Читать книгу: «Добрые люди. Стихи и рассказы»

© Джеймс Критт, 2020

ISBN 978-5-0053-0242-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Стихи

«Я вчера похоронил надежды…»

 
Я вчера похоронил надежды,
Белым флагом сшитые из слёз,
О том, что всякие невежды
Не разобьют больше драгоценных грёз.
 
 
Я похоронил за плинтусом улыбку,
Ту самую, любимую, настоящую,
Что часто называют ошибкой
И за которой смех такой звучащий.
 
 
И сердце, вырванное, рядом с растоптанной душой
Которую терзали долгими годами,
Присыпал аккуратно землёй
И могилу засадил цветами.
 
 
Я думал, отпевание боль забрало,
Но знаешь… легче ни на йоту не стало.
 

Море сна

 
Я сяду на уступе веры крепкой
И ноги свешу в море сна.
Плакучая ива тяжёлой веткой
Закроет меня от злого дождя.
 
 
Кругами от капель расходятся мысли,
Цвета разбегаются в разные стороны,
Тяжёлые мрачные тучи над морем повисли,
И мечутся меж едких капель чёрные вороны.
 
 
Сожженные мнения дымятся вдали,
Как новые горы из неизвестной породы.
О жестокости помнят трупы любви
И о том, что здесь невозможны другие исходы.
 
 
На небе годами солнца не видели,
И луны не было, и звёзды исчезли
С тех пор, как сами же их обидели
Безмозглые земные властители.
 
 
Я молился богам и истратил все силы.
Напрасно. Они глухи даже больше людей.
Лишь молнии в ответ зигзагами искрили,
Мол: «Отвяжись, наглец! Прохиндей!»
 
 
Наверное, заняты очередной войной
Да так, что до мира нет никакого дела.
Я каждый раз ни с чем возвращался домой,
А гроза всё над городом гремела.
 
 
Море бушует, сны разбиваются.
Капли воду мутят, мысли путают.
Ему эти танцы на воде не нравится,
И волна поднимается жуткая.
 
 
Чужая вера уже вполне окрепла,
Вот только улыбок она лишена.
Когда вновь зажгутся горы пепла,
Я стану молить о покое для сна.
 

Фанфары во имя лжи

 
Я кричу, но будто бы никто не слышит
Этих воплей. И прошу ведь даже не о помощи.
Вот он идёт в облаке дыма и ядом дышит.
Вот дама за столиком кушает в отраве овощи.
 
 
Прошу: «Откройте же глаза! Вы травитесь!
Смотрите!» Но глашатаи рядом всё сильней
Вопят: «О прелесть, этот дивный дым! Поторопитесь
Может не хватить.» И люди ловят кайф от их речей
 
 
 «Парень, оглянись!» – отчаянно.
«Закрой глаза, ведь это много проще…» —
Настырный шёпот в уши. Растерянно
Смотрю на грязные улицы, чистую площадь.
 
 
На ней обычно говорят: «Мы наведём
Порядок в городе. Смотрите – чистота кругом!»
А за трибуной те же голоса: «Давайте-ка нальём.
Пусть пьют. Нам жалко?» тряся жирным кошельком.
 
 
«Эй! Вы же как на скотобойне!
И звери здесь имеют человеческие лица!»
Вот только… им всего спокойней
До визга поросячьего напиться.
 
 
Я задаюсь вопросом: «Может это маски?
Не лица вовсе? И пойло только их снимает?»
Я говорю, а они пускаются в пьяные пляски.
И дети это за чистую монету принимают.
 
 
«Вы обезумели? Все спятили? Люди!»
«Выпивать – нормально», и культуру питья
На каждом столбе… «За пьянство не судят.»
Не судят. А жаль. Сколько этого дерьма?
 
 
«Они хотят учиться? Зачем им учиться?
Запускайте туповатый сериал. Смотрите.
Больше не хотят.» Проще будет поглумиться.
И умных книг по дешёвке на полках не ищите.
 
 
«За ум нужно платить. Да и зачем им ум?
Избавьте их от этого. Заставьте всё порнухой.
Это избавит их от ненужных дум.
И залить всё сверху медовухой!»
 
 
Лишить каждого личности, и управлять
Станет проще. Загнать, как стадо, и диктовать
условия,
Которые непременно нужно соблюдать.
А если нет, то обвинить в ужасном сквернословии.
 
