый кивок.
– А Йигит…
– Я понимаю, Марина, – поднимая взгляд, Яна ненарочито растягивает «а» и глушит «р» на имени сестры.
Голос ломается, если его не контролировать, хотя всю свою жизнь она говорит свободно на обоих родных для нее языках.
Напряжение немного стихает, когда они возвращаются.
На первый взгляд кажется, что Рагнарин поглощен беседой с Матвеем Олексевичем. Но едва Яна опускается на стул, его взгляд тут же обращается к ней.
И все приглушенные ощущения вырываются. Беспощадно усиливаются. Она настолько сбита с толку, что вновь теряет нить происходящего за столом и погружается в скованное молчание, которое вовсе не свойственно ее живому и энергичному характеру.
Денис отмечает, как девушка краснеет и, чуть оттягивая ворот блузки, опускает взгляд вниз. Странно, но в его груди что-то незнакомое, горячее и дребезжащее, бесконтрольно отзывается на это бесхитростное волнение.
Странно.
Яна Шахина невысокая, но стройная и фигуристая. Есть, что оценить, даже учитывая ее довольно-таки консервативный наряд. У нее очень длинные русые волосы и красивые черты лица. Но выделяют ее из массы глаза. Эмоциональные и горящие. Они притягивают. Пока другие разговаривают, Яна большую часть времени молчит, а глянет – сразу понятно, что думает по той или иной теме. Видимо, поэтому у нее имеется эта диковатая привычка прятать взгляд. Рагнарин не знаком досконально с турецкой культурой, но, вроде как, по первому впечатлению, там все давно цивилизованно и адекватно по отношению к современным мировым этическим нормам.
Ее движения необычные. Изящные. Плавные. Завораживающие.
Про голос и говорить не стоит. Пара слов, и действительно, по спине Рагнарина озноб спускается. Сексуальное сплетение звуков – низких, мягких, сипловатых и урчащих.
– Что-то ты сегодня потухшая, – доносится до него обращение Марины к младшей сестре. – Устала за неделю?
– Нет. Все в порядке.
– Спустимся на танцпол?
Девушки уходят танцевать, а Рагнарин продолжает разговор с Олексевичем.
– Ну, и как, Раг? Подписали франшизу с Германией?
– Даже распинаться не пришлось. Они сами оказались крайне заинтересованными нашим уникальным сплавом металлов.
– Слушай, отлично! Слава идет впереди вас, да?
– Типа того.
– А дальше, куда?
– В ближайших планах шведы, – сухо делится Денис. – Но они сами к нам. Хотят побывать на заводе, оценить, так сказать, энергетические мощности.
– Уверен, что впечатлите.
Рагнарин отстраненно кивает. Он тоже не сомневается.
Заметив пропущенный входящий, извинившись, поднимается и направляется к выходу. Идет на улицу, подальше от толпы и шума музыки. И по пути встречает в проходе Яну. Она его тоже замечает. Не отводит взгляда. Когда они уже практически равняются, кто-то, словно умышленно, толкает девушку в спину, и она неожиданно налетает на Рагнарина.
Его будто током пробивает, когда она случайно прикасается губами к его шее, а ладонями вжимается в грудь. Слышит и ощущает ее короткий приглушенный вздох.
Однако, буквально сразу же, отстраняется и, не глядя ему в лицо, начинает прерывисто извиняться.
– Прости. Я неосторожная.
Кожа Рагнарина загорается и искрит. По раскаленной спине сбегает холодная дрожь. Он бездумно прижимает девушку ближе, замечая, как ее лицо стремительно охватывает жар смущения.
– Все нормально? Не ушиблась?
Поднимая на него взгляд, Яна смотрит так, будто находится в неком изумлении.
– Все в порядке.
– Выйдешь со мной на улицу ненадолго? Я отзвонюсь. И провожу тебя обратно в зал.
Кивает и без каких-либо колебаний идет за ним к выходу. Замирает неподалеку, обхватывая плечи руками, пока Рагнарин набирает номер.
– Замерзла?
Отрицательно мотает головой. И снова смотрит так, словно погружается в него. Рагнарин не в силах разорвать этот интенсивный контакт, даже когда абонент на том конце провода принимает его вызов.
– Ты звонил, пап. Что-то срочное? Я слушаю.
– Хотел уточнить по поводу ужина с Гонтаревыми. Завтра, в семь. Ты же помнишь?
Обрывая зрительный контакт, отходит немного в сторону.
– У меня отмечено. Я буду.
– Мать волнуется, что я тебя загонял по заграницам. Вот прямо сейчас интересуется, не забыл ли ты русский? – хрипловато посмеивается отец.
– Не забыл, – машинально усмехается. – Мне уже идти нужно.
