Читать книгу: «Когда будущее стало чужим»

глава первая

Где-то в лесу. Макс.

Макс пробирался через густой подлесок и не понимал, где он находится. Грунтовки не было, машины не было, а густой липкий туман все никак не рассеивался. Наконец, белесое марево стало немного проясняться, и Макс посмотрел туда, где должен был находиться его дом. Километрах в пяти по прямой, где на въезде в родной город стояла дурацкая пирамида из красного пластика и горел вечный огонь, тоже стояла пирамида, и тоже полыхал вечный огонь. Макс, раскрыв рот, смотрел на чудовищный зиккурат с газовым факелом, бившим в небо.

– Твою ж налево! – потрясенно сказал он. – А где же Воронеж?

Он шел уже второй час, и место, где трасса М4 должна была огибать родной город, оказалось совершенно незнакомым. Никакой дороги тут не было и в помине, как не было и признаков наличия поблизости миллионного города. Ведь скрыть такое совершенно невозможно. Пустые пластиковые бутылки, замусоренные пляжи, смятые пачки сигарет и использованные контрацептивы за кустами были неизбежны в этом месте. Тут неплохая и спокойная речушка Воронеж еще не превратилась в мутное и воняющее в жару болото, названное недалекими товарищами из журналистского цеха «морем». Это штамп был настолько же заезжен, насколько и мерзок, вызывая у любого думающего человека, что случайно включил местные новости, ощущение запредельной дремучести. Несмотря ни на что, Макс родной город любил, хоть улицы его были неопрятны, асфальт во дворах разрушен, а люди от тех же сибиряков отличались примерно так же, как марсиане. Хитросделанное население, которое оказалось ядреным коктейлем из потомков ссыльных петровских стрельцов, ссыльных же гулящих баб, хоперских казаков и набежавших после войны крестьян, выживало в девяностые торговлей. Оно отличалось в этом особым цинизмом и потомственной изворотливостью, свойственной украинцам, кои составляли львиную часть юга области. В результате этого генетического эксперимента получился ушлый горожанин, сильно себе на уме, точно знающий с какой стороны у бутерброда масло, и еще более точно знающий, где лежит бутерброд соседа. Но, как уже и было написано, Макс свой город любил и был его сыном в полном смысле этого слова, со всеми присущими его жителям достоинствами и недостатками. Тут жили родные и друзья, веселые девчонки, которые здесь всегда отличались красотой и акульей хваткой, и лавочки, где он, тайком от родителей, пил с пацанами пиво. Он все это хотел увидеть, особенно мать и отца, которые должны были быть уже в годах, но живы и вполне здоровы. Только вот отсутствие федеральной трассы и жуткая пирамида с факелом на ней подсказывали, что ничего из того, что он помнит, тут уже нет. Или еще нет. Или вообще никогда не было. С этим еще предстояло разобраться. Нагорная Дубрава, что росла по правому, крутому берегу Воронежа, располагалась на своем месте, и была существенно больше, чем помнил ее Макс. Сильно больше там росли и дубы, а некоторые и вовсе оказались такой немыслимой толщины, что Макс таких и не видел никогда. Но все же, идти там оказалось куда легче, и кое-где даже встречались тропинки, по которым еще за два с лишним часа Макс добрался до той самой пирамиды, построенной, как ему показалось, прямо там, где он жил последние годы. Хотя, возможно, ему это показалось.

Пирамида стояла в гордом одиночестве, жилья вокруг не было, и Макс совершенно растерялся. Она оказалась огромна, примерно метров триста в длину и ширину, и была вовсе не каменной, как казалось издалека, а сделана из какого-то пластика, слегка шероховатого и теплого на ощупь. Что делать дальше, Макс решительно не представлял и начал обходить ее по периметру, надеясь увидеть что-нибудь еще. И вскоре он это что-нибудь увидел.

