Читать книгу: «Под знаком OST. Книга 3»
© Елена Немых, 2023
© Наталья Назарова, 2023
ISBN 978-5-0055-7361-2 (т. 3)
ISBN 978-5-0055-7362-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Под знаком OST
Часть 3 (1945—1946)
Авторы: Елена Немых, Наталья Назарова
Посвящается жертвам диктатур
События, описанные в книге, являются художественным вымыслом, имеют совпадения с реальными событиями, однако не являются воспоминаниями конкретных людей.
2004 ELENA NEMYKH ©
2018 ELENA NEMYKH ©
Предисловие
Идея фильма «Я вернусь» по мотивам книги «Под знаком ОST» у меня появилась в 2004-м. Приближалась дата: 60-летие Великой Отечественной войны. Огромное количество документальных и художественных фильмов появилось на теле- и киноэкранах. Вторая мировая война, начавшаяся в 1939-м и ставшая проклятием для Европы, заставила именно меня придумать кино на оригинальную и никем не снятую идею: о судьбе D. P. (displaced persons), в том числе об остарбайтерах. Неожиданное знакомство с Аллой Трещалиной, которая снялась в документальном фильме «Чемодан. Вокзал. Россия», бывшей «остовкой» (так назывались рабы с Востока для Третьего рейха), заставило заняться исследованием этой сложной, щепетильной и очень неоднозначной исторической темы. В 2007 году я сделала свой собственный документальный фильм «Рабы двух диктатур» (автор и режиссер: Елена Немых, продюсер: Юрии Бабуров, Елена Немых), премьера которого состоялась в 2018 году на фестивале «Документальная среда», в 2009-м на телеэкран вышел 12-серийный фильм «Я вернусь» с участием актеров театра и кино, таких как: Елизавета Боярская, Юлия Пересильд, Елена Подкаминская, Елена Николаева, Роман Полянский, Михаил Миронов и др. Я благодарна судьбе за все те встречи, которые произошли у меня во время написания книги «Под знаком OST», а также подготовки, съемки, постпродакшена, телевизионных и интернет-премьер художественного фильма «Я вернусь» (автор идеи: Елена Немых, автор сценария: Наталья Назарова, режиссер-постановщик: Елена Немых, продюсеры: Игорь Толстунов, Анна Кагарлицкая) о судьбе остарбайтеров. Ссылка: https: //www. ivi. ru/watch/ya-vernus
Счастливого просмотра!
Елена Немых, режиссер-постановщик художественного фильма «Я вернусь»
Глава 1. Москва. Июнь. 1945
Поезд уже остановился, надпись «МОСКВА» на здании Белорусского вокзала говорила о том, что девчонки (Шура Петрова и Мария Растопчина) действительно приехали в столицу. Чувство счастья, что длинное и трудное путешествие закончено, захлестнуло их с головой. Однако выйдя на платформу вместе с маленькой Диной, они увидели патруль милиционеров. Патруль проверял документы.
– Товарищи, документики. Попрошу вас документики.
– Гражданочка, я вас попрошу. Документики готовим. (кивает на Дину) И на ребеночка тоже.
Пока патруль проверял документы у Муси и Шуры, капитан, который чудесным способом спас в поезде девчонок от пьяницы в кепке, выводит свой взвод на платформу. Взвод солдат надо было построить и пересчитать. Увидев патруль, капитан быстро козыряет, делает знак рукой солдату.
– Отдай девушкам свои шинели. (машет рукой) А то они не по уставу одеты. Наши медсестры.
Он говорит с нажимом. Солдаты быстро снимают с себя шинели и, не обращая внимания на милиционеров из патруля, передают их девушкам.
Капитан командует.
– Шура, Дина, быстро!
Девчонки быстро надевают шинели и пилотки. Дину капитан подхватывает на руки. Шура и Муся в форме медсестер с чемоданами в руках быстро встают в строй к взводу, который стоит на платформе.
– Смирно, налево! С песней, шагом марш!
Солдаты дружно начинают петь «Катюшу»:
Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой,
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой.
Муся и Шура подхватывают:
Выходила, песню заводила
Про степного, сизого орла.
Про того, которого любила,
Про того, чьи письма берегла.
Девчонки маршируют мимо кордона милиционеров вместе со взводом солдат. Когда патруль остается позади, капитан ставит Дину на платформу, протягивает руку Шуре и Мусе.
– Ну, вот и все. Теперь вы в безопасности! Дальше патруль только в метро.