– Приятного вечера, сын.
– Доброй ночи.
Пряча телефон, снова смотрит на Яну. Она вздрагивает. И заметно напрягается.
– Все-таки замерзла?
– Немного.
– В зал? – выдерживает небольшую паузу. Слегка понижает голос, предлагая второй вариант: – Или домой?
[1] Российский экономический университет им. Г. В. Плеханова.
2
С того самого вечера с Яной творится что-то странное. Она пытается не думать о Рагнарине, но мысли сами собой сбиваются и мчатся в одном направлении. Все эти думы настолько чужеродные и непонятные, что попросту пугают ее. Они набегают бурными волнами в течение всего дня, обжигают теплом ее грудь, шею и щеки.
Особенно захлестывает перед сном. Тогда вот прям вообще никак не получается о чем-то другом думать. И дрема, как назло, очень долго не приходит. А в сновидениях – снова он.
Какая-то мистика!
Шахиной нужно концентрироваться на учебе. В ее семье очень важно получить хорошее образование. Главнее этого – только удачное замужество. Отец воспитывает ее в строгости, неоднократно повторяя, что думать о мужчинах девушке не пристало. Она и не думает. Точнее, не думала, подчиняясь негласному закону, что матримониальными вопросами в ее семье занимаются родители.
Наталье пришлось постараться, чтобы плюсы от учебы дочери в России перевесили минусы в виде непреоборимых предубеждений мужа о ее родине.
– У Айны русская кровь. Я хочу, чтобы она познакомилась с культурой моего народа, усовершенствовала язык, сблизилась с сестрой, получила достойное образование, в конце концов, открыла для себя что-то новое, перед тем как выйдет замуж и обзаведется детьми.
Мехмед Шахин скрипел зубами, устало растирал пальцами глаза и впадал в долгие немые раздумья. А еще он молился. О своем единственном ребенке, страх за которого подогревали пропаганда свободных нравов у русских и массовой распущенности их женщин.
Решающим фактором стало, вероятно, то, что Наталья за двадцать лет ни единого раза не дала усомниться в своей верности и преданности семье. Да и старшая ребенок, Марина, за время своего пребывания показала себя воспитанной девушкой.
В шумной и активной Москве Яна, как ни странно, чувствует себя комфортно. Ей интересно бывать в местах большого скопления народа и не задумываться о том, что какое-то ее настроенческое поведение кто-то посчитает непристойным.
– Ну, что ты решила? Пойдешь со мной на концерт? – спрашивает Шахину сокурсница Ксюша Луценко, с которой она подружилась буквально в первый день учебы. – Это крутая группа. Не послушаешь их, до конца Россию не поймешь, – улыбается, цепляя ее под локоть.
Занятия закончились, и они неторопливо шагают в сторону метро.
– Не знаю. Дороговато для меня, – честно озвучивает свои сомнения Шахина.
– Тогда я тебя приглашаю, мой юго-восточный друг!
– Нет. Так мне неудобно.
– Не выдумывай!
– Я не выдумываю. Меня учили, что так нельзя.
Ксения смеется.
– Ты всегда поступаешь так, как тебя учили?
– Вообще-то, да.
– Прекращай. Олды – вне системы. Будешь их слушать, все самое важное упустишь.
Яна, конечно, сама понимает, что в словах подруги посеяно зерно истины. Сколько она прожила под давлением родительских убеждений? Сколько раз сама глушила свои внутренние порывы бурных эмоциональных проявлений? Где еще, как не в Москве, она позволит себе быть собой?
Но принимать материальную помощь от постороннего человека, пусть и подруги, она, безусловно, не готова. Достаточно того, что Марина ей постоянно обновляет гардероб. Да, порой, такими вещами, в которых перед отцом Шахина бы не рискнула предстать.
– Знаешь, мне так нравится Осеев, – понизив голос, делится Ксения.
На эмоциях крепко стискивает ее предплечье. Шумно и взволнованно вздыхает. А Яне вдруг передается это ее волнение. Пульс ускоряется и гулко стучит в висках, рассеивая концентрацию. Ответно сжимая ладошку подруги, она смеется, поддаваясь безотчетной и безграничной радости.
– Расскажи мне, Ксенечка! Поделись!
– Только ты никому!
– Клянусь.
Луценко слегка откидывает голову и мечтательно закатывает глаза.
– Когда его вижу, у меня сердце замирает. И руки начинают дрожать, – говорит, захлебываясь эмоциями, и смеется. – Голос пропадает. И в голове пусто-пусто! Ничего нормального сказать не могу. А-а-а, это так мучительно и так приятно одновременно!
Распахивая шире глаза, Янка тоже хохочет.
– Никогда бы не подумала. Ты всегда такая серьезная, когда он подходит.
