Читать книгу: «Мы воплотим богов», страница 3

– Знаю, но если не хочешь, чтобы мы их убили, невозможно запретить кому-то из них войти в лагерь.

Я вздохнул, расслабляя пальцы, сжимавшие одеяло.

– Мы знаем, что ей нужно?

– Деркка не говорит, но… – он указал в сторону леса, – можешь спросить у нее самой.

Обычно гурт приходит к заклинателю лошадей, а в тех редких случаях, когда заклинатель сам приходит в гурт, он делает это в одиночестве. Но не Эзма. Она прискакала в лагерь с десятком Клинков, на ее зачесанных волосах возвышалась костяная корона, а тонкое оранжевое одеяние служило дорожным плащом. Она приближалась очень медленно, гордо задрав подбородок и дав Клинкам время выйти из шатров и поглазеть.

Сунув одеяло Амуну, я вышел вперед и преградил путь ее лошади.

– Эзма, – произнес я, сцепив руки за спиной, чтобы дать ясно понять: приветствия от меня она не дождется.

Она подъехала слишком близко, и близость лошади была не меньшей угрозой, чем холодная улыбка всадницы.

– Рах. Всё еще здесь, как я вижу.

– Да, здесь. Что тебе нужно?

– Могу я считать это приглашением спешиться и встретиться с тобой без риска?

– Если считаешь, что тебе нужны такие гарантии. Но твои спутники не могут. – Я указал на Клинков позади нее. – Я не позволю верующим в твоего бога распространять здесь свою ложь.

Ее улыбка стала жестче.

– Они неверующие, но если ты не желаешь оказать гостеприимство соплеменникам, так тому и быть. – Повернувшись к ближайшему Клинку, она сказала: – Оставайтесь здесь. Держите глаза открытыми, похоже, здесь… недружественная территория.

Наш костер к этому времени превратился в кучку холодных углей, но, не желая встречаться с Эзмой наедине, я направился к нему и сел на привычное место. Место, которое я должен был предложить ей, но хватит и того, что я не поддался порыву плюнуть в нее.

– Что тебе нужно? – повторил я, когда она уселась напротив, разложив складки оранжевого одеяния по земле.

– Гидеон, – ухмыльнулась она, показав зубы. – Он у тебя, и он мне нужен.

– Ты пыталась убить его.

– Я всего лишь вершила правосудие, как того требует мое положение.

– Нет, ты не можешь забрать ни его, ни кого-либо другого и не можешь вершить здесь правосудие. Ты погрязла во лжи и не заслуживаешь называться левантийкой, не то что заклинательницей лошадей.

Она рассмеялась.

– Ты когда-нибудь перестанешь злиться на то, что я закончила обучение, а ты нет? Отказывая мне в титуле, ты не получишь свой.

– Я не хочу быть заклинателем лошадей. Хорошо, что я ушел, а не остался и не превратил это звание в нечто совсем иное, – я указал на всадников, ожидавших Эзму, – вроде тебя с твоим почетным караулом. Если ты явилась сюда только покрасоваться и потребовать Гидеона, то зря потратила время.

– А ты обрек своих людей на смерть.

Меня обдало ледяным ужасом.

– Что?!

– Я слышала, что чилтейцы заблокировали порты. Им нужен Гидеон, и ты прекрасно знаешь, на что они пойдут ради того, что им нужно, даже если это означает убить каждого левантийца, собирающегося переплыть море. – Она скрестила руки на груди. – Так что выбор прост, Рах. Позволь им отомстить Гидеону или смотри, как они убивают твоих людей. Снова.

Улыбка Эзмы была слишком самодовольной. Клинки наблюдали за нами с почтительного расстояния, перешептывались и ждали, и я мог только выдавить улыбку, пряча гнев. Какое удовольствие, вероятно, она получила от этих слов.

– Тебе пора, – прошипел я сквозь зубы. – И тебе должно быть стыдно за то, что даже рассматривала такую возможность. Мы не торгуем жизнями. Чилтейцы не заслуживают лошадиного дерьма, не то что жизни левантийца, кем бы он ни был.

– Ты сказал бы то же самое, если бы они требовали меня?

– Да. Как бы ни было соблазнительно избавить мой народ от твоего влияния.