Нечто, похожее на блестящую каплю, бесшумно летело в его сторону, и Макс остановился. Бежать смысла не было, ибо некуда, оставалось только ждать. Капля, длиной метра три, приземлилась рядом, и механический голос задал вопрос, который Макс, впрочем, не понял. Ни единого слова, совсем. Проскальзывали какие-то смутно знакомые сочетания звуков, но не более. Ни малейших ассоциаций услышанное у Макса не вызвало. Не дождавшись ответа, капля раскрыла в гладком боку люк в виде диафрагмы, и он бестрепетно залез внутрь. Терять-то нечего, а угрожать ему вроде бы никто не собирается. Летательный аппарат бесшумно взлетел и пошел на юг, где километров через десять Макс увидел небольшой аккуратный городок, занимавший место, соответствовавшее южной окраине Воронежа. Улицы его были строго перпендикулярны, а дома тяготели к кубическому стилю, и оказались довольно просты по архитектуре. По крайней мере, никаких башен из бетона и стекла, уходящих в небо шпилей и прочей фантастической атрибутики тут и близко не видно. Как не видно и архитектурных излишеств в центре городка – вычурных колонн, памятников, клумб и сложных по изгибам улочек. Все было либо прямым, либо квадратным. Даже деревья росли тут в каком-то унылом и правильном порядке. Людей на улицах было немного, а вот серебристых капель в воздухе прибавилось. Летательный аппарат приземлился на стоянке в ряду точно таких же, и диафрагма раскрылась вновь. Макса уже ждали. Люди, одетые в просторные брюки и длинные кители, с какими-то значками на груди, своим профессиональным взглядом поедали его, не оставляя ни малейших сомнений. Его замели в местную ментовку. Для установления личности, видимо. Местные правоохранители оказались чернявыми и кареглазыми, ничуть не напоминая тех людей, с которыми жил и общался Макс. В его время Воронеж был почти исключительно славянским, лишь узбекские гастарбайтеры и азербайджанские торговцы фруктами выделялись на их фоне. Эти же товарищи по типажу были весьма похожи на персов или вавилонян, только имели чуть более светлую кожу. Ну и бород они не носили. Полицейские рассматривали измазанную максову хламиду, даже не скрывая удивления. Один из них, что выглядел немного постарше и повыше, задал ему какой-то вопрос, и Макс пожал плечами, показывая, что не понимает. Для верности он произнес слово «Не понимаю» на русском, аккадском и персидском языках.

Двое, поняв, видимо, что пациент скорее мертв, чем жив, жестом пригласили его идти за собой. Макс повиновался, ему все равно ничего не оставалось. Зайдя в здание, он с любопытством огляделся. Все выглядело просто, добротно, и без малейших украшений. Стандартный офис, лишь мебель была непривычного вида, да экраны компьютеров оказались просто рамочками, без малейших признаков блока и клавиатуры. Зато атмосфера оставалась прежней. Макс попадал пару раз по молодости в отдел, пописав после пива в неположенном месте, и ауру полицейского участка не спутал бы ни с чем и никогда. Видимо, это стало судьбой таких мест, и не зависело ни от времени, ни от страны.

Его завели в какую-то комнату, где тонкая рамочка превратилась в экран, по которому побежали какие-то символы, и тот же механический голос начал произносить непонятные слова. Судя по тому, как менялся тембр, вопрос оставался прежним, а язык менялся. Все это было, конечно же, бесполезно, и полицейский удалился, и вскоре пришел с каким-то прибором, которым посветил Максу в глаз. Потом они оба с тупейшим выражением лица посмотрели на маленький экран, не понимая полученный результат. Потом один из них хлопнул себя по лбу и что-то сказал. Выражение лица и то, что он говорил, могло означать только что-то вроде: «я все понял! Смотри, какой я умный!». Видимо так оно и было, потому что выражение чернявой физиономии его товарища выражало полнейшее согласие с данным тезисом. Тот, что помладше и пониже убежал куда-то, и вскоре вернулся еще с одним прибором и запечатанной в пластик штуковиной, в которой Макс с немалым удивлением узнал ватную палочку. Последнюю засунули ему за щеку, а потом вложили в прибор, который тут же выдал результат.

