Читать книгу: «Черный Лес», страница 2

Глава 2. Полно сюрпризов

Внутри было темно и сыро. Слева в полумраке я разглядел длинные грубые деревянные столы и такие же занозные скамейки. Справа в комнате стояло что-то наподобие регистрационной стойки, над которой висела маленькая слабая лампочка. Бабулька за стойкой стала быстро суетиться. Но странное дело, под этим слабым светом она мне показалась не такой уж древней. Вроде и морщин на лице поменьше, и спина у нее прямее, да и плед исчез куда-то. Она бодра не по годам, как будто! Я пригляделся – Боже мой! Передо мной была не бабка, передо мной была худая стройная брюнетка, которая поражала своей грацией и точностью в движениях и чем-то отдаленно напоминала зверя. Хищного зверя.

– С вас двести двадцать евро, нужны фамилия и адрес.

Я протянул визитку. Она поднесла ее под лампу и внимательно изучила.

– Так вы кто, с турфирмы, что ли? Как хорошо! Тогда я дам вам лучший номер в этом доме. До вас в нём много побывало… разных. Да-да, – Альцгеймером она уперлась взглядом в стенку, встала на паузу, потом произнесла: – В нём много разного бывало, – и тут же улыбнувшись, блеснула белыми зубами. – Поверьте мне, вам будет там уютно. Вот карточка, ваш номер двадцать-двадцать, третий этаж, дверь справа от лифта. Будут вопросы – задавайте. Звоните на девятку. Всего доброго, хорошего вам вечера и приятного вам пробуждения, сэр.

Она взяла меня под руку, и сама открыла дверь в убогий лифт, который со скрежетом и стуком стал поднимать меня наверх.

Электронная карточка… «много побывало»… Откуда зубы появились? Восемьдесят пять, как в тридцать пять? «Пробуждения, сэр».

Пока я размышлял над сей метаморфозой, лифт остановился. Я вышел. Везде темно. На ощупь я с трудом натрогал ручку в дверь. Открыл ключом и свет включил, и тут же замер, не поверил – передо мной был номер люкс. Как минимум в Kempinski где-то, в какой-нибудь столице.Мозг мой опять отказывался склеить мрачный серый вид этого дома с обстановкой комнаты. Я неподвижно глядел перед собой и боялся войти в номер.

Бесовщина.

Так простоял еще минуту, набрался сил и сделал шаг. И дверь за мной закрылась.

Люкс был огромен. На весь этаж. Делился на три зоны: гостиная, спальня, большая ванная комната. Добротная деревянная мебель пурпурного цвета, диван, два кресла вокруг овального журнального столика. На нём две вазы по концам: цветы и фрукты, а посредине запотевшая бутылка шампанского. И приготовленный фужер. Один фужер, я обратил свое внимание на это. В дальнем углу стоял высокий шкаф с хрустальной посудой и встроенным мини-баром. На стенке висела плоская плазменная панель и рядом пульт. Большая, высокая, на вид очень манящая красивая кровать. Поверх белья три шоколадки.

Зачем три?

На полу большой мягкий серый ковер. Слева от кровати ванная комната с двумя створчатыми легкими дверями. Вся ванна в черном камне. Фронтально по входу большое зеркало над раковиной, в левой части душ, за ним спрятана дверь в туалет. Справа широкая белая ванна на четырех гнутых ножках. Большие махровые полотенца, бутылочки шампуней, фен, душевая шапочка и ватные салфетки. Всё свежее, всё чистое. Я прошел дальше. На унитазе надпись: «Продезинфицировано».

«Такой номер никак не стоит двести двадцать», – подумал я и опустился в кресло не в силах что-либо понять. По моим самым скромным представлениям такой номер превышал десятку сотен евро. Тут на глаза попалась темно-синяя карточка. На ней витым золотым шрифтом было выведено:

«Дорогой гость, мы очень рады вашему визиту. Чтобы вечер был приятным, мы приглашаем вас посетить наш бар. Предъявив эту карточку сегодня, вы получите скидку на все напитки в размере 70% от их стоимости.

