Читать книгу: «Дорога за горизонт»
©Борис Батыршин
Часть первая
Шаг за порог
I
В огромном камине горел огонь. Библиотека – классическая библиотека британского аристократического клуба, с резными дубовыми панелями, высоченными стеллажами, елизаветинскими доспехами и веерами шпаг и палашей на стенах, утонула в полумраке. Из общего стиля выбивались разве что эзотерические символы – масонские «глаза в треугольниках», розенкрейцерские геральдические цветы, египетские картуши, каббалистические и зодиакальные символы. Неудивительно – библиотека располагалась в штаб-квартире Лондонского «Колледжа Каббалы», и книги, заполнявшие полки, относились в основном к категории оккультных. И уж вне всяких сомнений, разговор четырёх мужчин устроившихся в креслах у камина, тоже имеет отношение к оккультизму.
– Что ж, дорогой Уильям, ваши планы, как я понимаю, осуществляются вполне успешно. Еще год, максимум, два – и можно будет объявлять о создании общества. На каком названии вы решили остановиться?
– «Золотая Заря», – негромко отозвался тот, к кому был адресован вопрос.
– «Герметическое братство Золотой Зари?» – произнёс первый. – А что, недурно…
В голосе его мелькнула тень насмешки – ровно такая, чтобы собеседник смог уловить и оценить лёгкое издевательство. Тот и уловил, поморщился, но промолчал – сегодня правила игры диктовал этот напыщенный аристократ.
– Скорее – «Орден». «Орден Золотой Зари». Мы с братьями полагаем, что это подчеркнёт так сказать, преемственность…
Двое склонили головы в знак согласия.
– Орден значит… – первый слегка улыбнулся. – Не можете простить мадам Блаватской увлечения буддизмом?
– Да, не могу! – неожиданно страстно ответил второй. Он подался вперед, и на лицо его теперь падали отсветы пламени из камина. Породистое, благородное, украшенное начинающей седеть бородкой; ценители голливудского кино сказали бы, что оно напоминает лицо Шона Коннери. Увы, оценить сходство оказалось некому – и не только в зале, но и на всех Британских островах.
– Я не могу смириться с тем, что эта безумная то ли русская, то ли американка принесла возвышенную традицию европейского герметизма в жертву индийским ребусам! Наши единомышленники, Эдвард Мейтленд и мадам Анна Кингсфорд были членами её «Теософского общества», но, когда стало ясно, что мадам Блаватская склоняется к восточной традиции, они без колебаний подали в отставку, узрев в этом предательство европейской традиции. И не только его; по сути, это означало отказ от идеалов нашей цивилизации, которой нечему учиться у темнокожих варваров, сколько бы лет не насчитывали они своим храмам и свиткам!
– Oh, East is East, and West is West, and never the twain shall meet… – задумчиво произнёс первый мужчина.
Собеседник ответил недоумённым взглядом.
– Не знал, лорд Рэндольф, что вы балуетесь стихосложением…
Тот, кого назвали лордом Рэндольфом неопределённо помахал перед собой двумя пальцами.
– Ну что вы, Уильям! У отпрысков моего отца, седьмого герцога Мальборо, встречаются какие угодно таланты, кроме поэтических. Это так, случайно в голову пришло…
– А по моему, весьма образно. – подал голос один из двоих молчавших до сих пор мужчин. – «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись никогда…». Хотя – странно слышать такое от вчерашнего министра по делам Индии.
– Сделайте одолжение, мистер МакГрегор, – неожиданно резко оборвал говорившего лорд Рэндольф. – не надо обсуждать достоинства этой строки в лондонских гостиных, и уж тем более, на бдениях вашего… Ордена. А то доказывай потом, что Рэндольф Генри Спенсер Черчилль не ударился к сорока годам в виршеплётство!
– С вашего позволения, господа, оставим изящные искусства. – поморщился Уильям. – В конце концов, мы собрались здесь для того, чтобы…
– Да-да, помню, дражайший мистер Уэскотт – мягко перебил несдержанного герметиста лорд. – Чтобы поговорить о задачах вашего общества… Золотой Зари, верно?