– Спасибо! Спасибо, товарищ капитан!
Капитан пожимает им руки, потом снимает и надевает свои очки в роговой оправе. Дина снимает очки с офицера, надевает их на себя.
Капитан хохочет.
– Вот обезьянка!
Муся кивает капитану.
– Спасибо вам за помощь!
Шура снимает очки с Дины.
– Возьмите!
– Ну, удачи вам, девчонки! До дома добраться.
– До свидания. Спасибо вам еще раз.
– Счастливо! Ух ты, курносая.
Капитан треплет Дину за курносый нос, машет на них рукой, и вскоре девчонки выходят на площадь Белорусского вокзала, вдыхая воздух свободы полной грудью.
– Господи, Москва!
Шура и Муся хватают Дину за руки и ведут к воротам на выход с площади Белорусского вокзала. Уже через три часа, проехав на электричке и автобусе, Муся и Шура оказались за городом, рядом с бывшей дачей Растопчиных. Чувство ностальгии по старым и довоенным годам захлестнуло Мусю, которая с интересом рассматривала старые места. Муся уже третий час рассказывала Шуре о своей семье.
– У нас квартира была в центре, но мы все как-то здесь больше любили бывать.
– Да, неплохо интеллигентки устроились. Папу-то небось на фронт-то не отправляли! Как ценного работника мысли.
– Папу арестовали в 41-м, накануне, квартиру сразу же отобрали.
– Ой, ничего себе. Прости, Муся, болтаю не знаю что. И что?
– Мы жили на даче, с дачи же поехали за продуктами с мамой в 41-м. И вот попали в плен. Маму в комендатуре в деревне под Можайском оставили работать, а я под угон попала. Ну и так я вот в Германии оказалась. Вспоминаю, до сих пор мурашки от страха. Как я выдержала это все, не знаю… Особенно мне химзавод и карцер часто снятся. Просыпаюсь в холодном поту!
Муся и оказываются рядом с калиткой дома Растопчиных.
Заросший сад, тропинка, все это навевало тоску на Мусю, вспомнился и папа, и его арест в ночи, и мама, с которой они ушли за продуктами, а позже попали в плен. Увидит ли она ее? Вернулась ли мама тогда домой в 41-м? Что случилось с бабушкой Лизой? Сестрами? Вернулся ли Митя? Все эти вопросы вихрем пронеслись в голове девушки.
Муся открыла калитку и двинулась к дому, когда им навстречу неожиданно выскочила Педина. Она была в пеньюаре, с бутербродами в руках. Она провожала на работу своего мужа-профессора, и к воротам дачи Растопчиных подъехала служебная машина. Педин был в пенсне и в сером пальто, в руках серая шляпа.
– Котик. Ты забыл бутерброды! (протягивает их) На! Держи!
– (целует жену) О, ты моя хорошая! Спасибо! Я на работе поем.
Педин садится в машину, забирая бутерброды из рук жены. Педина долго машет ему рукой, пока машина не поворачивает налево.
Педина разворачивается, чтобы вернуться домой, неожиданно видит Мусю и пугается.
– Здрасте!
– Здрасте! Простите, пожалуйста, а из Растопчиных кто-то есть на даче?
– Растопчины?! Нет тут больше никаких Растопичных.
Упоминание о бывших владельцах дома расстраивает Педину, она подозрительно смотрит на Мусю.
– Как нет?
– Выселили их, понятия не имею куда! Мы только недавно вернулись из эвакуации. И нечего здесь больше шляться.
Педина уходит в дом и хлопает дверью. Девчонки смотрят друг на друга, разворачиваются и идут к автобусной станции. Муся решительно Шуре:
– Надо к тете Лиле ехать. В Москву.
– К кому?
– К бабушкиной подруге.
Муся машет рукой, девчонки видят, как к остановке подходит автобус. Они подхватывают Дину и прибавляют шаг. Еще через пять минут девчонки прыгают в автобус, чтобы уехать в столицу с дачи, а пыль, поднятая шинами районного «Пазика» оседает серой взвесью на сельской дороге.
А в это время в Москве, в квартире тети Лили Шварц, праздновали ее свадьбу. Иван Павлович встал на колено перед ней, надел ей на палец обручальное кольцо и подарил букет цветов. Тетя Лиля была в красивом белом платье, с флердоранжем в волосах.
– Дорогая! Выходи за меня замуж!
Он надел ей кольцо.
