Читать книгу: «Самолеты над Голливудом. Русско-американский детектив»

© Екатерина Робертовна Асмус, 2019

ISBN 978-5-4496-7809-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЕКАТЕРИНА АСМУС

2013, Форт Лодердейл, США, Флорида

Самолеты над Голливудом. Американский детектив

Знаменитая киностудия «Голливуд», в штате

Калифорния – заветное место для охотниц за

богатыми и знаменитыми мужьями. Но в штате

Флорида также существует Голливуд – небольшой

курортный городок. Ольга отправляется вслед за

мужем в Голливуд, находящийся во Флориде, а ее

подруги думают, что это то самое место, где

расположена величайшая в мире киностудия.

Попытки их переубедить ни к чему не приводят, и

дамы начинают собираться в дорогу на поиски

перспективных женихов.

Предисловие писателя Андрея Балабухи. «Голливудский коктейль или Шкатулка с секретами»

Всякий уважающий себя детектив (под каковым я разумею в данном случае не чью-то должность или профессию, а литературный жанр) представляет собой отнюдь не только разгадывание некоей криминалистической тайны. Чаще всего он похож на шкатулку с секретами – из тех, что были в моде в далеком уже XIX веке, когда как раз и происходило зарождение и становление детективной литературы. Одну такую помню сам – с нею, уже облезлой и растрескавшейся, очень любил возиться в детстве, находя все новые потайные отделения, неожиданно открывавшиеся, если знаешь, где и на что нажать, или же тебе просто крупно повезет. Первое-то было достаточно очевидным и бесхитростно скрывалось под двойным дном, которое, правда, все-таки нужно было догадаться, как извлечь. Но вот остальные хитроумно прятались в стенках, крышке и так далее, где и заподозрить-то существование тайничка казалось немыслимым…

И теперь, когда в руках у вас, милые дамы и милостивые государи, оказалась книга Екатерины Асмус, давайте вместе поиграем со шкатулкой с секретами. Занятие, поверьте, небесполезное, а на мой взгляд – так еще и интересное.

Прежде всего откроем шкатулку – то бишь решим, что же нам все-таки предстоит читать. Детектив? Несомненно. Как водится, все начинается с обнаружения мертвого тела и шерифу предстоит выяснить, что же произошло. Попутно замечу, что американский антураж в романе – не просто дань традиции и не следствие чисто литературной эрудиции: писательница некоторое время жила в Соединенных Штатах, не знаю уж, в тех ли самых краях, что описаны, но реалии знает всяко не из вторых рук.

Правда, уже с первых страниц становится очевидным, что перед нами не классический детектив в духе отцов-основателей жанра от Эдгара По до сэра Артура Конан-Дойла, и не хэмметовско-спиллейновский, скажем, «крутой» – произведение, судя по всему, относится к поджанру, чаще всего именуемому «полицейским романом», где портрет сыщика неизменно вписан в детально проработанный фон служебных взаимоотношений и профессионального быта. Причем сразу же ясно, что доблестный шериф – дитя XXI века с его политкорректностью, мультикультурализмом и прочими веяниями неочевидной ценности. Разумеется, он афроамериканец (интересно, кстати, когда в Штатах додумаются до евроамериканцев, азиатоамериканцев, индейцев же, признавая исторический приоритет, нарекут амероамериканцами?). И, естественно, наделен холодным умом, горячим сердцем, чистыми руками и отсутствием всяких вредных привычек. Впрочем, и полицейское расследование в романе с двойным дном – есть тут свой дополнительный маленький секретец, раскрывать которого в предисловии я, само собой, не намерен. Скажу лишь, что он тоже достаточно традиционен – подлинным знатокам достаточно вспомнить роман популярного немецкого писателя Франка Ф. Брауна «Где вы были вчера вечером?».

А теперь – о том, что под вторым дном шкатулки. Пусть даже действие «Самолетов над Голливудом» и разворачивается (частично, частично!) в Америке, писательница-то российская и от отечественных литературных традиций никуда ей не деться. А в них, надо сказать, чистый детектив так никогда всерьез и не прижился (отчего и почему – тема отдельного и долгого разговора). Зато элементы его можно встретить в самой что ни на есть классике. И пусть лишь немногие оголтело влюбленные в жанр критики дерзают причислить нему «Преступление и наказание» Ф.М.Достоевского или «Что делать?» Н.Г.Чернышевского, но от фактов-то не уйти: и там, и там в завязке лежит убийство, за которым закономерно начинается расследование… А по сути – романы бытописательные, социально-философские… То же и у Асмус. Так что никоим образом не случайно одна из героинь вспоминает по ходу дела сны Веры Павловны. Правда, в центре внимания писательницы не обширный срез общества, но лишь бытие молодых новорусских дам.