– Ордена! И его пока еще нет, это дело ближайшего будущего, когда мы сумеем, наконец, заполучить шифрованные манускрипты из Александрии. – поправил МакГрегор. Было видно что он оценил «оговорку» лорда Рэндольфа верно – как тонко рассчитанное оскорбление и насмешку. – А пока лучше ограничиться не столь амбициозным названием, именуясь Вторым Храмом Германубиса. Но это – лишь для посвященных, число которых…
– «Вторым»? – удивился лорд Рэндольф. – Так есть и первый?
– Первый храм – это духовный символ, который суть квинтэссенция… – пустился, было в объяснения МакГрегор, но Уэскотт бесцеремонно прервал коллегу:
– Видите ли, лорд Рэндольф, наш общий друг МакГрегор крайне пунктуален в вопросах ритуалов. Сэмюэль, я полагаю, не стоит утомлять его светлость излишними подробностями.
– Они вовсе не излишние!.. – возмутился, было, МакГрегор, но Уэскотт уже его не слушал.
– Мы собрались, чтобы обсудить тревожные сведения, полученные из России и Египта. Есть основания полагать, что древние зашифрованные письмена, о которых сообщил брат ван дер Стрейкер, вызвали интерес у последователей мадам Блаватской. И один из них, некий Вильгельм…. Евсеин, я не путаю? – в настоящий момент работает над расшифровкой манускрипта в Александрии. А помогает ему сам Бурхардт – хороший знакомый, и возможно, единомышленник Гвидо фон Листа!
Вот как? – удивился лорд Рэндольф. – значит и немцы в игре?
– Мы пока не можем утверждать это со всей определённостью, – покачал головой четвертый мужчина. – Нам лишь известно, что в течение двух месяцев Бурхардт и фон Лист обменялись семью – семью! – письмами, тогда как за предыдущие десять лет таковых было всего три. При известном всем нам интересе герра Гвидо к германскому оккультизму, можно считать это тревожным сигналом.
– Чем так важны эти шифрованные манускрипты, что за ними кинулись и посланники мадам Блаватской и Гуго фон Лист? – недоумённо спросил лорд. – И почему это так вас встревожило? По-моему, при всех своих разногласиях европейские оккультисты, масоны и прочие розенкрейцеры всегда умели договариваться…
Услышав это пренебрежительное «прочие» Уэскотт дёрнулся, будто его кольнули шилом – но тут же взял себя в руки; ответ прозвучал почти любезно:
– Как мы уже говорили вам, лорд Рэндольф, есть все основания полагать, что слухи о содержании манускриптов – отнюдь не пустая болтовня.
– Ключ к будущему… – задумчиво произнёс аристократ. – И вы верите, что тот несчастный итальянец, и правда, сумел совершить перемещение во времени, прежде чем его казнили в Египте?
– Скорее всего нет, – покачал головой Уэскотт. – А вот русский, который добрался до его записок, совершил его наверняка. Ван дер Стрейкер потратил на этого Евсеина три года и уйму денег – ваших, лорд Рэндольф, денег! – и сумел выяснить, что это чистая правда. Мало того, есть основания полагать, что бельгиец и сам побывал в будущем. И вернулся оттуда отнюдь не с пустыми руками!
– Вы намекаете на то, что он вдруг пустился искать в верхнем Конго золото и алмазы? – спросил лорд Рэндольф. – Что ж, убедительно; никто раньше не вёл в тех краях изысканий – и вдруг, истратить такие деньги, как будто ему точно известно, что…
– Не стоит торопиться с выводами! – опять подал голос четвёртый. – В конце концов, пока бельгийцы ничего не нашли.
– А доктор Вудман прав. – заметил лорд. – Выводы делать рано. И, должен отметить, Уильям, деньги, которые вы тратили, принадлежат не мне, а Её Величеству – и поверьте, кое-кто скоро поинтересуется, на что вы их пустили.
