Читать книгу: «Миссия в Москву. Воспоминания доверенного лица президента Рузвельта о советской стране, ее лидерах и народе. Совершенно секретные донесения Белому дому»
Двум великим женщинам – моей матери и моей жене
Мы, конечно, не можем отказать ни одному народу в праве, на котором основано и наше собственное правительство. Суть такого права в том, что каждый может управлять собой по собственному желанию и вести свои дела через любой орган, который сочтет нужным, будь то король, конвенция, собрание, комитет, президент или любой другой, который для себя выберет.
Томас Джефферсон
© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2023
© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2023
Предисловие
Это произошло 25 августа 1936 года. Тот день я помню хорошо, потому что это был день рождения моей матери. Я был в Адирондакских горах. По междугородному телефону мне позвонил мой старый друг, секретарь Стив Эрли из Белого дома, и сообщил, что меня хочет видеть президент. Я тотчас же отправился в Вашингтон. Президент принял меня в Исполнительном управлении Белого дома. За обедом, который нам подали на стол в его кабинете, он сообщил, что хотел бы поговорить со мной о возможном дипломатическом назначении за границу.
Предыстория этой ситуации уходит во времена администрации президента Вильсона, когда мы оба были еще молодыми людьми, преданными прогрессивному делу Демократической партии. Так было и до, и во время правления администрации Вильсона. В те далекие годы между нами завязалась теплая дружба. Мы вместе регулярно, насколько позволяла наша работа, играли в гольф, у нас было много общего в политических взглядах, и вообще мы довольно часто виделись. Даже в те дни он был довольно заметной фигурой. В начале правления Вильсона существовал так называемый «Клуб общих советов», где мы все вместе собирались два раза в месяц. По своему характеру он походил на «Малый кабинет» более позднего времени. В этом высоком, красивом молодом помощнике министра ВМС все видели будущего великого прогрессивного либерала, за которого мы все – в случае избрания на пост президента – отдали бы свои голоса. Во всех последующих политических кампаниях я, наряду с другими людьми, активно участвовал в его поддержку – вместе с Луисом Хоу и прочими политическими деятелями. И на протяжении всех этих лет наша дружба оставалась теплой и крепкой.
Одной из самых прочных составляющих нашей дружбы являлись наши матери. В молодости я слыл фаворитом миссис Рузвельт среди друзей ее сына; с годами наша дружба окрепла, и эта великая леди и замечательная женщина не переставала проявлять доброту к моим детям. Когда они учились в Вассарском колледже, она, к их огромному удовольствию, часто приглашала их на чай в Гайд-парке. Моя мать была служителем Евангелия. И с большим восхищением относилась к молодому помощнику министра военно-морского флота. Среди всех молодых людей того времени он был ее любимцем. Она была абсолютно убеждена, что когда-нибудь он станет президентом Соединенных Штатов. В первые годы своего правления он часто говорил мне, что хотел бы видеть меня в своем ближайшем окружении, но тогда я был слишком загружен своей профессиональной практикой и не мог ее оставить.
