Читать книгу: «О российской истории болезни чистых рук»

Шрифт:

ISBN 978-5-0051-1143-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Нет, и до сих этак пор попросту явно и не бывало, на всем белом свете столь мощной силищи, что при случае, вполне уж и могла и на самом-то деле вполне еще оказаться, куда только значительно пострашнее всякого донельзя грозного могущества острого и неотвратимого, словно кинжал в руке опытного воина…

То есть собственно как раз того и близко ничем неистребимого желания более чем безотлагательно взять, да наскоро осуществить, то самое безумно же великое всеми-то своими благими помыслами вовсе-то обезличено призрачное – абстрактное добро.

И, кстати, нечто подобное и было именно тем, чему вполне должно будет, уж затем сколь каждодневно воплощаться в суровые реалии жизни при помощи целого арсенала ярчайших иллюзий.

Но надо бы при всем том никак не мимоходом сразу заметить, что как есть еще будет нечто подобное на едином же чихе происходить совсем без всяческих безупречно доподлинных знаний о том, а чего конкретно нужно для полноценного счастья непосредственно каждому взрослому человеку, а тем паче целому многоликому обществу.

Сие рассуждение принадлежит автору данной книги.

Уж, какие бы чудовищно безумные и коварные мерзости не происходили бы где-либо на всем белом свете да вот, однако, им всегдашне сходу отыщется то донельзя ведь простейшее логическое объяснение и самое что ни на есть довольно-то весомо надежное безотлагательное оправдание.

Правда, все это, конечно, разве что в том чисто же единственном случае, коли и впрямь на деле и будет дано, вполне послужить данным деяниям ту сколь слезливо добротную службу во имя величавых идеалов, что безо всякой тени сомнения и приведут все человечество к его ярчайше светлому грядущему завтра.

Мысль, приписываемая автором этих строк, всем тем изумительно же отрешенным от тех еще весьма обыденных реалий идеалистам, что совсем не иначе, а более чем чудодейственно были всячески одухотворены, именно тем чистейшим и довольно разреженным воздухом греческой вершины божественного Олимпа.

Да и вообще данной невообразимо величественной горе истинно вдоволь и довелось разом еще наделить некоторых чересчур самовозвышенных людей всем тем своим вовсе вот явно умиротворяюще хладнокровным, считай этак ледяным спокойствием.

Причем речь тут идет именно о людях того сорта, которые если и могли взять в свои руки лопату, да и начать ею махать, крайне непристойно копошась в сырой или тем паче извечно промерзлой земле, то нечто подобное могло с ними случиться, разве что из-под палки истово самопровозглашенного народным тоталитарного государства.

Причем создано оно было именно при всем том до чего еще только непосредственном и как есть донельзя уж красноречиво и неистово деятельном их участии.

Отдельные человеческие сообщества сколь еще вполне неоднократно и вовсе-то безудержно так и порывались в том до чего искрометно же безумном темпе буквально сходу сорваться с той вот, как есть посильно сдерживающей их относительно короткой цепи обыденности…

Поскольку им, по всей на то видимости, вовсе-то безутешно всем сердцем явно захотелось довольно-то складно и безотлагательно считай, что в единый миг добиться невообразимо существенных перемен в той, ныне никак совсем нескладной системе общественных отношений нисколько, при этом и близко, невзирая на их ярую незыблемость и стародавнюю замшелую вековую косность.

И именно во имя того, они и взялись все как один за плуг, мощной и тупой силой до чего уж деятельно навалившись на него всей дикой массой своих на редкость неуемных и ничем отныне и близко неукротимых амбиций…

И, кстати, само, как оно есть сущее постоянство до чего безнадежно так совсем неизменного течения жизни, попросту напрочь полностью ускользнуло от зоркого взгляда тех, кому все прежнее тупо показалось одним лишь тем нелепо одеревеневшим противовесом буквально всему в этом мире светлому, а также и вообще вконец давно опостылевшей вязкой конвой.

Причем вся та самая беззастенчивая утопичность ласково благоприятных только-то чьему-либо немыслимо восторженному сердцу перемен попросту и близко не могла прокрасться в тот истинно пронизанный светлыми дремами мозг тех, кто мыслил о сущем благе людского сообщества, чисто так единым мыслящим и чувственным критерием сколь безраздельно его всячески сходу разом и наделяя.