– Мы готовы предоставить отчёт… – вспыхнул Уэскотт, но лорд Рэндольф небрежно отмахнулся:
– И тем не менее, господа, правительство Её Величества разделяет ваше беспокойство. Сведения, полученные из России, заставили нас отнестись к данной версии со всем вниманием. Так что, вы получите средства для продолжения вашей деятельности. Взамен требуется одно: эти манускрипты, а так же вся информация по данному вопросу, которую вы сумеете собрать, должна быть известна и нам. Мы предпринимаем усилия в данном направлении, и в ближайшее время следует ждать добрых известий. В любом случае, мы не оставим герра Бурхардта и его русских друзей без внимания.
А пока, господа, поговорим о том, что недавно произошло в Петербурге. Поверьте, это впрямую касается нашего с вами предприятия. Итак, недавно русские революционеры устроили покушение на царя Александра III. Оно с треском провалилось – но некоторые его обстоятельства чрезвычайно интересны…
II
– Итак, господа, как всем вам, должно быть известно, в течение последних полутора лет – а именно, с мая прошлого, 1886-го года от Рождества Христова, – на территории Российской Империи произошли некоторые события. Их грандиозность пока что не оценена нашими европейскими коллегами, как, впрочем, и ком-либо внутри страны. И, тем не менее, важность их такова, что даже покушение на Государя Императора, случившееся несколько месяцев назад, не более, чем эпизод, побочное следствие. И каждый из вас, разумеется, это осознаёт.
Сидящие в аудитории запереглядывались. Докладчик, статный ротмистр-кавалергард, представленный собравшимся как барон Корф, покривил душой. Все они – три дюжины офицеров армии, флота, жандармского управления, чиновники разных департаментов – узнали о предмете беседы всего несколько часов назад. И этого времени, конечно, не могло хватить для того, чтобы привыкнуть к поразительной мысли – оказывается, измышления британского литератора Герберта Уэллса это вовсе не пустая игра воображения. Из загадочного далека, отделённого от дня сегодняшнего более, чем веком, явились гости, и принесли с собой знания. Божьим соизволением – или дьявольским наущением, кто же разберёт? – приоткрылось окно в грядущее. И то, что успело проникнуть через него, пока порыв ветра судьбы не захлопнул раму, грозит теперь изменить всю жизнь обитателей Российской Империи, да и всего мира, если подумать…
– К сожалению, гости не стали вести жизнь мирных обывателей, и не ограничились чисто научным интересом, – продолжал барон. – Некоторые из них попробовали вмешаться в нашу жизнь, причём весьма радикально. К сожалению, политические бури, сотрясающие Россию не утихли и в будущем, а потому молодые люди, проникших к нам через пресловутое «окно», не нашли ничего лучшего, как предпринять попытку цареубийства.
Как мы теперь знаем, в их прошлом, в их марте 1887-го, злоумышленники из так называемой «Террористической фракции», не сумели убить венценосца. Незваные гости решили исправить эту оплошность с помощью невиданных для нас технических средств. Вынужден с горечью признать: если бы негодяям не помешали, эти планы могли осуществиться. Нашему доблестному Жандармскому управлению оказалось нечего им противопоставить. Не так ли, господа?
Жандармы, устроившиеся тесной кучкой возле колонны, угрюмо молчали. Ещё бы – кому приятно расписываться в собственном провале?
– Вкратце изложу всю цепочку событий для тех, кто ещё не знаком с этой историей во всех подробностях, – кивок в сторону чиновников, устроившихся на крайних стульях. – Я понимаю, вам, как людям гражданским, непросто…
– Бросьте голубчик – густым басом произнёс господин с петлицами железнодорожного ведомства. – Все мы в одном положении; не думаю, что у господ военных имеется опыт подобного рода.
Кавалергард не стал спорить. По рядам прошло шевеление, однако возражений не последовало – чего нет, того нет, прав путеец…
– Меня озадачило отсутствие здесь представителей Академии Наук, – продолжал железнодорожный чин. – По-моему, это как раз их забота – разгадывать загадки грядущего.
