Читать книгу: «Гаргулья и Лондон»

Античные легенды

We don't need anybody else

To tell us what is real.

Inside each one of us is love

And we know how it feels.

Paul Maccartney, Somedays

Для финального сражения местность была выбрана крайне неудачно. Сплошные скалы. Ровные участки небольшой площади наглухо отделены ими друг от друга, кругом валяются камни. Здесь проще переломать ноги, чем догнать противника. Лошади в этом бою не участвовали. Драться здесь решился бы только дурак. Или Арес. Он давно присмотрел это плато. Часто муштровал здесь своих солдат. Они учились не скользить на камнях, взбираться на скалы в два прыжка, сохранять баланс на отвесной тропе. Он объездил одному ему известные, а другими богами забытые, деревни краснокрижных фавнов – потомков горных козлов и каменных троллей. Рекрутировал самых сильных и превратил их в первоклассный высокогорный отряд. Этот бой он спланировал качественно. Соперник застигнут врасплох, победа – неминуема. В паре десятков миль начал извергаться какой-то вулкан. Пепел покрыл небо, усыпал золотой шлем Ареса, затмил солнце. Вдруг большая тень скользнула по скале, где расположился главнокомандующий. С неба в доспехах из золотой кожи спустилась девушка. Она легко приземлилась на одно колено, и закашлялась. Видимо, тоже надышалась пеплом. Подбежав к Аресу, радостно обняла его за шею. А он принялся вращаться на месте и весело смеяться. Для воинов же это был страшный грохот. “Дядя, наконец-то, я снова участвую в твоих походах!” – девушка жадно осмотрела сражающихся. “Как крылья? Больше не беспокоят?” – заботливо спросил бог. “Теперь все хорошо. Путь от дома я пролетела очень быстро. Готова вернуться в строй!” Он улыбнулся и потрепал ее за плечи. Мягкие золотые доспехи – королевский подарок Гермеса – очень шли ей. А главное, не натирали крылья. Арес развернул ее лицом к самой широкой равнине, где сосредоточилось основное войско противника. Туда буквально катились человеческие лавины, падая со скал. Кто-то разбивался насмерть, а кто-то скользил по их телам и, тем самым, оставался цел. “Видишь шатер? Твоя цель рядом, на лошади”. “Их полководец решил покорять отвесные скалы верхом?” – оба рассмеялись. “Даже на равнине лошадь не спасет его от тебя. Вперёд!” Девушка вскочила на соседнюю скалу и бросилась вниз с мечом в каждой руке. Через мгновение над полем брани воспарила гигантская птица из чистого золота. Она летела быстро, то вдоль самой земли, то взмывая на несколько метров. Лавировала между сталагмитами. На лету она поражала солдат, безошибочно определяя своих и чужих. Арес любовался этим полетом, похожим на балет. Лошадь первая почуяла угрозу. Рванулась под всадником и встала на дыбы. Человек принялся ее успокаивать и долгое время не замечал ничего вокруг. Но кто-то окликнул его и, подняв голову, он сразу сообразил, в чем дело. Пустил лошадь галопом. Птица без труда догнала беглецов и вырвала наездника из седла. Схватив за горло, подняла так высоко, что они оба казались одной точкой в небе. Человек не вырывался, он уже почти не дышал, но, главное, не мог отвести взгляд от огненных глаз напротив. Перед смертью ему показалось, что его душу сканировали, от чего она превратилась в глину. Потом ее обожгли на огне и поместили в керамический сосуд. Арес видел, как смертный, дерзнувший бросить ему вызов, упал на землю. Позже он победоносным ударом каблука превратил в крошку глиняные черепки на месте падения.