Да и, кстати, буквально вот каждого из его членов до единого, причем совсем безо всяческого того или иного хоть сколько-то еще стоящего исключения, а как есть всецело именно что загодя и поголовно.

Ну а возникли подобного рода весьма уж большеглазые идейки-прохиндейки о всеобщем том или ином нисколько и неминуемом грядущем счастье и равенстве, и братстве как раз именно от того до чего удивительно явного и на редкость ведь чисто так книжно-цветастого прекраснодушия.

Да только между тем вся эта их бестрепетно же мнимая достижимость в тот самый предельно короткий срок не более чем как есть чисто заранее полностью провальная попытка повторения БИБЛЕЙСКОЙ ИСТОРИИ СОЗДАНИЯ МИРА…

Да вот уж, однако, так и быть его рьяные «пересоздатели», действительно были готовы в более чем явный ущерб своим благим мечтаниям несколько, и потерпеть, а именно, сколько то окажется нужным во имя вполне успешного завершения всей его крайне-то насущной перекройки, ясное дело, что по их собственному образу и славному подобию.

И кстати, подобного рода чувственные устремления и близко-то не могли при всем том не сопровождаться до чего бесноватым выпроваживанием в самые бездны ада абсолютно всех, кто даже и в мыслях своих мог попытаться действительно всерьез воспротивиться всеобщему ликующему демаршу тех, кто довольно искренне и весело вышагивал в ногу со всеми…

И надо бы до чего еще никак не вскользь, а сколь категорически прямо и строго вполне этак разом заметить, что тот самый истово низменный исток данное движение в «светлую тьму» всецело брало как раз из тех самых благих помыслов прекрасночувственной интеллигенции.

И разве что лишь чисто физически было оно вовсе ведь совсем невозмутимо более чем бесподобно и долгожданно чисто уж наспех разом протоптано при том самом весьма как есть непосредственном посредстве именно тех зверски околпаченных иллюзиями непотребно серых людских масс…

Но их просто-напросто вовсе беспардонно всех обманули, обмокнув кончиком носа, в ту как она есть разве что чего-то вовсе чужого ума чудовищно бесовскую идеологию.

И то, как оно есть весьма хитростно вставшее на дыбы ни с чем тем прежним отныне уж явно вовсе непримиримое, как и отчаянно суровое полудетское отрицание тех или иных истых принципов и поныне точно также неизменно существующей действительности, никак не проистекало от самого последовательного переосмысления всего этого нынешнего общественного бытия.

Причем явно вот не в меру гордо осуществляя все те для кое-кого сколь безмерно долгожданные, глобальные перемены…

Та толпа, что совсем безутешно ослепла ото всех своих отчаянно несусветных амбиций именно как раз потому беспрестанно и находилась в той самой вовсе ведь безраздельной же власти всех тех наиболее примитивных инстинктов.

Ну а заодно и была она попросту невероятно так истово одержимой на всех их единым и вполне ясным как и до чего вот разом вполне понятным желанием того еще сколь беспринципно же массового разрушения.

Ну а как раз потому коли вообще на что-либо и была та людская толпа более-менее конструктивно уж на самом деле способна, так это разве что только и могла она до чего бездумно разом и погрузить всю свою страну во тьму новоявленного Средневековья.

Причем она вовсе-то явно не хотела некоей той самой ведь наилучшей и совсем иной жизни некогда только еще затем и потом.

Нет она хотела ее прямо же сейчас, а как раз ради того она и сбилась в ту самую никак вот никем не обуздываемую разумом скотскую стаю…

Причем – это ни что-либо такое вполне вот новое на всем этом белом свете.

Поскольку и вправду до чего еще неоднократно людская толпа исключительно как есть, безбожно предпринимала все те сколь еще во всем осатанело глупые, безумно рьяные попытки, взять бы да в одночасье безупречно так верно ведь переиначить весь тот уклад всего своего истинно, как есть застарело обыденного существования.

И, само собой разумеется, что простые обыватели ко всему тому явно стремились никак и близко так не всецело, да вот, однако желающие все сходу сокрушить неизменно, уж вскоре разом и находились, да и в том самом необычайно большом и до чего откровенно более чем самом необычайном переизбытке.