Желаем вам приятного отдыха.

11.11.11».

«Тут еще и бар есть? Вот отлично! Хотя, сегодня еще десятое ноября, – подумал я, – одиннадцатое только завтра. Прокатит карточка сегодня?»

Я поискал глазами телефон. Взял трубку и нажал девятку.

– Pension Schwarzwald, служба размещения. Меня зовут Мариетта, чем я могу помочь? – ответил мне приятный женский голос.

Откуда там взялась Мариетта, и какая на хрен служба размещения? Я встал на паузу.

– Ой, извините, я из номера двадцать-двадцать. Скажите, пожалуйста, пригласительная карточка в бар сегодня вечером будет действительна?

– Конечно, сэр, карточка действительна, вы можете ей воспользоваться в любой момент, когда удобно.

– Спасибо, а где у вас бар?

– Этажом ниже, сэр, вы его легко найдете, он на весь этаж.

– Скажите, а как на лестнице свет включается? Везде темно.

– Свет горит во всём отеле, сэр.

– Спасибо большое.

Я медленно положил трубку и задумался: «Что происходит? Бар на весь этаж, номер на весь этаж, столовка с ресепшен на весь этаж. Получается, в этом доме что – всего один номер? И он двадцать-двадцать? По отельным стандартам первая цифра номера – это этаж, но я на третьем и последнем, вторая цифра – это номер комнаты на этаже, но он один. И он на весь этаж. Да и бар! Как он может существовать только для одного номера. Я еще могу понять турфирму, которая, и правда, может обслуживать только одного клиента, одну персону. Но сколько ж надо потратить гостю номера, чтобы окупить содержание бара, даже самому пьющему и богатейшему алкоголику на свете? Он окочурится за раз. Умрет в этом отеле».

Так медленно текли мои бредовые мысли. Посмотрев на себя в зеркало, я понял, что пора принять душ и отправиться в бар. Залить вопросы пивом.

Душ освежил! Костюм и чистая рубашка подняли настроение.

Перед тем как закрыть дверь и спуститься по лестнице, я поискал глазами телефон. Nokia была мертва, связи так и нет. Ну ладно, оставим всё на завтра, и я вышел. Свет зажегся сам, широкая красивая каменная лестница вела вниз, к бару с названием тоже «Schwarzwald», то есть «Черный лес». Тавтология какая-то, я в Черном лесу, и бар «Черный лес». Ну да ладно, лишь бы наливали.

То, что я увидел, ошеломило меня ничуть не меньше, чем мой номер люкс. Бар, и правда, занимал весь этаж. Непостижимым образом он сочетал в себе бессмертную классику и современный стиль. Атмосфера здесь была глубоко интимная: темные стены, мягкий свет, высокие деревянные шкафы с книгами, и, конечно же, темно-бордовая кожаная мебель Chesterfields.

Мраморная барная стойка с металлическими подвесами вилась волной вдоль всей фронтальной стенки. За ней витрина, которой позавидовал бы принц Монако. Верхний ряд был отдан коньякам. Различной формы, но с неизменным цветом, они на вытяжку стояли, как солдаты. Тут были «Хеннеси Мастер Блендер» с квадратными плечами, «Реми Мартин Икс-О» медалью с лепестками, «Хине Антик», как сплющенная бочка, «Курвуазье», «Ожье», «Мартель» и «Пьер Феранд». А в самом центре в своем хрустальном одеянье на фоне бархатной коробки гордо стоял Louis XIII. Я проглотил слюну тихонько.