Знакомство её мужчин

В феврале инспектор Калеб Эванс начал своё расследование с пустякового, на первый взгляд, происшествия. Был ограблен сетевой ювелирный магазин в центре Лондона. Ограблен изящно, без улик, можно сказать “ювелирно”. В марте казалось, что дело проиграно, поскольку преступники не оставили мало-мальских зацепок. Недели бессонных ночей и просмотров, кадр за кадром, камер наружного наблюдения ни к чему не приводили. Но, на счастье Калеба, неуловимые взломщики оказались рецидивистами. При попытке очередного ограбления ювелирного бутика восьмого апреля был подстрелен Ник Диксон – новичок в команде, он же – ответственный за сбыт драгоценностей. Двадцатилетний юноша выдал всех подельников уже через два дня, как только очнулся в реанимации. Он активно сотрудничал со следствием, и именно благодаря ему для инспектора Эванса началась эта история.

Вся группа состояла из постоянных участников, за исключением грека по имени Димостенис. Именно он был автором этих вылазок. Его безошибочное планирование, хитрость и скорость, с какой он выполнял поставленные задачи, с первой встречи возвели его в ранг лидера молодой и неопытной группировки. Всего подельников у Ника было семь. Молодые люди, карманники, промышляющие мелкими кражами и случайными перевозками посылок с подозрительным содержанием. Однако в ноябре прошлого года Симу Маунти, главарю воришек, посчастливилось познакомиться с Ди (так они коротко называли грека). Вернее, Сим вытащил у Ди айфон, за что поплатился вывихнутым запястьем, а потом лекцией о правилах карманных краж. Димостенис и не подумал заявлять в полицию. Напротив, выслушал историю Сима, заинтересовался его бандой и пожелал познакомиться с ее участниками. Он рассказал, что недавно приехал в Лондон и как раз ищет себе товарищей по ремеслу. В молодости в Греции он занимался подобными вещами и имел знакомства с полицией с двенадцати лет. За свой двадцатилетний стаж карманника, грабителя и финансового мошенника он сбегал из-под ареста 84 раза. Хотя ловили его всего четырнадцать. Часто он сам приходил с повинной, беря на себя вину авторитетных “учителей”, благодаря чему заручился огромным уважением у преступной элиты. Во всей стране в определённых кругах не было человека, который отказал бы Димостенису в любой просьбе. Своего рода, крёстный отец. Такова была легенда нового знакомого Сима и его команды. Говорил ли он правду, или это была бравада опытного жулика перед молодёжью – неизвестно. Но впечатление он произвёл сильное. Лондонские “ученики”, по инициативе Сима Маунти, выбрали Ди новым главарём и все предстоящие операции доверили именно ему.

Несмотря на многочисленные аресты, у Интерпола не было никаких данных на Димостениса. Сбегая, он всегда прихватывал с собой личное дело. Как ему это удавалось – не мог понять никто. Им, скорее, восхищались, чем стремились наказать по всей строгости закона. Итак, в Лондоне поселился жулик без отпечатков пальцев, без фотографий, без досье. Фоторобот составить также не удавалось. Ди снимал свои многочисленные маски, разве что, оставаясь совершенно один. На улице или в кругу коллег от носил, в основном, больничные марлевые повязки. Непривычным был лондонский смог, ещё не прошла акклиматизация, аллергия на город – так он объяснял окружающим свой образ. Хотя спрашивали редко. Глаза тоже часто прятал за очками или под кепками. А когда не прятал.., что ж Ник Диксон был вынужден признать, он редко смотрел в лицо своего подельника и не очень хорошо помнил его глаза. Высокий, светлые кудрявые волосы, греческий профиль, глаза, вроде, карие – таковы были приметы главаря.

В начале мая группировку накрыли почти в полном составе. Два парня и Димостенис пропали из поля зрения полиции. Сим Маунти признался, что их пути с греком разошлись из-за ссоры, а без него они оказались не способны так искусно заметать следы. Про двух скрывшихся товарищей, Джо и Бонни, он знал только, что те решили покончить с преступным миром и получить образование. Планы грека были ему неизвестны.