– Как забавно. Именно это многие Клинки говорят о Гидеоне. И о тебе. Но выбор в любом случае не за тобой, Рах. Он за Гидеоном, и я уверена, если ты объяснишь, что он может искупить свою вину и восстановить доброе имя, умерев за свой народ, он с радостью…

Я резко встал, чтобы не врезать ей кулаком в лицо.

– Убирайся. Сейчас же. И забери с собой свой ядовитый язык.

Она встала – воплощение грации и достоинства – под внимательными взглядами моих Клинков.

– Очень хорошо. Я уйду. Пока что. Но если ты не передумаешь, если Гидеон не принесет почетную жертву, мне придется тебя заставить.

– Это угроза? Убирайся, пока я не приказал выволочь тебя из моего лагеря.

Эзма с лучезарной улыбкой поправила корону.

– О, это было бы замечательно. Мне очень хочется остаться, чтобы ты попытался.

Решительно настроенный не доставлять ей удовольствия, я ничего не ответил.

– Нет? Может, передумаешь, если я скажу, что вы напрасно тратите здесь время? Схватить Лео Виллиуса легко, но что бы он вам ни рассказал, вы не сможете остановить происходящее.

– А что происходит?

Ее губы дрогнули.

– Тебе придется приложить побольше усилий.

– Конечно, ведь что может знать изгнанная заклинательница, лишенная власти? Здесь ты никто.

Она подалась ближе и понизила голос до шепота.

– Я знаю, что степи меняются безвозвратно. Знаю, что ты опоздал. Тебе не победить людей, владеющих силой, о которой ты даже не слышал, но можешь умереть в борьбе. Подходящий конец для тебя. Вероятно, мне стоит все-таки рассказать тебе, как добраться до Лео Виллиуса.

Я хотел знать, отчаянно хотел, но не стал бы просить. Только не ее.

Ее улыбка вернулась, превратившись в самодовольную ухмылку.

– Ты такой забавный, Рах. Да, пожалуй, я все-таки расскажу. Доминус Виллиус медленно приближается к Когахейре в сопровождении двух спутников‑телохранителей. Он путешествует ночью, не желая, чтобы его обнаружили, но какой чилтеец способен укрыться от левантийских следопытов?

– В Когахейру? Зачем?

Эзма покачала головой.

– Больше я ничего не скажу, Рах. Отнесись к моим словам серьезно. Я уверена, что Гидеон был бы благодарен за возможность очистить душу.

Ни кивка, ни прощального жеста. С легким смешком она зашагала обратно, и мои Клинки почтительно приветствовали ее.

Пока Эзма не скрылась за деревьями, я не отходил от костра. Вокруг шептались, но никто не осмеливался подойти, пока Амун не встал передо мной, уперев руки в бока.

– Чего она хотела?

– Предупредить, что чилтейцы не простили нас за уничтожение их армии. – В моих словах было достаточно правды, чтобы смягчить чувство вины. – Возможно, они блокируют порты или нападут на левантийцев, пытающихся вернуться домой.

Амун глубоко вздохнул и выдохнул облачко пара.

– Что ж, полагаю, хорошо, что мы это узнали, – скорее устало, чем удивленно произнес он. – И все? Ты выглядел не особенно счастливым во время разговора.

Правда все равно всплывет. Эзма ждет, что я солгу, а Деркка пробыл здесь слишком долго, но слова застряли у меня в горле.

– Она была не слишком любезна, но все же сказала, где Лео. Похоже, он вовсе не в лагере своей армии, а по ночам едет в Когахейру.

– В Когахейру? Хочешь сказать, он где-то поблизости?

– Вполне возможно. Она не сообщила точное местоположение, но что-то подсказывает: Лашак с радостью потренирует свои навыки следопыта.

Амун ухмыльнулся и хлопнул меня по плечу.

– Думаю, мы все с радостью поучаствуем, тем более что поимка Лео означает возможность вернуться домой. Мне приготовить поисковые группы?

– Да. Давайте найдем ублюдка и выберемся отсюда.

3

Кассандра

Большую часть своей взрослой жизни я спокойно спала днем, отворачивалась и не слышала криков, стука копыт, болтовни и даже вездесущего пения мертвецов. Я не ожидала, что заснуть в тишине тяжелее.

«Проклятая деревенская жизнь», – буркнула я, когда Кайса заворочалась, пытаясь заснуть.