Судя по лицам, результат был интересным. Даже очень интересным. Потому что лица сотрудников правоохранительных органов на этот раз выражали неподдельный ужас.

* * *

Год 2712 от основания. Окрестности Заратуштрии. Великий князь Ардашир.

Великий князь Ардашир, девяносто седьмой этим именем, читал сообщение и не мог понять ничего. Руководитель Службы Порядка княжества в употреблении средств, расширяющих сознание, замечен никогда не был, но то, что он прислал, выглядело редкостной дичью. Далеко на северо-востоке, в районе Священной Пирамиды, из леса вышел человек со светлыми волосами и в дурацкой одежде. Устную речь он не понимал, ни на один из языков, что был ему выдан стандартной программой, не отреагировал и сам произносил что-то, чего понять не смог никто. Генетический анализ показал, что он является прямым родственником сиятельного по мужской линии, а это было абсолютно невозможно. Всех своих родственников князь знал лично и не выпускал из виду. Этим у него специальный отдел занимался. И среди семейства Ардашир не было блондинов. Более того, в этом семействе не водилось блондинов как минимум последние шестьдесят поколений, ведь все они висели на стенах с одухотворенными лицами и смотрели на потомка с укоризной. Мол, кто это у нас так прокололся и блондина родил. Более ранние портреты были уничтожены в одной из войн, о чем князь безумно жалел. Говорят, там хранился портрет самого Ардашира первого, его великого предка, завоевавшего эту землю для своих потомков. Блондинов не было не только в его семье, их не было в Великих Семьях вообще. Это князь знал точно, и странной загадкой решил заняться немедля. Он отбил сообщение с тем, чтобы анализ провели еще раз, но надежда была слаба. Его безопасники – профессионалы, и не рискнули бы прислать ему непроверенную информацию. Это стало бы просто эпическим залетом, а князь такого не прощал. Перепроверили наверняка, и не раз. У князя имелось всего десять родственников мужского пола, происходящих по прямой линии от основателя фамилии, единственного сына самого Пророка. Это не какие-то захудалые Ахемениды, которых насчитывается почти миллион. Ох, и могуч был Ахемен первый, и дети от него не сильно отставали. А вот в его семействе многоженство принято не было, так еще издревле повелось. И родители позволяли детям по любви замуж выходить, ну или хоть познакомиться до свадьбы разрешали, что считалось немыслимой вольностью. Впрочем, если вопрос престолонаследия вставал под угрозу, то брали и вторую жену, и третью, и даже бастардов делали законными сыновьями. Потому и земли они свои сохранили, а не разорвали их на безумное количество частей, как это случилось с другими родами в Смутные Века. Тут еще прадедушке, Ардаширу пятьдесят девятому, спасибо надо сказать. Изрядно родственников перерезал, и под себя все земли подгреб. Этим дедуля только усилился, и степняков за Волгу выдавил, и его всадники стали там своих коней пасти, от устья Дуная и Волги до самых Словенских лесов, куда на конях уже несподручно идти.

Священная пирамида была не только местом, где родился сам Пророк, но и северным форпостом княжества. Южнее ее раскинулись степи, издавна населенные персами, что выдавили оттуда саков и массагетов. Севернее – чудовищный по размерам лес, который шел от самых Уральских гор до реки Одра, где жили самые западные из народа словен. А с юга на север он занимал почти сто фарсангов, от самого Воронежа до Оки, где словенам уже разрешали корчевать столетние деревья и устраивать пашни. Географию, как и почти все прочие науки, даровал людям Пророк, и еще ни один умник не мог понять, что означают эти названия и на каком они языке. Несчастные дети век за веком учили в школах, что вот эта река называется Амазонкой, а вот эта – Леной. Вот это море – Черное, вот это – Белое, это – Красное, а это Желтое. Нелепость жуткая, но хоть понятно. А вот что означало слово «Балтийское», так никто и не докопался. Дети плакали, коверкая язык, ведь в древнеперсидском наречии всего три гласные были – а, и, у. Приходилось приспосабливаться.