– Мы рассматривали такую возможность, когда собирали вас, – согласился Корф. – Но – увы, нельзя полагаться на способность этих господ… хм… воздерживаться от публичных дискуссий, когда этого требуют соображения безопасности. Мы, конечно, привлечём учёных мужей, но когда и кого – решать, господа, вам и только вам. То есть тем, в чьем благоразумии и верности Империи и царствующему дому нет ни малейших сомнений.
Железнодорожный чин развёл руками – мол, дело ваше, посмотрим, послушаем. Ротмистр потёр переносицу и снова заговорил:
– Итак, стараниями некоего учёного, наш с вами мир соединился своего рода проходом, тоннелем с другим миром, который в первом, так сказать, приближении, можно считать нашим будущим. Но – именно в приближении; то, что происходит у нас, никак не влияет на то будущее, в котором обитали до какого-то момента наши гости. Их прошлое неотличимо похоже на наше, но это разные мироздания, разные «мировые линии истории» – я пользуюсь сейчас терминологией «гостей».
Учёный, открывший этот тоннель, не думал о том, как распорядиться своим открытием – неудивительно для того, кем руководит страсть к чистому познанию. Этот человек (кстати, доцент истории Московского Университета), предпринял несколько вылазок в «будущее», но, на свою беду, не смог сохранить это в тайне. В эту тайну оказался посвящён человек расчётливый и начисто лишённый моральных устоев. Этот подданный бельгийской короны, личность, пользующаяся заслуженной репутацией авантюриста, руководствовался уже не научным любопытством. Он собирался извлечь из будущего выгоды лично для себя. Наш-то доцент даже и не подумал, какое могучее средство обогащения в его руках, а вот бельгиец… ну, да вы и сами понимаете! Расчётливому европейцу довольно получить несколько подшивок газет, которым предстоит выйти в течение ближайших лет, чтобы сколотить громадное состояние!
Слушатели зашумели – представить себе подобную авантюру мог любой.
– К счастью, наш доцент вовремя что-то заподозрил, – продолжил барон. – Он отказался помогать бельгийцу и спрятал свой секрет. За что и поплатился – негодяй чуть его не убил. Историк, по счастью, остался жив, но временно потерял память. Мошенник был жестоко разочарован – поразительные возможности уплывали у него из рук!
Итак, секрет прохода, соединяющего прошлое и будущее, был скрыт в помрачённом мозгу историка. И, надо такому произойти – некий московский гимназист случайно наткнулся на тайник, устроенный доцентом ещё до этих печальных событий!
В тайнике оказался предмет, открывающий проход во времени. Это были старинные чётки с коптским крестиком. А дальше – парнишка сумел воспользоваться находкой и открыть проход, ведущий прямиком на сто с лишним лет вперёд!
Такая вот случайность, господа. Несложно вообразить, каких дров может наломать мальчишка, на долю которого выпало подобное приключение!
По аудитории прокатились смешки. Слушатели живо представили себя, подростками, оказавшимися на месте неведомого счастливца.
– Он и наломал, будьте благонадёжны. Вот, прошу: Коля Овчинников, сын капитана первого ранга Овчинникова. До недавнего времени – учащийся московской казённой гимназии.
Ротмистр сделал что-то с серебристой коробкой, стоящей на столике. На стене вспыхнул яркий квадрат, сменившийся изображением двух подростков. Зрители удивлённо загомонили.
– Все вопросы потом, господа; скажу лишь, что сейчас вы видите крошечную часть технических чудес будущего. В своё время вы детально со всем ознакомитесь.
Итак, мальчик справа – тот, что пониже, в гимназической форме, и есть наш первый герой. Именно он обнаружил тоннель между временами; именно он дал толчок событиям, из-за которых мы здесь и собрались.
