Читать книгу: «Разум и чувство»

Глава 1

Семья Дэшвуд принадлежала к старинному роду, владевшему в Суссексе большим поместьем, носившим название Норленд-Парк. Многие поколения этого семейства вели почтенную жизнь в большом доме, расположенном в самом сердце их обширных земель, и пользовались среди соседей доброй репутацией. Последним владельцем поместья был одинокий джентльмен, доживший до весьма преклонных лет. Долгие годы с ним делила кров сестра: его друг и советчик. Она же вела хозяйство. Но она умерла за десять лет до него, и тогда же в доме начались серьезные перемены: стремясь восполнить свою потерю, он пригласил в дом племянника, мистера Генри Дэшвуда, единственного законного наследника поместья, с семьей. В обществе племянника, племянницы и их детей дни старого джентльмена проходили очень приятно. Его привязанность к ним росла с каждым днем. Постоянное внимание мистера и миссис Дэшвуд к его желаниям скрашивало жизнь старика. Он чувствовал себя самым счастливым человеком на земле, ведь это внимание шло от сердца, а не из корыстных побуждений. Особое же удовольствие он получал от общения с веселыми и бодрыми детишками своего племянника.

У мистера Генри Дэшвуда было четверо детей: сын от первого брака и три дочери от второго. Его сын, степенный молодой человек, был достаточно богат благодаря своей матери, которая оставила ему большое наследство, половину которого он получил в двадцать один год. А женившись, еще приумножил свое богатство. По этой причине дальнейшая судьба поместья была для него менее важна, чем для его сестер, чьи перспективы были бы далеко не радужными, не получи их отец это наследство. У их матери не было собственного состояния, а отец имел в своем распоряжении лишь семь тысяч фунтов. Оставшаяся часть наследства первой жены также принадлежала их сыну, он же пользовался лишь процентами с капитала.

Старый джентльмен умер. Завещание прочитали, и, как всегда, это принесло и радость, и разочарование. Старик не был настолько несправедлив и неблагодарен, чтобы ничего не оставить своему племяннику. Но поместье переходило к нему на таких условиях, что теряло практически всю свою ценность. Наследство мистер Генри Дэшвуд хотел получить не ради себя и своего сына, а ради жены и дочерей, но именно сыну и его сыну, четырехлетнему мальчику, досталось поместье. Племяннику дядя связал руки разнообразными ограничениями, не дававшими ему возможности обеспечить тех, кто был ему особенно дорог и кто особенно сильно нуждался в деньгах. В завещании запрещалось использовать поместье по своему усмотрению, вырубать драгоценный лес вокруг. Все было сделано так, чтобы мальчик получил поместье в целости и сохранности. Малыш сумел, время от времени приезжая с родителями в Норленд, завоевать любовь дедушки задорным детским лепетом, настойчивостью и изобретательностью. Чувства к мальчику перевесили признательность за ту нежную заботу и внимание, которые он получал от племянницы и ее дочерей. Но пожилой джентльмен не хотел обидеть их и в знак признательности оставил каждой по тысяче фунтов.

Жестоко разочаровавшись вначале, мистер Дэшвуд, по характеру весельчак и оптимист, решил, что впереди у него много времени и, живя экономно, он сможет собрать значительную сумму от доходов поместья, уже довольно больших, но способных еще возрасти. Однако поместье принадлежало ему всего год. Он ненамного пережил дядю, и десять тысяч фунтов, включая позднее наследство, перешли к его жене и дочерям. За сыном послали, как только стало понятно, что болезнь мистера Генри Дэшвуда очень серьезна. Больной поручил сыну заботу о мачехе и ее дочерях.

Мистер Джон Дэшвуд не испытывал сильных чувств по отношению к своей семье. Но просьба умирающего затронула потайные струны его души, и он пообещал сделать все возможное для их благополучия. Это успокоило умирающего джентльмена, а мистеру Джону Дэшвуду дало время поразмыслить, что он может для них сделать, не выходя за рамки разумного.

Он не был бессердечным, если, конечно, холодное сердце и расчетливый эгоизм не считать бессердечностью. Этот весьма уважаемый молодой человек при обычных обстоятельствах вел себя вполне порядочно. Если бы он женился на мягкой, добросердечной женщине, то мог бы и сам стать добрее, потому что вступил в брак очень рано, очень гордился своей женой и любил ее. Миссис Джон Дэшвуд оказалась очень похожей на своего юного супруга, только все его отрицательные черты были в ней преувеличены. Она казалась карикатурой на мужа – еще более холодная и эгоистичная.