Ниже две роты вискарей и иже с ними водка. Виски не пью, и взгляд я перевел еще пониже, туда, где в ровный ряд различное вино стояло. Слева розовые бутылки, затем белые, затем светло-красные, затем темно-красные. Я успел понять, что все они отсортированы по странам и регионам. И везде значки с циферками. «Года урожаев», – догадался я. Ну а под вином полка в коктейльный разнобой со всего света, много цвета, формы, и наклейки – всё смотрелось очень эффектно и заманчиво.

А по бокам, в двух освещённых нишах стояли две фигуры деревянных волков. Одна побольше – белая, другая меньше – черная. Ну, Черный лес вокруг, ну что еще сказать.

Левее центра барной стойки я увидел штук пять «гусаков». Пиво! Много пива!

Как хорошо!

Пространство в баре нежно заполнял красивый слог французских музыкантов. Я уловил на вкус тот необыкновенно теплый и очень точный звук из Nautilus. Колонки необычной формы эти я как-то видел, но слышать до сих пор не доводилось. Музыкальная стойка в баре была моей Мечтой из детства, что на всю жизнь мою осталась.

Сверху в отдельной нише стоял большой коричневый магнитофон. Две большие серебряные катушки приковывали взгляд. Я глазам не верил, они волшебным образом крутились. Этот аппарат я видел только на картинках. Желанный и вожделенный Technics – Эльбрус оргазма меломана. О да, это он выдавал звук в такт своим завораживающим индикационным стрелочкам. А под ним еще стояла диковинная кассетная дека. Но не простая, а студийная, от очень уважаемой японской фирмы. Я мог только догадываться о ценности такого аппарата. У него на половину лицевой стороны был толстый стеклянный кассетоприемник, а на вторую половину – цветной электронный дисплей. Невиданная вещь для того времени. Он гордо светился и ждал своего часа, чтобы показать, на что способен. Оба аппарата были младше меня всего-то на каких-то десять лет.

Раритет.

Ниже, в паре шел серебряный комплект усилителей. Легендарная серия. Большой серебряный дисплей под толстым сантиметровым стеклом демонстрировал две большие стрелки. Сейчас их амплитуда была невысокой.

«Звук не должен был мешать беседе», – отметил я. И рядом со всем этим достижением японской инженерной мысли стоял вертак. Проигрыватель винила. Нет, не японский, а немецкий. Серебряный красавец, как паук с толстенным и тяжелым диском на спине. Я его знаю, он тоже моя давняя мечта.

А на самом верху, над всем этим великолепием горели винтажные настенные электронные часы, точно такие, что установлены в московском метрополитене. Только имели они два ряда. Верхний показывал ход времени, а нижний дату. Сейчас они фиксировали 20:20 – 10.11.11.

«Вот это я удачно зашел», – подумал я и стал оглядываться по сторонам, где бы присесть. И тут внезапно я услышал голос.

– Присаживайтесь здесь у стойки, сэр, вам будет здесь удобно.

Глава 3. Отправная точка

Бармен! Откуда он взялся? Под стойкой, что ли, тихо он сидел?

Стройный, гибкий и явно тренированный, он был моего роста, но чуть крупнее. Немного смуглый, а может, просто загорелый с харизматичною улыбкой на устах. И непонятной расы. Не европеец, не араб, не турок вроде и уж точно не аид. Да и на русского похож он не был. Тогда откуда знает русский? Непонятно!

Его белая седина красиво завивалась на концах. На вид я дал бы ему лет сорок пять, но большие и темные глаза намекали на глубокую мудрость. Значит старше. Нос не был тонким и выпирал чуток горбинкой. В уголках губ закралась легкая, лукавая улыбка, как будто он планировал украсть мой кошелек. Одет на первый взгляд недорого. Но приглядевшись, понял – ошибаюсь. Ничто не стоит дороже элегантности,помноженной на вкус с деньгами. Светло-синяя рубашка, явно сшитая на заказ из качественного и немнущегося мягкого материала, была идеально подобрана по контуру его мускулистого тела. Черные джинсы от Brunello Cucinelli и туфли от Порше. Ремень из кожи крокодила от Stefano Ricci. И золотые толстые часы. То Panerai, конечно.