Во время обеда с президентом мы беседовали, обсуждая старые времена. Затем он сказал мне, что после обсуждения вопроса с государственным секретарем (Корделлом, как он его называл) он захотел, чтобы я поступил на службу в его администрацию и занял дипломатический пост за границей. Он спросил, куда бы я хотел поехать. Я ответил: «Либо в Россию, либо в Германию». По моему мнению, это были самые динамичные места в Европе. Его ответ был весьма типичен. Он считал, что ему и самому «очень хотелось бы» увидеть нынешнюю Россию. Только что умер Джесси Страус, наш посол в Париже. Я откровенно заявил, что ни миссис Дэвис, ни я сам не хотели бы ехать в Париж. Должность посла в Германии, сказал президент, еще не освободилась, но скоро освободится, поскольку наш посол Додд в Берлине расстроен и скоро уйдет в отставку. Поэтому, сказал он, я поеду в Россию, но ему хотелось, чтобы в течение года я был готов к переводу в Берлин, так как в конечном счете ему нужно, чтобы я отправился именно туда. Он был рад узнать, что я говорю по-немецки. По его словам, Россия должна стать жизненно важным фактором в связи с войной или миром в Европе, и ему хотелось бы получить мою личную оценку сильных и слабых сторон этой ситуации, основанную на личном наблюдении. Более того, служба в Москве будет полезна в связи с последующей службой в Берлине. По его мнению, ситуация в Германии определит, ждет ли Европу мир или война. Это, по его словам, определит, что в итоге ждет весь остальной мир. Хотя сам он не слишком верил, что мир удастся сохранить, тем не менее он хотел бы всячески способствовать предотвращению войны в Европе, если такое возможно. Для нас в Соединенных Штатах это был очень важный вопрос. По его мнению, все зависит от Германии, точнее, от Гитлера. Все зависит от того, чего у Гитлера больше: «воли к миру» или «воли к завоеваниям». Если верно второе, то, вероятно, ничего нельзя будет сделать, и война неизбежна. Но если первое, то Германия должна начать сотрудничать со всеми миролюбивыми странами в попытке урегулировать любые экономические или другие ситуации, порождающие войну. Доступ к сырью, политическая безопасность и разоружение – все это необходимо, чтобы мир не был охвачен ужасом войны, с неизбежными лишениями, которые обрушатся на народы мира и последующие поколения. Президент считал, что моя подготовка и опыт позволяют быть полезным для его плана, заключающегося в том, чтобы попытаться оказать возможное содействие в сохранении или укреплении мира. По его мнению, обе стороны исповедовали желание сохранить мир, и обе стороны обвиняли друг друга в недобросовестности и желании добиться особых преимуществ или мирового господства путем расширения собственной власти. В их отношении к разоружению заключена простая проверка на истинные цели, будь то стремление к миру или завоеваниям. Проблема осложняется различными техническими деталями и степенями ограничений на конкретные виды вооружений. Президент вынашивал идею о том, что если все страны согласятся прекратить производство любого военного оружия, которое тяжелее того, что человек способен нести на плече, то такое соглашение о разоружении в сочетании с соглашением о справедливом доступе к сырью и т. д. поможет сохранить мир. Военные силы по такому плану сводились бы к чисто полицейским силам, и ни одна нация не могла бы с помощью военной мощи угрожать своему соседу или достичь такого военного господства, которое угрожало бы остальному сообществу наций. По словам президента, ему хотелось, чтобы я задумался над всем этим и именно под таким ракурсом изучил положение в Европе. В любом случае это послужит проверкой искренности позиции Гитлера в отношении сохранения мира.
Он сказал, что при подготовке к работе в новом качестве в Государственном департаменте мне следует делать это с учетом конечного плана, согласно которому в течение года я должен буду отправиться в Берлин в качестве посла. А до тех пор я могу поехать в Москву. Я выразил свое удовлетворение по поводу возможности поехать в Россию в качестве посла. Потом мы немного посплетничали о старых временах эпохи Вильсона, и он вспомнил, что впервые я мог получить должность посла в России в 1913 году, когда это назначение предложил мне президент Вильсон. Но тогда я отказался, поскольку хотел баллотироваться в Сенат от штата Висконсин.
В соответствии с предложением президента я немедленно встретился с государственным секретарем, моим старым другом Корделлом Халлом. Тот сообщил, что они с президентом обсудили мое назначение, и он искренне согласен и весьма рад, что я буду работать в его министерстве. Потом мы подробно обсудили всю европейскую ситуацию, включая Германию и Советский Союз.
Вот так я и оказался в Москве.
Читатель также может задаться вопросом, зачем вообще понадобилось издавать эту книгу. Собственно говоря, книгу я писать не собирался, но времена изменились. Россия находится в гуще борьбы, от разрешения которой зависит, будет ли сообщество народов Земли упорядоченным и мирным мировым обществом, или им станет управлять группа бандитов и разбойников, уничтожив все, что мы ценим в жизни.
Еще совсем недавно СССР был тесно связан с Гитлером. Каждый дал торжественное обещание не нападать на другого, но сегодня сотни тысяч русских мужчин, женщин и советских лидеров, чьи дома подверглись внезапному нападению мнимого «друга», очень храбро сражаются и умирают за дело, которое жизненно необходимо и для нашей собственной безопасности. Теперь они наши союзники.