«Может, я пока не привыкла спать. В доме Мансина с этим тоже было непросто».

С моих губ слетел хрипловатый смешок: Кайса отдала мне контроль над телом, возвращая в реальность, к вечернему свету.

«Привыкать тут нечего. Ты ложишься… и засыпаешь».

«Или нет, как сейчас».

Я приоткрыла глаз. В глубине комнаты на потрепанной циновке, свернувшись клубком, устроился Унус. Одежду священника сменили бурые полукафтан и штаны – все, что нам удалось найти. А вторая циновка пустовала. Сердце екнуло, и сон окончательно улетел, я перекатилась и тихонько встала.

Под моими шагами скрипнули ступеньки – единственный звук в маленьком пустом доме. Мы наткнулись на него в предрассветном сумраке. Все внутри покрывала пыль. На столе осталась заплесневелая еда. Не раздумывая, что стало с обитателями дома, мы накормили лошадей, отыскали циновки и забылись в тревожном сне.

Снаружи в последних лучах заходящего солнца весело щебетали птицы. Скоро нам все равно придется вставать и готовиться к очередному бесконечному переходу в ночи. Просто я поднялась чуть раньше. Нужно помочиться. Попить. Подышать свежим воздухом.

К сожалению, воздух был далеко не свеж и отдавал горечью далекого дыма, смешанного с запахами тухлой воды и сгнившей еды, которую мы выбросили утром. Сморщив нос, я поспешно направилась к заросшему саду, огражденному трухлявым деревянным забором. Там все заросло перезрелыми овощами и какими-то лианами, и, отойдя от дома на достаточное расстояние, я присела, чтобы добавить едкий дух мочи к ароматам вечера.

Хана сейчас отпустила бы замечание, что сама росла на ферме и мочилась в поле вместе с мальчишками. Или высмеяла бы мое желание уединиться при полнейшем отсутствии скромности в прежние времена. Кайса молчала.

«Я не могу стать ей», – наконец сказала она.

«Я тебя и не просила. Просто я…»

«Скучаешь по ней».

Горечь. Кайса раздражала меня столько лет, а к присутствию Ханы, к тому, что разделяю с ней тело, я привыкла настолько, что утрата ощущалась как физическая пустота. Закрывая глаза, я опять видела, как она падает. Опять слышала хруст тела Септума, разбивающегося о камни.

Прогоняя воспоминания, я поднялась, расправила полукафтан и штаны и вздохнула. Свежий воздух недостижим, помочиться – никакой радости, пора выпить воды, и, возможно, я справлюсь с ночной поездкой.

Бочка для воды стояла за домом. Она переполнилась, и вокруг расплылись застойные лужи, но под крышкой вода сохранялась довольно чистой. Я приподняла крышку. Захватить чашку я не додумалась, и поэтому зачерпывала руками и прихлебывала быстро утекавшую воду, пока не напилась. Бросив крышку, я повернула к дому.

Яконо стоял там, в лучах вечернего света, золотивших бронзовую кожу, его мягкие темные волосы шевелил ветерок, выражение лица было серьезное и задумчивое, брови густые, а глаза живые и яркие. Вид совсем такой же, как в тот день, когда я отперла дверь его камеры в поместье Мансина. Я так торопилась его освободить, что не думала, как странно будет видеть его во плоти, сопоставить лицо с голосом, который так привыкла слышать через стену. Он поднял взгляд от своих связанных рук. Он был нежен, красив и молод, так молод. Все как я надеялась (и боялась), и меня охватила постыдная паника, когда он склонил голову и сказал…

– Кассандра?

То же неловкое ощущение я испытывала и сейчас. Я застыла и глазела на Яконо, стоящего на веранде. Он, похоже, тоже вышел подышать воздухом, а тут я.

– Не заметила, что ты здесь.

Его губы тронула ласковая улыбка.

– Извини. Тренировки приучили меня быть невидимым и неслышным.

А я громко шлепала, спускаясь по лестнице, и с пыхтением пробиралась по саду. Что я за наемный убийца, объявляющий о своем присутствии всему миру?

– Да, ты это неплохо умеешь, – сказала я и сейчас же захотела провалиться сквозь землю, так нелепо это звучало.

«Мне взять контроль?»