Я от кого-то слышал, что у Самого лежат в коллекции такие, хоть и цена у них не слишком велика для президента, но ведь и аура часов – не только стоимость «котлов». Это уже легенда, миф и образ. Мечта и достижение высот. Часы сигнал, как «свой – чужой». Они как шифр – кому и с кем, и как надо общаться. Часы – любовь. Часы – идея. Часы – твой результат. «Простые бармены не могут так одеваться, – подумал я, – кто он тогда? Хозяин бара? А может быть, всего отеля?»

– А почему у стойки лучше? – спросил я и вежливо сделал шаг навстречу.

– Потому что вы пришли один и, вероятнее всего, желаете насладиться своим одиночеством. Под бокал хорошего коньяка или может под фужер вина. А если будет с кем, то и поговорить за жизнь. За барной стойкой люди разные бывают, и все без масок. Видите ли, стойка затирает статус. И часто после третьей рюмки все мы честны и откровенны. А это, знаете ли, дорогого стоит. Нечасто по душам выходит долгий разговор. За жизнь, за женщин, за шанс или удачу. Ну а если никто к вам не подсел, то есть бармен, с кем всегда можно поделиться. Ведь бармен это не только налить, подать вам выпить. Бармен это атмосфера бара, бармен это своего рода ваш читатель или психотерапевт. Бармен, если хотите, это ваше особое путешествие. Как думаете, коллега?

– Коллега? А почему коллега? – удивился я. – Я не бармен и никогда им не был.

– Мне сообщили, что вы из сферы путешествий. А путешествие – это не только самолет, отель и море. Мы-то с вами знаем, что это понятие из резины. Вот, например, буддийские монахи. Те могут, не выходя из лотоса, путешествовать по чужим мирам, но это ведь не каждому из нас дано. Зато каждый может прийти в бар и заказать себе вина. И может под любимую мелодию закрыть глаза и…

– Отправиться в свою нирвану под алкогольными парами? – закончил за него я. – Могут, конечно, и это действительно очень увлекательно, я знаю, но только как-то примитивно, не находите? – сам того не желая, я бестактно перебил бармена.

Он замер, брови приподнял, и мне показалось, что его черные зрачки на мгновение расширились и сразу же снова сузились. Как диафрагма объектива в старом фотоаппарате. «Сфотографировал», – подумал я. В это время катушка на магнитофоне остановилась.

В бар вошла тишина и пауза. Я поёжился. Неловко как-то получилось.

– Простите за бестактность, – извинился я. – Сегодня день дурацкий, сложный, и я устал с дороги. Скажите, как могу я к вам обращаться?

– Ничего страшного, сэр, – он показал в улыбке зубы, – я сам знакомство наше затянул и вижу – вам давно пора налить. Мое имя Herr Wolf, зовите меня просто Вольф, мне так больше нравится.

«Вообще, капец, – подумал я. – Место Черный лес, бар „Черный лес“ и бармен по имени Волк! Кино и немцы!»

– Могу я предложить вино? Бургундское Grand Cru, не против?

И не дожидаясь моего одобрения, он откупорил пузатую бутылку, поднес к носу пробку, закатил глаза на вдохе, а на выдохе налил вино в фужер. Затем достал микрокассету, вложил в приемник и нажал Play. Раздался голос Marie Laforet с ее вечной мелодией «Viens, Viens», что для меня было полной неожиданностью.

«Поставил под французское вино? Наверное, здесь так заведено», – подумал я.

– Прошу, – он развернулся ко мне и поставил на стойку красивый, стреляющий искрами, хрустальный фужер.

Ну, как можно не обожать бургундское?! Если работа меня забрасывала во Францию, домой я вез семь-восемь ящиков всегда. Я аккуратно пригубил – оно было потрясающим. Волшебным. Легким. Ароматным.