Калеб Эванс с коллегами отмечал поимку банды в своем любимом пабе через парк от участка. Семьи у него не было, разделить радость победы он мог только с друзьями. Но, будучи видным мужчиной среднего возраста, а Калебу было 44 года, он пользовался большим успехом у женщин. Чаще всего знакомился в барах и не жалел денег на новых подруг. Это тоже пленяло слабый пол. Однако ни один роман, как бы быстро ни закручивался и каким бы головокружительным ни был, не длился долго. Неделя-две, максимум месяц – и любовь проходила, будто и не было. Назвать Калеба жестоким не могла ни одна из его бывших, он умел расставаться красиво. Да и никогда не давал обещаний на будущее. Он не врал, умел утешать, не подавал поводов для надежд. Кто же виноват, что женщины так любят воображать то, чего нет, и строить планы на будущее с теми, кто с ними всего на несколько мгновений? Инспектор Эванс умел разговаривать с людьми прямо, откровенно, говорить правду. Это помогало ему и в работе и с подружками. Поэтому подлецом его не считали ни женщины, ни преступники. Рост 193 см, спортивное телосложение, зелёные умные глаза, вьющиеся волосы (это не всегда понятно из-за короткой стрижки), профиль – смесь еврейского-греческого-итальянского, волевой подбородок. С первого взгляда люди проникались к нему уважением и интересом. А подружки, все как одна, заявляли, что и любовник он превосходный. Такое досье можно было бы составить на самого инспектора Калеба Эванса, если бы кто-то из посторонних решил опросить его друзей.

Шестого мая она проследила за Калебом от паба до его квартиры на 17 этаже на N-street. Он познакомился с очередной красоткой, которая довольно легко согласилась взглянуть на его домашнюю коллекцию греческих фресок. Естественно, на фотографиях. Да, было у Эванса и такое хобби. В колледже он серьезно увлекался историей Древней Греции, а в младшей школе даже путешествовал с бабушкой в Афины. Но, поступив на службу, постепенно утратил свободное время для своих увлечений и, как следствие, потерял интерес. А, может быть, ежедневные заботы заставили его на время забыть о своих увлечениях. Иногда он встречал в газетах и журналах статьи от Географического общества, проходил мимо галерей с выставками предметов искусства античного мира. В таких случаях Калеб делал вырезки и снимал на телефон, а потом распечатывал “кусочки прекрасного” и складывал их в большую обувную коробку. Но это было редко. Взрослая жизнь и ненормированный полицейский быт сделали его приверженцем утреннего кофе, вечернего пива или виски, женщин и редких поездок за город с семьями коллег.

Но в этот вечер он почти не пил. Его явно интересовало увлечение “женщины”. Хотя, было похоже, что она сама навязалась. В том, что Калеб не может отказать даме без причины и в том, что он романтик, она убедилась воочию. Следить пришлось от самой работы, в баре, а потом и до поздней ночи, пока его новая знакомая не пожелала уехать на такси. Он предлагал остаться, но, получив отказ, такси вызвал без промедления. Выключив свет, Калеб заснул не сразу. Видно, раскрытые дела не были способны успокоить его. Что-то мешало отдыхать безмятежно. В этом она убедилась и на следующий день, и на позаследующий. Она стала следить за ним почти каждый вечер. Одна-две новые подружки за месяц. Плохой сон. Несмотря на частые посещения паба, склонности к выпивки почти нет, просто не хочется готовить дома. Друзья только коллеги. Родственных связей не имеет или не поддерживает. Этих сведений ей было вполне достаточно. Пришло время заявить о себе.