– Гуля, заводи музыку!
Тетя Лиля расплакалась, когда Гуля поставила иголку на старую пластинку. Зазвучали «Утомленные солнцем» Ежи Петербургского, которые навевали тоску и были слабым воспоминанием о мирной жизни.
– Горько! Горько! – кричала Гуля.
Иван Павлович расцеловывал тетю Лилю, и они медленно начали вальсировать под музыку. Они медленно приближаются к большой картине, написанной маслом, которая стоит в углу комнаты на мольберте. На ней изображена сама тетя Лиля в молодости.
– Замечательная картина. А это кто тебя увековечил?
– Один мой друг. Он хороший художник!
– Ты ему позировала?
– Ну, что ты! Это его фантазия. Как ты мог подумать, что я позировала?
– Я пошутил, пошутил.
Они вальсируют мимо картины, а Гуля, улыбнувшись, подходит к окну, открывает шторы и садится на подоконник.
В окна проникает солнечный свет. Гуля закрывает глаза, долго нежится в лучах солнца, когда во дворе дома тети Лили появляется Муся и Шура, которые держат за руки маленькую Дину.
– Ну, вот – это адрес тети Лили. Лили Шварц.
Девушки оглядываются, ищут подъезд. Гуля, которая сидит на подоконнике квартиры первого этажа, неожиданно видит Мусю, Шуру и маленькую Дину и чуть не сваливается с подоконника.
В худощавой фигуре в синем платье и коричневой кофте она неожиданно узнает свою среднюю сестру. Радость от того, что сестра жива-здорова, просто захлестывает Гулю, она вскакивает на подоконник и кричит танцующим: Ивану Павловичу и тете Лиле.
– Тетя Лиля! Муська приехала!
Открывает окно и кричит Растопчиной.
– Муся… (тете Лиле) Это же Муся! Муся!!!
Гуля спрыгивает с окна и бежит во двор. Уже через минуту сестры обнимают друг друга. Рядом пищит Дина. Шура удивленно смотрит на нее.
– Мама!
Гуля видит Дину, машет на нее рукой, обращается к Шуре.
– Вас как зовут?
– Меня? Шура Петрова!
– (смотрит на Дину) А это что за малявка?
– Это Дина! Мы ее по дороге нашли!
– А где мама, Гуль? Я была на даче нашей. Мы ее не нашли.
Гуля вздыхает, трагическая новость еще неизвестна Мусе.
– Маму убили… Под Москвой.
Муся охает, пытается что-то сказать, однако в этот момент в окно во двор выглядывают тетя Лиля и Иван Павлович.
– Палыч! Это Муся! (крестится) Муся! Эх, Лизанька не дожила!
– Это хорошо, радоваться надо. Муся вернулась. (поет) «А в терем тот высокий, нет ходу никому».
Тетя Лиля подхватывает: «А в терем тот высокий, нет ходу никому!»
Иван Павлович и тетя Лиля обнимаются в квартире. Они смотрят в окно, пока Муся, Гуля, Шура и Дина заходят в дом. Иван Павлович наливает всем водки в рюмки.
– Эх, жахнем!
Тетя Лиля задевает рюмку, которая стоит на столе, она разбивается вдребезги. Иван Павлович охает.
– Я подмету, подмету! (поет) «И в терем тот высокий, нет ходу никому».
Мария входит в квартиру вместе с Диной, подходит к тете Лиле, обнимает ее. Они садятся за стол. Дине достается кусок торта. Шура хватает гитару, и вскоре, ударив по струнам, они хором начинают петь «А в терем тот высокий».
Через час девушки уже укладывали маленькую Дину в кровать. Муся укрывала одеялом девочку и гладила ее по волосам.
– Диночка, спи моя маленькая! А я дверь закрою.
Муся закрыла дверь в спальню и вскоре спела песню-колыбельную девочке, пока Гуля наливала себе из графина морс. Тетя Лиля решилась напомнить Гуле о Зое.
– Зое, Зое надо написать. Про Мусю, что она вернулась.
Однако Гуля лишь сердито пожала плечами.
– Она меня забыла… А еще сестра называется.
Шура неожиданно громко запела вслух: «Ой, цветет калина в поле у ручья». Иван Павлович испуганно вскочил и прикрыл дверь, ведущую в другую комнату.
– Тише, тише. Ребенок спит.
Шура охает, понижает голос, поет тихо: «Парня молодого полюбила я. Парня молодого на свою беду, не могу открыться, слов я не найду».