А второй – видимо, один из гостей? – подал голос офицер-артиллерист, сидевший во втором ряду. – То-то гляжу, вырядился как-то по-пугайски…
Присутствующие не знали слов «ветровка», «бейсболка» и «джинсы», а потому не могли описать наряд второго мальчика.
– Вы правы, Григорий Андреевич, – кивнул Корф. – Это второй герой событий – Иван Семёнов, простое русское имя. Только вот явился этот юноша прямиком из две тысячи пятнадцатого года. И не один, а в компании с отцом, историком и журналистом. Эти двое, познакомившись с Николкой Овчинниковым, отправились вместе с ним в прошлое. То есть, это для них прошлое, а для нас с вами – самое что ни на есть настоящее.
В течение полугода эта троица путешествовала туда-сюда, никого, по большому счёту, не беспокоя. Но, будучи чужаками в нашем мире, гости довольно скоро привлекли к себе внимание. Так уж получилось, что ваш покорный слуга оказался в курсе происходящего, – тут барон слегка усмехнулся, – и принял участие в дальнейших событиях. Не стану вдаваться в подробности; скажу лишь, что кроме двоих Николкиных друзей, о тоннеле в прошлое вскоре узнали и люди, не столь бескорыстные. Я уже упоминал о них в начале нашей беседы: политические авантюристы, мошенники, хуже наших народовольцев. Да, господа, увы, в будущем эту заразу не удастся изжить вовсе. Скажу вам больше: подобные типы в скором времени взорвут всё Российское Государство и обагрят руки кровью венценосца и его семьи. Точнее, они могут сделать это – если им не помешать.
На этот раз гомон оказался не в пример громче. Офицеры вскакивали с мест, порываясь задавать вопросы; кто-то сбивчиво говорил, кто-то порывался выйти вперёд. Корф повысил голос:
– Господа, господа, к порядку! Мы не на вечеринке студентов и курсисток, ведите себя достойно!
По знаку Корфа, из боковой двери появились два офицера в жандармских мундирах. Они обошли слушателей, вручая каждому пачку бумажных листов, покрытых типографским текстом. Зал наполнился шуршанием бумаги.
– Господа, каждому из вас вручено краткое описание событий, имевших место после появления «гостей из будущего». Кстати, документы эти секретны – после окончания нашей встречи, вам придётся дать расписку в том, что вы обязуетесь хранить их в тайне. Нарушение чревато военным судом, невзирая на заслуги, чины и награды, учтите!
Слушатели расселись по местам; шуршание не стихло, разве что, сделалось послабее.
– Итак, незваные гости попытались совершить ужасное злодейство. Мало того, что они подняли руку на Государя, на их совести ещё и бандитская вылазка в Москве, о которой вот уже несколько недель пишут все газеты. К счастью, нам удалось предотвратить и покушение на Императора, и более кровавые события в Первопрестольной, хотя без жертв, к сожалению, не обошлось. Куда более важно другое: в результате действий вот этого юноши – и ротмистр снова кивнул на светящееся изображение – проход, соединяющий прошлое и будущее оказался закрыт, и наши гости остались по эту его сторону. Всего их около десятка – люди самые разные, начиная от первых визитёров, отца и сына Семёновых, заканчивая захваченными в плен боевиками. Они все здесь, у нас – вместе с багажом знаний и невероятными техническими приспособлениями. А том числе и оружие – кое-кто из вас, господа, уже видел, на что способна техника пришельцев.
Корф что-то сделал с серебристой коробкой. В светящемся квадрате на стене возникло движущееся изображение – мужчина в пятнистой буро-зелёной военной форме от бедра стрелял из чего-то напоминающего ручную митральезу. Потом изображение сменилось: по полю, пересечённому глубокими канавами нёсся массивный, плюющийся дымом бицикл; и ехал он минимум, втрое быстрее наилучшей скаковой лошади. Зрители, особенно чиновники, затаили дыхание.
Барон снова щёлкнул странным аппаратом. Изображение погасло.