– Благодарю, Кассандра, – отозвался Яконо, кажется, искренне. – Я много над этим работал. Мой наставник сказал бы, что это у меня не врожденное. А в начале обучения он прозвал меня когтистым боровом.

– Ты, наверное, был хорош в чем-то другом. Компенсировал недостатки.

– Нет, поверь, совсем нет.

Это был простой разговор. Никакой причины паниковать, но биение сердца не утихало. Надо было оставить Яконо запертым в той комнате. Или отказаться от совместного путешествия, несмотря на общие цели. Но я так не сделала, и теперь приходилось мириться с ощущением, что я как ребенок – неуклюжая, глупая и хуже во всем.

– Разве он тебя выбрал не за способности к вашему ремеслу? – вмешалась Кайса, чтобы мы не стояли с глупым видом, глядя в землю. – Уж конечно, чем-то ты себя показал.

– Ничего такого. – Яконо пожал плечами. – Наставник подобрал меня, потому что мне нужен был дом. Лучше помогать тому, кто нуждается в семье, чем давать вторую семью человеку, у которого она уже есть.

Одна из его постоянных благонравных речей, вызывавших у меня и ужас, и восхищение.

Я барахталась в своих мыслях, а тем временем Кайса поднялась по ступенькам, и я позавидовала тому, как легко она приближается к Яконо. Говорит с ним. Смотрит на него.

– Ты проверил, как там лошади?

С тем же пристальным взглядом Яконо кивнул.

– Пора уже выезжать.

– Пока нет, – покачала головой Кайса. – Пусть он еще немного поспит. Ему тяжело. От такой боли в голове любой пострадал бы.

На губах Яконо словно замер вопрос. Мы с Кайсой жили с иной формой такого же отклонения, как и Лео, но мне так давно приходилось хранить это втайне и так часто меня называли чудовищем и уродом, что я просто не могла сказать этого Яконо. Не могла, не рискуя, что его доброта обратится в отвращение или даже ужас, когда он узнает, какие мы. Одно дело – разделять интерес к убийствам за деньги, но совсем другое – узнать, что я умею поднимать трупы.

– Ладно, – ответил он, оставляя вопрос невысказанным. – Но если мы не уедем как можно скорее, потребуется лишний день на дорогу.

Говорить, что чем быстрее мы доберемся, тем лучше, ему не требовалось. Я едва смогла убедить его не прикончить Унуса прямо сейчас. Яконо хотел завершить свой контракт, только это и удерживало его здесь. Будь Унус сильнее похож на знакомого всем нам Лео, вряд ли Яконо поверил бы мне, а страх Кайсы, что он вонзит клинок в Унуса, едва мы отвернемся, постоянно бурлил у меня внутри.

– Мы уже вынуждены ехать медленнее, поскольку уже слишком близко, – продолжал он. – Каждый день мы видим все больше левантийцев, да и чилтейский лагерь остался не так далеко позади, чтобы успокоиться. Если будем неосторожны, можем и вообще не добраться до ее величества.

У меня скрутило живот. Императрица Мико. Я никогда с ней не встречалась, но она теперь жила в моем сердце как любимое дитя, которое я должна защитить, и как дочь, которую подвела. Ханы больше нет, но тревога и боль ледяными руками сжимали мне сердце. Лучше бы я никогда не попадала в ее тело и шла по жизни, плюя на всех. А неравнодушие ранило слишком больно.

– Кассандра?

Его ненавязчивая забота возвращала меня в ту комнату, где я лежала, прислонившись к стене. Он рассказывал свою историю, а мой мир медленно угасал. И я умерла одна, но не чувствовала себя одинокой.

«Ты могла бы ему сказать».

«Нет».

– Все хорошо?

Сколько раз за всю жизнь мне задавали этот вопрос? Совсем мало. Еще меньше было тех, кто действительно интересовался ответом. Может быть, и Яконо всё равно, или он делает это лишь потому, что его идеальное воспитание приучило заботиться обо всех, как о беспомощных малышах.

– Замечательно, – ответила я. – Только от дороги уже тошнит. И холодно. И…

Раздавшийся с верхнего этажа крик разорвал тишину, и Яконо развернулся, как гибкий и хищный зверь, скользнул в дверь и бросился вверх по лестнице.

– …и он.

Мне на Унуса глубоко наплевать, но Кайса в тот же миг заставила нас последовать за Яконо.