Тем временем, преступная жизнь Лондона шла своим чередом. Грабили банки, магазины, убивали, похищали и причиняли друг другу много зла. Димостенис тоже никуда не делся. Он порхал между преступными группировками, приобретая связи и применяя свои таланты на благо этой категории общества. Он работал практически бесплатно, казалось, будто ему просто интересно проверять себя и придумывать что-то новое. Он творил как художник, не думая о продаже своих картин. Приходило вдохновение – и Димостенис поражал коллег и полицейских. Не зная его имени и не будучи в состоянии зафиксировать внешность, о нём начали слагать легенды по обе стороны закона. Но, конечно же, Ди был обычным человеком. По крайней мере, всё на это указывало. Даже у него случались неудачные дни. Даже неудачные романы, как ни странно. Весь июнь он терзался вопросом, кто такой инспектор Эванс? Во всём Лондоне единственный, кто мог уловить след грека в тех делах, к которым тот прикладывал руку. Уловить, но не доказать. Они оба знали о существовании друг друга, но никому не рассказывали этого. Калеб шёл по его следу, руководствуясь не фактами, а ощущениями. А Ди читал газеты и тайком опрашивал знакомых инспектора, чтобы выяснить природу его прозорливости. Однако это топтание на месте не приносило пользы одному и не грозило другому. Второго это устраивало, лишь слегка беспокоило. Впрочем, уже слишком долго Ди играл без соперника. В глубине души у него зарождалась симпатия к инспектору. Каким бы успешным, непобедимым, талантливым ни был человек, в основе самой его сути лежит азарт и желание расти над собой. А расти можно только относительно чего-то. Рост дерева мы видим относительно земли. А рост человека за счет его превосходства над окружающими. Калеб стал для грека такой точкой отсчёта. Глубоко погрузившись в эти размышления Ди шёл домой вечером четвёртого июля. Вдруг из тупикового переулка его окликнули. Или ему так показалось. В любом случае, какой-то бездомный выкрикивал бессмысленные звуки, напоминавшие греческий язык. Ди прошёл бы мимо, но бездомный размахивал драгоценностью, некогда принадлежавшей семье грека и пропавшей много лет назад. Подойдя поближе, он убедился в том, что вещь его. Второй такой не могло быть. На подвеске из чистого золота величиной с ладошку младенца отчеканен герб – силуэт девушки и четыре головы быка по углам. Прямая отсылка к легенде о Зевсе и Европе. Димостенис вспыхнул в одно мгновение. Никто в Лондоне не мог знать истории его семьи. Да и разве бывают такие совпадения? Он приготовился сражаться за подвеску, даже схватился за пистолет. Но отобрать у нетрезвого бездомного вещицу оказалось легче лёгкого и применять силу не пришлось. Тот повалился на бок, бессвязно бормоча. Ди хотел было дождаться, пока тот протрезвеет и допросить его, либо отвести к себе домой… Но быстро осознал, насколько это бесполезно. Конечно, бродяга не сам украл эту вещицу. Даже в трезвом уме и полной памяти он вряд ли расскажет, кто привёз подвеску в Лондон. Посидев рядом с громко храпящим телом минут десять, Ди положил золото в карман и поднялся.

Следом за ним попытался встать на ноги и бродяга. Глаза его приобрели вид, какой Ди не встречал уже много лет. Чёрные, как подземная пустота, они смотрели прямо в его лицо. Рука крепко сжала его руку. И разборчивый голос, голос бродяги, но как будто вовсе чужой, произнёс на древнегреческом: “Димостенис, зачем ты прибыл сюда?”

Ди испугался не на шутку. Такого он никак не ожидал. Понятно, что кто-то использовал тело лишь как, своего рода, телефон, чтобы донести информацию: “Ди, тебя нашли и раскусили”. Однако на несколько секунд он потерял способность мыслить здраво и выхватил пистолет. Застрелив бездомного, грек побежал домой с одной лишь целью, забыть произошедшее. Причинить ему физического вреда никто не мог. Всё-таки он поселился в цивилизованным обществе, где, пока не будет доказано, что он преступник, закон защищает его, как и любого другого честного гражданина. Но вот от таких посланий он давно отвык и даже забыл, какие сильные психологические волнения они причиняют.

Рано утром бродяга был найден мусорщиками, и, будучи свободным, инспектор Эванс занялся расследованием его смерти. Пистолет с отпечатками пальцев достали из мусорного бака. Однако в базе отпечатков не оказалось. Но это была хоть какая-то зацепка. Камеры соседних учреждений сняли слишком много прохожих в тот день, а в самом переулке, естественно, не было никаких устройств, чтобы понять, кто именно из них заворачивал туда.