– Но ведь это замечательно, дорогой барон! – подал голос инженер-путеец. – Раз уж так всё получилось, эти ваши пришельцы могут принести огромную пользу России. Я даже не говорю обо всех этих технических чудесах! – и он потряс своей пачкой листов. – Вы только представьте – эти люди знают обо всём, что должно произойти в ближайшую сотню лет! Теперь я понял, что вы имели в виду, когда говорили о том, чтобы помешать этим смутьянам.
– Вы правы, Вениамин Акинфиевич, – кивнул ротмистр. – Их знания, разумеется, представляют для нас огромную ценность. – Но не менее важно вот что: гости не ограничились прогулками по Москве и простым знакомством с жизнью, так сказать, своих предков. Любопытство завело их намного дальше – в Сирию, в Багдадский вилайет Османской империи, до самой Александрии, где они и познакомились с неким немецким учёным-археологом. Кажется, его зовут Бургхард, или Борхард… впрочем, это сейчас неважно.
Отец и сын Семёновы вознамерились разгадать загадку происхождения тоннеля между временами и добились некоторых успехов. Ну а нам, – Корф усмехнулся, – удалось найти и вызволить из дома скорби первооткрывателя «тоннелей», доцента Московского университета Вильгельма Евграфовича Евсеина. Сейчас он пребывает в добром здравии и жаждет окончательно разгадать тайну «портала» – так наши гости называют проход между временами. Порой они пользуются термином «червоточина», о его смысле вы в своё время узнаете.
К сожалению, мы упустили того, кто похитил в своё время несчастного доцента – того самого прохвоста-бельгийца. Зовут его ван дер Стрейкер; полагаю, этот господин ещё доставит нам немало хлопот.
Наши гости, волею событий, оказавшиеся запертыми на нашей стороне «портала», выразили желание послужить России – нашей с вами России. И убедительно доказали искренность своих намерений: если бы не они, Государь наверняка бы погиб. Мы собрали здесь вас – кстати, по личному указанию Его Величества, – чтобы предложить вам небывалую работу. Мы все – военные, моряки, топографы, артиллеристы, государственные мужи – должны создать своего рода тайную службу, которой предстоит заниматься изучением дара потомков, всего того, что попало к нам из будущего. Даже не столько изучением, для этого, в конце концов, есть учёные, которых мы, разумеется, привлечём. А наша с вами задача – поставить эти сведения на службу Отечеству. Задача это ответственная и небывалая – никому на протяжении всей истории ни разу не выпадало что-то подобное.
Слушатели молчали. Действительно, что тут скажешь? От перспектив, открывающихся перед каждым из них, захватывало дух. В наступившей тишине ружейным выстрелом прозвучал стук – моложавый капитан первого ранга, сидевший в переднем ряду, обронил карандаш. Этот звук разрядил обстановку – присутствующие стали перешёптываться, не отрывая, впрочем, взглядов от барона.
Тот в который уже раз, поднял руку, призывая к тишине:
– Государю угодно было распорядиться об учреждении нового секретного департамента. Он будет носить название «Департамент Особых Проектов, сокращённо – Д. О. П. Кстати, это название, как и сам факт существования нового департамента – государственная тайна, не подлежащая разглашению; я уж не говорю о том, чем нам с вами предстоит заниматься. Возглавить его поручено вашему покорному слуге.
И барон церемонно поклонился. Присутствующие зашуршали мундирами, забрякали шпорами; кое-кто зааплодировал.
– В наших руках господа – продолжил Корф, – будущее Российской империи и всего мира. И нам с вами предстоит решить, как лучше распорядиться этим знанием!
III
Иван Овчинников, гардемарин
До Васильевского острова мы добирались на пароходике – он подошёл прямо к пристани у Морского училища.
Огромное здание выходит на набережную, между одиннадцатой и двенадцатой линиями Васильевского острова и далеко тянется по ним. По центру – десятиколонный портик, поставленный на выступ первого этажа. Справа и слева, в крыльях здания – две башни. Роскошный центральный портик увенчан уродливой цилиндрической будкой изрядного размера; позже я узнал, что это учебная астрономическая обсерватория. Её неказистый бочонок, обшитый поверх железа досками, изрядно портит нарядный фасад. Оборудована обсерватория недурно, есть даже раздвижная стенка для наблюдения в телескопы, зрительные трубы и секстанты.