Крепко обхватив себя руками, Унус сидел на циновке и таращился на противоположную стену, будто там появилось чудовищное лицо.

– Ты в безопасности, – сказал Яконо, способный проявлять доброту даже к этому человеку, который держал его в заключении и пытался обратить в свою веру и которого он все равно намеревался убить. – Здесь никого нет, только мы. Тебе приснился кошмар.

– Я видел его. Я… я пытаюсь взять это под контроль. Когда я сплю, плохо выходит. Прошу прощения.

Кайса опустилась на колени с другой стороны его тюфяка, мягко, по-матерински прикоснулась рукой к плечу.

– Ни один из нас не может контролировать то, что видит во сне. Но Яконо прав. Ты сейчас в безопасности. Его нет.

Унус перевел взгляд с одного убийцы на другого и, не видя угрозы, с облегчением вздохнул.

– Становится хуже. Не знаю, сколько еще смогу его сдерживать. Я не привык сопротивляться так долго.

Ясно, что становится хуже. После смерти Септума Унус был спокоен и участвовал в обсуждении планов, но день ото дня слабел. Дуос постоянно присутствовал в его мыслях, непрерывно напоминая, что от близнеца не скрыться. Унус даже не знал, кем был бы без Дуоса… И в этом я его понимала.

«Хочешь сказать, я могла», – сказала Кайса.

Все наши попытки договориться друг с другом были полны горечи.

– А ты его видел? – спросил Яконо, сосредоточившись на самом важном. – Во сне. Того… другого?

– Дуоса. Да. – Унус закрыл лицо руками. – Он пытается найти способ обратить все в свою пользу. Строит козни, даже без Септума. Не поверите, он… они раньше такими не были. Когда-то мы были ближе друг к другу. Ощущали одинаковое стремление к вере, одинаковую любовь к Богу, а потом… Я даже не знаю, когда начались изменения. Или как. Сперва я соглашался. Церкви требовались перемены. Нужно было бороться за нечилтейских единоверцев. Появилась необходимость разделить нашу веру с другими. Всякий раз, когда я не соглашался с их методами, они убеждали и уговаривали, наполняли меня своей яростью. До тех пор, пока…

– Пока ты не перестал быть собой.

Слова Кайсы. Ситуация вроде другая, но настолько похожая, что, когда Унус кивнул, я испытала глубокий стыд.

«Я не знала, какая ты», – сказала я.

«Разве это имеет значение? Разве ты обращалась бы со мной иначе?»

Я знала ответ, но произнести его не могла.

– Да. Это уже не я, – сказал Унус. – Сам не знаю, кто я теперь. Каждый день вдали от них… от него – это…

На сей раз Кайса ничего ему не сказала, но какое-то странное ощущение, что она одновременно растет и уменьшается в собственных глазах и отбрасывает прочь то, чем прежде гордилась и ненавидела, было настолько сильным, что я не могла не проникнуться им до самых костей.

Наших костей.

Так же, как я постепенно становилась императрицей Ханой, Кайса стала просто тенью меня самой.

– Да, но ты говорил, что видел его, – продолжил Яконо. – Где? Если скажешь, я немедля с ним покончу.

Унус вытаращился на него, словно не понимал вопроса, потом медленно покачал головой.

– Я не знаю точно… возможно, на юге, но он… он тоже видел меня.

Кайса крепче стиснула его руку.

– Хочешь сказать, Дуос знает, где мы?

Он кивнул, это было больше похоже на содрогание, полный страха взгляд метнулся к Яконо – тот застыл, как хищник, каким и был. Кайса крепко держалась за контроль над нашим телом, приготовившись защитить Унуса, если Яконо набросится на него, но, что бы ни происходило в голове убийцы, он быстро расслабился. Сел.

– Он придет за тобой?

– Не сам, – сказал Унус. – Но это тоже опасно. И он знает, что вы со мной.

– Мы не станем использовать его как приманку для Дуоса, – рявкнула Кайса, хотя мне это показалось неплохой мыслью. – Дуос умеет читать мысли, помните? Если вы попытаетесь, он поймет, что это ловушка.

Яконо не ответил, только перекатился на пятки и снова встал.

– Надо уходить. Сейчас же.