Однако песню подхватывает тетя Лиля:
– Нет, я нет, я лучше! (поет) «Ой, цветет калина, в поле у ручья. Парня молодого полюбила я! Парня молодого на свою беду, не могу открыться, слов я не найду».
Иван Павлович обнимает тетю Лилю, встает на колени, целует ей руки.
– Лилечка, душа моя. Любовь всей моей жизни!
Он целует тетю Лилю, обнимает ее, они хохочут. Шура продолжает бренчать на гитаре. Гуля заглядывает в комнату. Дина уже тихо посапывала под одеялом, когда Гуля подошла к чемодану Муси.
– Спит Дина?
– Ага…
Гуля с интересом разглядывает чемоданчик в углу. Она раскрывает его, копается в одежде, достает платье желтое, яркое, именно то, которое ей подарил Стефан Мишо.
– Твое платье?
– Мое.
– А померять можно?
– Можно.
Гуля крутится у зеркала, меряет желтое платье Муси.
– Дашь поносить?
– Нет, Гуля. Просто… Это, в общем, подарок от одного человека.
– От кого?
– Да был там на ферме немецкой, где я работала, один француз пленный.
– Француз? Красивый?
– Ах, я сейчас тебе покажу.
Муся залезает в чемодан, вытаскивает из-под подкладки чемодана фото Стефана.
– Сейчас. В сортировочном советском лагере все отобрали, пришлось вот спрятать. (протягивает фото Гуле) Смотри!
– Красивый!
Муся подходит к Гуле, заглядывает через плечо, рассматривают фото.
– Знаешь, у него такой нос был большой, смешной, и мне он всегда говорил, что у меня глаза как звезды, что он увезет меня в свою Францию.
– Францию? Ох, Мусенька!
– Ага! Во Францию!
– А расскажи про Германию! Какая она?
– Знаешь, когда я первый раз увидела Германию, меня в ней поразило все. Мощеные дорожки. Булыжник к булыжнику. Везде цветы. Фрау наряженные. И везде – флаги со свастикой. Потом завод химический. Работа с утра до ночи. Суп из брюквы. Наказание с помощью ремней. (вздыхает) А потом я все это возненавидела. Потому что остарбайтеры для них были как вещи. Рабы, и все!
– Кто? Остарбайтеры? Это кто?
– Остарбайтеры – это работники с Востока, ост – это восток по-немецки.
– Я бы наверное так долго не смогла, как ты, быть в Германии.
Муся вздыхает:
– А я свою судьбу не выбирала. А вообще знаешь, там тоже были люди. Везде есть люди. У меня в лагере была подружка. Она в своем дневнике написала, что чужих нет, все родные. Она умерла, от тифа. (всхлипывает) Гуля, Гулечка, я не могу поверить, что мамы и бабушки нет. А как Зоя? Как она? Там, в Харовске?
– Не знаю, мы с ней ссорились последнее время. Я сволочь, Муся, но я действительно из-за эгоизма Зои аборт сделала от старика.
Муся охает, зажимает рот рукой.
– Гуля… Ты…
– А Зоя считает меня предательницей, потому что я знала, что бабушка болела, и не пришла на помощь. Потому что меня тогда здесь и не было. Я в другом месте жила. У гражданского мужа.
– Как на нее все это не похоже! Я про Зою. А кто он, твой муж?
– Он директор рынка. Только я с ним больше не живу. Вот. После аборта мы расстались. (пауза) Да я еще и Митю твоего спасала, когда он к нам с Зойкой в госпиталь попал под чужой фамилией.
Муся вздрагивает, смотрит удивленно на Гулю, но новость про Митю ее крайне удивила. Митя жив? И был в Москве? Но когда? Ведь она его провожала на фронт в часть народного ополчения.
– Митя? Когда он попал к вам в госпиталь?
– Он был у Зои в госпитале и у нас дома в 42-м, весной, и Зоя из-за него тоже на меня (через паузу с трудом) обиделась. Он скрывался у нас! Его НКВД искало! Вот!
– Митя, ох! Ты мне расскажи, что с ним, как он?
Гуля замолкает, потом встает на табуретку, залезает на шкаф. Достает бумажную пластинку с записью «Гуля + Митя. 1941».