В нашей стране бытовало и по-прежнему бытует великое множество разных мнений, предрассудков, а еще больше дезинформации о России и Советском Союзе. Не будучи чересчур предвзятым и не вдаваясь в споры, я надеюсь, что материал, содержащийся в этой книге, даст фактическую основу и, возможно, более точное представление о советском правительстве, его лидерах и его народе.
Считаю справедливым, чтобы, оценивая материал книги и вынося свои суждения о фактах и их толковании, вы узнали кое-что из моей биографии, а также о том, каково мое кредо и моя политическая философия.
Будь читателем я, непременно захотел бы знать эти факты, чтобы оценить тот вес, который следует придать представленному материалу.
Как некогда заявил господину Сталину, главе государства Калинину и другим советским руководителям, я уж точно не коммунист. Меня называют капиталистом. Я горжусь этим, но думаю, что более подходящее определение – «индивидуалист». Капитализм с его сопутствующими правами собственности – это просто результат индивидуалистического порядка в обществе, который дает каждому из нас возможность приобретать собственность в соответствии с нашими способностями в честной конкурентной среде. Подлинным критерием индивидуализма является не собственность. Это индивидуальная свобода в мыслях и возможностях. Капитализм – это лишь одна из граней индивидуализма. На самом деле я являюсь продуктом такой индивидуалистической системы при правительстве и в обществе в нашей стране, которое является лучшим из того, что цивилизация до сих пор создала для простого человека.
Детство мое прошло на Среднем Западе; образование я получил в Висконсинском университете. В политике я был прогрессистом, верил и следовал Вудро Вильсону и «Новому курсу» Франклина Д. Рузвельта.
Согласно вере, которую воспитала во мне моя мать, я без труда принимаю идею связи с коммунизмом, когда все верующие в Христа и его учение в теории являются коммунистами, в той степени, в которой они выступают за братство людей. Вместе с тем я так же твердо убежден, что коммунизм как таковой не может работать на этой земле, с такой человеческой природой, какая она есть; и не будет работать еще целую вечность, до тех пор, пока человеческая природа не эволюционирует до такой степени, что люди будут готовы трудиться «ради одной лишь радости труда» и каждый будет жить в бескорыстном обществе. Я также твердо убежден, что если любую идею продвигать слишком быстро, то она не только не сможет излечить предполагаемые пороки, но, вероятно, вызовет пороки еще большие, чем те, которые она пытается излечить. Я твердо верю в эволюцию в противовес революции. Думаю, наша система лучше всего подходит для простого человека и работает медленнее, но с большей надежностью, потому что она стремится к прогрессу через эволюцию, а не через революцию.
Те убеждения, с которыми я отправился в Москву, не изменились и после моего отъезда. Однако я увидел и узнал многое, чего не знал раньше, увидел существующие и, по-видимому, развивающиеся силы, которые возымеют далеко идущие последствия для социальных и политических условий будущего. Это обновило мою веру в нерушимость христианской религии и в благотворность нашей собственной формы правления и нашего образа жизни1.
ПРИЛОЖЕНИЕ № 1
к депеше № 6 от 21 июля 1938 года из посольства, Брюссель
Я так и не возвратился домой из Европы, но трепетно благодарю Бога моей матери за то, что 100 лет назад у моих предков хватило мужества, уверенности в себе и смелости перед лицом дикой природы и неизвестности переселиться в Соединенные Штаты Америки и, жертвуя собой, своим здоровьем, подарить моим детям и моим внукам возможность пользоваться благами демократической формы правления и привилегией жизни в Соединенных Штатах. Я не вернулся домой из Европы, но чувствую, насколько все-таки счастлив и благословен американский народ. Задумайтесь, чем мы обладаем и чем наслаждаемся в отличие от многих европейских стран!
У нас есть свобода – личная свобода.
У нас есть право на свободу слова.
У нас есть право на мирные собрания.
Мы имеем право свободно мыслить.
Мы имеем право почитать Господа так, как велит наша совесть.
Наша свобода, наша жизнь, наша собственность, наши права защищены даже от самого правительства.
Каждый человек – король в собственном замке.
Наши свободы и жизни защищены законами, по которым даже самое всемогущее правительство обязано доказать вину вне всяких разумных сомнений, прежде чем человек может быть наказан государством.