И это разве что если бы выкрики все долой неизменно так носили несколько иной более грубый и чисто фаталистический характер…

Именно в том все и дело, что яростные призывы зовущие покончить со всем треклятым прошлым ради мишурного света всего того нового, куда поболее светлого и счастливого существования встречались совсем иначе, нежели чем был бы встречен слезливый призыв фанатика самокастрата ко всем лицам мужского пола, весьма незамедлительно последовать его бесславному примеру.

Как-никак, а толпа совсем не настолько податлива, чтоб ей и впрямь можно было с величайшей легкостью сколь еще непотребно навязать всякие те еще чрезвычайно безумные непотребства.

Однако рьяные политические авантюристы ничего подобного ей, собственно, никогда вот чисто еще заранее и не предлагали.

Да только к чему бы это, они в конечном-то итоге пришли, фактически уж разом вослед за тем самым и впрямь до чего еще безумно смелым их воцарением над всею той без них, довольно-то одиноко и крайне так неуютно существующей более чем необъятно широких просторов вселенной?

Поскольку с их довольно-то весьма многозначительно суровой точки зрения вовсе-то явно и не хватает всему этому мирозданию той еще на редкость твердой, мозолистой и волосатой руки всего того донельзя же пресловутого рабочего-крестьянского класса.

Но речь тут может идти разве что о чем-либо более чем невообразимо большом, а никак не о том безнадежно малом и нисколько невзрачном, как некая та сугубо отдельно же взятая личность.

И это как раз того самого живого и можно ведь так сказать самого отдельного человека всем тем, кто был чисто извне как всегда весьма взъерошено руководим, сколь непомерно огромной заботой о некоем всеобщем благе и близко-то было уж явно не разглядеть.

Ну а коли некое, то чисто абстрактное благо до чего незамедлительно словно бы вражеский штык явно потребовало поистине проявить истово максимальную заботу о самом должном пропитании ныне чрезвычайно размножившегося народонаселения, то вот тогда именно в данном немыслимо важном направлении и будут произведены те самые строго подотчетные хирургические действия.

И главное, были бы те процедуры со всем тем совершенно же пустоголовым населением чисто и впрямь сходу до чего спешно проделаны, ну а заодно и было бы это осуществлено крайне же донельзя стерильно и вполне аккуратно.

Причем данное сколь отчаянно нужное, хотя и довольно-то суровое решение партии и правительства было бы со всею той скупой слезой в голосе исключительно лишь именно ведь явно разве что только и продиктовано как раз уж той весьма полноценной и истинно отеческой заботой о судьбе тех еще грядущих поколений.

И главное всему тому было бы должно разом осуществиться исключительно как-никак, а разве что, потому что у тех и впрямь вкривь и вкось искривленных, словно ржавые гвозди людей, никаких слюнявых сомнений по поводу избранного пути уж и близко не в едином глазу совершенно никак затем вот тогда не возникло.

А именно поэтому, руководствуясь единой, словно свежевспаханное колхозное поле железной логикой большевистская когорта тогда и рассматривала бы абсолютно любые свои действия в одном-то свете донельзя острой необходимости весьма четкого сохранения правильного баланса между достаточно скромными ресурсами планеты и тем и по сей день порочно появляющимся на белый свет родом людским.

А только лишь потому и сколь правомочно будет чисто так исходя из тех самых достаточно веских предположений, как есть сходу предугадать, что, это никакая там иная, а разве что данная концепция устранения проблемы перенаселения всего Земного шара, более чем непременно полностью как раз вот тогда и возобладала.

Ну, а в свете всего того доселе вышеизложенного и было бы до чего еще незамедлительно разом и принято то самое непременно ведь единогласное и судьбоносное решение на том чисто гипотетически вполне реально некогда проведенном общемировом пленуме ЦК.

Ну а прозывалось бы оно тогда именно так: «О мерах по самому насущному предотвращению дальнейшего же продолжения этой-то нынешней до чего еще чрезвычайно гибельной ситуации».

То есть, в тех самых отчаянно нелегких для всей большевистской власти условиях, когда то невероятно прожорливое население всей планеты срочно бы как-никак, а явно потребовалось до чего неминуемо разом начать решительно сокращать, эта власть вполне закономерно и пришла бы к «светлой идее» насильственной кастрации большей части новорожденных лиц мужского пола.