Это утро оказалось деятельным и для Димостениса. Он решился не терять времени даром и все свои замыслы реализовать в ближайшее время. Первым в его списке значилось нападение на инкассаторскую машину. Помощники – братья Джигс. Всё казалось просто: подкараулить, взорвать, открыть, переложить, уехать, поделить, разбежаться. Погоня началась на пятом этапе. Возглавлял её Калеб Эванс, его машина плотно села на хвост грабителям. Он плохо помнил, в какой момент преступники выбежали из машины и побежали в разные стороны. Братья схватили столько мешков с деньгами, сколько могли унести, но от этого сильно потеряли в маневренности и вскоре были схвачены. Руки Ди были свободны. Бегал он очень быстро, а по стенам и лестницам карабкался, как паук. Эванс и ещё двое полицейских давно не проверяли на практике свои физические данные. Всё же, втроем они загнали преступника на крышу и продолжили погоню чуть ли не в воздухе. Со здания на здание беглец перелетал как птица. Но когда-то же должны начаться и широкие улицы, – думали преследователи, решаясь на прыжок над очередной пропастью. Но вот Ди, наконец, удалось ранить одного полицейского. Эванс велел второму остаться с раненым и вызывать подкрепление. А сам продолжил преследование. Всё произошло за считанные секунды. Инспектор вдруг замер на краю очередной крыши, схватившись за грудь. Пуля не задела сердце, но как раз в этот момент Эванс собирался прыгнуть вперёд и уже не мог вернуть равновесие. Полицейскому на этой крыше и Димостенису – на соседней через дорогу только и оставалось наблюдать, как инспектор Калеб Эванс полетел с крыши 11-этажного дома.

Афродиполис

Последнее, что увидел Калеб перед тем, как потерять сознание, были гигантские крылья. Казалось, они сделаны из металла, но перья трепетали на ветру, как настоящие. Калебу снилось близкое ярко-синее небо, редкие, молочно-белые, нежные, как пух, облака. Они касались его лица и приятно охлаждали нагретое солнцем тело. Он парил, представляя себя Икаром, полностью уверенный, что душа его отделилась от тела и познала райский вкус свободы. Летать было приятно, что уж тут скрывать.

Сколько длился сон, сказать трудно. Когда Калеб открыл глаза, ощущение было такое, что он провёл в коме вечность и перевоплотился в новое тело, в новом месте, в другую эпоху. Первое, что он увидел – большой и светлый каменный зал. Света здесь так много, как будто стены стеклянные. Но, слегка повернув голову, он понял – стен нет вовсе. Крыша держалась на образовавших круг колоннах, идущих двумя рядами. Постель его – каменный блок, покрытый множеством овечьих шкур, подушка из мягчайшего пуха. Амфоры и прочая глиняная посуда покрывала окружающие столики. В центре зала установлен небольшой фонтан с мелодичным переливом воды.

– 

Вот и вы вернулись к нам! – радостно воскликнул человек в длинной белой рубахе. Он бросился проверять зрачки, пульс. Потом положил руку на грудь Калеба, в то самое место, где больше всего болело – инспектор поморщился. То место, откуда вытащили пулю, ещё не до конца зажило. По всему видно, что незнакомый человек выхаживал больного, причём довольно давно.

– 

Сколько я спал? – спросил Калеб и даже расстроился. Голос слабый и какой-то обиженный, как у заплаканного ребенка. Он и не помнил, когда последний раз чувствовал себя настолько беспомощным. Мог только предположить, что в младенчестве. И последний раз таким его видела мама.

– 

Процесс вашего излечения занял некоторое время. – уклончиво произнес медбрат. Так мысленно окрестил его Калеб. – Простое извлечение пули не привело вас в чувство, поэтому понадобилось дополнительное лекарство. Его готовили восемь дней, так что пришлось ввести вас в искусственную кому. Итого вы проспали девять дней. Лично я не сомневался, что всё будет хорошо.

Что за странные методы лечения, – мелькнуло в голове инспектора, пока он слушал ответ. “Готовить” лекарство? Восемь дней?

– 

В какой я больнице? – уточнил он, подозревая, что это какая-нибудь провинция.