Неожиданного родственника скоро должны были доставить, а князь думал о насущном. Великие Семьи хоть и многочисленны, но каждый из них известен поименно, а уж про прямых потомков основателей и речи быть не может. Появление неизвестной личности с таким набором генов могло просто взорвать имперскую политику, а то и позволит врагам поднять вопрос о престолонаследии в его княжестве. Хазарапат империи князь Дайаэ уж точно не пропустил бы такого подарка, даром что товарищ по Первой Сотне и дальний родственник. Император тоже попытался бы вмешаться в этот вопрос, в тщетной надежде оттяпать у княжества Ардашир верховья Евфрата. Очень боится Салманасар четырнадцатый, что его Вавилонии воду когда-нибудь перекроют. Тут даже мелкие княжества Ахеменидов на Рейне возбудятся, а вдруг и им чего-нибудь перепадет. Нет, допускать утечку нельзя ни в коем случае, это может дестабилизировать все, что Великие Семьи выстраивали столько лет.

– Господин, – склонился вошедший слуга. – Доставлен человек, о котором вы просили вас оповестить.

– Где он? – резко вскинул голову князь.

– В красных покоях, господин.

Князь поморщился. Красными те покои назвал кто-то из особенно остроумных предков, потому что проводил там допросы. С тех пор традиция закрепилась, и особенные гости князей попадали сначала туда, ведь там стоял новейший аппарат по утилизации крупногабаритных органических отходов. Достаточно было закрыть двери и дать соответствующую команду. Весь процесс занимал минут семь.

Князь спустился на лифте на минус третий этаж, который был в неизменном состоянии со времен его тезки с порядковым номером семнадцать, что построил Заратуштрию на берегах бухты Золотой Рог. Место, конечно, со стратегической точки зрения оказалось бесподобным и служило ключом к проливу Босфор. Демоны! Почему именно Босфор? Что за идиотское название, означавшее на древнем языке ахейцев «коровий брод»? Князь в школе ненавидел географию.

Ардашир подходил к покоям, где его встречал Надзирающий за Порядком Бероэс, почтительно поклонившийся при виде господина.

– Где он? – спросил князь.

– В допросной, господин. Не желаете сначала посмотреть на него?

Князь кивнул головой, он желал. Безопасник завел его в небольшую комнату, где движением руки активировал монитор. На том был крупно выведен гость, который в данный момент находился за стеной.

– Он доставил проблемы? – спросил князь, поедая глазами невесть откуда свалившегося на его голову родственника.

– Нет, господин, – почтительно ответил Надзирающий. – Абсолютно спокоен, неагрессивен. Но, господин, мои люди наблюдали за ним несколько дней, и я читал их отчет. Он абсолютно точно никогда не был в наших землях, и ему незнакомы совершенно обыденные вещи. Как будто он видит их в первый раз. Более того, господин, у него возникли проблемы с пользованием унитазом, пришлось показать.