И ведь все это сколь еще обезличенно верно бы осуществлялось разве что именно ради истинно наилучшего грядущего всего человечества, поскольку то, как есть необычайно обильное деторождение во всем том дальнейшем попросту вот и грозило выразиться в том самом отъявленно сумасшедшем переизбытке вечно голодных ртов.

Причем любое сопротивление было бы донельзя жесточайше сходу подавлено и растоптано кирзовыми сапогами привилегированных частей отныне уж только считай единственной в мире коммунистической гвардии.

И главное, именно этакого недюжего ума бравые действия, и были бы сколь естественно разом и призваны, до чего и впрямь вполне незамедлительно остановить, то чудовищно бесконтрольное увеличение всей человеческой биомассы, которая при коммунизме точно бы жила (как и понятно) в безупречно полнейшей идиллии с довольно скромными ресурсами всей нашей планеты.

Причем то-то и оно, что значительно хуже подлых фашистов в этом вопросе самую что ни на есть весьма суровую принципиальность могли бы проявить именно те буквально-то доверху переполненные верой в свой светлый путь милые господа товарищи!

И уж довелось бы им при этом быть еще похуже, как раз вот именно потому, что были они вполне одинаково дико враждебны всем, кто хоть на секунду позволял себе касаться острыми иглами критики хоть каких-либо суровых догматов их идеологии.

В то время как в том еще отчаянно злом нацистском государстве отдельные оговорки этак строго явно не преследовались.

Да и вообще при всей той отчаянно лютой своей преступности тот же нацизм извращенно и аморально весьма обиходно и крайне ведь выхолощено только-то разве что и пожелал одного лишь как есть донельзя всеобъемлющего добра.

Правда добро это всецело предназначалось для одних лишь своих людей, а именно представителей той чисто арийской нации или максимум более-менее хоть сколько-то родственным ей народам.

Ну а большевики всею силой серого ума до чего еще доблестно пожелали именно своей родной отчизне одного лишь совсем ведь никак небезызвестного и всеобъемлющего вырождения…

Большевиками безостановочно двигало одно самое так более чем явственное стремление именно что ко всем, тем чисто на редкость максимально (дутым) успехам, и вовсе не менее самому однозначному перерождению всего рода людского в сплошное и полностью и впрямь совсем безмозглое быдло.

То, что Варлам Тихонович Шаламов в его «Колымских рассказах» совершенно вот вовсе ошибочно называет «канцелярской выдумкой» на самом-то деле являлось до чего и впрямь прагматичной политикой государства, что была разве что однозначно вполне так нацелена на одно то грядущее и сколь этак всеобъемлющее вырождение нации.

И вот она яркая цитата из его «Колымских рассказов».

«Если уж к ним относятся как к рабочей скотине, то и в вопросах рациона надо быть более последовательным, а не держаться какой-либо арифметической средней канцелярской выдумки. Эта страшная средняя в лучшем случае была выгодна только малорослым, и действительно, малорослые доходили позже других».

Как говорится, если до самого уж конца сколь беспроигрышно начать еще сходу изыскивать наиболее скрытые устремления всего того новоявленного тоталитарного общества, то вернее всего это и проявит себя как раз именно там, где у него и вправду на деле имелось наиболее вот полноценно максимальная и всесильная власть…

*Причем есть в России же люди, которые явно разве что более чем строго отмечают те тысячи евреев, что заседали в сталинском правительстве, «верой и правдой» несли службу в системе НКВД, а заодно и в управлении Гулага было их действительно не так и мало.

Однако вот те сотни тысяч расстрелянных и совсем ни за что посаженных евреев эти же самые люди замечать попросту никак нисколько явно не желают.

А между тем среди тех евреев вполне хватало, в том числе и таких, что на воле вольной были полностью законопослушными гражданами…

Да только после тех нескольких лет их пребывания в Гулаге, они еще обязательно бы устроили (имей они подобную возможность) евреям работникам НКВД настолько изощренную казнь, до которой никто из братьев славян никогда и близко бы попросту так совсем не додумался*.

Причем до чего еще тягостно возвращаясь к нашим баранам…

Нет, давно бы пора бы раз и навсегда вот полностью изъять из обращения всякую мысль о некоей более чем простой и чисто аморфной тупости отъявленно дьявольской большевистской заразы к тому же донельзя еще и пропитанной безнадежно скотской идеологией…

Эта власть была по-своему очень даже мудра и начала, она действительно вырождаться разве что вместе со всем до чего только чужим ей великим народом.