 
Обезличенное стадо затопчет нарушителя
И будет наслаждаться ложью, в воздухе витающей
На руках качать бессмысленного победителя
В бессмысленной войне уничтожающей.
 
 
Вот подождите. Узнают о моих выходках,
Посадят на той площади. «Покрепче привязать!»
Будут кричать и заставят выхаркать
Вместе с кровью всё то, что вам хотел сказать.
 

Остановите землю

 
Остановите землю, я сойду.
Ну не могу терпеть я этой боли!
Здесь, в это черством мире, как в аду.
И нет разницы что в клетке, что на воле.
 
 
Нет места жизни полноценной там,
Где не найдут согласия законы,
Где не растут сердца и ходят по домам
С понурым видом зомби, все бессонны.
 
 
И не найти вам почвы без проростков лжи —
Здесь все давно забыли про пшеницу,
Дети с малых лет обучены бросать ножи
И над павшими в бою глумиться.
 
 
Вооружены все до зубов и главное оружье – слово
И ранить, и убить, и воскресить, и на ноги поставить,
Но целительство здесь, честно, развито хреново,
Им проще раненых без помощи оставить.
 
 
Есть молодцы, ходящие по краю боли со слезами,
Они спасают даже самых безнадёжных и больных
В глазах их видят старцев временами,
Ведь работают они без перерывов, выходных.
 
 
Маленький комочек шерсти тоже хочет жить,
Любить и теплотой семейной обогреться,
Приходится за людьми хвостом везде ходить,
Но вместо теплоты со всех сторон смеются.
 
 
И эти мерзкие людишки мнят себя богами!
Какой позор! Позор на всю планету!
Вы топчете и души, и сердца ногами,
Меняете вы чувства на монету.
 
 
Мне стало страшно людям доверять,
Что за глазами делается их – не знаю,
Ведь все привыкли видеть, хотеть, брать,
А я любить наполовину не умею…
 

«Я нарисовал тебя в воображении…»

 
Я нарисовал тебя в воображении,
Придал тебе реальные черты.
Я молился тебе и просил прощения
За то, что в мыслях мелькаешь ты.
 
 
Я закрывался в комнате часто,
Устав от общественного мира.
Ты вынимал наушник и говорил: «Всё. Баста!
Это всего лишь пародия, сатира.»
 
 
Я бился в истерике отчаянно,
Когда иссякали силы мои и терпение,
А ты… ты заглядывал в окно открытое,
Протягивал руку и спасал от наваждения.
 
 
Это ведь ты вытащил меня на крышу,
Ты показал мне звёздное небо.
Тогда и шелест деревьев едва был слышен,
Тогда всё казалось простым и нелепым.
 
 
Ты слишком живой, чтобы быть просто словом.
Кладёшь руки мне на плечи,
И в моём мозгу появляется заголовок.
И вдохновишь, и излечишь…
 
 
Они хотят вернуть меня на землю с неба,
Ведь так я выбиваюсь из общей схемы.
Реальность требует правды? Так вот она:
Я разбит и брошен всеми.
 
 
Всё, что у меня есть – ты – моя муза,
И этого лишить хотят.
Но ты ставишь на повтор старые блюзы
И шепчешь: «Силёнок не хватит у ребят.»
 

Наедине

 
По каменным ступеням, не смотря назад,
Подняться к подножию рухнувшего храма.
Упасть на колени, где некогда цвёл сад,
А теперь земля исполосована шрамами.
 
 
Поднять глаза на небо тёмное, звёздное.
Глубоко вдохнуть запах раненых трав.
Призрачную мантру услышать в тишине грозной
И принять одновременно множество правд.
 
 
Думать долго о запретах прошлого.
Видеть клочок земли, истоптанный ногами.
Искать помощи пальцами судорожно.
Знать, сколько здесь было брошенных богами.
 
 
Держать слёзы неба в грязной ладони.
Дышать тяжело, с болью бороться.
Найти место, где был мир похоронен
И, наконец разрыдавшись, сдаться.
 

Начала

 
Во мне два всё борются начала:
Одно велит, закончив все дела, поспать,
Другое жалит пальцы, словно жало,
И говорит мне что-нибудь писать.
 
 
От одного смыкаются глаза,
И ворох мыслей покидает голову,
А от другого гром, тучи и гроза,
Когда я схожу с пути в сторону.
 
 
Одно всё время хочет отдохнуть.
Не где-то на природе, а лечь в постель,
Задвинуть плотно шторы и заснуть.
И не открывать глаза, пока нормально спится.
 