Что отдали бы сегодня миллионы мужчин и женщин в Европе ради того, чтобы обрести подобные блага и наслаждаться ими!
Достоинство мужского и женского начал, святость человеческой жизни и свободы, самоуважение человеческого духа – это лучшее из того, что цивилизация принесла в этот мир. В Соединенных Штатах Америки эти вещи присутствуют в такой степени, в какой не встречаются больше нигде в мире.
Мне все равно, сколько материальных благ или социальных льгот в детстве или старости могут человеку дать тоталитарные государства или диктатуры, и, если при этом в жертву должна быть принесена свобода, значит, цена ее слишком высока.
Отправляясь в Россию, я твердо решил, что поеду туда без всяких предрассудков и с открытым сердцем. Отчеты, которые я отправлял в Государственный департамент, письма, которые посылал домой, записи в моем дневнике – это честный отчет и реакция на ситуации, личности и события – такими, какими их видел я. При этом я всегда руководствовался намеренным стремлением быть справедливым, беспристрастным и объективным. Когда я покидал Россию, глава государства Калинин сказал мне, по сути, следующее: «Нам жаль, что вы уезжаете. Хотя вы и не согласны с нашими убеждениями и нашей политической идеологией, мы считаем, что вы были честны в своих оценках и видении происходящего. Худшее, что вы могли сказать, вы высказали нам, а лучшее, что могли сказать, вы высказали нашим врагам».
Один старый французский философ когда-то сказал: «Когда узнаешь человека, то не сможешь его ненавидеть». Лидеров Союза Советских Социалистических Республик я узнал. Это группа способных, сильных людей. Во многом я с ними не согласен, но все-таки отдаю им то, что отдаю себе, а именно: кредит доверия за честные убеждения и целостность целей. На мой взгляд, эти люди верят в то, что поступают правильно. Не может быть никаких сомнений в том, что, по соображениям собственной безопасности, они преданы делу мира как по идеологическим, так и по чисто практическим причинам. Я проникся глубоким уважением и симпатией к русским людям. Они обладают выдающимися качествами воображения и идеализма, которые отразили в своей литературе, музыке и искусстве. Они обладают столь же великими духовными качествами, которые воплотили в стремлении улучшать условия жизни простых людей и которые героически продемонстрировали в своей способности принести высшую жертву – саму жизнь – ради дела, в которое верят.
Покидая Москву, я подготовил депешу под названием «Краткое изложение фактов о Советском Союзе». Это попытка объективно и беспристрастно изложить факты, связанные с нынешней чрезвычайной ситуацией, как благоприятные, так и неблагоприятные, – исходя из того, что, когда факты представлены честно, выводы вытекают из них естественным образом и не нуждаются в аргументации. Данная книга является продолжением моего доклада и адресована соотечественникам-американцам.
Именно в таком контексте вы и должны читать и оценивать записи, содержащиеся в этой книге.
Вашингтон, округ Колумбия,
1 октября 1941 года
О книге
Книга состоит из следующих материалов: официальных отчетов, представленных мной в Государственный департамент, отправленных из посольств в Москве или Брюсселе или из тех мест, где я находился со специальными поручениями; личных писем официальным лицам или друзьям; записей из календарного дневника на одной странице; выдержек из дневника, который я вел в рабочих целях, чтобы дополнить записи в дневнике, а также комментариев или специальных заметок, которые содержат толкования некоторых фактов в тексте.
Официальные депеши говорят сами за себя и во всех существенных отношениях приводятся в «точных формулировках». И я в долгу перед Государственным департаментом за согласие, в интересах общества, на их использование. Эти депеши, конечно, являются окончательными и «лучшим доказательством» моих мнений и суждений о фактах и положении по состоянию на даты их написания. В некоторых случаях были допущены пропуски, чтобы избежать ненужных повторений. Первоначальные записи в дневнике были краткими и зашифрованными, они предназначались для того, чтобы напомнить мне о событиях и личностях и предоставить как можно меньше информации кому-либо другому на тот случай, если дневник попадет в чьи-то несанкционированные руки. Одни записи дневника, как видно из текста, были расширены для большей ясности, другие – нет. Имена людей, если это необходимо для защиты источника информации или самого человека, опущены и обозначены прочерком. Сноски или заметки неизменно помечены датами, чтобы читателю было ясно, что это записи, сделанные после того, как произошло то или иное событие. Кроме них, в этой книге нет никаких утверждений задним числом.