Хотя как он мог здесь очутиться, понятия не имел. Почему не в обычной лондонской клинике? Не в реанимации или не в палате? Почему то, что должно быть палатой, не имеет стен и открыто всем ветрам, которых, надо отдать должное, сейчас нет. Воздух изумителен! А, может быть, он был отправлен на лечение в Швейцарию спец. рейсом British Airline? Не зря же в памяти так свежи ощущения полета. Воздух уж больно чистый, как в горах. Он так и спросил:

– 

Мы в горах?

– 

Да, это горы. Вы в Фессалии, Калеб, – медбрат явно был готов отвечать на вопросы, потому что принёс воду и уселся рядом на плетеный табурет.

Однако в его манере чувствовалась напряженность. Как будто он должен был отвечать, но и не должен был говорить ничего лишнего. Инспектор уловил этот настрой профессиональным чутьем. И напрягся.

– 

Почему в Фессалии?

– 

Только здесь можно было вас вылечить и обеспечить достаточный покой.

– 

Что же такого серьёзного со мной произошло, для чего понадобились такие почести? Зачем меня увезли из Лондона? Не поверю, что греческая медицина настолько лучше нашей.

Медбрат не отвечал и наливал воду в сосуд для питья. Калеб даже не мог вспомнить его названия – настолько странной была местная посуда. Послышались шаги, и в колоннах замелькал силуэт в белой одежде. Вновь прибывший был старше медбрата. Он сразу взял инициативу в свои руки, как только увидел, что пациент пришёл в себя.

– 

Я Николас – ваш врач. Рад сообщить, что вы полностью здоровы. Грудь будет болеть еще пару месяцев, там гематома. Но это больше не навредит вам. Надо признаться, вы крепкий молодой человек. Не было гарантий, что вы продержитесь. С таким крепким организмом и умирать не страшно.

– 

Неужели есть разница, крепкий у тебя организм или нет, когда ты умер?

– 

Для вас разница была, – Николас усмехнулся, увидев недоумевающий взгляд Калеба. – Вы были мертвы, когда я достал пулю. Пришлось вас заморозить и срочно приступить к созданию воскрешающего лекарства.

Калеб слышал его, как ныряльщик слышит голоса людей, находясь под водой. Какая смерть? Какая заморозка и воскресение? Доктор пьян, что ли? Хотя Калеб стал грешить на себя. Наверное, действие наркоза ещё не закончилось, поэтому обстановка и слова людей странно трансформируются в его сознании. Он повернул голову к медбрату.

– 

Просто доверьтесь своему слуху и зрению. Поймёте потом, – прошептал он. Его голос был такой убеждающий, что Калеб, голова которого стала болеть, решил последовать совету. Всё равно других вариантов не было.

– 

Понимаю, что мой рассказ преждевременный, – доктор тоже вошел в положение пациента. – Вам всё кажется наркотическим бредом. Но я посчитал, что лучше мне вводить вас в суть происходящего сразу, как очнётесь, а не делать вид, что ничего не произошло. Ведь, иначе вы бы действительно стали подозревать, что сходите с ума. Я не против, если сумасшедшим назовёте меня. Зато потом поблагодарите. К тому же, вы вполне здоровы и вправе встать и идти в любую сторону. Так что сами догадаетесь, что вы не в Лондоне.

– 

Может быть, я здоров, а вы не сумасшедший. Но я ужасно голоден и хотел бы получить свою одежду.

Медбрат, как исполнительный слуга, отправился отдать распоряжение, чтобы пациенту принесли еду. А врач помог ему сесть, умыться и переодеться. Однако полицейскую форму Калебу не принесли. Вместо этого ему предложили длинную белую рубаху с поясом. Калеб не стал спорить. Миску куриного бульона он выпил, сидя на кровати. А из остального соорудил сендвич и заявил, что хочет размяться. Положил козий сыр на хлеб, полил сверху мёдом, взял с собой горсть фиников и медбрата, который нёс сосуд для питья, полный прохладной сладкой воды. Вдвоём они покинули каменный зал без стен. Доктор сказал, что, поскольку Калеб больше не его пациент, задерживать его дольше не имеет права. И велел приходить с любыми, даже пустяковыми жалобами.