Все это я узнал уже потом; а пока, войдя в обширную прихожую, мы прошли по длиннейшему коридору и оказались в огромном лишённом колонн помещении. Это был знаменитый «столовый зал» корпуса; войдя в него, я в восхищении замер.
Высоченные окна, зеркально начищенный паркет; массивные бронзовые люстры с бесчисленными хрустальными висюльками. Над парадным входом – галерея; стены украшены фрагментами гербов Морского корпуса и барельефами военных трофеев.
Вы обратили внимание, что я называю это учебное заведение то училищем, то корпусом? Сейчас, то есть в 1887-м году оно именуется «Морским училищем», а раньше (как, впрочем, и у нас, в двадцать первом веке) носило название «Морской кадетский корпус» – и многие предпочитают именовать его на старый манер.
У дальней стены зала возвышается огромная, размером с многовёсельную шлюпку, модель двухмачтового корабля. Потом мы узнали, что модель эта, бриг «Наварин», стоит здесь не для украшения: рангоут и такелаж модели в мельчайших деталях соответствуют настоящему паруснику, и на модели проводились занятия по морской практике. В торжественные дни на ней поднимают паруса и флаги расцвечивания.
С этого зала для кадетов и начиналась училищная жизнь. Сюда приводят в день вступительных экзаменов – «испытаний», как их тут называют, – а уж потом отправляют в одну из «ротных комнат», где и проходят экзамены.
Мы с Николкой наивно полагали, что избавлены от испытаний, поскольку приняты в Корпус по прямому указанию Его Императорского Величества Императора Всероссийского, и прочая, и прочая… короче – царь велел! Ну ладно, я – в конце концов, мне всё равно некуда было податься, родное «общеобразовательное учреждение 1287 Ломоносовского района города Москвы» отделено от меня ста тридцатью годами, и нет ни малейшего шанса вернуться туда за аттестатом зрелости. А Николку-то за что? Однажды он уже отказался отправиться по его стопам отца и поступить в Морское Училище, предпочтя гимназию и в перспективе, университет. Но – с волей самодержца не поспоришь, раз уж тот решил поместить нас в среду, где подрастают наивернейшие слуги династии. Ну как же, Морской Корпус – золотые погоны, кортики, белые, чистые до скрипа перчатки и манжеты… Каста. Хорошо Николке, он-то дворянин, сын военного моряка, а его покойная матушка и вовсе голубых кровей. Нет, правда, мать моего товарища состояла в далёком родстве с сербской королевской династией Обреновичей. Ну я-то что тут делаю?
Так вот, об экзаменах – в смысле, испытаниях. Мы с Николкой рассчитывали, что нас сия чаша минует – щазз! Размечтались!
Правила есть правила и изменить их не может даже… нет, ОН, конечно, может, но это ещё не означает, что наглые щенки, которым повезло заручиться протекцией, будут избавлены от полагающейся «абитуриенту» нервотрёпки, хоть и в облегчённом варианте.
Очищать ради нас двоих ротную комнату не стали; испытания решили провести в «обеденном зале», под строгими взорами флотоводцев и императоров с портретов на стенах. Чтобы, значит, понимали, какая честь нам оказана…
Подстава в чистом виде – об экзаменах нас никто не предупреждал. Я, поначалу, даже хотел возмутиться – «как же так, а подготовиться?» – но, поймав, ободряющие взгляды барона и Никонова (оба они сопровождали нас к месту будущей учёбы), успокоился. Похоже, господа офицеры уверены, что испытания мы пройдём в любом случае, даже если не напишем ни строчки.
Уж лучше бы я и правда ничего не написал! Потому что… но обо всём по порядку.