 
Другое рвёт на части изнутри, огнём горит,
Кричит, вопит, когда его не замечают,
Но в тишине огней свечных творит,
А после ненадолго засыпает.
 
 
То, что горит – душа, что постоянно спит – то тело
И не найдут они согласия никогда.
Передо мной стоит вопрос: «Что делать?
Сесть писать? Или не выползать из своего гнезда?»
 
 
На муки тягостные я был с рожденья обречён —
Днём быть бессонным зомби с красными глазами,
А ночью писать под свечным огнём
То, что другие не могут выразить словами.
 
 
Что за чудак соединил два полюса одним порочным
кругом:
Им вместе – тесно, а порознь – не существуют друг
без друга?
 

В твоих глазах отражается небо

 
А ты знал, что в твоих глазах отражается небо?
Серое и холодное, как осенние камни.
И совершенно в этом нет ничего романтичного.
Только холод, изморозь, грязь.
 
 
Я тебе покажу, как оно выглядит. Вот, смотри:
Поседевшие от усталости плывут облака,
Закрывая редкие проблески окоченевшего солнца;
И яркую синеву небесного полотна
Уже не увидеть ни мне, ни тебе.
 
 
Его затянула грязная плёнка какой-то нелепой обиды.
За что? На что? Нет смысла обижаться на мир —
Ему нет до тебя никакого дела, небо.
Оно моросит мелкими колкими каплями дождя,
Словно злится, но это оно от бессилия.
 
 
Временами его застилают грозовые тучи.
Как будто это что-то может исправить… Мир не увидит.
Он закроется от капель, спрячется в машине.
А когда нырнёт в им созданную коробку,
Включит неоновый свет.
 
 
И плевать он хотел на все твои выходки.
Он не заметит, как покроется льдом солнце за облаками,
Будет наслаждаться искусственной выпивкой
И гордиться своею находчивостью,
Ведь больше не нужно зависеть от неба!
 
 
Ведь это проще – ничего не понимать.
Зарыться в бумажках и не казать носа из коробки.
Когда сверкнёт молния, стирая остатки доброты, да так,
Что будет видно со всех материков, в каждом уголке света,
Он не поймёт, подумав: «Какая странная аномалия…»
 
 
Знаешь, в твоих глазах отражается больше, чем просто
небо.
Оно не уместится в одном лишь коротком слове.
Не найдётся в лексиконе ничего для него подходящего,
Потому что ему нет места здесь.
 

Устало сердце

 
Устало сердце биться в этом теле
И каждый день мечтает отдохнуть,
Проникнуться теплом доверчиво и нежно…
Но ведь нельзя ему вздремнуть.
 
 
Оно устало от кипучей крови и от страстей
Бесчувственных, жестоких. От пламенных речей,
Что губы шепчут бойко, торопливо.
Молодые, им бы всё быстрей.
 
 
А о сердцах чужих подумать забывают —
Уносит ночь рассудок, сладостен туман.
И сердце ведь ведётся на пустые речи,
Не понимая, что всё это обман.
 
 
Оно устало быть посмешищем наивным,
Но что поделать? Оно наивно, в этом его суть.
И от объятий, целомудрия лишённых, надорвалось
Стучать по рёбрам, в горло, в грудь.
 
 
О, как ему обидно неслышным оставаться,
А ведь вопит и бьётся, с силой бьётся,
Пытается до нас простую истину донесть:
Не всё на этом свете продаётся,
 
 
Не то на этом свете счастье есть.
У нас заткнуты уши, а в черепушке вата,
Не слушаем, не слышим, услышать не хотим
И ключ давно потерян, но ума – палата.
 
 
Тихо стучит себе, пока его не потревожат,
Заденут чем-нибудь, нарочно укольнут.
Зачем трепать больному сердцу нервы?
Но вместо жалости ещё и пальцем ткнут.
 
 
Кто-то снова томно что-то шепчет,
Ласкает сердца слух до помрачения рассудка,
И своё пламя обогреться подставляет.
Оно-то знает – это просто злая шутка,
 
 
Но шёпоту в последний раз поверит,
А после тихо скажет: – Хоть чуточку согрело…
И больше в этом теле биться не захочет —
Оно погибло, умерло, сгорело.
 

«Верните мне способности писать…»

 
Верните мне способности писать.
Верните мне способность мыслить на бумаге,
Чтобы по жизни, спотыкаясь, снова встать,
Расправить плечи и зашагать по неизведанной дороге.
 