Материалы депеш, которые могут иметь особую ценность как первоисточники информации для учащихся или представлять определенный интерес для других читателей, но которые вместе с тем способны замедлить ход изложения событий, можно найти в приложении.
В связи с отбором из довольно большого количества материалов, которые могли быть включены в этот том, я в глубоком долгу перед моим другом, Джеем Франклином Гартером. Опыт, который он обрел на дипломатической службе за рубежом и в государственных делах, вкупе с признанным редакторским здравомыслием, оказали мне большую помощь. Я также благодарен Спенсеру Уильямсу, чьи знания и опыт работы в Советском Союзе оказались весьма полезны. Особую признательность хочу выразить Стенли Ричардсону, моему другу и бывшему секретарю, чьи великолепные способности и преданность позволили мне сохранить большую часть этих материалов. Наконец, хочу отметить огромную помощь, которую оказала мне супруга – благодаря постоянному вдохновению, энтузиазму и здравому смыслу, которые она внесла в эту, как и во все другие мои работы.
Джозеф Э. Дэвис
Часть первая
Начало миссии
16 ноября 1936 года – 30 марта 1937 года
_________________________________
Дневник Вашингтон, 16 ноября 1936 года
В этот день президент подписал и выдал мне поручение на должность посла Соединенных Штатов в Союзе Советских Социалистических Республик.
_________________________________
Дневник Вашингтон, 20 ноября 1936 года
О моем назначении сделано объявление для прессы.
_________________________________
Дневник Вашингтон, 23 ноября 1936 года
Принял присягу в кабинете государственного секретаря, где присутствовали многие старые друзья, включая Пэта Харрисона, Стива Эрли, Джесси Джонса, Дэна Ропера, Милларда Тайдингса, Джо Тумулти, Дика Уэйли, Лео Кроули, Мерла Торпа, Джорджа Холмса и других. Дети и Марджори также присутствовали на церемонии, что доставило мне особое удовольствие.
_________________________________
Дневник Вашингтон, 14 декабря 1936 года
Присутствовал на ужине, устроенном в нашу честь послом Трояновским и его супругой в советском посольстве. Ужин получился прекрасный, все было превосходно приготовлено. Нам обоим очень понравилось.
_________________________________
Дневник Вашингтон, 15 декабря 1936 года
Сегодня беседовал с Самнером Уэллсом о положении Советов. У него за плечами большой и весьма разнообразный дипломатический опыт. В свете моей нынешней работы в Департаменте по ознакомлению с советской ситуацией и моими тамошними обязанностями его предложения были весьма полезны.
Представляется, что за рамками рутинной работы, такой как продвижение американских интересов и защита американских граждан, основной перечень конкретных вопросов, которые стоят на первом месте в связи с предстоящей миссией в Москву, сводится примерно к следующему.
Прежде всего это переговоры о продлении советского торгового соглашения с нашей страной, срок которого истекает в следующем году и которое предусматривает закупки у нас со стороны советского правительства. Затем – урегулирование недоразумения в связи с истолкованием так называемого долгового соглашения. Оно являлось частью переговоров, которые наш президент и нарком Литвинов провели, когда СССР был признан Соединенными Штатами. Советское правительство отказалось выполнять свои обязательства и произвести определенные расчеты по российскому долгу перед Соединенными Штатами и оплате исков американских граждан. В связи с этим в отношениях возникла напряженность. Восстановление дружественных отношений и сотрудничества, особенно в свете китайско-японской ситуации и риска мировой войны в Европе, если этого можно добиться в соответствии с принципами взаимного уважения, представляет собой вопрос крайней важности. Другой вопрос, который было предложено изучить мне, заключается в том, какова истинная мощь и возможности Советского Союза с политической, промышленной и военной точек зрения и в чем суть его политики в отношении Германии и Гитлера, а также мира в Европе. Насколько сейчас представляется, это примерно то, чем, как ожидается, я и займусь в Москве.
Похоже, впереди меня ждет весьма интересная работа, особенно в связи с предстоящим общим анализом отношений между Германией, Францией и Англией и ситуацией с миром в Европе.
