Реклама
Читать книгу: «Рохля Несчастливчик – первый пулинский путешественник», страница 6
Глава 12. И всё идет по плану (или нет)
День растянулся на сотню часов и верст. Солнце ползло по небосводу так медленно, что, казалось, вовсе не двигалось с места. Неловкое молчание трансформировалось в тоскливое, а затем в печальное. Люссся несколько раз набирала в грудь воздуха, чтобы заговорить, но так и не решилась. И только когда над друзьями нависла угроза такого же скучного обеда, Рохля не выдержал и на пробу подкинул тему для разговора:
– Как считаешь, дойдем мы к вечеру до совиного города?
Арахнидка бросила на спутника благодарный взгляд.
– Обязательно дойдем. И спас-с-сем! А кс-с-стати, как мы его спас-с-сем?
– Я хочу предложить обмен.
Паучиха выронила сверток с провизией и резко обернулась на хоблина.
– Что ты имееш-ш-шь в виду?
Рохля принялся чертить палочкой на земле неразборчивые каракули, избегая смотреть подруге в глаза.
– Я предложу взять меня вместо ослика. Уж у меня-то больше шансов сбежать и не быть съеденным!
– С-с-сумас-с-сшедш-ш-ший!
– У него есть только копыта и нет ни капли мозгов! – взвился хоблин. – У него нет шансов выбраться самостоятельно! А я…
– А ты с-с-самоубийца!
Вновь повисла тишина, липкая и вязкая, пропитанная невысказанными обидами и тревогой. Рохля глубоко втыкал в землю палку, процарапывая борозды глубиной в два пальца. Паучиха еще с минуту понаблюдала за этими гневными художествами, и с отчаянной решимостью предложила:
– Давай это с-с-сделаю я.
– Что сделаешь?
– Ты только дос-с-слуш-ш-шай, ладно? Не перебивай.
Несчастливчик кивнул.
– С-с-совиный город с-с-состоит из домиков выс-с-соко на деревьях и дорож-ш-шек между ними. Нам туда незаметно не забратьс-с-ся. Что если мы…
Люссся наклонила голову к большому хоблинскому уху и зашептала, будто опасаясь, что их кто-то может подслушать. По мере того, как арахнидка излагала свой рискованный план, лицо Рохли прояснялось, а в больших янтарных глазах загорались первые искры надежды.
Мшистый лесок удалось пройти без приключений, а у говорящего холма произошла небольшая заминка – он наотрез отказывался пропустить путников, пока с ним не обсудят последние новости пулинской долины. Холм оказался неожиданно осведомленным о жизни хоблинов, а Несчастливчик обидчивым, и паучихе даже пришлось оттаскивать друга, вознамерившегося прорубить ржавым мечом удобные ступеньки.
– Никакой ты не Рохля! – в сотый раз повторяла Люссся, поглаживая по спине пыхтящего путешественника. – Нич-щ-щего они о тебе не знают! Ты прос-с-сто не мог рас-с-скрыть свой потенциал с-с-среди огранич-щ-щенных личнос-с-стей.
– Да нет, все верно. Рохля Несчастливчик.
– Примерил мамин лифчик! Уа-ха-ха! – прогрохотал неугомонный холм.
– А ты вообще…
– Мальч-щ-щики! Эш-ш-ши, пойдем отс-с-сюда. Мы уже совс-с-сем близко.
– Уа-ха-ха! Один осел другого спасать собрался!
– Да я тебя сейчас…
– С-с-спрячь меч! Идем!
Хоблин напоследок рыкнул что-то невразумительное, нехотя убрал оружие и с гордо поднятой головой (а хотелось – пальцем) направился прочь от этого проклятого места. Паучиха, похватав скарб и укоризненно покачав головой, догнала товарища.
Сначала друзья увидели закат. Такой ослепительно яркий, что у Люссси разом заболели все глаза. Она опустила взгляд под ноги и всего через десяток шагов со всего маху влетела головой в шершавый ствол векового дерева. Судя по ругани, донесшейся справа, Эшши постигла та же участь.
– Уху! Кто здесь?
– Вес-с-сь план на с-с-смарку, – прошипела арахнидка.