Князь изумленно посмотрел на Бероэса. Конструкция унитаза не менялась уже лет четыреста и была одинаковой на всей планете. Не умели им пользоваться жители крайнего севера, индейцы Амазонии и африканские племена, жившие в гигантском заповеднике, что располагался от Сахары до южной оконечности Африки. Но им и металлическими вещами запрещали пользоваться, чтобы не нарушать хрупкую экологию тех мест. Ах да, аборигены Австралии и островов Борнео и Папуа тоже не умели, князь и забыл. Может, есть еще такие же уникумы, но они совершенно точно не были похожи на мужчину лет тридцати пяти с очень светлыми волосами и бородой, и пронзительно голубыми глазами. Внешне он походил на одного из словен из северных земель, там есть такие типажи. Но генотип! Словене не могли быть его родственниками. Их давным-давно загнали за гигантский лес, подальше от цивилизованных стран, дав возможность жить на своих холодных никчемных землях. Урожайность низкая, полезных ископаемых нет. Нищета и убожество. Великие семьи даже завоевывать те земли не стали, просто незачем. Каждые лет сто находился горячий молодой наследник, бредивший подвигами Ахемена первого и его сыновей. Но юношеские мечтания разбивались на этапе составления пояснительной записки для Великих Семей, которые не хотели менять сложившееся положение вещей, и все равно зарубили бы эту идею на корню. А без их санкции войны не начинали, это был обычай, освященный самим Пророком. Действительность оказалась еще прозаичнее. Бизнес-план военной компании в пух и прах разносили финансисты любого княжества. Приведение этих земель в цивилизованное состояние и дарование полного гражданства новым подданным стало бы абсолютно нерентабельным, а потому такие земли жили сами по себе, поставляя прочим странам наемников, лес, кожи и прочую дребедень. Но и словене умели пользоваться унитазом. Бедность не есть синоним дикости. А вот этот непонятный тип по виду был похож на словена, а по навыкам – на папуаса.

Кто же ты такой, родственничек?

глава вторая

Через пять дней. Макс.

Последние дни выдались напряженными. Личность Макса устанавливали с маниакальным упорством. Ватную палочку в рот совали не менее десяти раз. Сетчатку глаза смотрели разными приборами примерно столько же. Судя по озадаченным физиономиям, результат исследователей не удовлетворил. Но, тем не менее, отношение к нему оставалось вполне корректным и, местами Максу показалось, что даже немного подобострастным. Хотя, возможно, ему это просто показалось.

Его перевезли в неизвестное место, но явно южнее, потому что тут было ощутимо жарче. Серебристая капсула, существенно больше по размерам, чем прошлая, опустилась около дома с довольно привычной архитектурой, знакомой всем, кто бывал в южных странах – куб с плоской кровлей и большими тонированными окнами. На руке Макса застегнули тонкий черный браслет, о назначении которого мог бы догадаться даже отстающий ученик из коррекционного класса. Его планировали пасти круглосуточно.

Огромная комната, в которую его поселили, была с окном, но ни открыть, ни разбить это самое окно он не смог, хотя и попытался. Ну, просто из спортивного интереса. За окном раскинулся сад, который выглядел, как аккуратный лес. Только вот лесом он не был, это Макс понял, когда увидел что-то вроде плоских тарелок, которые удаляли определенные травы, не трогая остальную растительность. Оценить качество воздуха Макс не мог, потому что обмен его шел через небольшие отверстия с решетками под потолком. Кормили прекрасно, но скучно было просто безумно, и вот, наконец. в один из дней на стене раскрылась створка, за которой оказалось полноценное рабочее место с анатомическим креслом и рамкой монитора. Макс воспринял приглашение правильно и сел. Монитор загорелся мягким огнем, и на нем появился рисунок, на котором человек надевает на голову какой-то ободок. Макс покрутил головой и увидел искомый предмет. Он был вставлен в узкую щель рабочего стола. Макс надел его на голову и ощутил легкое покалывание в висках, а ободок плотно обнял череп. Макс удивился и попытался его снять. Ободок снялся легко, превратившись в тонкое кольцо, и покалывание исчезло. Макс одел его вновь, и ободок привычно охватил голову. Монитор горел ровным светом, терпеливо дожидаясь, пока придурковатый пользователь наиграется. Он дождался этого, и по экрану заскользили буквы, которые сопровождались звуками. Очертания букв были смутно знакомы, некоторые гласные и вовсе были аналогичными тому алфавиту, что Макс ввел в Империи. Некоторые буквы оказались незнакомы совсем и означали новые звуки. Таких было пять штук. При показе каждой новой буквы в висках ощутимо кололо, но совсем не больно. Примерно через полчаса алфавит закончился и экран потух. Макс понял все правильно и встал с кресла. Рабочее мягко закрылось стеновой панелью так, что снаружи это место пришлось бы искать с лупой.