В путешествии ночью есть свои преимущества: темнота укрывает, как тяжелый плащ, вот только ничего не видно. К счастью, лошадь, кажется, обладала более острым зрением, а не то мы медленно пробирались бы вперед, вытягивая руки и вздрагивая от каждого шороха. Я создание городское и к лесу не приспособленное, освещенные фонарями улицы мне привычнее удушающей пустоты, а булыжник приятнее чавкающей грязи. Но неудивительно и досадно, что Яконо, похоже, чувствовал себя здесь как дома. Даже Унус не жаловался, хотя я не знала, в какой мере его сознание сейчас с нами, как его тело.

План добиться встречи с императрицей Мико изначально казался разумным, но он предполагал поездку через самые неспокойные земли империи, где деревни, поместья и города брошены и разграблены дочиста вездесущими армиями кисианцев, чилтейцев и левантийцев.

Яконо скакал впереди, Унус посередине, а мы замыкали колонну и по очереди контролировали наше тело. Странный способ передвижения, но легче справляться с тревогой и прислушиваться к каждому звуку, когда знаешь, что тебя скоро сменят.

«Я уже на пределе», – сказала Кайса.

«Я еще продержусь немного, – отозвалась я. – Но думаю, надо было поспать подольше».

«Похоже, мы неважно с этим справляемся. Я обычно стараюсь уснуть, а вот ты лежишь без сна, прислушиваешься к дыханию Яконо и гадаешь, о чем он думает».

«Только потому, что не спится».

«Конечно».

Я проигнорировала насмешку и уставилась в темноту, словно могла что-то разглядеть. Но не видела даже Яконо, только хвост лошади Унуса. Наемного убийцу вместе с лошадью могла утащить гигантская птица, а Унус и не заметит, и я до рассвета ничего не узнаю.

По лесу эхом разнесся крик. Путешествуя по ночам, мы часто слышали крики странных птиц, но когда звук повторился, Яконо придержал лошадь.

– Что такое? – шепотом спросила я.

– Там, похоже, кого-то ранили или испугали, – прошептал он в ответ, в темноте его лицо выглядело расплывчатой тенью. – Давайте немного подождем.

Мы несколько раз останавливались, проверяя, не станут ли странные звуки враждебными, но в итоге мои руки и ноги совсем замерзли, и я могла думать лишь о горячей ванне. Я сидела, представляя, как погружаюсь в нее, Яконо напряженно слушал ночь. Унус просто молчал.

Ничего. Ни шагов, ни стука копыт, ни криков – ночь наполняли только мягкий шорох ветра и мириады звуков природы.

Наконец Яконо кивнул и пустил лошадь шагом.

– На твоем месте я бы этого не делал.

Кровь застыла у меня в жилах от изменившегося тона Унуса, и на мгновение я вернулась в дом Знахаря, когда мы были в бегах и Лео заговорил с нами безжизненными устами Септума. Унус медленно развернулся, и его взгляд, горящий как угли во тьме, остановился на мне.

– А, Кассандра, приятно снова тебя видеть.

Ничего не чувствуя, кроме паники, я судорожно схватила кинжал и метнула в него. Рукоять с тошнотворным стуком ударила Унуса в лоб, и он упал с лошади.

– Унус! – Кайса захватила контроль и вывалилась из седла. Под коленями захлюпала грязь, нас опутали сырые ветви подлеска, но ее, казалось, это не беспокоило, она даже не замечала. – Унус?

Отчаянно хлопая по земле, она нашла в темноте его руку, провела по ней до плеча, дотянулась до шеи в поисках пульса.

Он уверенно бился под нашими пальцами, и мы перевели дух.

– Слава Богу, – сказала Кайса. – Тебе так повезло, что кинжал летел вперед рукоятью. Он же мог погибнуть.

Сверху раздался мягкий голос Яконо.

– Мне повезло? Я не бросал нож.

«Осторожнее. Мы же не хотим, чтобы у Яконо возникли вопросы».

«А мне все равно!»

«Тебе будет не все равно, когда он убьет нас».

Вроде бы согласившись, она уступила моим попыткам забрать контроль. Яконо оставался тенью где-то над нами, узнаваемой только по запаху.

– Значит, Дуос близко, – сказала я. – Разговаривайте осторожнее, когда он очнется. Если Дуос прорвался через его защиту, то в любой момент может нас услышать.