_________________________________
Дневник Нью-Йорк, 30 декабря 1936 года
Мы с Марджори отправились в отель «Мейфлауэр» на прощальный ужин, организованный комитетом из старых друзей под председательством генерального прокурора Гомера Каммингса. Все было устроено великолепно – мой старый друг Гомер и комитет приложили немало усилий. На этом выдающемся мероприятии присутствовало большинство лидеров всех трех ветвей власти, независимо от партийной принадлежности. Я был весьма тронут.
На самом деле одним из не самых важных, но очень приятных этапов этого президентского назначения были всеобщий живой интерес и доброжелательность со стороны старых друзей. Состоялся ужин, который дали мои давние приятели из Федеральной торговой комиссии, включая всех тех, кто работал со мной в мою бытность комиссаром по корпорациям при президенте Вильсоне – до того, как это бюро было объединено в комиссию.
Потом еще собралась большая группа в Нью-Йорке, которая во главе с Джимом Моффеттом устроила в нашу честь ужин в отеле «Ритц». Это было совершенно неожиданно и весьма мило. Что меня действительно удивило и даже поразило, так это большое количество тех, кто приехал из Вашингтона – Джим Бирнс, Джим Фарли, Билл Макэйду, Пэт Харрисон, Олбен Баркли, Фрэнк Мерфи, Джесси Джонс и старина Стив Эрли. Мои давние друзья, они были на работе благодаря нашей дружбе. Конечно, произносимые речи звучали порой чересчур экстравагантно, и выступающие не жалели лестных слов, но они все равно много для меня значили. Очень полезным был ужин, который дал незадолго до моего отъезда Рив Шлей, президент Американо-российской торговой палаты.
_________________________________
Дневник Вашингтон, 2 января 1937 года
Накануне официального приема в Белом доме мы с Марджори ужинали в неформальной обстановке с президентом и миссис Рузвельт. Присутствовали все члены семьи, кроме Анны и Джона Боттигера. Президент был в прекрасном настроении.
После ужина мы с президентом удалились в его Овальный кабинет на втором этаже, где мне предстояло получить последние инструкции в связи с предстоящей миссией. Учитывая разногласия, которые сохранялись между советским правительством и нами по поводу долгового соглашения, он считал, что моя позиция должна быть исполнена собственного достоинства и носить дружественный характер до тех пор, пока между двумя странами существуют дипломатические отношения. Но подобное отношение должно предполагать и определенные оговорки, с явным намеком на то, что президент и государственный секретарь глубоко разочарованы неспособностью их правительства выполнить то, что нам всегда представлялось как исполнение взятых на себя обязательств. Наша позиция, сказал он, должна заключаться в том, что мы не станем добиваться дальнейших переговоров; что следующий шаг должно предпринять советское правительство; и что это имеет большее значение для них, чем для нас. Мы подождем, сказал он, и посмотрим, что произойдет. Между тем, по его мнению, мне было бы полезно приложить усилия, чтобы получить из первых рук, по возможности из личных наблюдений, всю информацию о силе действующего режима с военной и экономической точек зрения; а также попытаться выяснить, какой будет политика их правительства в случае войны в Европе.
Я рассказал ему о предложении судьи Мура о том, что послу Додду следовало бы предложить отслужить еще один год до моего перевода в Берлин. Но на это президент тут же решительно заявил: «Нет». То есть намеченный план предстояло реализовать в его первоначальном виде.
_________________________________
Журнал Вашингтон, 3 января 1937 года
Встретился с советским послом Трояновским. Тот, по его словам, опасался, что вначале мое пребывание в Москве может быть затруднено некоторой прохладой со стороны советских официальных лиц, вызванной разногласиями или недоразумениями, которые возникли между Соединенными Штатами и советским правительством. В связи с этим он хотел заверить меня, что я буду принят весьма радушно и что советское правительство знает о моих капиталистических взглядах, профессиональном и деловом опыте, а также о моей работе в правительстве при президенте Вильсоне в качестве председателя Федеральной торговой комиссии. Они знакомы с моей работой и уверены, что обстановку в их стране и их проблемы я буду оценивать объективно и без предрассудков. В том, что касается моего отношения, ответил я ему, он совершенно прав. Я еду с открытым сердцем. Он надеялся, что любые спорные вопросы можно будет урегулировать путем четкого понимания позиции каждой из сторон. Главным предметом разногласий между правительствами был вопрос о долге. Я сказал Трояновскому, что еду по указанию президента и госсекретаря. Лично я считал, что со стороны советского правительства стало бы большой ошибкой допустить, чтобы недоразумение в вопросе о долге омрачило то доверие, которое президент Соединенных Штатов и наше правительство питают в отношении твердости и надежности обещаний советского правительства.