В комнату заехал сервировочный столик с привычным обедом, и Макс прилег отдохнуть. К его великому удивлению, алфавит он запомнил, а все буквы видел ярко и отчетливо, как тогда на экране. Видимо, обруч на голове как-то стимулировал когнитивные функции. Прошел примерно час, и створка отодвинулась, открывая рабочее место, которое приглашающе моргало экраном. Макс снова сел в удобное кресло, повторившее изгибы позвоночника, и надел обруч. На этот раз на экране возникали картинки, которые сопровождались текстом и звуком. Картинок прошло около ста, после чего экран снова потух, а рабочее место скрылось под стеновой панелью.

Так прошел месяц. Макса никуда не выпускали, кормили и учили. Слова сменились мультиками с действиями, и даже отвлеченными и абстрактными понятиями. Но там было куда сложнее. Все-таки для понимания таких вещей нужно знать культурный контекст, а он, судя по всему, отличался довольно сильно. Уже через несколько дней Макс начал повторять слова и фразы, осваивая язык с совершенно немыслимой для себя скоростью. В нем угадывались какие-то знакомые мотивы, и даже кое-какие слова были похожи с тем персидским, на котором он говорил. Но грамматика языка оказалась совершенно иной, и очень непривычной. Тем не менее, через четыре недели он болтал с компьютером на бытовые темы, периодически получая импульсы от обруча на голове.

Однажды, после сытного обеда, состоявшего из рыбы, овощей и какого-то кисловатого напитка, входная дверь бесшумно открылась, и в комнату вошел высокий человек лет сорока с властным лицом. Он остановился, посмотрел к некоторым удивлением на Макса, который в этот момент рассматривал птичку в окне, и по-хозяйски сел в одно из кресел.

– Добрый день, – сказал Макс, делая приветливое выражение лица. Не факт, что получилось, но попытаться стоило.

– Добрый, – обронил посетитель, рассматривая его с каким-то анатомическим интересом. – Вы не знаете, кто я?

– А должен? – спросил Макс. – Я в этих местах впервые, знаете ли.

– То есть, вы находитесь в моих землях, и вам не знакомо мое лицо? – изумился гость.

– Это преступление? – спросил в свою очередь Макс.

– Нет, конечно, – на лице посетителя было написано замешательство. Видимо, с ним никто и никогда так не разговаривал. – Но это крайне необычно.

– Ничем не могу помочь, – пожал плечами Макс, – я вас, действительно, не знаю. Заранее приношу свои извинения, если нарушил этим какие-то ваши традиции.

– Вам не за что извиняться, – сказал гость. – Но вам придется рассказать мне, кто вы, откуда, и как оказались в моих землях. И да, я никуда не спешу.

* * *

Ардашир.

Князь зашел в комнату к своему то ли гостю, то ли пленнику, это пока было не совсем ясно. Надзирающие доложили, что с ним уже можно общаться, и князь эту честь никому отдавать не собирался. Мало ли, что он сейчас узнает от этого человека, и кем он окажется на самом деле. Мелких служащих из Воронежа поощрили незначительной премией и взяли подписку о неразглашении. Им передали по неформальным каналам, что это не совсем здоровый родственник повелителя, и лучше бы им об этом забыть. Ребята выдохнули и забыли. Тем более, премию выдали не грандиозную, а значит и вопрос был не слишком существенным. В высшем звене о неведомом родственнике знали трое, и на них Ардашир полагался полностью. Людей этих он знал с детства, и их предки служили семье не одно поколение.