Давая обещание отцу, он думал увеличить состояние сестер, добавив по тысяче фунтов каждой. И был уверен, что вполне может это сделать. Перспектива получения четырех тысяч фунтов в год, не говоря уж о второй половине материнского наследства, грела его душу и сердце и делала его более великодушным. Да, он подарит им три тысячи фунтов! Это очень щедрый жест с его стороны! Эти деньги обеспечат им хорошую жизнь. Три тысячи фунтов! Он вполне мог подарить им эту сумму без ущерба для себя! Он думал об этом дни напролет, ничуть не раскаиваясь в принятом решении.

Не прошло и недели с похорон отца, как миссис Джон Дэшвуд, не предупредив свою свекровь заранее, приехала в Норленд со своим ребенком и слугами. Никто не смел осуждать ее, ведь дом перешел к ее мужу по наследству. Но как должна была себя чувствовать жена покойного? Понятия миссис Дэшвуд о чести были столь высоки, а представления о благородстве столь романтичны, что любое подобное оскорбление вызывало в ней лишь отвращение. Миссис Джон Дэшвуд никогда не пользовалась особой любовью близких своего мужа, и это если учесть, что прежде у нее не было возможности показать им, как невнимательна она может быть к людям, когда ей это было выгодно.

Миссис Дэшвуд остро ощущала эту невнимательность невестки и презирала ее за это столь сильно, что по прибытии последней собиралась покинуть дом навсегда, и только уговоры старшей дочери, которые заставили ее вспомнить, что подобная спешка была бы непростительна, и нежная любовь к своим детям убедили ее остаться. И только ради них она старалась избежать ссор с их братом.

Элинор, старшая дочь, уговоры которой оказались столь действенны, обладала живым умом и обостренным чувством справедливости, которые помогли ей в девятнадцать лет стать советчицей матери. Часто именно Элинор удерживала нетерпеливую миссис Дэшвуд от опрометчивых поступков. У нее было доброе сердце. Ею всегда владели сильные чувства, но она умела ими управлять. Это умение ее мать так и не сумела приобрести, а одна из сестер твердо решила никогда не приобретать.

По характеру Марианна была похожа на Элинор – такая же умная и впечатлительная, но гораздо более нетерпеливая: ее печали и забавы были бесконечны. Она была великодушна, любезна, загадочна и интересна в общении, она могла быть любой, но только не благоразумной. Она была удивительно похожа на свою мать.

Элинор с беспокойством понимала, что ее сестра слишком чувствительна, но миссис Дэшвуд это качество ценила и лелеяла. Теперь они с Марианной всячески поддерживали друг в друге бурную печаль. Сразившее их горе невосполнимой потери теперь добровольно воскрешалось снова и снова. Они полностью отдавали себя своей утрате, твердо отвергая даже малейшую возможность утешиться в будущем. Элинор тоже горевала всем сердцем, но она продолжала жить дальше. Она могла говорить со своим братом, смогла встретить его жену и уделить той должное внимание. Элинор очень старалась вдохнуть жизнь в свою мать, научить ее терпимости, заставить принимать жизнь такой, как она есть.

Маргарет, третья сестра, обладала отличным чувством юмора и добрым сердцем. Она уже успела впитать большую часть романтичности Марианны, хотя уступала ей в уме, и в свои тринадцать лет, разумеется, не могла считаться равной более взрослым сестрам.

Глава 2

Миссис Джон Дэшвуд официально объявила себя хозяйкой Норленда, а мачеха ее мужа и ее дочери были сведены к положению гостей. Однако обходилась она с ними с холодной вежливостью, а ее муж – со всей добротой, на которую только был способен, когда речь шла не о нем и не о его семье. Он настаивал, чтобы они считали Норленд своим домом, и миссис Дэшвуд приняла приглашение, по крайней мере до тех пор, пока она не подыщет дом для своей семьи где-то поблизости.

Пребывание там, где все напоминало ей о прежней, счастливой жизни, – вот чего требовала ее душа. В прежние безоблачные времена она была самой веселой, ее часто захватывала оптимистическая идея светлого будущего, которая сама по себе уже есть счастье. Но и горю она отдавалась с той же силой и не принимала возможность утешения, как и прежде не давала никому и ничему омрачить свою радость.