– Это я дышать пытаюсь. Концентрируюсь, – прыскает и краснеет.
– А ты ему скажи!
– Что? Ты шутить? Ни за что!
– Почему? Почему? – частит и смеется Шахина. – Симпатия – это же хорошее чувство, да?
– Ну, нет, я не смогу. Даже представить тяжело.
Яна кивает. И внезапно притихая, с какой-то щемящей завистью смотрит на мечтательную улыбку подруги.
– Ты свободна, Ксенечка. Никто тебя осуждать не станет. У вас великая страна, создающая равные условия между мужчинами и женщинами.
– Ну, если с этой стороны посмотреть… – протягивает девушка. – А тебе кто-то нравится? – спохватывается, замечая во взгляде Шахиной застывшую грусть.
Она не собирается лгать и изворачиваться. Здесь, с этим человеком, ей нечего стесняться.
– Да. Нравится, – голос выходит необычайно сиплым, словно она заболела.
– И? Что ты предпринимаешь?
– Ничего, – почти шепотом.
– Мне показалось, ты смелая.
Она смелая. Только эту черту характера ей, кроме как на спортивных соревнованиях, не позволяют проявлять.
– Мой родной город Арсин, если сравнивать с другими, которые я успела посетить в Турции и в России, мало европеизированный. По нашим понятиям, девушка может показать парню свой интерес разве только взглядом. Большее не принято и, несомненно, подвергнется общественному осуждению.
– Вот это да! Не предполагала, что все настолько печально. Напоминает средние века. А парни, как? Они могут проявлять симпатию?
– В случае парня, чтобы начались какие-то отношения, он должен прийти к родителям девушки и просить ее руки. При этом оценивать его будет не девушка, а ее родители.
– Дичь, простите!
Ксению разрывают эмоции.
– Это же немыслимо! Хорошо, что ты к нам приехала, – останавливается она и тормозит Яну, чтобы обнять.
– А давай так! – выпаливает Ксюша, отстраняясь и заглядывая ей в глаза с каким-то шальным азартом. – Я делаю шаг к Осееву, а ты – к своему. Кстати, расскажи мне, кто он. Кто-то из наших?
Лицо Шахиной заливает горячий и яркий румянец.
– Нет. Он знакомый моей сестры.
– Значит, он старше нас?
– Да.
Увлеченные разговором, не замечают, что стоят на середине подземного перехода, и всем прочим пешеходам приходится их обходить.
– Девочки, уберитесь с дороги, – выкрикивает одна из женщин.
Янка тут же бросается извиняться, только той нет до этого дела – она уже шагает дальше. А Ксения оттягивает подругу в сторону и требует продолжения.
– Я его один раз видела. Шесть дней прошло. А до сих пор в груди дребезжит, словно при девятибалльном землетрясении, едва позволю себе вспомнить.
– Вот это да… – впечатляется Луценко. Но все смазывает, неуместно проявляя свой интеллект: – Кстати, ученые считают, что землетрясения более сильные, чем с магнитудой 9.0, произойти на Земле не могут, – и, ойкнув, затыкается.
Выдохнув с весомым облегчением, Янка смеется. Обняв подругу за плечи, кружит ее и нескладно напевает:
– Так-то на Земле-е-е! А у меня-я-я-я в душ-е-е – мож-е-е-ет!
3
Яна входит в «Aaron Blanc» и сразу же, вопреки многочасовым внутренним проработкам, ищет Рагнарина глазами. Ей становится перед самой собой стыдно. Но это стеснение гаснет практически мгновенно. Его затапливает разочарование.
Дениса среди уже хорошо знакомых Шахиной лиц нет.
Сегодня рядовая суббота, и их компания занимает меньший стол – низкий и широкий у углового дивана. Девушка подходит, улыбается и здоровается со всеми, прежде чем опуститься на диванчик рядом с Мариной.
– Привет, – шепчет та. – Как дела?
– Отлично. Много нового и интересного.
Старшая сестра слегка щурится и улыбается, оглядывая наряд Яны.
– Ты не заходила. Я ждала.
– Ты много работаешь. Не хотела отвлекать.
– Глупости, – отмахивается Савелян. – На этой неделе проходит выставка в галерее одного офигенного художника. Моего знакомого. Давай, сходим?
– А в какой день? – уточняет младшая, стараясь, чтобы ее незаинтересованность не выглядела слишком очевидно.
– Среда.
– Ну, давай.
– Мы, конечно, можем и в кино пойти, – понимающе улыбается Марина. – Но я считаю, нужно развиваться. Не настраивайся заранее скептически. Думаю, тебе понравится.
Яна кивает, как обычно, доверяя сестре. И тоже улыбается.