Виктор Астафьев являвшийся плотью от плоти всего того всецело родного ему общества в его книге «Царь рыба» вполне наглядно, нисколько не жалея на то черных красок, сколь живописно описывает сущую деградацию широчайших северных просторов его некогда благодатной… вширь необъятной даже и на карте – северной родины.

Вот он тот весьма конкретный пример его глубоко прочувствованного мироощущения.

Виктор Астафьев «Царь рыба».

«…а начальник строительства требует продукции, на каждой оперативке брякает по столу: "Нам завезли достаточно человеческого материала, но добыча руды тормозится. Доставленный на всю зиму человеческий материал несоразмерно убывает, и если так будет продолжаться, я из вас самих, итээровцев, вохры и всяких других придурков, сделаю человеческий материал!"

Много людей пало в ту зиму. Но с весны караван за караваном тащили по Енисею вместо убывших на тот свет свежий человеческий материал. По стране катилась волна арестов и выселений, массовых арестов врагов народа, вредителей, кулацких и других вредных элементов».

Люди довольно уж быстро (после революции) совершенно ведь разом попросту так перестали быть хоть сколько-то вообще живыми людьми…

И ясно, словно божий день, что общемировая диктатура, глупая, яростная, как следует подкованная в одном лишь ярком техническом смысле, в конце концов, вообще перестала бы их считать за какой-либо живой материал, к чему вполне наблюдались всецело наглядные тенденции, причем как раз еще в те самые незабвенные 20 годы прошлого столетия.

И может, конечно, все это одни лишь всецело так исключительно досужие домыслы автора, да только вот разве что совсем недавно российская цензура и впрямь ДО ЧЕГО милостиво так соизволила явно уж разрешить несколько разом дополнить книгу Ивана Ефремова теми двумя некогда ранее (навсегда) напрочь изъятыми из нее отрывками текста.

Наверное, на наш сегодняшний день, все те «мысли праведные» о той единственно верной общемировой диктатуре пролетариата в Кремле, и впрямь-то отныне попросту донельзя своевременно более чем бессильно разом еще попросту вовсе вот выдохлись.

Солдатские портяночные духи мировой революции, явно как есть, до чего ныне совсем окончательно превратились в гниющий тлен на свалке общемировой вполне этак вроде бы благополучно всех нас разом минувшей истории…

Иван Ефремов «Час быка»

«Родис узнала о массовых отравлениях, убавлявших население по воле владык, когда истощенным производительным силам планеты не требовалось прежнее множество рабочих. И наоборот, о принудительном искусственном осеменении женщин в эпохи, когда они отказывались рожать детей на скорую смерть, а бесстрашные подвижники – врачи и биологи – распространяли среди них нужные средства. О трагедии самых прекрасных и здоровых девушек, отобранных, как скот, и содержавшихся в специальных лагерях – фабриках для производства детей».

Там же.

«Безмерная людская глупость не дает возможности понять истинную природу несчастий. С помощью наших аппаратов и химикалий мы вбиваем в тупые головы основные решения социальных проблем. По заданию великого и мудрого Чойо Чагаса мы создали гипнотического змея, раскрывающего замыслы врагов государства. Наш институт изготовил машины для насыщения воздуха могущественными успокоителями и галлюциногенами, ничтожное количество которых способно изменить ход мыслей самого отчаявшегося человека и примирить его с невзгодами и даже смертью…»

И вот неужели именно за этим и надо было до чего еще мучительно голодать, да и всем тем как есть совсем незадачливым кагалом, так и роиться вокруг сказочно уродливой идеи всеобщего тотального исключительно уж разве что наружно и выраженного равенства?

Да и нуждалось ли то дореволюционное общество в тех самых никак вот несуразно и яростно сколь еще донельзя так скоропалительно всесокрушающих переменах?

Ответ на этот вопрос следует поискать в том же самом «Часе Быка» Ивана Ефремова.

«Ведь ничего не изменится, если принять доктрину, противоположную предыдущей, перестроить психологию, приспособиться. Пройдет время, все рухнет, причиняя неисчислимые беды».

И из всего того будет вполне еще возможно сделать разве что только тот безупречно здравый и совсем уж чисто житейски определенный, да и весьма строгий чисто этак именно окончательный вывод.