– Вот смотри, это Митино. Он это в вещмешке с фронта привез. Хранил. Я с ней ходила в НКВД, меня вызывали, и я сказала, что я его невеста. Не ты, а я. Понимаешь? В общем, пластинку, на которой я имя исправляла, мне вернули, а Зоя загремела из-за подделки его документов в Харовск. Он теперь не Митя Андреев, а Павел Левченко.
Наташа ошеломлено рассматривает бумажную пластинку, на которой было написано «Гуля +Митя, 1941». Однако имя ее переправлено, вместо Муся написано Гуля.
– А почему здесь: Митя + Гуля?
– Ну, переписала. Это целая история. Нас вызывали в НКВД, и я туда ходила. Чтобы спасти его.
– Спасти?
– В общем, Митя был в плену. Бежал, был контужен, попал к Зое в госпиталь.
– В плену? Когда?
– Весной сорок второго, когда ему грозил арест, потому что всех, кто был в плену в окружении, арестовывали.
– За то, что в плен попал?
– Положение было такое: фашистов только из-под Москвы выкинули. Он жил три дня здесь, потом ушел на фронт, под другим именем. Павел Левченко.
Муся смотрит на Гулю неотрывно.
– Так его зовут Павел Левченко?
– Ему Зоя документы умершего бойца отдала.
Муся пытается осмыслить новость про Митю Андреева, который стал Павлом Левченко.
Неожиданно от их голосов просыпается Дина, она садится в кровати и начинает плакать. Муся пытается ее успокоить, берет на руки.
Известие о Мите и перемене его имени ее поражает. Гуля с интересом рассматривает девочку. Она удивительно похожа на Мусю.
– А ты эту крошку где взяла? В капусте нашла? Или француз помог?
– Не говори глупости. Я и Шура Петрова, моя подруга по сортировочному лагерю, тоже остовка, нашли ее в сожженной белорусской деревне. Дину надо срочно прописывать! Завтра пойду документы оформлять. Мне ее надо удочерить. Потому что я ей мама! Приемная мама!
Гуля надевает Мусино желтое платье. Муся опять укрывает девочку одеялом, а потом, махнув на Гулю в желтом платье рукой, выходит к Лиле Ильиничне и Ивану Павловичу.
Шура залезает в свой рюкзак, складывает свои вещи, затем протягивает руку тете Лиле.
– Ладно, давайте прощаться! Адрес Муся знает. Пишете письма. А лучше приезжайте в Ленинград. Буду рада!
– Приедем!
Шура подхватывает рюкзак, заглядывает в другую комнату.
Муся вздыхает, делает знак Шуре: «Молчи!»
– Прощайте, Дина и Муся! (Гуле) Рада знакомству с семьей!
Под утро тетя Лиля вспомнила, что Муся попросила ее разбудить пораньше. Дину нужно было зарегистрировать по месту жительства приемной мамы и определить в детский сад. Муся быстро проснулась, почистила зубы порошком «Столичный». Тетя Лиля проснулась вслед за ней, пыталась согреть чаю. Иван Павлович еще спал на диване, когда Муся, позавтракав, вышла из квартиры Лили Шварц.
Уже через час она была в паспортном городском столе. Служащая Крынкина с утра была растревожена новыми инструкциями из НКВД, внимательно посмотрев на справку, выданную Мусе в сортировочном лагере под Берлином, она увидела пометку: «Была на оккупированной территории». Прочитав эту запись, Крынкина злобно посмотрела на девушку.
– Вот вам справка о регистрации! Вам нужно отмечаться три раза в месяц в НКВД.
– Раз в три месяца приходить сюда надо?
– Сюда? Вы что? Решили в Москве остаться? (хмыкает) Нет, милая, гражданам вашей категории приказано селиться не ближе 101 километра от Москвы.
– А ребенок? У меня еще есть ребенок?
– А детьми у нас занимаются инспектор Мыскина. В этом же кабинете по понедельникам.
Крынкина показывает Мусе на дверь, ставит журнал на место. Муся кладет справку в карман кофты, подхватывает Дину на руки и выходит, хлопнув дверью.
Уже через два часа Гуля, которая успела вернуться домой после первой смены в госпитале, обсуждала странное поведение Муси с тетей Лилей.
– Опять посуду моет. Моет, как бобер!
Муся продолжала мыть вилки, ложки и тарелки так ожесточенно, как будто пыталась смыть с них всю бывшую пыль. Тетя Лиля вздохнула и подошла к ней поближе.
– Осенью в театральный будет добор! Я узнавала, а потом ты можешь пойти в музкомедию. На полставки. На пианино подыгрывать можно. Там платят неплохо.