Задание по математике оказалось несложным, и я решил не ударить в грязь лицом, а со словесностью разобраться потом, если останется время. Испытаний по латыни и греческому не подразумевалось вовсе. Этих предметов не оказалось в «общем» курсе Морского училища, близком в этом плане не к гимназиям, а к реальным училищам, где упор делался на естественные науки. Вот и хорошо: представить не могу себя за зубрёжкой этих иссушающих мозги мёртвых языков, чтобы не говорил там дядя Макар о пользе латыни.
Ни за что не догадаетесь, что оказалось в этом испытании самым трудным!..
Такого позора я не испытывал ни разу в жизни. Через четверть часа Николка положил перед экзаменаторами аккуратно исписанные листки, я…. ну не мог я отдать им те исчёрканные, заляпанные чернильными пятнами клочья, в которые я превратил девственно-чистые страницы!
За год, минувший с момента нашей первой экскурсии в девятнадцатый век я научился худо-бедно расставлять все эти «яти» и «еры», привык изъясняться оборотами, которые в моё время не всякий понял бы. Но мне и в голову не пришло осваиваться со здешними письменными принадлежностями! Отцу-то хорошо, он успел застать в свои школьные годы уроки чистописания и попользоваться если не чернильницами-«непроливашками» и перьями-«лягушками», то хоть автоматическими перьевыми ручками. Я же… ну, скажите на милость – кому пришло бы в голову марать пальцы в фиолетовой гадости, по какому-то недоразумению называемой чернилами, если в кармане – безотказная гелевая ручка?
Уверен, ни один из претендентов не сумел поразить экзаменаторов до такой степени. Чтобы в четырнадцать лет не уметь ПИСАТЬ? А точнее – не уметь пользоваться общераспространённым приспособлением для письма? Изгваздать экзаменационные листы так, что это сделало бы честь обезьяне сапажу или какому-нибудь гамадрилу?
Обычно на испытания отводилось три дня: письменные и устные по математике, диктовка, геометрия, география и естественная история – устно. Мы уложились в полтора часа; задание по геометрии я делал уже карандашом, который подсунул мне сердобольный экзаменатор, решивший, что с пером мне не позволили справиться нервы. Что касается устных вопросов – то после такого позорища меня уже ничего не могло напугать. Из «обеденного зала» я вышел перемазанный чернилами, подобно двоечнику из старых советских мультиков. Как и в том, что будущие одноклассники – или как это здесь называется? – непременно узнают о моём фиаско.
Теперь, значит, еще и писать заново учиться? Ну, спасибо, Ваше Императорское Величество, удружили…
Не забыть выпросить у отца пару перьевых автоматических ручек – вроде, есть у него такие, из нашего времени… Надо думать, не откажет сынку? Хотя, может и пора учиться пользоваться местными ресурсами; рано или поздно ручки сломаются, и тогда что, карандашами карябать?
* * *
– Новых воспитанников в училище сразу же делят по ранжиру – рассказывал Воленька Игнациус, фельдфебель второго специального класса, из числа назначенных для присмотра за младшими кадетами гардемаринов. – Ставят по росту, а потом распределяют по номерам шкафчиков, коек, конторок. Но вы, господа, приняты под конец года, так что получите то, что есть. Вот, прошу:
И указал новичкам на два свободных шкафчика.
– Это – кадета Толстых; скончался в ноябре от тифа, бедняга. А второй, Анненский, сломал ногу, до сих пор в госпитале. Говорят, на всю жизнь хромым останется.
Николка слегка побледнел.
– От тифа? И часто у вас так?
– Да почитай, каждый год. И чаще болеют вновь поступившие, – гадемарин одарил новичков люциферовски-зловещей ухмылкой. – Отчего случаются эпидемии, начальство доискаться не может, но каждый год одного-двух отпевают. Говорят, всё из-за того, что у нас свой водопровод, а трубы берут воду из Невы, когда она уже успевает пройти через весь город. Самая главная зараза обычно приходит весной, когда тает снег. Так что сырую воду пить строго запрещено, повсюду стоят баки с кипячёной.