Лет десять назад был в моей жизни французский период. С частотой двухтактного метронома носило меня из дома до Парижу и очень нехотя обратно. Город этот я очень любил, и жил в то время только им. Передвигаясь по Парижу, я ловил местное радио и слушал французский шансон. Возникало экстазное чувство единения с великим городом, историей которого в то время я так увлекался.

Однажды летним днем, глазея вместе с местным гидом с балкона «Трокадеро», я на выдохе воскликнул:

«О Боже, какой же классный этот город!»

«Да я вообще не понимаю, как можно жить в другом?» – подхватила мой восторг бывшая москвичка.

И тут я вспомнил свой любимый Франкфурт, но жить хотелось всё же здесь. И вот в очередной раз я как-то попал в Париж на Рождество. Город, конечно, было не узнать: туристов ноль. Все горожане по домам за праздничным столом. Машин так мало! На улицах так тихо! И рестораны все закрыты. На небе тучи, но при этом сухо и тепло. Градусов пятнадцать и это в декабре. Картинка просто нереальная.

Взял я тогда пару бутылок бургундского, пару сортов мягкого сыра, горячий багет и отправился в свой номер. Тоже тихо праздновать. Накрыл на стол, налил вина, залез в кровать под одеяло и включил телик. А там вовсю идет концерт. Часа на три. Всех звезд французских. Да еще каких звезд, которых все мы знаем, и тех, которых мы совсем не знаем. Дассен, Пиаф, Матье и множество других имен. И так весь вечер одна за другой звучали лирические мелодии. Ни слова не понимая, я ощущал, что эти песни о чём-то добром, настоящем, пережитом, ну и, наверное, о любви. Заканчивала концерт в тот день Marie Laforet. Я от нее не мог ушами оторваться. А песня через нерв ушла в надрыв моей души, после чего меня накрыла лирично-винная волна.

И понесло меня к Собору, увидеть службу. Но до него я двадцать метров не дошел: виолончель меня остановила. Виолончель в двенадцать ночи. На мосту Святого Людовика сидел мужчина академической наружности.

В руках держал красивый инструмент и низким баритоном тихо пел: «Не уходи, побудь со мной, здесь так отрадно, так светло…»

И тут я чуть не онемел и насмерть к камням приковался. Минут на тридцать. Продлевая его волшебное пение мелкой купюрой, я слушал французские и русские романсы.

Медленной рекой они переплетались в косы красивым голосом артиста. Наконец мой музыкант совсем замерз и взбунтовался.

Мы обнялись и распрощались. Разошлись. Я в номер, он к себе домой. Но, кажется, для нас обоих то Рождество мгновением дарило Волшебство.

Глава 4. Шансы не имеют постоянства

– Да, красивая история, – задумчиво произнес бармен. – Как будто дома побывал сейчас. Кстати, вино того самого две тысячи второго. Прекрасный урожай выпал на этот год, я хорошо запомнил.

Я очнулся.

Фужер мой пуст был по второму разу. Не может быть, ведь я молчал, не говорил, а эти мысли – лишь памяти моей движенье. Похоже, старость иль уже болезнь?

– А откуда вы знаете, что это был две тысячи второй? Я, честно говоря, и сам точно не вспомню.

– Ну, здесь всё просто. Я живу в Париже. Ну, кто ж не помнит лето в Рождество две тысячи второго? Да и концерт я тот смотрел, он шел довольно долго, наверное, больше четырех часов.

– Ну надо же, какое совпадение! – не в первый раз сегодня я снова изумился. – Похоже, память у вас феноменальная! Разве такое может быть?

– Я тоже хочу вам сделать комплимент. Вот вы сейчас отдыхаете в баре, но из номера пришли в рубашке и в строгом костюме. Кстати, он хорошо на вас сидит. Я по идее тоже должен носить костюм на работе, но только два дня в неделю, вторые два – я должен надевать отельную ливрею, а третью пару дней – свободно, как пожелаю сам. Такой порядок здесь завел хозяин – под каждого клиента свой дресс-код. А вы, если позволите спросить, чем-то интересным занимаетесь, раз даже расслабляетесь в костюме?