Однако Муся будто не слушает тетю Лилю, она берет тряпку в руку и начинает тереть стол, потом протирает пыль на шкафу.
Делает все методично, почти машинально.
– Тетя Лиля, какой театральный?! Меня из Москвы надо уезжать. За 101 километр. Вместе с Диной. Я человек второго сорта.
Муся подходит к окну, протирает подоконник, смотрит за стекло, видит во дворе фигуру военного. Военный очень похож издалека на Митю, однако приглядевшись, Муся понимает, что это майор. Человек в военной форме, наверное, домой приехал с фронта.
Гуля подходит к Мусе, заглядывает через ее плечо в окно, видит военного и неожиданно узнает Уткина.
– Это же Уткин! Коля Уткин!
Гуля выбегает из комнаты, а Уткин достает из кармана листок с адресом, который ему дали в адресном столе, и спрашивает прохожих во дворе.
– Вы не подскажете? Лилия Ильинична Шварц? Из этого дома (кивает) не переезжала?
– Да нет! Вроде здесь! Вчера видела.
Женщина пытается еще что-то сказать, однако Гуля неожиданно прыгает на шею к Уткину.
– Уткин! Коля! Родной! Вернулся!
Уткин подхватывает Гулю на руки, кружит ее, девушка хохочет.
Николай ставит девушку на асфальт, щелкает ее по носу.
– Ох, курносая! Дождалась! Милая!
Женщина, которая разговаривала с Уткиным, хмыкает, смотрит на целующихся.
– Везет же некоторым!
Уткин смотрит на женщину, хватает Гулю за руку и тащит со двора. Тетя Лиля и Иван Павлович, которые также подошли к окну, видят Гулю и Уткина в воротах.
– Куда это нашу Гулю вон тот офицер потащил?
– Ой, не арестовали ли ее?
– Ну, судя по объятиям, нет!
Тетя Лиля жмет плечами, Иван Павлович хохочет, Муся неожиданно улыбается, ей приятно, что Гуля встретила своего возлюбленного.
Но кто такой Уткин, Гуля расскажет Мусе только вечером, вернувшись домой. И про то, как он ее принимал в комсомол, и как она газету рисовала, и как отрекалась от отца, и как Гуля из-за всей этой истории поссорилась с Зоей.
Вскоре Уткин предложил Гуле переехать с вещами к нему в квартиру, Гуля приехала собрать чемодан и попрощаться с родными. Собиралась она целый день. А Муся тем временем, после ночного разговора с Гулей, чуть не проспала свой повторный визит к Мыскиной в паспортный стол. Ей нужно было обязательно взять с собой Дину, поэтому она сделала завтрак для девочки и только потом ее разбудила.
– Диночка, вставай, моя маленькая.
Муся накормила Дину завтраком, оделась сама, одела и вывела ее во двор. Уже через час они с Диной были в паспортном столе. Мыскина была на месте, она открыла журнал и стала заполнять анкету, задавая вопросы.
– Отец кто девочки? Немец?
Муся бледнеет, вопрос Мыскиной звучит оскорбительно. Она берет Дину за руку и отвечает сухо и жестко.
– Француз. Стефан Мишо. Французский пленный. Я с ним работала в Третьем рейхе.
– Так и запишем. Француз. (заносит в анкету) Так вот, моя дорогая, детей воспитывать может не каждый! (строго) А уж тем более лица, подвергшиеся пропаганде фашизма, не имеют права воспитывать! (кивает на Дину) Девочку мы забираем в детское учреждение.
– Какое учреждение? Я хочу, чтобы Дина жила в семье!
– Да кто ж вам ее удочерить позволит? Кого вы нам тут воспитаете?
Мыскина решительно берет за руку Дину, та пищит от страха. Дина оттаскивает девочку в сторону.
– Послушайте, у вас вообще сердце есть? Вы понимаете, что ребенок только что заговорил? Ее родителей сожгли в деревне. Вы ее в детдом хотите?
– В советский детдом. (набирая телефон) Витя, зайди!
– Я не позволю. Это мой ребенок.
Эти слова слышит вошедший лейтенант милиции. Он решительно берет Дину за руку, забирая ее у Муси.
– Забирай девочку!
– Здравия желаю! (Дине) Пойдем!
Лейтенант козыряет, берет Дину за руку, ведет ее к выходу. Муся бросается к лейтенанту, пытается отобрать.