Миссис Джон Дэшвуд вовсе не одобряла того, как муж решил помочь своим сестрам. Отнять три тысячи фунтов у ее дорогого маленького сына! Это же нанесет огромный ущерб его состоянию! Она умоляла его одуматься. Как он сможет оправдаться перед собой, ограбив своего сына на такую сумму! И как могут рассчитывать сестры Дэшвуд, всего лишь его единокровные сестры, – а подобную связь она вообще родством не считала – на такую сумму? Широко известно, что между детьми от разных браков отца никакой привязанности и быть не должно. И почему тогда он должен лишать себя и своего сына Гарри средств к существованию, отдавая все свои деньги сестрам?

– Это была последняя просьба моего отца, – ответил ей муж, – помочь его жене и дочерям.

– Он не ведал, что говорит. Десять против одного, что он находился в этот момент в бреду. Ведь, будь в своем уме, он бы даже не подумал о том, чтобы забрать половину состояния у собственного сына.

– Он не называл точной суммы, моя дорогая Фанни. Он только попросил меня помочь им, сделать их жизнь комфортнее, чем смог сделать он. Я поступил бы так же, даже если бы он меня ни о чем не просил. Он же не думал, что я выброшу их на улицу без гроша в кармане. А раз он потребовал обещания, я не мог отказать. По крайней мере, так мне казалось тогда. Но как бы то ни было, если обещание дано, то оно должно быть выполнено. Что-то я должен для них сделать, когда они покинут Норленд и переселятся в новый дом.

– Так и сделай для них что-то. Но почему это «что-то» должно быть суммой в три тысячи фунтов? Ты ведь знаешь, – добавила она, – что если с деньгами расстаться, то назад они уже не вернутся. Твои сестры выйдут замуж, и деньги пропадут навсегда. А вот если бы они все-таки когда-нибудь достались нашему сыночку…

– А ведь верно, – серьезно ответил ее муж, – может настать время, когда Гарри пожалеет, что такая большая сумма была отдана другим людям. Например, если у него будет большая семья, то такая дополнительная сумма была бы весьма кстати.

– Конечно!

– Может, будет лучше для всех, если сумму уменьшить наполовину. И пятьсот фунтов заметно увеличат их состояние.

– О да, намного! Какой еще брат на земле сделает хотя бы половину для своих сестер, даже если бы они были его родные. А тут всего лишь единокровные! Нет, ты все-таки очень щедр!

– Я не хочу показаться жадным, – ответил он, – ведь в таком случае всегда лучше сделать больше, чем меньше. Во всяком случае никто не сможет обвинить меня в скупости. Они вряд ли ожидают большего.

– Ну, чего ожидают они, знать невозможно, – ответила его жена. – Но их никто и не спрашивает. Вопрос в том, что ты можешь им дать.

– Конечно, и мне кажется, я могу дать им по пятьсот фунтов каждой. Хотя и без этой суммы они получат около трех тысяч фунтов после смерти матери. Неплохое состояние для молодой девушки!

– Именно! И мне вдруг пришло в голову: они вообще ничего от тебя не хотят. Ведь между ними будет распределено десять тысяч фунтов. Если же они выйдут замуж, то, несомненно, за людей состоятельных. Если же нет, то вполне смогут жить вместе и достаточно комфортно на эту сумму.

– Это верно! По этой причине я думаю, что целесообразнее будет назначить пожизненное содержание для их матери, а не делать что-то для них. Для моих сестер это будет так же хорошо, как для нее. Сто фунтов в год всех их вполне обеспечат.

Однако его жена не торопилась одобрить этот план.

– Конечно, это лучше, чем сразу заплатить по пятьсот фунтов каждой, – сказала она, – но если миссис Дэшвуд проживет еще пятнадцать лет, то мы потеряем именно такую сумму.

– Пятнадцать лет! Моя дорогая Фанни, она вряд ли проживет и половину этого срока!