Яконо окинул темный лес взглядом, будто ожидал увидеть поблизости другого Лео, но там не было ничего, кроме стрекота насекомых да шороха мелких тварей в палой листве.

Унус дернулся у меня под рукой и застонал. Я напряглась.

– Унус или Дуос?

– Ох, – сказал он. – У меня будто голова раскололась.

– Унус?

– Да. Не бей меня больше.

– Как приятно узнать, что, ударив тебя по башке, можно выгнать твоего брата.

Он опять застонал.

– Нужно двигаться дальше.

Яконо согласился, и, подняв стонущего Унуса на ноги и усадив в седло, мы отправились в путь, с еще большей тревогой прислушиваясь к каждому необычному звуку. А их было немало: случайные стуки, треск упавшего дерева в стороне и далекие крики. За деревьями показалось мерцание фонарей, и Яконо свернул от них подальше.

– Там, похоже, дровосеки, – сказал он, замедляя шаг, чтобы мы догнали его. – Хотя можно только гадать, почему они работают среди ночи. Придется сделать крюк на юг, чтобы их обойти.

Слишком уставшая, чтобы иметь свое мнение, я позволила ему вести нас, но голоса работающих людей становились лишь громче. Деревья поредели, словно мы подошли к опушке леса, и Яконо остановился, слабый лунный свет, как пыль, мерцал в его волосах.

– Тут не просто несколько дровосеков. – Он взглянул на меня, и я подъехала ближе. – Что бы эти люди ни строили, вероятно, это важно для них, раз работают ночью.

– Очень важно, – вмешался Унус, но второй раз за ночь это был не Унус. – Они думают, что строят шатер к моей свадьбе с императрицей Мико, но, поскольку она не сможет присутствовать, я женюсь на госпоже Сичи.

Я застыла, опять схватившись за кинжал.

– Ты о чем? Что значит «не сможет присутствовать»?

Унус обернулся и с леденящей ухмылкой взглянул на меня из тени.

– Я имею в виду, Кассандра, что она будет мертва. Как ты можешь не понимать? Мертва. Мертва.

Я сильнее сжала клинок.

– Как? Когда?

– Когда… когда что? – Унус растерянно заморгал. Это снова был Унус. – Ох.

– Нет, нет, нет! – Я пришпорила лошадь, догнала Унуса и вцепилась в его плечо. Та же паника, что когда-то гнала Хану в поместье, закипела сейчас в моих венах. – Верни его! Я должна узнать про Мико! Мы не можем допустить ее смерти!

– Я… я не могу. – Унус ухватился за мою руку, чтобы не упасть из седла, и распахнул глаза от испуга.

– Ты же должен это уметь! Ты…

Сквозь мой нарастающий страх прорвалась Кайса, придала спокойствия нашим голосу и рукам. Она отпустила Унуса, отстранилась и мягко положила руку на шею его лошади.

– Извини, сама не знаю, что на меня нашло. – Она бросила взгляд на Яконо, едва различимую хмурую тень. – Наверное, пора искать место на ночь… на день.

Убийца кивнул и, не задавая вопросов, развернулся и направил лошадь на прежний путь.

– Извини, Кассандра, – сказал Унус, следуя за Яконо. – Если узнаю что-то про императрицу Мико, я дам тебе знать.

Кайса ласково улыбнулась ему и направила лошадь вслед за ним, в темноту леса.

Хотя мы собирались остановиться на отдых пораньше, безопасное место нашли только перед рассветом. По пути попадалось много деревень без признаков жизни, но Яконо не хотел останавливаться у всех на виду или совсем близко к дороге. Наконец мы нашли деревенский дом, стоявший особняком за деревней. Еще день и еще один покинутый дом, снова брошенный скарб и остатки заплесневелой еды.

– Я надеюсь, прежние хозяева, убегая, не захватили тюфяки, – спешиваясь, произнес Яконо. – Мне не нравится спать на голых досках, как в прошлый раз.

Мне почти не спалось в ту ночь, но Яконо спал. Казалось, этот человек способен уснуть где и когда угодно, он всегда идеально вписывался в окружающий мир, при любых обстоятельствах. Я всегда ощущала неправильность формы, мои острые грани рвали все, к чему я прикасалась.