– Я не отдам, да что вы творите! Да что вы делаете!
Увидев драку, Мыскина решает вмешаться. Она решительно подходит к Мусе и силой пытается отцепить ее пальцы от руки девочки.
– Виктор! Забирай ребенка!
– Гражданочка, гражданочка! Балаган не устраивайте! Ну-ка! Отойдите быстро от ребенка!
Дина начинает громко реветь.
– Мама! Мамочка!
– Да что мы вам сделали?!
– Виктор, забирай ребенка!
– Пусти, слышишь! Пусти!
– Мама! Мама!
Мыскина берет в руку линейку и ударяет Мусю по плечу.
– Что вы тут устраиваете? Витя, забирай ребенка!
– А я что делаю? Тут концерт какой-то!
Дина рыдает. Муся садится на карточки, гладит ее по голове, пытается успокоить девочку.
– Мамочка!
– Дина! Послушай! Смотри! Я обещаю, что скоро за тобой вернусь.
– Мама!
– Что? Что?
Но милиционер уже берет Дину за руку и, не обращая внимания на слезы Муси, выводит ее из кабинета Мыскиной.
– Куда ты вернешься? Таким, как ты, здесь вообще не место! И смотри, милая! Не уедешь из Москвы, пеняй на себя.
– А вот это мы еще посмотрим!
Муся выходит из кабинета, хлопнув дверью. Мыскина аж крякает от злости.
– Дрянь!
Мыскина подходит к подоконнику, снимает стеклянную пробку с графина, наливает себе стакан воды и выпивает залпом. Смотрит через решетчатое окно во двор паспортного стола, видит Мусю в синем платье и кофте, которая быстро перебегает на другую сторону улицы.
Муся движется быстрым шагом. Уже через час она подходит к Крымскому мосту, именно к тому, на котором она когда-то прощалась с Митей. Воспоминания захлестнули ее. Мусе неожиданно захотелось плакать, она задумалась, глядя на Москву-реку. Неожиданно мужской голос вывел ее из равновесия.
– Мария, Вы!
Муся вздрогнула, обернулась, увидев на лестнице Трофима Трепалина, Митиного друга. Вскрикнула, схватившись за перила, ей казалось, что она вот-вот упадет.
– Трофим, господи! Вы?
– Живая, господи! А мне Зоя писала, что вы пропали без вести, и я так рад, что вы живы!
Трофим решительно обнимает девушку, прижимает ее к себе, они сбегают по лестнице вниз, идут в сторону парка Горького. По дороге Муся рассказывает Митиному другу о себе.
– В общем Дину у меня решили отобрать, московскую прописку мне теперь тоже не дают. У меня такое ощущение, что я приехала в чужую страну. Трофим, я слышала, вы мою маму похоронили? Где-то под Москвой? Мне бы очень хотелось съездить туда. Если возможно.
– Да! Это под Можайском, в Крестах. Это было в 42-м, страшно вспомнить. Слава богу, что Митька жив! Я ведь все время думал, что он из-за меня погиб тогда. Мы с ним из народного ополчения.
– Жив, только зовут его теперь Павел Левченко.
– Как? Левченко?
– Это длинная история. Но мне Гуля рассказывала, что он на фронт пошел с другими документами.
– Понятно теперь, почему его энкавэдэшники приходили искать. На наш с ним почтовый адрес пришло письмо из нашей части: пропал без вести. Мама моя мне все рассказала. Но вдруг неожиданно визит! Просили, как объявится, чтобы сообщили срочно. И что? Может попытаться как-то аккуратно узнать, где он?
– Нет, не надо. Мы можем ему навредить.
Муся машинально лезет в сумку, чтобы достать платок. У нее наворачиваются слезы на глаза. Однако залезая в сумку, Муся обнаруживает в сумке документы, это военный билет солдата, которого они с Шурой похоронили по дороге в Москву.
– Господи, документы. Трофим, я совсем забыла про документы. У меня документы погибшего солдата. Наверное, нужно разыскать его родных. Вы поможете?
– Конечно, конечно. Вы можете мной располагать.
– Спасибо!
– Ой, подождите!
Они идут мимо тетки с цветами, которая торгует букетами.
Неожиданно на Мусю нахлынули воспоминания, и букет, подаренный ей Митей перед самым отъездом на фронт, вспомнился сразу. Трофим неожиданно покупает Мусе букет цветов.
– Это вам, Муся!