– Возможно. Но ты, вероятно, замечал, что люди, получающие пенсию, живут вечно! Между прочим, она обладает отменным здоровьем, и ей только недавно исполнилось сорок лет. Подумай, ежегодная пенсия – расход серьезный. Ее так или иначе приходится выплачивать, и изменить ничего нельзя. Уж кому, как не мне, знать, как тяжело иметь дело с пенсиями. Моей матери приходилось выплачивать целых три пенсии, которые отец по доброте душевной назначил трем престарелым слугам. Не представляешь, как ее это угнетало! Дважды в год хочешь не хочешь – изволь платить да еще позаботиться об отсылке денег. Потом нам сообщили, что кто-то из них умер. А через некоторое время оказалось, что ничего подобного. Бедная мама совсем измучилась. Она часто жаловалась, что не является хозяйкой собственных доходов, поскольку немалая их часть изымается у нее без ее согласия. Никогда бы не подумала, что отец может оказаться таким бессердечным. Если бы не пенсии, мама вполне могла бы распоряжаться всеми деньгами без ограничений. Поверь, пенсии – это отвратительно! Ни за что не соглашусь связать себя подобными обязательствами.

– Конечно, – проявил покладистость Джон Дэшвуд, – любые обязательные отчисления от доходов крайне обременительны. Собственное состояние, как справедливо заметила твоя мама, уже вроде бы тебе и не принадлежит. Добровольно принять на себя обязанность каждое полугодие выплачивать изрядную сумму – это значит лишиться независимости. Нам это совершенно ни к чему.

– Даже не сомневайся. И заметь, что за это тебе никто даже спасибо не скажет. Они считают себя вполне обеспеченными, а то, что ты им выделишь, является будто само собой разумеющимся. Будь я на твоем месте, делала бы для них что-то только тогда, когда сама считала бы это нужным. И нет нужды связывать себя ежегодными выплатами. Мы же не можем заранее знать: а вдруг в какой-нибудь год нас очень стеснит необходимость оторвать от себя сто, а быть может, даже и пятьдесят фунтов!

– Радость моя, ты, как всегда, права! Ни к чему им твердая пенсия. Те суммы, которые я смогу выделять им время от времени, принесут им куда больше пользы, чем ежегодная пенсия. Рассчитывая на твердый доход, они просто станут жить на широкую ногу и в результате не станут богаче. Будет гораздо разумнее, если я буду иногда посылать им пятьдесят фунтов в подарок. Так они не будут чувствовать себя стесненными в средствах, а я выполню обещание, данное отцу.

– О да. Кстати, я убеждена, что твой отец вовсе не хотел, чтобы ты им дарил деньги. Я уверена, что он имел в виду совсем другую помощь. К примеру, подыскать для них небольшой уютный домик, помочь с переездом, посылать рыбу, дичь, возможно, другие продукты, в зависимости от времени года. Он наверняка не помышлял ни о чем другом. Иначе считать было бы по меньшей мере неразумно. Ты только подумай, как прекрасно устроится твоя мачеха и ее дочери на проценты с семи тысяч фунтов. К тому же у каждой девицы имеется и собственная тысяча, которая в год приносит пятьдесят фунтов дохода. Из этих сумм они будут платить матери за стол. Если подсчитать, окажется, что у них на жизнь будет пятьсот фунтов в год! Это же гигантская сумма! И ее более чем достаточно для четырех женщин. Им даже не нужно столько! На хозяйство им почти не нужны деньги. Экипажа у них не будет, лошадей тоже, да и прислугой они обойдутся минимальной. Принимать у себя гостей им незачем, выезжать в свет тоже. На что же им тратиться? Они заживут совершенно безбедно! Подумать только, пятьсот фунтов в год! Не представляю, на что они сумеют все это потратить. Теперь понимаешь, почему о каких-либо дополнительных деньгах в подарок не стоит даже речь вести? Им легче будет тебе уделить толику своих доходов.

– Ты совершенно права, – сказал мистер Дэшвуд. – Разумеется, мой отец имел в виду только то, что ты сказала. Как же я сразу не догадался? Но теперь мне все ясно. Я не нарушу своего обещания и непременно окажу им ту помощь, о которой ты говорила. Когда моя мать решит от нас уехать, я с удовольствием возьму на себя все хлопоты, связанные с переездом. Наверное, я даже подарю им какую-нибудь мебель.

– О, конечно! – воскликнула миссис Джон Дэшвуд. – Но ты учти еще одно обстоятельство. Когда твои родители переехали в Норленд, стэнхиллскую мебель продали, но столовое серебро, фарфор и белье остались и по завещанию переходят твоей мачехе. Когда они снимут дом, он будет почти полностью обставлен.

– Да, как же я забыл! Она получает весьма, надо признать, немалое наследство. Кое-что из этого серебра нам и здесь не помешало бы.