Впрочем, и тут не без дополнительного фокуса, ибо ближе к финалу появляется элемент, я бы сказал, фантастический: превращение по крайней мере одной из современных хищниц с интеллектом Эллочки-людоедки в почти вегетарианку, вспомнившую к тому же про свое высшее образование. Это все-таки ближе к утопии в духе упоминавшихся выше снов Веры Павловны.

Но давайте-ка нажмем не слишком даже хитро замаскированную пружинку и откроем еще один ящичек. И там вдруг обнаружится не просто бытописательный, а самый натуральный дамский любовный роман, написанный в полном соответствии с законами уже этого – вполне достойного, кстати – жанра.

И тут извилины начинают завиваться в клубок наподобие змеиной свадьбы. Как могут все эти разнородные начала мирно уживаться а одном – не слишком пространном к тому же – произведении? Ан могут! И причиной тому содержимое еще одного тайничка, где хранятся запасы иронии, поднимающейся местами до сарказма, но никогда не опускающейся до озлобления. Превосходный, замечу, цемент, способный в умелых руках связать все со всем. Не зря же призывал горячо любимый мною Анатоль Франс: «В свидетели и судьи дайте людям иронию и сострадание». Между прочим, и свидетели, и судьи – непременные участники всякого детективного действа…

Наконец еще одно – но последнее ли? – секретное отделение, где таится такое могучее понятие, как литературная игра. Причем не модная еще вчера постмодернистская, которая требует разрушить город, дабы потом, выбирая из куч по приглянувшемуся кирпичику, возвести собственный особнячок. Пусть порою это и приводит к результатам весьма впечатляющим, птичку все-таки жалко… Здесь же налицо игра с самими жанрами и с природой повествования, где все чуть-чуть (а местами и не чуть-чуть!) гиперболизировано, утрировано, подчеркнуто невсерьез, понарошку. Уж если шериф – так рыцарь если и не без страха, то, во всяком случае, без упрека; уж если блондинка – так один волос куда длиннее всех извилин, вместе взятых… Но в том-то и заключается не мною, увы, сформулированный парадокс, что именно легкие жанры нередко оказываются серьезнее прочих, проникают в реальность глубже, а в читательском сознании запечатлеваются прочнее. На чем и держится неувядающая популярность Александра Дюма-отца или сэра Пэлема Грэнвила Вудхауза.

Ну а дальше, достопочтеннейшие читатели, терзайте многострадальную шкатулку сами – надеюсь, с тем же интересом, что и ваш покорный слуга Андрей БАЛАБУХА.

Кролл

Тело девушки одиноко и неприкаянно лежало на обочине пустынной дороги. Лица видно не было – соломенный сноп волос разметался по асфальту. Шериф Кролл, стараясь подавить зевоту, вылез из машины и деловито прошагал к месту происшествия. Девчонка упокоилась на углу Восьмой улицы и бульвара Сансет, там, где шоссе выныривает из-под моста, милое дело для самоубийц: раз – и под колеса, а пока с высоты летишь – может быть, со страху уже и откинешься, а если нет, то голова превратится в лепешку раньше, чем тебя колесами закатает. Однако в столь ранний час местечко довольно безлюдное. Кролл взглянул вверх, изучая перила моста, освещенные бледными и печальными предутренними фонарями. Высокие, перелезть непросто. Самолет в небе задорно мигнул огоньками, приветствуя встречный, и исчез в облаках. Кролл обернулся на шорох шин. Полицейская машина, осветив его фарами, почти бесшумно выкатилась из-под моста. Кролл отвлекся от осмотра, прикидывая, кого же на этот раз принесло из участка. Забавная парочка, покидающая авто, никак не соответствовала печальному утру со свежим покойником. Комиссар Йонг флегматичный азиат, маленький, серьезный, неразговорчивый и весьма несговорчивый. Форма на нем в любое время суток свеженакрахмаленная, пробор в глянцевых черных волосах ровнехонький, словно ниточка. Кроллу иной раз казалось, что Йонг хранит себя по ночам в специальной упаковке, чтобы не помяться, не растрепаться и не испачкаться. И полная ему противоположность – долговязый кубинец, экзотически именуемый Амаури. А в просторечии – Эмик. Фотограф, по виду – чистый растаман и разгильдяй. Но безотказный и добрейший парень. Однако когда он появляется рядом с трупом, высокий, тощий, сутулый, занавешенный спутанными дредами и проводами от наушников, в приспущенных по молодежной моде широченных штанах, и, жизнерадостно пританцовывая в такт одному ему слышимой музыке (Эмик, вероятно, и ради девчонок с наушниками не расстается, словно ковбой – со шляпой или старый плантатор – с пробковым шлемом), начинает яростно щелкать и вспыхивать фотоаппаратом, некоторые пуритане меняются в лице.