 
Верните мне способности писать,
Чтобы я смог снова жить и слепо верить,
Что никогда мне не придётся лгать
И что любовь свою мне не придётся мерить.
 
 
Верните мне способности писать!
Вы отобрали у меня мой личный смысл жизни!
Я перестал недавно спать…
Вы отняли мои идеи, мысли…
 
 
Вы отняли мой мир…
Мой личный рай, до мелочей продуманный,
Вы превратили в сувенир,
Что по краям обугленный.
 
 
Верните мне способности писать!
Я вновь отстрою это чудо.
Не нужно ничего искать —
Всё есть внутри опустошённого сосуда.
 
 
Верните мне способности писать!
Верните мне способность мыслить на бумаге!
Без этого – лишь только умирать,
А пыль развеется по неизведанной дороге.
 

Дестроя

 
Есть такое место в этом мире,
Где постоянно рушатся мечты.
Где люди не хотят смотреть на вещи шире
И поджигают возведённые мосты.
 
 
Дестроя – так назвали это место.
Все, кто там бывал хоть раз,
Ещё долго выражали негодующие протесты
И хоть один сочинили о Дестрое рассказ.
 
 
Там все изъяны разглядят под микроскопом,
Обсудят их и кости раздробят в песок.
Там в тупики ведут проложенные тропы,
А по газонам ходить запрещено.
 
 
Там во дворце сидит Его Величество Пустой,
Переобещал который всё, что только мог.
Он обещал создать гармонию весной,
Но получили граждане совсем другой итог.
 
 
Там грош цена сочувствию, участию,
И всех волнует только собственное «Я».
Там нет свободы мысли, что ещё ужаснее,
И даже знаний нет у бедных дестроян.
 
 
Я кое-что ещё скажу об этом месте,
Ты только дай мне слово об этом промолчать.
Если тебя об этом спросит неизвестный,
Ты отвечай, что нечего сказать.
 
 
Слушай внимательно, я перейду на шёпот.
В Дестрое всё же есть другой народ.
В зарослях они свои прокладывают тропы,
Протянут руку, если кто-то упадёт,
 
 
Помогут встать, подскажут, что не так.
Рядом с собой держать они не станут,
С ними и пойдёт не каждый здоровяк,
За собою никого они не тянут —
 
 
Каждый путь прокладывает сам.
Таким в Дестрое не найти приюта,
Они привыкли к свету в тёплых снах
И скидывать с себя всё время путы.
 
 
Не все они в том месте остаются,
Так рассыпятся, что не найти концов:
Одни за облаками вечного коснутся,
Другие на свободе превратятся в стариков.
 
 
А те, кто остаётся добровольно,
Планируют с основ Дестрою изменить.
Им плевать, насколько будет больно
И через что придётся вместе им пройти.
 
 
И ещё скажу тебе, но только по секрету:
Дестроя и свобода – не выжить этому дуэту,
Однажды кто-нибудь закончит глухую к мечтам эру.
И, знаешь, я в тот народ всё больше с каждым днём верю.
 

Ошибка

 
Папа, мама, я ваша ошибка.
Простите. Не такого хотели вы сына.
На моём лице фальшивая улыбка
И красные глаза, но вам не интересна причина.
 
 
Я по дороге в полной темноте иду.
Кто-то выбил на пути все лампочки.
Я потерялся и замёрз во льду
Ваших громких и колких фразочек.
 
 
Мам, почему папа сердитый такой
И так грозно смотрит на меня?
Пап, почему она не говорит со мной?
Пап, я снова плохо вёл себя?
 
 
А в ответ тишина и злоба в глазах.
Скажите, в чём я виноват?
Я не знал, что утону в слезах,
Не знал, что в неблагодарности обвинят.
 
 
Знаете, я сегодня экзамены сдал на «отлично».
Хотел, чтобы вы мной гордились.
Но, видно, я для гордости сомнительная личность,
Раз вы меня из дома выгнать грозились.
 
 
На моих губах – первый робкий поцелуй с улыбкой.
В мыслях – его руки на моих застыли.
Папа, мама, вы назвали меня ошибкой.
Простите. Не такого хотели вы сына.
 

«Мечтай о чём-то светлом…»

 
Мечтай о чём-то светлом,
Не говори, что опадёт листва
На росточке ещё ветхом.
Помни – это только лишь слова.
 