Унус обессиленно сполз с лошади, вцепившись в седло, чтобы не подогнулись колени.

– Лучше иди в дом и найди тюфяк, – сказал Яконо, лишь взглянув на него. – А я поищу еды и воды.

Унус медленно кивнул и поплелся к двери. Яконо, даже не взглянув в мою сторону, отправился в обход дома. Хмурясь, я перевела взгляд с одной лошади на другую, а потом на спины удаляющихся Яконо и Унуса.

– Ну и пошли вы, – буркнула я. – Значит, нам придется позаботиться о лошадях. Мы же выросли в городе и прекрасно с этим справляемся. – Я пнула камешек, и он поскакал по блестящей в рассветном свете дорожке. – Пошло все это на хрен и еще дальше.

«Ага, теперь точно справимся».

– Заткнись. Когда я ругаюсь, мне легче.

Правда, это не помогло. Мне пришлось взять поводья всех трех измученных лошадей и вести их в темный пыльный сарай. Судя по глубоким корытам и низким перегородкам, он предназначался не для лошадей, но там было немного сухого сена, а дверь закрывалась. И это все.

– Чего ради мы вообще останавливаемся на ночь… то есть на день? – проворчала я, пересматривая три старых ведра, чтобы выбрать то, где дыра поменьше. – Ты же слышала, Дуос сказал, что желает смерти Мико. Если не поторопимся, можем прибыть слишком поздно и не успеем спасти ее. Или Унуса!

«А если нас обнаружат путешествующими с Лео Виллиусом, мы прибудем быстрее? Смотря кто обнаружит, а то можем и совсем не добраться».

Ответа у меня не нашлось, так что я просто схватила лучшее из ужасных ведер и отправилась на поиски бочки с водой. Вернувшись с капающим ведром, я налила в корыто воды и в благодарность получила от лошадей лишь равнодушные взгляды.

– Неблагодарные, вонючие…

Слова стихли: Кайса забрала контроль и, заставив меня умолкнуть, приставила ладонь к уху.

«Что такое?» – спросила я.

– Не уверена, но…

Она шагнула к приоткрытой двери сарая. Двор был пуст: ни Яконо, ни Унуса – никого.

– Хм, – покачала головой Кайса. – Ничего. Так и быть, позволю тебе вернуться к чистке лошадей.

– Вот спасибо.

Лошади, кажется, не одобрили мой сарказм. Одна даже посмотрела на меня с неприязнью.

«Я так думаю, им просто хочется, чтобы с них сняли седла, – заметила Кайса. – Я не вижу щетку, но можешь протереть их пригоршней сена, как делал Яконо».

Я нагнулась за сеном, и спина заныла после долгой дороги в седле. Со стоном выпрямившись, я сделала вдох – и не смогла выдохнуть. За негромким фырканьем и шарканьем перетаптывающихся лошадей я услышала приглушенный гул.

– Стук копыт.

Я бросила сено и рывком распахнула дверь. Звук снаружи стал таким громким, что Яконо с Унусом вышли из дома. Унус посмотрел на нас, но взгляд Яконо был прикован к лесу.

– Думаешь, они приближаются с той стороны? – прошептала я Кайсе, не рискуя повысить голос и спросить Яконо, чтобы не привлечь солдат.

«Не знаю, но надеюсь, что нет. Звук похож на топот целого табуна лошадей».

Так и было. Я отступила в тень, хотя это наполовину уменьшало обзор двора. Стук копыт становился громче. Никто не мог знать, где мы, но лошади уже приближались. Защебетали и испуганно взмыли в небо птицы. За деревьями двигались тени. Яконо с Унусом опять скрылись в доме, а я затаилась с колотящимся сердцем. Кто бы это ни был, я надеялась, что они проедут мимо.

Но случилось худшее: в ярком свете показались полдюжины левантийцев. И, что еще хуже, их лошади замедлили шаг. Всадники о чем-то переговорили и, как будто нас прокляли все боги на свете, натянули поводья и спешились.

«Вот дерьмо, – прошипела Кайса, когда один воин указал на дом и произнес имя Лео. – Нужно что-то делать».

«Делать что? Я могу постоять за себя в драке, но не против толпы левантийцев».

«Нельзя же просто прятаться».

С силой, подобной приливу, она попыталась захватить наши руки и ноги, но я крепко стиснула кулаки.