Йонг приветствовал Кролла сухо. Впрочем, как всех и всегда. Эмик же, наоборот, улыбчиво сверкая зубами, отплясал радостную джигу в честь встречи с шерифом. Похоже, он всегда под легким кайфом, не в первый раз подумал Кролл, пожимая обоим руки, у расты это по религии положено, как у прилежных католиков читать Библию с утра, в обед, к вечеру, ну и вообще по любому поводу. Между тем парочка приступила к действию, а Кролл вновь поднял голову, осматривая мост. Девчонка нашлась на обочине. Перила моста высокие, упираются в края насыпи, плотно прилегая к ней. Перелезть не так просто. Может, сбросил кто? И это вряд ли. Для этого нужно человека поднять. Ну, положим, такая худышка много не весит, но… Глупо сбрасывать человека на обочину, когда можно его сбросить на середину шоссе. То же самое с версией самоубийства. Не логично. Почему не посередине моста, чтоб уж наверняка, а?

Мысли Кролла нарушил яростный вой пожарной машины. За ней, буквально упираясь носом в задний бампер, мчала «скорая». Кролл поморщился – хорошо, конечно, для тех, кто еще жив, что в наших краях по сигналу тревоги прилетают сразу все возможные службы, но мертвецу уж никто из них не поможет – суета одна. Спасатели высыпали из машин, как горох из созревших стручков, но, приблизившись к телу, один за другим начали терять интерес к произошедшему – ясное дело, покойники не по их ведомствам. Но осмотреть место обязаны все. Кролл вздохнул и приблизился к стоящим вокруг погибшей.

– Давно вы тут, шериф? – подозрительно спросил детина из «пожарки». Неоднократно сталкивались они на местах происшествий и по неизвестной причине успели проникнуться взаимной неприязнью друг к другу.

– Нет, недавно приехал, – бросил Кролл, – ну, что там, инспектор?

Методичный Йонг не отвечал. Он тщательно осматривал участок жухлой травы вокруг тела. Собрал пинцетом какие-то осколки в специальный пластиковый пакетик, в другой положил отбитую половинку горлышка винной бутылки. Точный и невозмутимый, словно механизм. Такой ничего не упустит.

От наблюдения за работой Йонга Кролла отвлек тот самый детина из «пожарки». Сэм, вспомнил Кролл, Сэм, да, точно. Дружки дразнили его: «Я Сэм, я Сэм, я много ем!» И Кролл как-то посмеялся вместе с ними. С тех пор Сэм ненавидит его. А пожрать Сэм и впрямь горазд. Вот и теперь он топчется на месте происшествия, зажимая бургер в огромной руке, и труп ему не помеха!

– Эй, шериф! Ну что, мы едем отсюда или как? По-моему, этой леди уже не поможет брандспойт. А нам самое время позавтракать!

– Езжайте! – махнул рукой Кролл.

Наконец Йонг решил, что все, что мог, он уже здесь обнаружил, и допустил до тела покойной миловидную медичку Элли, с которой Кролл тоже неоднократно встречался и которой втайне симпатизировал. Кролл всегда поражался: приезжает с медициной «на труп» такая вот девушка – хорошенькая, молоденькая, ей бы не с покойниками возиться, а на танцы ходить. И ведь не боятся ни крови, ни увечий! Правда, говорят, их в медицинском еще как муштруют. За годы учебы такого насмотрятся, что потом, видно, их уже ничем не удивишь и не испугаешь. Вот и сейчас Элли без малейшего колебания, отважно перевернула тело. На удивление, лицо покойной пострадало мало – бледное, аж в голубизну, словно восковое. Желтые волосы в алых пятнах крови. Теперь-то Кролл увидел, что она вовсе не так уж молода – просто худенькая очень, маленькая, потому и казалась девчонкой. В очередной раз Кролл поймал себя на мысли, что никогда не мог понять легенды о любви цветных мужчин к белым женщинам! Чушь какая! Что тут хотеть? Одни кости, а кожа синяя, как у куриного трупа в витрине магазина дешевых товаров. Кролл покосился на пышные формы Элли – молодка была словно литая и ловко обтянута лоснящейся темно-шоколадной кожей. И кому нужны эти недокормленные норвежки? – пожал он плечами.