– Это мы, первый пулинский путешественник и прекрасная заколдованная принцесса! – проорал хоблин, и сам ошалел от собственной импровизации.
– И что вам тут на… уху… надо?
– Совиная мудрость известна по всей долине! И если где-то существует достаточно могущественный колдун, то только в вашем благословенном городе!
– Уху, – то ли согласился, то ли просто ухнул стражник.
– Пус-с-стите нас-с-с, пожалуйс-с-ста! Я как рас-с-сколдуюсь, осыплю вас-с-с золотом и полевыми мыш-ш-шами!
Сверху задумчиво пошуршало и затихло, а из густой кроны полилась странная, незнакомая, но вполне приятная слуху музыка.
– Уху. Ладно, забирайтесь. У нас сегодня… уху… праздник. Только про золото, про золото не забудь, – все еще невидимый собеседник замялся, тщательно подбирая следующее слово, и наконец выдал: – красавица.
Люссся зарделась и принялась плести веревочную (вернее, паутинную) лестницу.
Глава 13 Как тут не растаять?
Едва ноги и лапы спутников коснулись твердого настила из плотно переплетенных прутьев и веток, до их слуха донеслось мелодичное бархатистое пение.
– Правда… уху… красиво?
Большие янтарные глаза сурового стражника заволокло соленой влагой. Люссся кивнула, завороженная не столько роскошным голосом, сколько вопиющей бредовостью текста. А Эшши Рох впервые пожалел, что боги наградили хоблинов такими большими и чуткими ушами.
Со спины сорвал ветер мой пиджак,
Я хотел быть пони, но вышло всё не так,
В мире нет места для поющего осла,
И теперь в небеса меня птица унесла-а-а!
Разбежавшись, прыгну под сову-у-у,
Вот я был и вот меня не ста-а-ало,
И когда услышишь ты как я-а-а пою-у-у,
Тогда поймешь, кого ты потеряла.
Быть таким, как все с детства не умел
Видимо такой в жизни мой удел,
А она выбрала Рохлю хоблина,
Никогда б не смогла полюбить осла-а-а!.
Разбежавшись, прыгну под сову-у-у,
Вот я был и вот меня не ста-а-ало…
– Кто это поет? – внезапно осипшим голосом спросила арахнидка.
– Настоящие… уху… звезды! – с нескрываемым восторгом прошептал стражник, чтобы не заглушать певца. – Музыкальная группа “Осел и кнут”. Они совсем недавно… уху…
– Ну ш-ш-што они “уху”, это я и так виж-ш-шу! – прошипела Люссся и решительно направилась в сторону сцены, грозно топая всеми лапками.
Рохля Несчастливчик, с трудом справившись с охватившим его оцепенением, опрометью бросился за подругой.
– Что ты собираешься делать?!
– Я его убью!
– Но мы же пришли его спасать!
Аргумент был веским, и паучиха остановилась, всерьез обдумывая сложившуюся ситуацию. Хоблин воспользовался возможностью отдышаться, но, вспомнив припев баллады, запыхтел еще сильнее.
– А знаешь… – начал было он, но был безжалостно перебит на удивление деловитыми и спокойными рассуждениями спутницы:
– Мы пришли с-с-спасать осла, которого муч-щ-щают и убивают. Давай так: я его буду муч-щ-щить и убивать, а ты – спас-с-сать. По рукам?
– Я тут подумал… – Эшши замялся, стараясь не выдать непрошенной и, чего греха таить, глупой ревности. – А давай это я буду убивать и мучить, а ты – спасать?
– Да не хочу я его спас-с-сать! – возмутилась Люссся.
– Вот жмряк! Я теперь тоже не хочу.
– Тогда сориентируемс-с-ся на мес-с-сте. Может прос-с-сто морду набьем.
Хоблин в очередной раз восхитился мудростью подруги. Воистину, женщины умеют себя вести в критических ситуациях! Ну иногда… Некоторые… В некоторых критических ситуациях…
Идти оказалось совсем недолго, совиный город поражал размерами, только если смотреть на него снизу: бредешь по лесу, бредешь, а неба все не видно. Но от главного входа (влета?) до центральной площади не было и тысячи шагов, Рохлиных, разумеется, а потому спутники очень скоро увязли в пернатой толпе.