– Ну да. И чайный сервиз, между прочим, намного роскошнее нашего. В их новом жилище такое великолепие им будет совершенно ни к чему. Но что мы тут можем поделать? Твой отец больше думал о них. Не обижайся, но я все же скажу: ты вовсе не обязан испытывать к нему слишком уж большую благодарность и свято исполнять его последнюю волю. Мы же оба знаем, что имей он такую возможность, то все отдал бы им, уделив тебе разве что малую толику.

Последний довод показался мистеру Джону Дэшвуду самым весомым. Он больше не колебался и твердо знал, что предложить вдове отца и ее дочерям что-нибудь, кроме услуг, перечисленных его женой, было бы не только лишним, но даже в какой-то мере неприличным.

Глава 3

Миссис Дэшвуд оставалась в Норленде еще несколько месяцев не из-за нежелания покидать родное гнездо. Окружающая ее обстановка уже не вызывала таких сильных чувств, как раньше. Ее душа начала оживать, она стала способна на что-то большее, чем черная меланхолия и воспоминания о прошлом. Она стремилась уехать и без устали искала подходящий домик недалеко от Норленда, потому что уехать далеко от места, где провела столько счастливых лет, она все-таки не могла. Но ей никак не попадался подходящий вариант. Понятия миссис Дэшвуд о комфорте и удобстве всегда не совпадали с благоразумной рассудительностью старшей дочери, поэтому несколько домов, понравившихся матери, были отвергнуты как слишком дорогие.

Миссис Дэшвуд знала от мужа о торжественной клятве его сына заботиться об их благополучии, именно поэтому мистер Дэшвуд умер спокойно. Она не сомневалась в искренности своего новоявленного благодетеля и с радостью думала о будущем своих дочерей. Лично ей хватило бы гораздо меньшей суммы, чем семь тысяч фунтов. Она радовалась и упрекала себя за то, что была несправедлива к нему и не верила в его способность совершать благородные поступки. Его постоянное внимание к ним убедило миссис Дэшвуд в том, что их судьба ему небезразлична. Поэтому она долгое время надеялась на его щедрость.

Что же касалось ее невестки, то чем ближе миссис Дэшвуд узнавала ее, тем сильнее презирала. За полгода совместной жизни женщины успели хорошо узнать друг друга. На людях они старались соблюдать видимость родственных отношений, однако давно бы сочли для себя совместное проживание невозможным, если бы не одно обстоятельство, которое, по мнению миссис Дэшвуд, заставляло ее дочерей оставаться в Норленде.

Этим обстоятельством была растущая привязанность между ее старшей дочерью и братом миссис Джон Дэшвуд – весьма приятным молодым человеком, который был представлен семье вскоре после того, как его сестра обосновалась в Норленде. С тех пор он проводил там большую часть своего свободного времени.

Некоторые матери могли бы поощрять близость между молодыми людьми, исходя из корыстных побуждений. Дело в том, что Эдвард Феррарс был старшим сыном богатого джентльмена, который недавно умер. Другие воздержались бы от каких бы то ни было меркантильных планов, потому что все его состояние, кроме пустячной суммы, зависело от воли матери. Миссис Дэшвуд были чужды и те и другие соображения. Ей было достаточно того, что молодой человек любезен и любит ее дочь, которая отвечает ему взаимностью. Она не понимала, что разница в финансовом положении может не дать молодой паре обрести счастье. По ее мнению, все, кто знал Элинор, не могли не оценить ее несомненных достоинств.

Эдвард Феррарс не обладал особыми внешними достоинствами. Он не был красив, а его манерам не хватало раскованности. Он всегда был неуверен в себе, но, когда ему удавалось преодолеть природную застенчивость, становилось ясно, что у него открытое и доброе сердце. Он был достаточно сообразительным и получил неплохое образование. Но он не хотел идти на поводу у матери и сестер, которые стремились увидеть его знаменитым, как… правда, как кто, они не знали. Они хотели, чтобы он стал заметной фигурой в какой-либо сфере деятельности. Его мать хотела привить ему политические амбиции, увидеть его в парламенте. Впрочем, ее бы устроило, окажись он среди каких-либо других выдающихся личностей. Миссис Джон Дэшвуд было все равно, но пока эти цели находились в процессе достижения, она бы хотела как минимум увидеть его сидящим в ландо. Но Эдвард не хотел становиться великим, равно как и ездить в ландо. Все, к чему он стремился, – это комфорт и домашний уют. К счастью, у него был младший брат, который подавал большие надежды.