– Да нет ничего интересного, к сожалению. Я обычный водитель, работаю в маленькой туристической компании. Вожу важных клиентов на машине и дверь им открываю. Туда-сюда, туда-сюда.

– Ну да, ну да, обычный водитель, говорите? Туда-сюда, туда-сюда.

Мне показалось, что его черные зрачки на мгновение опять расширились и сразу же сузились.

– Что ни на есть. Водители – они такие, они не могут быть иные, – скаламбурил я.

– Как странно, а вина хорошие вы, похоже, всё же любите? Я наблюдал за вами.

– Одно другому не помеха, к тому же в Европе хорошие вина не стоят больших денег.

– Тогда у меня для вас есть один сюрприз, – он хитро улыбнулся. – Ваш президент давно когда-то совершал поездку по Бордо. И дегустировал вино в одном большом хозяйстве. Надо сказать, что очередь на будущие урожаи после этого посещения выросла у них в разы. Но купить бутылочку «Шато Шеваль-Блан» по-прежнему не так уж сложно. И я хочу вам предложить…

– Нет-нет, не стоит, я не пью такие вина, да и позволить их себе я не могу, – не дал ему договорить я.

Он на секунду замер и брови приподнял. Внимательным взглядом он опять «сфотографировал» меня, а затем молча, не проронив не слова, достал с полки темную бутылку с белой этикеткой, на которой красовались цифра 2005 и две золотые медали. Привычным жестом вонзил свой штопор в тело пробки, дернул, поднес к носу, вдохнул и закатил глаза. «Ну и насколько ты попал сегодня, Боря?» – спросил я сам себя.

– Если вы о цене, – как будто мысли прочитал бармен, – то не стоит беспокоиться, вы же помните, у вас сегодня нереальная скидка на все напитки. Пользуйтесь. Вы наверняка знаете, что в жизни наши шансы не имеют постоянства. А сейчас перед вами шанс, да еще какой, вы просто еще не успели его оценить. Как надо оценить, – продолжил непонятными мне намеками бармен.

Он снял со стойки новый хрустальный фужер и наполнил его на две трети, то есть вылил почти полбутылки. Явно больше, чем положено. Поставил на барную стойку и внимательно влез своим взглядом в мои глаза. Мне стало отчего-то жутковато. А он как будто решил проверить – возьму – не возьму, пойму – не пойму. Затем очень осторожно он продвинул фужер к моей руке.

– Поверьте, вы не разочаруетесь! – вкрадчивым голосом произнес бармен.

– Ну кто бы сомневался, если Он Сам не разочаровался, – глазами я в фужер нырнул. – Кстати, я костюм почти из-за Него купил, и даже в кредит, – не совсем точно понимая, к чему это я сказал.

– Ну-ка, ну-ка, очень интересно. Это как так из-за «Него»? Я правильно понял, что из-за него, того Самого? – И он поднял глаза к потолку. – Только одна просьба, сэр, в этом баре нет политики. О чистоте души и пользе мироздания – тут хоть до самого утра, но только не об этом грязном хобби.

– О, об этом точно вы не беспокойтесь, мне по профессии о ней нельзя и думать!

Я взял бокал, понюхал, повертел немного и наконец, глотнул, точнее пригубил. Уж очень не хотелось мордой в грязь. Вино хорошее, конечно. Но всё же вино как вино, и предыдущее не хуже. Чувствуется, что много сотен евро – за бокал. «А вот, во сколько оно выйдет мне сегодня?» – опять мой мозг проснулся. Но хмель в голове уже брал свое, а кредитная карта с лимитом в две тысячи евро немного убаюкивала беспокойство. Всё это время он внимательно наблюдал за мной.