Первый пулинский путешественник старался смотреть исключительно под ноги, вертящиеся во все стороны головы и посекундные “уху” здорово его нервировали. Люссся, напротив, по мере приближения к злосчастной жертве похищения становилась все решительнее, и уже не стеснялась расталкивать зачарованных музыкой сов. Тем не менее прорваться через такое количество народу оказалось непросто, и, когда наконец удалось разглядеть сцену, проклятого осла на ней уже не было.
– И что делать? – просипел Хоблин, до хруста в ребрах зажатый между двумя восхищенными меломанами.
– Он должен быть где-то рядом! – рыкнула паучиха и, набрав в грудь побольше воздуха, рявкнула на всю совиную площадь: – Разойдис-с-сь, народ! Где мой возлюбленный?! Я ус-с-слышала его песню и…
– Уху… Фанатка? – поскучнели заинтересовавшиеся было птицы.
– Говорю ж-ш-ше, возлюбленная! Вот он, Рохля хоблин! – арахнидка ловким движением выдернула друга из пернатых клещей и подняла высоко над толпой.
–Это принцесса… уху… заколдованная! – проорал с задних рядов неугомонный стражник. Когда только успел догнать?
– А-а-а! – протянул недоверчивый филин. – Тогда… уху… понятно!
Возбужденное уханье и перешептывание слились в громкий гул, по эмоциональности сравнимый только с жужжанием потревоженного улья. Почти минуту звук нарастал, а затем, будто повинуясь невидимому колдуну, резко стих, и совы расступились, пропуская спутников в “святая святых” – за сцену. На Несчастливчика толпа поглядывала так недобро, что он предпочел уцепиться за мохнатую лапу ослиной “принцессы”.
Гримерной музыкантам служил обыкновенный сарай, где, судя по ошметкам сена и мышиному помету, еще совсем недавно разводили кормовых грызунов. Кроме совиной еды и еды для совиной еды в ветхой постройке красовались перевернутый деревянный ящик, неумело притворяющийся стулом, цветочные венки разной степени потрепанности и большое зеркало, в котором отразились три одинаково удивленно-возмущенные морды (лицо среди них было только одно, а потому не считается).
– Ты! – прошипела паучиха и грозно клацнула жвалами. – Значит, ты с-с-сюда с-с-сам подалс-с-ся?!
Ослик, развернувшись одним прыжком, вжался в стену и отчаянно замотал головой.
– А мы… – шаг, – тебя… – еще шаг, – спас-с-сать… – дальше шагать было некуда, и Люссся яростно выплюнула последнее слово: – приш-ш-шли!
– Спаси-и-ите! – неуверенно пискнул осел, окончательно выведя из себя молчавшего прежде Рохлю.
– Я думал, мы с тобой товарищи! Герой и его верный скакун! Я думал, мы друзья! А ты… ты… сволочь ты поющая! Вот!
Поющая сволочь бросила затравленный взгляд на единственный выход и, зажмурившись, взмолилась:
– Не убива-а-айте меня! Я вам еще пригожусь!
– В качестве мяс-с-са? – скептически хмыкнула паучиха.
Глазки у осла забегали, мысли в голове сменяли друг друга так быстро, что если прислушаться, можно было различить едва слышное гудение. И тут в толпе перед сценой снова раздался голос очарованного балладой стражника:
– Да клянусь… уху… точно принцесса! Заколдованная! Нет… уху… не брешет! Я сам видел!
Что именно он сам видел, уже было не разобрать, торжествующий вопль бессовестного животного заглушил все посторонние звуки:
– Я отведу вас к колдуну!
Спутники переглянулись, и Люссся нехотя отступила.
– Веди.
Уже на выходе, когда хоблин и его скакун, тихонько переругиваясь, обсуждали предстоящий маршрут, паучиха вороватым движением сунула в тюк потрепанный песенник в кожаном переплете. Дурак, конечно, и вообще осел, но это первые стихи, которые кто-то написал для нее. Как тут не растаять?