Уж в чем человеческое общество от века действительно нуждалось, а, между тем, и теперь в точности именно в том явно испытывает никак невпример всему тому прочему донельзя острую нужду заключено в одном лишь как есть довольно-то существенном подъеме можно вот сказать чисто всеобщего уровня всей своей духовности и культуры.

И это как раз-таки именно тогда, несмотря на то, что быть может, кое-кто в то никак попросту и не поверит, весь тот народ и сам весьма бескомпромиссно и громогласно всячески довольно-то быстро сходу затем и востребует, все то, чего ему и вправду житейски необходимо для вполне сносного своего грядущего существования.

Да кстати, это как раз тогда он именно с той величайшей же легкостью безыдейно и верно до чего еще явственно попросту именно что разом обойдется и безо всех тех излишне же назойливо красноречивых выразителей всей его доброй или, безусловно, крайне незатейливо злой воли.

И, уж во всяком случае, когда ему свои, а не чужие и злобные недруги обильно и напрасно сколь бездумно дикими ручьями совсем ведь напрасную кровь разом еще пускают все то новое и светлое из него сходу как есть разом уходит в сущее небытие.

Причем именно нечто подобное до чего буднично сходу и происходит при тех никак не по-человечески бесчестных условиях всей той гражданской резни, что и вправду была, куда поболее чудовищной, нежели чем все те вместе взятые козни египетские…

И хоть как-либо разом начать уж значительно лучше жить и трудиться при этаком революционном раскладе никак, вот никто и близко так вовсе нисколько не сможет…

Лучшие качества многих душ в гражданской неразберихе зачастую сгнивают, издавая при этом самый отвратительный трупный запах…

Да и вообще во время дикого бунта обнажаются одни лишь те вконец побелевшие от времени кости старого, и вроде бы давным-давно раз и навсегда как есть более чем успешно в нем ныне вполне полноценно изжитого.

Да, правда, и в том ныне совсем еще неблизком прошлом чего это во всем этом мире только ведь доселе уж явно вот попросту именно что не бывало, а в том числе и безмерно кровопролитные религиозные войны.

Однако при всем том, словно Божий день оно фактически и впрямь яснее же ясного, а именно, что как-никак, а по случаю царственно величавого возникновения всякой той новой религии или какого-либо весьма и весьма ее довольно существенного ответвления…

То уж и близко разве ведь сходу вовсе совсем оно непонятно?

А между тем как раз нечто подобное и должно быть весьма полноценно так разом полностью ясно, причем именно, словно тот еще божий день.

Нет, то сколь считай попросту неминуемо, что это как раз у подобного рода тенденций вскоре как есть, непременно отыщутся, как свои ретивые почитатели, да и, ясное дело, отчаянные хулители, но никак при этом, то вовсе так не было одним лишь тем весьма вот многострадальным путем в самую непроглядную злую тьму.

И это одно лишь наше чисто советское новообразованное язычество, собственно, и явилось наиболее тяжким из всех когда-либо существовавших на этой земле самых отъявленных зол.

А вся его донельзя так тускло и беспросветно идейная суть была не более чем ширмой, за которой не очень уж и скрывалось то самое сколь бесчеловечное людоедство с головы до пят житейски и буднично кровавого, да только никак не красного, а сугубо как есть проникновенно вот идейно черного тоталитаризма.

Ну а те до чего еще осатанело сытые людской кровью религиозные войны, что и впрямь на деле действительно были призваны вбить в серые массы пудовыми гвоздями то самое единственно во всем верное и прочувственно глубочайше праведное понимание светлого учения Христа…

Нет уж, несмотря на всю ту более чем обильно и безудержно льющуюся в них кровь людей зачастую происходящих из всецело одного и того народа…

Нет, все-таки как-никак, а олицетворяли они собой именно тот довольно ведь всеблагой поворот к чему-либо несказанно как есть истинно наилучшему вместо ханжеского и средневекового невежества, разврата, да и самого смрадного порабощения Христианства злейшим сатаной, облаченным в сутану высшей касты тогдашнего католичества.

И чего это тут поделаешь во всем том отчаянно суеверном средневековом европейском христианстве весьма бескомпромиссно возродились, а еще и донельзя во многом преумножились все те самые наглядные черты всего того стародавнего язычества, что, некогда как то доподлинно небезызвестно, явно включало в себя, в том числе и человеческие жертвоприношения.