– Шериф!

Кролл обернулся.

– Смотрите! – Элли разжала пальцы покойной и показывала Кроллу окровавленный кусочек от горлышка винной бутылки. – Это было зажато в руке!

Ну, ясно – пьянчужка! Выпивала на мосту, хотя употреблять спиртное на улице строжайше запрещено, но этих хроников разве удержишь! Вот и готово – пьяная свалилась с моста. Яснее ясного! Но тогда почему…

– Эй, шериф! Вы что сегодня, еще не проснулись? – Элли уже стояла рядом с ним. Кролл взглянул на часы. Да уж. Рановато. Всего-то шесть тридцать утра. Но воздух уже наполняется жужжанием автомобильных моторов и пряным запахом тропиков. Жаркая весна нынче выдалась.

– Спасибо, Элли. Вы поезжайте, ей доктор, понятное дело, не понадобится. А мы подождем коронера. Йонг, ну и как у вас улов?

– Скудный. Карманы пусты. Ни документов, ни денег, ничего.

Кролл обреченно кивнул. Откуда она, кто? Повиснет дело… Эх! Он курил, пока машины спасателей разъезжались по новым делам и пока подоспевшая коронерская служба, упаковав тело в черный пластик, не увезла его в морг. Затем, попрощавшись с Йонгом и Эмиком и проводив взглядом их машину, направился к своему автомобилю. Внезапно на полпути он остановился и торопливо зашагал обратно. К тому месту, где еще недавно лежало тело женщины, а сейчас лишь белели его обрисованные мелом контуры. Рассветное розово-желтое солнце потягивалось потихоньку в облаках, будя от спячки все живое. Стая раскормленных сытными помойками орлов лениво кружила неподалеку в поисках завтрака. Теперь уж не дождутся! Кролл наклонился к примятой траве у самой опоры моста и среди крошечных бледно-лиловых цветочков обнаружил маленький и засаленный, многократно сложенный обрывок листка записной книжки. С трудом развернув рвущуюся на сгибах бумагу, Кролл увидел небрежно нацарапанные буквы и цифры. С цифрами было более-менее ясно, согласно расположению на листе они являлись частью адреса – индексом и номером дома. Но буквы были абсолютно неузнаваемы – непонятный тарабарский язык, ничего общего с английским не имеющий.

– Надеюсь, ребятам в экспертном отделе знаком норвежский… – пробормотал Кролл и, усевшись в авто, покинул место происшествия

Альбина

Альбина впорхнула с мороза в изящно обставленный холл, оставляя лужицы талой воды на драгоценном мозаичном паркете, скинула белую норку на руки предупредительной горничной и, прошествовав по коридору, приостановилась у дверей Лялечкиной «вишневой» гостиной. Подружки галдели как сороки, да так увлеклись, что не заметили вновь прибывшую. Альбина слегка обиделась – новое платье, купленное специально для их традиционного четверга, должно было стать главным событием вечера! Но Лялечка позвала Ольгу! И та, как обычно, увлекла девичник своей болтовней. Лялечка вообще любит приглашать кого попало… Она считает, что компания должна обновляться свежими лицами. А по мне, так лучше узкий, но по-настоящему изысканный круг, поморщилась Альбина. Ольга, конечно, еще ничего, она интересно рассказывает истории, но что удивляться – художница все-таки! Кстати, неплохая, нельзя не признать. Но она абсолютно не сдержанна! Кидается к любому, не разбирая, будто он ей родственник. Не раз Альбина заставала ее за разговором с Лялечкиной горничной. Нет, Альбина никогда не избегала слуг, она признавала, что игнорировать персонал считается зазорным в нынешнее время, но не беседовать же с ними как с ровней!

А Ольга в это время бросилась к стоящей у двери Альбине.

– Альбиночка! Какая же ты красивая!

И она обернулась к другим женщинам, ища подтверждения своим словам, улыбаясь при этом так искренне, что Альбина поневоле оттаяла и тоже улыбнулась, но, конечно, сдержанной «светской» улыбкой. Лялечка завистливо просюсюкала:

– Аля… Какое платье… Где ты только их достаешь?