Первый шок князь получил, когда зашел в комнату, выделенную незнакомцу. Тот рассматривал что-то в окне и даже не подумал поклониться. Последний раз такое в жизни князя было четверть века назад, в Первой Сотне, будь она неладна. Проклятую мясорубку, куда засовывали целые поколения детей самых знатных фамилий, все позже вспоминали с содроганием. Но традиции нужно чтить! Для хорошего рода, имеющего на выданье выпускницу Школы Благородных Девиц, отдать дочь за человека, не закончившего схожее по статусу заведение, считалось чудовищным мезальянсом. Девочка могла даже суицид совершить, убоявшись позора. Поэтому десять лет юную элиту планеты ломали об колено безродные бывшие вояки, отслужившие в боевых частях не менее пятнадцати лет.

Незнакомец снова шокировал его, сев без разрешения, но самое большое удивление Ардашир испытал, когда начал разговор с незнакомцем. Так с ним не разговаривал вообще никто и никогда. С особами его статуса общались либо почтительно, либо на уровне, соблюдая массу условностей, понятных только избранным. Исключение в виде взводного в той же Первой Сотне было не в счет. Там их целенаправленно перемешивали с дерьмом, пока не убьют первого противника. Только после этого в голосе какого-нибудь бывшего десантника появлялось подобие тепла. Для того, чтобы завоевать уважение собственного взводного, Ардаширу пришлось убить голыми руками воительницу из Дагомеи, а это весьма и весьма непросто. Князь мотнул головой, отгоняя паршивые воспоминания, и сел в кресло.

– Кто я и откуда? – задумчиво спросил Ардашира гость. – Более правильным вопросом, было спросить, из какого я времени. Кстати, какой в этой реальности сейчас год?

Князя зацепило слово «реальность». Что бы это значило?

– Сейчас год две тысячи семьсот двенадцатый от основания Империи, десятый день месяца Абу, – пояснил князь.

Пленник поднял глаза, пошевелил губами, а потом захохотал, приведя князя в полное замешательство.

– Я, похоже, попал в тот же день и в то же место, откуда стартовал, – сказал он, уняв смех.

– Ты это о чем? – осторожно спросил князь. Он уже не был уверен в том, что гость нормален.

– В вашем мире известен Ахемен?

– Конечно, – обиделся Ардашир, – каждый школьник знает о великом императоре древности.

– А про Заратуштру тут что-то помнят? – с жадным интересом спросил незнакомец.

– Ты про кого из них? Их тысячи. Даже в охране этого дома пара человек есть.

Гость задумался.

– А тогда ты сам-то кто и что это за страна? – спросил он, снова проявив немыслимую дерзость.

– Это земля рода Ардашир, часть Вечной Империи. А я ее правитель, князь Ардашир, девяносто седьмой этим именем. Мы все получаем это имя, взойдя на престол.

– Дай догадаюсь, Ардашир первый был сыном Пророка? – спросил гость, изумив князя этим вопросом.

– Никто об этом не догадывается, это общеизвестно, – высокомерно заявил Ардашир.

– Ну, здравствуй, внучек, – оскалил зубы странный чужак, – обнимемся?

* * *

Макс.

– Вот это сюрприз, – думал Макс, – я попал в то же время и место, но ведь реальность изменилась, и это явилось следствием моего пребывания в прошлом. А внучок-то слабоват оказался, аж сомлел. Вон, бледный какой сидит.

– Что замолчал, обниматься не хочешь? – спросил Макс у владетельной особы.

– Это невозможно! – просипел тот.

– Что невозможно? – с любопытством спросил Макс.

– Да, Пророк был голубоглазым блондином, но он же умер тысячи лет назад, – выдавил из себя далекий внук. – Хотя это все объяснило бы. Я отдал записи твоего голоса лингвистам, они опознали этот язык, как древнеперсидский, и вцепились в меня, как клещи. Почему они такого знатока древних языков не знают.

– А ты не задумывался, как за ничтожное время занюханное племя нищих горцев сокрушило Ассирию и стало править миром? – спросил Макс.

– Эту загадку ученые решить не смогли, – признался князь.

– А теперь догадался? – насмешливо спросил Пророк.

– Ты пришел в то время из технологического мира? – выдал мысль Ардашир.