Инквизиция полностью уж до чего злонамеренно возродила наиболее древнейшие традиции, облив их новым религиозно-фанатическим сиропом сколь безупречно так, считай именно своего и вправду ведь непомерно большого и исключительно величайшего задушевного превосходства над всякой же ересью и святотатством…

И главное, во всей той до чего бесподобной и изумительной точности все это оказалось на редкость полноценно и впрямь-то заново, совсем не наспех, а со всей той еще основательностью затем и воплощено в том самом из праха минувшего явственно как есть разом воскресшем сталинском средневековье!

Только вот жертвы стали, куда надежней скрывать, поскольку было их ныне более чем безнадежно до чего неимоверно ведь много, а потому и те чрезвычайно излишние проявления самой жесточайшей жестокости и вправду могли вовсе-то, как есть до чего ненароком сгубить всю ту новоявленную опричнину.

Уж ту значит, как есть более чем совсем до конца окаянную, что в довольно существенную противоположность той прежней – Ивана Четвертого – прилюдно объявила себя вселенским добром и светом…

А между тем и самое преданное войско тоже и впрямь-таки могло, вновь сбросив с себя всякую узду, совершенно уж неистово зверски разом взбунтоваться, столь громогласно до чего круто и беззастенчиво разом так, заявив, что Сталин никакой не настоящий вождь всего мирового пролетариата, а какой-то мелкий прыщ щербатый, да липовый…

Да не тут-то было, слишком вот власть по-взрослому за всех инакомыслящих буквально ведь сразу всецело взялась…

У глупцов нечто подобное никогда и близко эдак оно явно не вышло бы…

Причем наиболее прозаически верным и славным решением при всем том было бы вовсе так никого сразу совсем и близко, как есть нисколько не трогать, а еще и наоборот общество миролюбивыми речами, до чего сладострастно, и обезличено всячески, как только есть вполне успокаивать.

И подобные речи и вправду сколь так умело могут затем оказаться, более чем толково и медово на редкость ласково обращены (в первые светлые дни революции) по отношению ко всему тому сонному стану мирских обывателей.

И вот как довольно подробно описаны все эти, не столь и далекие от наших сегодняшних дней события в историческом очерке большого писателя Марка Алданова «Зигетт в дни террора»

«Конечно, более гран-гиньолевскую эпоху, чем 1793-1794 годы, и представить себе трудно. Русская революция уже пролила неизмеримо больше крови, чем французская, но она заменила Плас де ла Конкорд чекистскими подвалами. Во Франции все, или почти все, совершалось публично. Осужденных везли в колесницах на эшафот средь бела дня через весь город, и мы по разным мемуарам знаем, что население скоро к таким процессиям привыкло. Правда, в исключительных случаях, например в дни казни жирондистов, Шарлотты Корде, Дантона, особенно в день казни короля, волнение в Париже было велико. Но обыкновенные расправы ни малейшей сенсации в дни террора не возбуждали. Прохожие с любопытством, конечно, и с жалостью провожали взглядом колесницу – и шли по своим делам. Довольно равнодушно также узнавал обыватель (гадкое слово) из газет о числе осужденных за день людей: пятьдесят человек, семьдесят человек – да, много. Приблизительно так мы теперь по утрам читаем, что при вчерашнем воздушном налете на такой-то неудобопроизносимый город с тире убито двести китайцев и ранено пятьсот. Кофейни на улицах Парижа полны и в часы казней. Даже в дни сентябрьской резни на расстоянии полукилометра от тех мест, где она происходила, люди пили лимонад, ели мороженое. Точно такие же сценки мне пришлось увидеть в Петербурге в октябрьские дни: в части города, несколько отдаленной от места исторических событий, шла самая обыкновенная жизнь, мало отличавшаяся от обычной. Не уверен, что исторические события так уж волновали 25 октября лавочников, приказчиков, извозчиков, кухарок, то есть, в сущности, большинство городского населения».

И чего это тут только попишешь коли население (состоящее в основном из одних до чего осоловело праздных обывателей) в некоем том духовном смысле вечно дремлет, а как раз потому и окажется его довольно-таки легко весьма круто скрутить, да и в тот самый чисто совсем уж бараний рог.