 
Ничто значенья не имеет,
Пока не станет значить что-то для тебя.
Богатый очень быстро обеднеет,
Если будет жить, других губя.
 
 
Когда померкнет солнце, думай,
Будто его закрыли облака,
А потом все звёзды до единой посчитай
И восхищайся тем, что жизнь так коротка.
 
 
Борись с собой и говори «Спасибо»,
Пусть в мыслях, но благодари сполна.
И на твоём пути растают ледяные глыбы,
А каменные – разлетятся кто куда.
 
 
Не злись, обиды не держи.
Оно того не стоит, уж поверь.
На грубость грубостью не отвечай, не мсти —
Потом не сосчитаешь всех потерь.
 
 
Ты улыбайся чаще, пусть даже через силу.
«Всё хорошо» – почаще повторяй.
Нужно, чтобы сердце в этом радость находило.
Ты только негатива избегай.
 
 
Тогда легче будет грудь вздыматься,
Тогда легче будут делаться дела.
Ты перестанешь от боли задыхаться,
Ты увидишь, что душа ещё жива.
 

Баллада о музе

 
Она проснётся слишком поздно, на закате,
Она придёт тогда, когда совсем не ждёшь.
Она пронзит тебя и без заклятий
Лишит покоя. Ты больше не заснёшь.
 
 
Найти её немногим удаётся,
А некоторые ходят рядом каждый день.
Эта штучка ни за что не продаётся
И лишь изредка отбрасывает тень.
 
 
Кокетка тебе сегодня только улыбнётся,
Но никогда она не станет лишь твоей.
Кричи, быть может, отзовётся.
Если придёт – хватать не смей.
 
 
Наглости она терпеть не станет,
Вздрогнет растерянно и унесётся прочь.
И даже после сотен лет скитаний
Не найти следов. Только холод, ночь.
 
 
Если придёт к тебе и сядет тихо рядом,
Смотри в бездонные глаза, взгляд не отрывай.
Эта близость может оказаться ядом,
Но ты не бойся и в блаженстве утопай.
 
 
Не останется с тобой, к рассвету испарится,
Оставив от себя стихи и капли воска.
Ты будешь долго разбирать страницы,
Придавать словам ещё немного лоска.
 
 
Тебе захочется ещё, она – наркотик.
Кокетка усмехнётся, посмотрев издалека.
И ты, как в похабном анекдоте,
Поплетёшься вслед за ней, пародируя осла.
 
 
Она не даст тебе величия и славы,
Не даст она и денег ни гроша.
У этой дамы весьма крутые нравы,
Но, Боже, как она собою хороша!..
 
 
Явившись раз – лишит покоя навсегда
И заберёт с собою твоё сердце.
Она рушит и возводит города,
А ты – всего лишь странник, ещё одна страница.
 
 
Но вдохновения она даст – ты хоть залейся.
Правда, с условием возврата, на подарок не надейся.
 

В мирное время

 
Погибшие слова уже не скажут,
Их семьям – вечно у могилы стоять,
Как зачарованным стражам,
И слёзы на сырую землю ронять.
 
 
Это не о войне. Это о мирном времени,
Где не должно быть подобных потерь,
Где людям свобода была отдана,
Где, казалось, в каждом сердце открытая дверь.
 
 
Но спустя десятки лет ничего не меняется:
Люди продолжают искать странные поводы,
Чтобы уничтожить отличающихся,
Ставя себе в оправдание странные доводы.
 
 
Мы стремимся к правовым государствам,
Где каждый мог бы без страха жить,
А что в итоге у нас получается?
Мы слишком часто теряем эту важную нить.
 
 
Мы все помним Гитлера и его идеалы.
Кто скажет, что спустя столько лет изменилось?
Всё стало не таким очевидным и явным,
Но идеи как были, так во многих умах и остались.
 
 
Эти люди так же думают, что очищают землю.
Идеи приобрели другие формы, но в основе – ненависть.
Они думают, что превосходят тех самых, других,
И, говоря об их убийстве, испытывают гордость.
 
 
Что почувствует мать, когда из-за таких людей
потеряет сына?
Что скажет отец, когда из-за них лишится дочери?
Кто посмеет оправдать в их смерти повинных?
И кто у них следующий в этой кровавой очереди?
 