На веранде медбрат стал словоохотливей. Видимо, пример старшего коллеги успокоил его.

– 

Доктор Николас – наш чудотворец. Он лечит весь город в одиночку. Конечно, без двух десятков учеников он бы не справлялся. Но нам он только даёт задания и просит делиться наблюдениями, когда мы выхаживаем тяжёлых больных. А уж готовить лекарства, ставить диагнозы, вправлять кости, оживлять – к этому у него одного в нашем городе талант.

– 

Оживлять – это как-то режет слух, – поморщился Калеб. – Излечивать безнадёжных больных, вы хотите сказать?

– 

Простите, я неправильно выразился, – медбрат протянул подопечному воду, запить сендвич. – Я хотел сказать: воскрешать. Это слово имеет меньше поводов для неправильной трактовки. Знаю, вы не восприняли всерьёз Николаса, но он сказал правду. Вы были мертвы, он затормозил процесс распада плоти и воскресил вас. Благодаря ему для вас всё это было похоже на сон.

Калеб вздохнул. Он хотел ругаться, спорить, но не мог. Вместо этого он осматривал город с веранды, выдававшейся вперёд над высоким холмом, на котором стоял госпиталь (или что это тут у них?). Античный полис протянулся красивым квадратом на десять километров в длину и ширину. Постройки, в основном, низкие. Но видны дворцы, примерно в шесть-семь современных этажей. Всё было сделано из глины, камня или соломы. В архитектуре ни следа железа и бетона. Что за деревня? – думал Калеб. – Может, это поселок городского типа? Но не до такой же степени! Похоже, я перенёсся не только в чужую страну, но и в другое время.

– 

Послушай, друг, – обратился он к медбрату. – Обещаю, я никому не расскажу о вашем городе. Видно, что вы живёте какой-то общиной, отказались от цивилизации, ходите полуголые, рассказываете мифы. Мне всё равно, что вы тут проповедуете. За то, что спасли мне жизнь, я вам обязан. Даже если у вас здесь деревня хиппи и вы прочно сидите на марихуане, я закрою глаза на всё, что здесь происходит. Просто ответь на мои вопросы и расстанемся друзьями.

Медбрат улыбнулся:

– Отвечу на все ваши вопросы чистую правду.

– Мы не в Англии?

– Нет.

– Мы в Греции?

– Да.

– В Фессалии?

– По крайней мере, это географическое название вам знакомо. На самом деле мы в Афродиполисе, а под нами город Литохоро.

– Не слышал о таком городе, как Афродиполис. Что вы имеете в виду, говоря: Литохоро под нами?

– Видите, мы на горе, – медбрат указал на горизонт.

Только сейчас Калеб разглядел в белесой дымке, почти у самого горизонта нечто похожее на обрыв. Так вот оно что, эта деревня находится в горах, на каком-то широком плато. Наверняка, власти Греции даже не знают, что здесь есть какое-то поселение. Понятно теперь, как здесь смог вырасти этот притон городского типа! Тем не менее, Калеб дал слово принять образ жизни местных и не судить их. Ему ужасно захотелось покинуть это странное место.

– 

И высоко мы над городом?

– 

Около восьми тысяч метров…

Это было слишком. Калеб отряхнул руки от крошек и пошёл вниз по широкой лестнице, залитой безоблачными лучами. Он честно пытался представить, куда попал, но любая догадка перерастала в сумасшествие. Медбрат оказался терпелив и старательно искал подходы к нему, шёл рядом, не отставая. Наконец, на следующем пролете они остановились возле ротонды. Там можно было присесть и любоваться панорамой города под полусферической крышей из белого мрамора.

– 

Начнём с начала, – взывал медбрат, приглашая Калеба в беседку. – Знакомство оказалось спонтанным, хотя все эти дни я только и думал о том, как ввести вас в курс дела. Сядьте и просто послушайте. Мы действительно на высоте восемь тысяч метров, и вы всё равно не вернетесь в Лондон немедленно. Так что заняться вам особо нечем. Так почему бы не послушать меня, раз вы на больничном?