Виолетта как всегда невозмутимо поедала «диетический» торт со взбитыми сливками. Вот счастливая тетка – скоро за центнер перевалит, а ей хоть бы что! Виолетта – единственная из компании молодящихся дамочек, кто никогда в жизни не сидел на диете, не мучил себя железом спортзалов и не завязывался в узлы хатхи-йоги под руководством какого-нибудь юного доморощенного гуру. Оно и понятно, папачес Ветки столь богат, что для нее нет необходимости выискивать себе удачную партию, ради которой нужно себя блюсти. Лора встала из-за стола, и, мило прощебетав: «Привет, дорогая! Мы уж тебя заждались», – направилась к барной стойке, украшавшей роскошную Лялечкину гостиную, за новой порцией бодрящего коктейля. Альбина тем временем заняла почетное место за столом. Изящно скрестив ноги так, чтобы видны были тщательно подобранные к платью сапожки, она приготовилась вести светскую беседу. Но разве можно рассчитывать на настоящее церемонное общение, когда рядом с тобой сидит Ольга и взрывается каждую минуту восторгами по любому поводу? Лялечка, вспомнив обязанности хозяйки салона, предложила подругам напитки. Лора и Виолетта дружно заказали чинзано. Альбина аж передернулась, вспомнив количество калорий в этом липком напитке. Но Ветке, как известно, все равно – она, наверное, и в суп варенье подкладывает, а что до Лоры, то ей ничто не угрожает, кроме диагноза «анорексия». Альбина, бесконечно выискивающая новые диеты и системы питания, тайно завидовала худышкам вроде Лоры и Ольги. Эта тоже – в бараньем весе, однако попросила сухого красного вина, так же, как и сама Альбина. Лялечка, которая терпеть не могла кислятину, а сладкое не употребляла, панически боясь поправиться, нашла компромисс, налив себе полусухого шампанского.

Наконец кружение с бокалами закончилось, все вновь расселись и беседа возобновилась.

– А Ольга едет в Америку, – протянула Лялечка, пригубив шампанское и поморщившись от пузырьков.

– Отдыхать? – проявила вежливость Альбина. «Подумаешь, Америка, – подумала она про себя. – Что там особенного? Нынче это уже не модно».

– Жить! – отвлеклась от торта Виолетта.

– Зачем? – удивилась Альбина.

– Видишь ли… – замялась смущенная Ольга, – мой муж потерял работу…

– Разорился? – уточнила Лора.

– Нет, его уволили… – Ольга беспомощно улыбнулась.

– Так у него не своя фирма? – наморщила лобик Лора.

– Ольгин муж – художник! Он в кино работает, – вступилась за подругу Лялечка. Ее большие глаза, зеленые с карими пятнышками, смотрели ласково, а губы были устроены так, что верхняя обнажала зубы, будто их хозяйка всегда чему-то удивлена.

– А… – протянула Альбина. – Так, может, вам квартиру сдать?

– Не получится, – запечалилась Ольга. – Там мои родители живут.

– Так у вас одна квартира? – с неподдельным изумлением поинтересовалась Лора.

Альбина покачала головой. Ее безмерно удивляли непрактичные личности, не сообразившие вовремя обзавестись десятком квартир. В глубине души она придерживалась мысли, что люди, не имеющие собственного дела, какие-то странные…

Альбина рассматривала Ольгу – миловидная, миниатюрная пепельная блондинка, очень моложавая, ну, да, – худая, потому что… Такие и вовсе не старятся. Одета приятельница была красиво и со вкусом, но было в этом что-то не то… Альбину осенило! Одежда Ольги выглядела хорошо, но непонятно. Вот на Виолетте всегда «Лагерфельд» – она любит броское, роскошное, в перьях и кружевах. Лора подражает знаменитой Марлен Дитрих и предпочитает «Живанши» и «Шанель». Романтичная Лялечка любит моды от «Диора», а самой Альбине, учитывая формы, ближе «Версаче». А вот Ольгины платья невозможно определить. Откуда она их только берет? Альбина повнимательнее присмотрелась, и подозрения ее усилились. Одежда Ольги была как будто сделана. То есть сшита дома или у портнихи, но ни в коем случае не из бутика.

Альбина откинулась на стуле и вздохнула. Что еще взять с людей, у которых всего одна квартира! Удивительное, просто необычайное легкомыслие!