 
Кто дал им право казнить и миловать?
Кто взрастил в них столько ненависти?
Птицы шуршат на кладбище крыльями.
Может, когда-нибудь люди осмелятся…
 
 
Мы живём в мирное время,
Мы живём в цивилизованном мире…
 

13.06.2016

Добрые люди

 
Когда исчезнут эти долбаные ярлыки, стигматы,
Когда вы перестанете с дерьмом мешать других людей,
Тогда, быть может, мир и станет чуточку добрее,
А пока…
 
 
Тоните, суки, в сточных водах гнева.
Хлебните же сполна того, в чём топите других.
Загибайтесь буквой «зю» от дикой боли,
Хватайте воздух ртом напополам со стоном.
 
 
Пусть едкие слова застрянут в вашей глотке,
Пускай заменят их отчаянные слёзы,
Когда треснут и рассыпятся на осколки
Ваши сокровеннейшие грёзы.
 
 
Откройтесь самым близким, самым дорогим,
Которые возьмут от вас и отвернутся.
Ну? Каково быть «нетаким»?
 
 
Вам всё ещё смешно?
Ну что ж…
 
 
Я отбираю ваше счастье,
Пусть вас знакомые обходят стороной,
Своею сверхмогущественной властью
Лишаю вас конституционных благ. Отныне вы – не человек.
Никто не в силах исправить этот маленький дефект.
 
 
Я запрещаю вам о вас же говорить,
Я запрещаю вам и мысль такую допустить,
Что, может быть, у вас есть право слова.
Я буду вам вбивать в мозги,
 
 
Пока не закрепится: «Вы больны!
Таких, как вы, нужно лечить.
Или казнить. Вы не заслужили права жить!»
Я буду вас преследовать, гнобить и не давать покоя.
 
 
Я буду доводить вас до психоза и попыток суицида.
Я внушу народу, что избавить мир от вас – дело святое.
Вас задушат ваши же обиды,
И разорвёт на части, когда останетесь одни.
 
 
Но мы не в параллельном мире, правда?
Такие выблядки, как вы, других не слышат.
Таким, как вы, плевать, что от ваших действий
У кого-то может съехать крыша.
 
 
Вам плевать на наши жизни,
Вам на таких, как мы, плевать.
Вот только, когда и к вам придёт беда,
Нас это тоже не будет волновать.
 

«Я заперт в клетке долговечной…»

 
Я заперт в клетке долговечной,
Меня не вызволить никак,
И, повинуясь жизни быстротечной,
Отмахиваюсь, мол, всё это пустяк.
 
 
За спиной моей – горы,
Под ногами – дорога,
А в глазах моих – море.
И не надо пути другого.
 
 
В волосах моих – ветер,
Рук касалась – листва.
Может, кто меня и встретит
Там, в конце моего сна.
 
 
Шум в ушах – стук дождя,
Надо мной – только небо,
А в душе тишина.
Даже птицам не надо хлеба.
 
 
Но поглядишь вокруг —
Только мрак и железные прутья.
Открыться посмеешь и вдруг…
Ты опять стоишь на распутье.
 
 
Вновь закрою глаза.
Я не здесь… Я не там…
Там, где я – стрекоза
Всё летает над полем.
 
 
Там, где я – там гроза
Дождь льёт тёплый и стройный.
Там, где я – там слеза
Никогда не текла по щекам добрых.
 
 
За спиной моей – крылья,
Под ногами – земля,
А в глазах моих – пепел…
Тяжело мне без сна.
 
 
В волосах моих – грязь,
Рук касался – бетон.
Может, стоит уйти, веселясь,
Туда, где всегда будет сон.
 
 
Шум в ушах – только кровь,
Надо мной – голоса.
Все осудят меня вновь
И бросят здесь угасать.
 
 
Мне останется память,
Я создал её сам,
И шептать в этих оковах:
«Я не здесь… Я не там…»
 
 
За спиной моей – горе,
Под ногами – мой век,
А в глазах моих – боль
О том, что так жесток человек.
 

Blackbird

 
Чёрная птица поёт вдалеке.
Её клёкот пронзает ночную тишь.
Ты сжимаешь кулаки,
Сидишь у окна, слушаешь её и опять не спишь.
 
 
Чёрная птица летит в небеса.
Её павшие перья обращаются в пыль.
Тяжело летать,
Когда встречный ветер, и у тебя сломаны крылья.
 
 
Снег как природный щит.
В темноте на клюве не видно льдин.
Но она летит,
И ты бери с неё пример – поднимись и лети.
 
 
Чёрная птица поёт в тишине.
Мало кто слышал её отчаянный крик.
И глубоко в душе
Надолго оставил свой след этот горький миг.