– Кстати, ты могла бы у меня погостить. Папа в Дублин улетел. Я одна буду целую неделю.
– Не очень хочется, – говорит прямо Шахина. – От Барвихи трудно добираться. Да и мне у вас не совсем уютно. Одна эта Нина Родионовна чего стоит, – морщится и передергивает плечами.
Савелян хохочет, откидываясь на спинку дивана.
– Я ей на эту неделю дам отгул. И буду тебя как мажорку на отцовском Гелендвагене подвозить в институт. А ты мне – пироги ваши печь.
Яна тоже заходиться смехом, но тут же давится воздухом, когда Никита ненароком выплескивает ей на колени коктейль. Липкая холодная жидкость быстро сбегает по внутренней стороне бедер, шустро ныряя под платье, и девушка вскакивает, чтобы она не добралась до белья.
– Прости, малыш. Хрен пойми, как так получилось… – басит Бардин, подавая ей салфетки.
– Все нормально. Не беспокойся, – промокает влагу на коленях.
– Ну, ты, Никитос, сам себя переплюнул, – возмущается Марина.
– Ничего страшного, правда. Я сейчас, – бросает Шахина на ходу, направляясь в сторону уборных.
Никаких критических последствий действительно нет. Чтобы убрать липкий стягивающий слой с бедер, она слегка смачивает бумажные полотенца под краном и осторожно протирает ими кожу. Проделывает так несколько раз, прежде чем удовлетворяется результатом.
Выбросив остатки бумаги в урну, машинально взбивает пальцами пышные волосы. Без укладки, которую Яна не стала делать из рациональных соображений по причине сырой дождливой погоды, они подскочили и свернулись естественными мелкими кудрями.
«Aaron Blank» – цивилизованное и культурное заведение, в котором следят за порядком и безопасностью. За два месяца Шахина привыкла к этому месту, узнает персонал в лицо и чувствует себя здесь вполне комфортно. Но, возвращаясь в зал, она старается ни с кем не устанавливать зрительный контакт.
Добравшись до стола, совершает глубокий шумный вдох, когда замечает в кругу приятелей Марины Рагнарина. Улыбается, безнадежно выказывая радость.
– Привет.
Все остальные люди в это мгновение теряют важность, и даже отделяющие их от интерьера краски, формы и выпуклости.
Смотрит и смотрит на Рагнарина. Впервые настолько зачарованная другим человеком, не находит сил оторваться.
Внутри нее начинается та самая волшебная девятибалльная тряска. Воздуха становится мало, его не принимают, выталкивают обратно эмоции. Тяжело надышаться. Трудно элементарно функционировать. Осязается простое безмятежное счастье и транслируется обществу именно это ощущение.
Рагнарин молча прослеживает ее мягкое приземление на диван.
Его взгляд – это не откровенный флирт. Он не улыбается и не подмигивает, как часто делают сокурсники Яны. Он, в принципе, не совершает никаких лишних жестов и движений. Интерес Рагнарина очевиден без всего этого. Его взгляд – это головокружительная стихия. Она захватывает. Гипнотизирует. Не отпускает. Охватывает тело жаром. Спускается по коже волнительным ознобом.
Шахиной банально трудно оставаться в рамках своего естественного поведения, чтобы на эмоциях не сорваться в переигрывание, либо же, испугавшись, на инстинктах не закрыться, как в первый вечер.
У Рагнарина, в отличие от нее, нет никаких границ.
Его к Шахиной словно энергетическим потоком несет. Обстановка в выбранном ими зале настраивает на дружелюбное общение, не нагнетает интимности. Но… Он смотрит на нее и ощущает безумное желание близости. Долгого, бурного и откровенного секса. Вот так вот, на глазах у непринужденно болтающей толпы друзей и знакомых, низ его живота наливается томительной и болезненной тяжестью. Впрочем, Рагнарин никак этому не препятствует. Смотрит на девушку и пролонгирует это возбуждение.
Платье удачно подчеркивает ее фигуру, деликатно обрисовывая все, что требуется – грудь, талию и бедра. Оставляет открытыми стройные загорелые ноги. Глубокий синий цвет ткани выгодно оттеняет ее насыщенные голубые глаза.
На Денисе тоже синяя рубашка. Шахина жестом указывает на нее и свое платье. Уголки его губ приподнимаются, а она, испытывая очевидный чувственный восторг, звонко и вместе с тем хрипловато смеется.
Красивая. Яркая. Свежая. Отзывчивая. Взрывная и шипучая, как шампанское.
Его внутренности судорогой сводит от непривычно сильных и неподкупных желаний. Они не хотят утихать и ослабевать под давлением принципиальных убеждений Дениса, который, казалось бы, всегда умел разделять эмоции по уместности и релевантности относительно ситуации.