Эдвард пробыл в доме несколько недель, прежде чем привлек к себе внимание миссис Дэшвуд. В то время она была так погружена в свои переживания, что обращала не слишком много внимания на окружавших ее людей. Она видела, что он спокойный и скромный молодой человек, и уже одно это ей нравилось. Видя, что она в трауре, молодой человек не приставал к ней с беседами. Она впервые серьезно задумалась о нем, когда Элинор сказала, что он совершенно не похож на свою сестру. Именно этот контраст показался ее матери наиболее привлекательным.

– Достаточно, – сказала она, – что он не похож на Фанни. Я уже почти люблю его за это.

– Мне кажется, ты его действительно полюбишь, как только узнаешь лучше, – поддакнула Элинор.

– Полюблю его! – воскликнула ее мать с улыбкой. – Поживем – увидим!

– Ты будешь ценить и уважать его.

– Никогда не знала, как можно любовь отделить от уважения.

Теперь миссис Дэшвуд стала пытаться поближе с ним познакомиться. Она проявила определенную настойчивость и вскоре победила его неизменную скрытность и осторожность. Для нее сразу стали ясны его достоинства. Она поверила в то, что это стоящий человек, что у него дружелюбный характер и горячее сердце.

А как только она уловила в его отношении к Элинор признаки зарождающейся любви, то сразу же стала рассматривать взаимную привязанность молодых людей как нечто серьезное и начала подумывать о свадьбе.

– Через несколько месяцев, моя дорогая Марианна, – сказала она, – Элинор, скорее всего, будет устроена. Нам будет ее не хватать, но это не страшно. Главное, что она будет счастлива.

– Мамочка, как же мы будем жить без нее?

– Милая моя, мы будем жить в нескольких милях от нее и станем встречаться каждый день. У тебя появится брат – настоящий любящий брат. Я самого высокого мнения о сердечной доброте Эдварда. Ты выглядишь угрюмой, Марианна. Разве ты не одобряешь выбор сестры?

– Скажем так, – ответила Марианна, – он меня несколько удивляет. Эдвард, безусловно, очень приятный молодой человек, но он совсем не принц. У него не слишком привлекательная фигура, в нем полностью отсутствуют грация и изящество, которые, как я считала, в первую очередь привлекают мою сестру. В его глазах нет огня, они говорят только о добродетели и достоинстве. И кроме того, мама, боюсь, у него отсутствует вкус. Музыка его не привлекает, и хотя он обожает рисунки Элинор, но вовсе не потому, что понимает их ценность. Конечно, он часто крутится возле нее, когда она рисует, но тем не менее становится очевидным, что он ничего не понимает в живописи. Он восхищается Элинор как женщиной, а вовсе не ее рисунками. А мне кажется, что в мужчине должно быть соединено и то и другое. Я бы не смогла быть счастлива с человеком, чьи вкусы не совпадают с моими. Человек, которого я полюблю, будет разделять все мои чувства, нам будут нравиться одинаковые книги, одна и та же музыка. О, мама, насколько бездуховным и невыразительным был Эдвард, когда нам вчера читал! Мне было искренне жаль сестру. А она все мужественно стерпела и даже сделала вид, что ей это понравилось. А вот я с трудом усидела на месте, было просто невозможно слушать, как эти волшебные строки, способные свести с ума чувствительного человека, произносятся с непробиваемым спокойствием и воистину пугающим безразличием.

– Очевидно, он предпочитает простую и элегантную прозу. Вам следовало дать ему Купера.

– Но, мама, его не проймет даже Купер! Но следует сделать скидку на разницу во вкусах. Элинор чувствует не так, как я, и поэтому могла и ничего не заметить, и быть счастливой с ним. Но мое сердце было бы разбито, если бы я любила его и услышала, как он читает, не проявляя при этом никаких чувств. Мама, чем больше я узнаю мир, тем больше убеждаюсь, что никогда не встречу человека, которого смогу по-настоящему полюбить. Я слишком многого хочу. Он должен обладать всеми достоинствами Эдварда и, кроме того, быть очаровательным и чувствительным.

– Помни, моя дорогая, тебе еще нет семнадцати, так что рано отчаиваться. Почему ты считаешь, что тебе в жизни повезет меньше, чем твоей матери? Только в одном случае твоя судьба может отличаться от ее, Марианна.