Инспектор присел на скамейку с обиженным видом. В нем кипело возмущение от своего бессилия и бредовости всего происходящего. Он хотел проснуться, но догадывался, что это не сон. Он даже готов был поверить, что действительно умер и попал в рай. Но про рай здесь никто не упоминал. Наоборот, поздравляли его с тем, что он выжил. В голове творилась катастрофа. Собрав в кулак волю, он принял решение выслушать собеседника от начала до конца. Что бы тот ни говорил. Воспринять всё как сказку, не имеющую к нему никакого отношения, а дальше видно будет.

– 

В ваш участок направлено официальное письмо из одного лондонского госпиталя, о том, что во время перестрелки вы были серьёзно ранены и попали к ним. Навестить вас нельзя, так как состояние тяжёлое и вы всё ещё в реанимации. Формальности улажены, не переживайте ни о чём. Теперь, когда вы чуть-чуть успокоились, давайте поговорим о вашем пребывании в Афродиполисе. Я не просто ваша сиделка, я ваш личный помощник. Меня зовут Артемус. Доктор Николас вылечил вас именно так, как и сказал. Он довольно знаменит даже в Лондоне, хотя вы вряд ли слышали это его имя. Все называют его Николаем, даже прозвище дали – Чудотворец.

Лицо Калеба стало краснеть – прилив крови он не мог контролировать, но от комментариев воздержался. Голос Артемуса звучал доверительно, будто он посвящает Калеба в тайны бытия, недоступные простым смертным.

– 

Если быть совсем уж точным, то мы на Олимпе. Только не на той горе, куда совершают восхождения из Литохоро, а на не наземной её части. Простите за местную терминологию. Позвольте мне называть всё так, как здесь принято. Может быть, это поможет вам быстрее освоиться.

Наш

Олимп – это гигантское плато с целым государством. Территориально мы принадлежим Греции, так было испокон веков. Но каждый житель Олимпа может находиться в любой точке мира, где пожелает. Немногие хотят – это другой вопрос. Вы оказались здесь не потому, что умерли, конечно. Смертные сюда не попадают. Это территория божественных существ и их слуг. Вы нужны кое-кому из наших. Видите ли, дела, которыми вы занимались в Лондоне последний год, довольно сложные. Но вы справлялись блестяще. Впрочем, не мне объяснять вам, почему вас сюда доставили.

– 

Я помню гигантскую птицу, – Калеб решил поделиться своими снами. Ведь Артемус зарекомендовал себя, как человек, с которым можно говорить о самых безумных вещах. – Мне казалось, что именно она принесла меня сюда из Лондона. Наверное, это был самолет, а я просто бредил.

– 

Птица, говорите? К сожалению, с подробностями вашего “приезда” я не знаком. В тот вечер меня позвал доктор Николас и велел ухаживать за вами всё время, пока вы не поправитесь. Сказал только, что вы очень важный гость, и моя обязанность – помогать вам во всем. Но я знаю, о какой птице идёт речь.

– 

Так это правда?

– 

Да. Самолёты, видите ли, к нам не летают. Не могу вас проводить к ней пока что. В любом случае, первым делом вы должны нанести визит царице. Потом сможете изучить город и познакомиться со всеми, кто вас заинтересует.

– 

Тогда приступим.

Калеб вышел из беседки. Мысли всё ещё отказывались принимать действительность. Он двигался, скорее, инстинктивно. Нужно представиться начальству. Наверняка, в мэрии, или что тут у них, ему дадут новые разъяснения, помогут связаться с ближайшим населенным пунктом в наземном мире. Какие глупости он только что услышал, надо же. Такое даже рассказать никому не получится – немедленно отстранят от службы, если не хуже. А жаль. Здесь красиво. И народ явно интересный. Если в участке подтвердят, что с его больничным всё улажено и он может ещё немного отдохнуть, то перед отлётом неплохо бы прогуляться по этому городу, в самом деле! Только бы найти телефон…