Хочу обсудить это с Биллом Буллитом.
_________________________________
Дневник Вашингтон, 4 января 1937 года
Официальный обед, данный в нашу честь послом Сайто и его супругой в японском посольстве. Сайто – наш старый друг и соперник по игре в гольф в «Горящем дереве». Желание развлечь нас стало очень приятным жестом с его стороны. Однако я пребывал в недоумении, ведь мне предстояло отправиться в Москву, а Япония и Москва вряд ли сейчас общаются. Поэтому я решил отбросить дипломатические условности и откровенно рассказать Сайто о проблеме. Он сразу смекнул, в чем дело, и сказал: «Все просто. Мы сейчас спросим моего коллегу, советского посла, и мадам Трояновскую». Таким образом, моя проблема была решена, и вечер прошел весьма приятно. За чашкой кофе международные отношения были подкреплены предложением организовать международную группу гольф-клубов «Горящее дерево» по типу «Ротари интернэшнл». Не было никаких сомнений в том, что вашингтонское «Горящее дерево» должно стать номером один. Вечеринка едва не сорвалась из-за споров, кто должен стать вторым номером: Токио или Москва. Вопрос не решить без Лиги Наций!
_________________________________
Дневник В море, 5 января 1937 года
Мой старый друг Оуэн Д. Янг, председатель правления компании «Дженерал электрик», любезно согласился приехать и провести со мной пару часов. Мы обсуждали Россию. «Дженерал электрик» ведет многомиллионные дела с «Амторгом», официальным агентством советского правительства в нашей стране. Он сказал, что советское правительство имеет исключительно высокий кредитный рейтинг в банковских и деловых кругах Нью-Йорка и всей нашей страны; что они имеют репутацию партнеров, тщательно следящих за выполнением своих финансовых обязательств. Оплаты они производят быстро и даже досрочно. Он заявил, что на протяжении десяти или пятнадцати лет деловых отношений, которые «Дженерал электрик» имела с советским правительством, оборот которых исчислялся миллионами долларов, Советы были скрупулезно оперативны в платежах и выполняли все до единого свои обещания. Он дал им отличную оценку за то, что они выполняют обещания, в отличие от людей политизированных и не связанных с бизнесом, с которыми я обсуждал здесь Советский Союз.
В полночь Марджори, Э.К. – Экей2 и я отплыли на судне «Европа» в Бремен. С нами на борту – Уолтер Дюранти.
_________________________________
Дневник Берлин, 14 января 1937 года
Прибыв в Берлин, тотчас же нанес официальный визит послу Додду.
_________________________________
Дневник Берлин, 15 января 1937 года
Суриц, советский посол в этой стране, весьма любезен. Он и его служащие отнеслись к нам с большим вниманием. Москва, заявил он мне, дала четкие указания, чтобы было сделано все возможное, дабы сделать наше пребывание приятным; он добавил, что Министерство иностранных дел (Литвинов) получило четкие инструкции из Кремля (Сталин) отнестись к новому дипломатическому представительству со всей учтивостью и не допустить, чтобы трения, которые могли существовать в прошлом, повлияли на отношение к новому послу. Я был рад это услышать.
_________________________________
Дневник Берлин, 16 января 1937 года
Мы остановились здесь на несколько дней, чтобы отдохнуть. Посол Додд с супругой устроили нам отличный обед. Доктор Шахт с женой, бывший посол Германии в Вашингтоне фон Гаффрон-Приттвиц, посол Польши Липский, посол России и мадам Суриц, а также мой старый однокурсник и друг по Висконсинскому университету, Луис Лохнер, сделали этот обед весьма приятным событием.