– Когда-то давным-давно, – начал я короткий свой рассказ, – после нескольких лет работы в групповом туризме «на дядю», до меня, наконец, дошло, что «дяди» ни морально, ни материально не бывают благодарны. Я решил всё поменять. Но чтоб начать что-то свое, мне нужен офис, деньги и машины. Впрочем, в VIP-туризме, где я хотел попробовать себя, всё было важно вплоть до мелочей. Думаю, вы понимаете, о чём я. Первые попытки организовать свое дело закончились неудачно, и я устроился работать водителем в одну маленькую элитную компанию. В которой, впрочем, я и по сей день, как видите, тружусь. В общем, на второй год мне доверили дорогущий Mercedes, а на третий я чудом оказался в Париже, в одной рабочей команде и на одном важном мероприятии – книжной ярмарке, где почетным гостем была Россия.

Малым винтиком я обеспечивал передвижение по городу одному большому Дяденьке из российской правительственной делегации. Работал я с ним уже не в первый раз и успел почти сдружиться, хотя он и по сей день наводит ужас на подчиненных и врагов.

«Боренька, – обращался он ко мне по-отечески в минуты своих добрых настроений, – а поедем-ка в Елисейский Державу-Матушку сегодня представлять!»

Ну, мы и приехали прямо к нужному входу, который я часто видел только по телевизору и ни разу с открытыми воротами. И тут ему звонок на телефон: в панике два русских, я уверен, великих писателя, не смогут пожать руки двум, и я почти уверен, великим президентам. Какая-то тетя Клава где-то в отеле вредительски забыла их пропуска на этот важный для всей русской литературы торжественный прием и заодно – вручение наград французских.

«Боренька, бегом беги в „Бристоль“, в штаб Администрации Самого. Передаст Передастович пропуска для них тебе передаст».

Ну, как вы знаете, «Бристоль» там всего в ста метрах – через десять минут я вернулся, но писателей уже впустили без бумаг, а караульный, проверив мои пропуска, отдал мне честь и повел в торжественный зал Елисейского Дворца. Там в самом центре стояли два президента, а в ровную шеренгу полукругом навытяжку все двадцать или тридцать наших щелкопёров. Рукопожатия, награды, фото. Костюмы, галстуки, рубашки…

И вот, представьте, в этом вот ряду стою я – да в белой рубашке, да в галстуке, но в синих джинсах и полуспортивных туфлях.

Всё точно не по протоколу. В общем, ждать, пока президенты придут жать мне руку, я не стал и незаметно вышел… Да и спросить могли потом с меня – зачем и почему, и кто такой, а там и до беды одной рукой. Но по возвращению я всё же поехал в ателье и заказал себе хороший костюм. Вот на такой случай – дорогой, теперь его почаще надеваю и, если что: «Здравствуйте, господин Президент, я счастлив видеть вас, господин Президент!»

Мы оба дружно рассмеялись.

– Да-а, опять интересная история, – задумчиво произнес бармен. – Жаль всё же, что они вам руки не пожали. Если вы еще горите желанием не работать на жадных «дядек-тёток», такая фотография была бы вам большим подспорьем, – он сделал паузу и заново сказал намёком: – Недаром говорят, что шансы наши не имеют постоянства.

Бармен горько вздохнул, как будто сам должен был попасть на это фото, но из-за меня у него это не вышло.

– Так в каком году это было? – спросил он и взял бутылку в руку.

– В две тысячи пятом! – ответил я и вспомнил о цифре на бутылке. – Вино отличное, спасибо! Скажите, а что, вы сами тоже из России? У вас акцент почти не слышен?

– О, что вы, нет, у меня французский паспорт. А вот прабабка да, лет сто назад бежала из России. А прадед немцем был, отсюда он, из Шварцвальда. К тому же я закончил факультет технических переводчиков и знаю еще пару-тройку языков.