– Точно! – ткнул в потомка пальцем Макс. – Ты не глуп, родственник, и это радует!

– Кстати, а твоя жена Дарья была дочерью Куруша?

– Нет, мою жену звали Ясмин, а Дарья – старшая дочь. Имя моего почтенного тестя – Дариуш. Слабая попытка, внучек. Попробуй еще.

Видя, как корежит владетельную особу, Макс искренне веселился. Но веселье его поутихло, когда родственник погрузился в раздумья. Лицо его окаменело, а между бровей залегла складка.

– Эй, – окликнул его Макс, не на шутку перепугавшись. – Ты чего это задумал? Я все-таки твой предок, меня убивать нельзя.

– Да мне убить-то тебя просто раз плюнуть, – признался Ардашир, – я вот думаю, будет ли это разумным поступком.

– А как же родственные чувства? Права человека, в конце концов?

– Какие еще права? – растерянно спросил князь. – В своих владениях только я обладаю неограниченными правами.

– А у вас есть независимый суд, независимая пресса, общественные организации? – на всякий случай поинтересовался Макс.

– Я даже не понимаю, о чем ты говоришь, – признался потомок. – Судья – это чиновник княжества. Пресса тоже работает на меня. Я же не психически больной, чтобы позволять журналистам писать то, что им самим кажется правильным. Что-то такое есть на Туманных островах, у вандалов и в словенских княжествах, но там это является древним пережитком народных собраний. У них и говорильня какая-то есть для принятия законов, но мы тут без этого прекрасно обходимся. Кому интересно, что там эти нищеброды думают?

– У вандалов? – заинтересовался Макс. – А это где?

Князь махнул рукой, и в воздухе появилась рамка монитора.

– Карта мира, – произнес Ардашир. – Вот здесь! – он показал на современную Максу Данию, южную Норвегию и Швецию.

– А твои земли где? И где мы сейчас находимся? – заинтересовался Макс.

– Вот тут, показал Ардашир немалую страну, окрашенную в розовый цвет. Она занимала всю современную Турцию, Балканы, острова в Эгейском море, устье Дуная и юг России и Украины до Волги. Северный Кавказ и Ставрополье было уже окрашено другим цветом. Севернее Воронежа тянулась широкая зеленая полоса, в которой угадывался лес. Севернее ее было ожерелье мелких государств, примерно от Вятки до устья Эльбы. На западе лес становился как-то пожиже, разбивался на фрагменты и заканчивался где-то в районе юга Дании. Знакомых названий городов Макс там не увидел. На месте Стамбула пульсировала точка, и он догадался, что столица княжества была именно тут. Вместо Польши находилась какая-то Мазовия, Куявия, Мазурия, Подлясье и прочие непонятные названия. Западнее тех земель тоже раскинулась целая россыпь княжеств, самые большие из которых носили названия Бодрия и Вагрия. Из знакомых названий Макс углядел Пруссию на месте Калиниграда и Бельгию, которая оказалась больше в разы, чем в его время и занимала почти весь север Франции. Той, что характерно не было вообще, но неподалеку от нее нашлась Франкония. Прямо по соседству с Тюрингией, Бургундией, Баварией и Алеманией. А в том месте, где находился Париж, оказалась какая-то Сенония. Названия земель вокруг никаких ассоциаций у Макса не вызвали. Юг Франции занимала Аквитания, Испания называлась И-Шпаним, а север Италии носил название Этрурия. Урок географии закончился быстро, князь махнул рукой, и карта потухла.

– Слушай, а правда род Дайаэ происходит от последнего царя Элама? Они тычут в нос всем свою родословную, всё в Великие Семьи лезут.

– Нет, разбойник из Вавилона их предок. Услуги важные оказал, вот мы с Ахеменом ему ненужное княжество в горах и отдали. А сына последнего царя Шутуром звали, как и одного из царей. Скверный, кстати, мальчишка. Молодой совсем, а пьет, как лошадь. Весь в отца.