Муся не может удержаться от слез, воспоминания душат ее. Перед ее глазами – лицо Мити.
– Трофим, спасибо. (документы протягивает Трофиму) Вот военный билет на имя Мыльникова Леонида Федорович. И справка: Москва, улица Первомайская, 7, кв. 20.
Уже через два часа они находят адрес солдата. Дверь квартиры открывает пожилая женщина с седыми волосами. Это Анна Павловна, мама убитого Мыльникова. Она делает приглашающий жест рукой.
В комнате, где она живет, накрыт стол. Анна Павловна выпивает вместе со своей соседкой Тамарой.
– Ну, чего сидишь, убирай со стола и накрывай для них. Рюмки у тебя есть?
– Да, есть.
Тамара уходит в соседнюю комнату за рюмками, Трофим и Муся проходят внутрь. Им было крайне неудобно перед мамой убитого солдата. Муся протягивает ей военный билет, собираясь уйти.
– Вот. Держите военный билет вашего сына. Мы его нашли и похоронили.
Мыльникова вздрагивает, охает, смотрит невидящим взором на Мусю и Трофима.
– Вы знаете, нам наверное надо идти!
Анна скептически, передразнивая:
– Нам наверное надо идти! Москвичка! По выговору слышно, что москвичка! Садитесь за стол.
Они садятся за стол, Тамара приносит рюмки, графин, разливает водку, садится с ними, выпивает. Муся жалуется.
– Была москвичка. Только теперь за сто первый километр поеду!
– Ничего страшного, на сто первом километре тоже живут. Уж поверь мне. Я там жила.
Они дружно выпивают водку, встают из-за стола, оставляя Анну Павловну за столом выпивать с Тамарой.
– Подождите! Тамара, у девочки сложности! С пропиской. Твой майор никак не может помочь?
Тамара пожимает плечами.
– Может или не поможет, только я ничего не обещаю. Так, давай садись. Надо помянуть по-человечески. Сына твоего. Наливай!
– Ты уж, пожалуйста, попроси. Девочка вот документы нашла моего сына!
Анна Павловна, которая растила сына без мужа, очень переживала по поводу сообщения: «пропал без вести». Кто-то называл ее сына перебежчиком, кто-то говорил о том, что настоящие солдаты не сдаются, а лучше застрелиться. Тамара махнула на Мусю и Трофима рукой.
– Ох, Анну Павловну нашу заклевали в школе. В педагогическом коллективе. Где говорит, сын? Как так без вести пропал?
Анна Павловна пытается встать.
– Тамара! Смотри! Огурчики, помидорчики. Сын их очень любил.
Она неожиданно начинает плакать навзрыд, Тамара открывает дверь, показывая знаками Мусе и Трофиму, чтобы они уходили. Муся извиняется перед Тамарой.
– Простите нас, Тамара. Я могу вас найти?
– Ничего не обещаю, в 45-ю школу завтра приходите к девяти часам и документы свои приносите, поговорю с моим майором, обещаю!
– Спасибо!
Они разворачиваются и уходят из квартиры, аккуратно прикрывая дверь, а вот Анна рыдает. Тамара дает ей стакан с водкой, гладит по плечу, приговаривая.
– Ты поплачь! Поплачь.
Тамара садится рядом, наливает водку в рюмку и выпивает. Обнимает Анну Павловну и неожиданно для себя тоже начинает плакать.
Тамара носила сведения в отдел НКВД ежемесячно, отчитываясь о настроениях учителей в школе, докладывая об их благонадежности. Там же в НКВД они и познакомилась с майором Ветровым. Майор Ветров был женат, у него была жена и двое детей, которых он никак не мог оставить из-за своей службы, однако симпатичная и одинокая Тамара со своей личной жилплощадью в виде комнаты в коммунальной квартире ему сразу приглянулась. Он приезжал к ней по выходным, долго пил чай, а потом занимался с Тамарой любовью на скрипучей кровати с пружинами.
Мусе, которая на другой день пришла к Тамаре в приемную школы 45, любовница майора Ветрова выдала записку, где просила помочь бывшей узнице Третьего рейха, в ней были слова: «Мирон Владимирович! Помогите этой девушке. Она нашла сына Анны Павловны Мыльниковой, привезла в Москву его военный билет. Девушке, которую зовут Мария Растопчина, нужно помочь с московской пропиской. Целую, ваша Тамара».
Бесплатный фрагмент закончился.
