Читать книгу: «Рохля Несчастливчик – первый пулинский путешественник», страница 2

Снилось ему что-то упоительно прекрасное. То ли пение гарпий под светом луны, то ли воцарение на троне великанов, то ли… Впрочем, это не важно, Рохля все равно ничего конкретного не запомнил. А вот что он запомнил на всю оставшуюся жизнь – это щекотное и страшное одновременно ощущение заползшего в ухо жука.

– А-а-а! – заорал путешественник, не оценивший столь оригинального способа разбудить задремавшего хоблина.

– А-а-а! – запищали, разбегаясь-разлетаясь маленькие человечки в зеленых костюмчиках.

– И-а-а! – внес свою лепту обрадованный веселой суетой ослик.

Эшши Рох схватил лежащий под рукой сачок, подскочил и принялся вслепую им размахивать, так как углядеть безобразников в траве было почти невозможно. Разумеется, безрезультатно. Только раззадорил эльфов, судя по звукам, просто покатывающихся со смеху.

– Ну погодите у меня! – рявкнул напоследок Рохля, погрозил невидимкам кулаком и, со злорадством отметив, что солнце близится к горизонту, принялся готовиться к ночной охоте.

Рытье ям-ловушек на глазах у потенциальной добычи может показаться делом глупым и недальновидным, но самомнение и высокомерие маленького народца настолько велики, что всерьез опасность попасться никто из них даже не рассматривает. А потому и запоминать расположение едва прикрытых эльфоловок не станут. Зато похихикать над нерадивым охотником, придумывая очередные пакости, – это всегда пожалуйста.

Когда опушка окончательно превратилась в хитроумный капкан, а вечерний туман заструился над самой землей, обгоняя наступающие сумерки, путешественник залег за кустом, высматривая долгожданные желтые огоньки.

Первыми всегда загорались те, что в высокой траве под деревьями. Света туда и днем попадало не слишком много, а едва начинался вечер, и эльфы – большие любители танцев, азартных игр и других, еще менее достойных, развлечений, зажигали фонарики. Эшши, однако, не торопился повторять размахивание грозным сачком, подозревая, что если и в этот раз никого не поймает – окончательно ославит себя на всю зачарованную рощу, как главное посмешище пулинской долины.

Время ползло так медленно, будто боги, решив наказать дерзкого юного хоблина, старательно растягивали каждую секунду. И только когда терпение героя было готово вот-вот лопнуть, раздался отчетливый щелчок, а после – отборная писклявая брань.

– Попался! – обрадовался Несчастливчик и на четвереньках пополз осматривать сработавшую ловушку.

Со дна ямки на Рохлю смотрел… хоблин! И вид он имел до того непривычный, что если бы его увидели другие хоблины, ни за что не приняли бы за своего. Во-первых, уши. Вместо приятного грязно-зеленовато-коричневого цвета, они имели поросячий розовый. А зубы? Зубы были белые! Будто не приличный немытый хоблин, а человек какой-нибудь. Или вообще эльф. Бррр.

Эшши протянул руку, чтобы достать это чудо из ловушки и увидел, как незнакомец в ответ протянул свою лапу, розовенькую и с аккуратно подстриженными ноготками. И только столкнувшись пальцами с холодной поверхностью зеркала, путешественник наконец сообразил, что именно натворили противные эльфы с его мирно дремавшим телом.

За спиной разъяренного хоблина вновь послышалось глумливое хихиканье.

Глава 3 Неудачная удачная охота

Что должен делать уважающий себя хоблин, если его совершенно неуважительно отмыли, пока он спал? Правильно, рассердиться и всех наказать. Эшши перехватил сачок поудобнее и, ориентируясь скорее на слух, чем на долгожданные фонарики, одним длинным взмахом поймал сразу трех весело хохочущих проказников.

– Ага! – вскричал герой, перекрывая эльфам путь к спасению растопыренной пятерней.

Куда менее радостное "ага" эхом прокатилось по зачарованной роще, и загустевший как сливки душистый туман наполнился желтыми огоньками. Большие уши Рохли Несчастливчика отлично улавливали не только звуки, но и движение воздуха, а потому мгновение спустя путешественник уже на всех парах мчался к привязанному на опушке ослику. Несколько десятков, а то и сотен маленьких человечков летели за ним и гудели, как разбуженные осы.

До навьюченного животного оставалось три деревца и овраг, когда нога Эшши провалилась в выкопанную им же ловушку. Хоблин взвыл от боли, по инерции упал вперед, а по законам наклонной поверхности – кубарем укатился в овраг. Единственным утешением в сложившейся ситуации неудачливому ловцу могло послужить только то, что теперь он вновь выглядел как приличный хоблин. Но, разумеется, это его не утешало.

Сачок вылетел из рук еще в полете, а свеженаловленные проказники, выпавшие и извалявшиеся в грязи, страшно ругались, стоя перед самым носом путешественника.

Рохля Несчастливчик приподнял голову и окончательно убедился в справедливости данного ему прозвища: на одном из маленьких человечков красовался высокий колпак с вышитыми трилистниками.

– Колду-у-ун! – простонал Эшши и обреченно прижал уши.

Тем временем из рощи подтягивались все новые и новые эльфы, выстраивались ровными кольцами вокруг поверженного врага и тихонько шушукались, решая, как с ним поступить. Прислушиваться к их обсуждению совершенно не хотелось, но отдельные фразы то и дело выбивались из общего хора:

– Уши оторвать поганцу!

– Пусть лес прибирает!

– А давайте его заколдуем! Пусть всегда чистый ходит!

– И вещи стирает!

Сдвиг на опрятности, очевидно присущий всем обитателям зачарованной рощи, настолько противоречил хоблинскому представлению о красоте, что Рохля сжался в комочек от ужаса. В жабу превратить – и то гуманнее.

– Ти-хо! – рявкнул колдун и, окинув добычу внимательным взглядом, решил: – Пусть объяснит, зачем устроил эту нелепую возню.

Путешественник, неожиданно обретший надежду на спасение, тут же принял сидячее положение и состроил неправдоподобно жалобную гримасу, мол, я тут существо подневольное, меня заставили, пытали и вообще, и начал:

– Я не хотел! Это всё кикимора! Она меня…

– По существу, молодой человек, – проворчал старичок в колпачке, имеющий за плечами большой опыт общения с юными негодниками.

– Меня наняла кикимора, чтобы я нашел и поймал эльфов, которые испортили ее пруд.

Тут же поднялся невообразимый гвалт, все маленькие человечки загалдели разом, выдавая всеобщую причастность к этой шалости.

– Ничего мы не портили!

– Наоборот, улучшили!

– Спасибо бы сказала, дура зеленая!

– Ти-хо! Ты же хоблин, неужели тебе нравятся кикиморы?

– Да я их ненавижу! – честно сказал Рохля.

– Тогда почему? – удивился колдун и подергал себя за длинную бороду, видимо, ему так лучше соображалось.

– Она обещала мне клад. Ой. Два клада.

– Хмм, – задумался эльф, – но разве в болоте закапывают клады?

– А они…

Несчастливчик и сам не знал, что тут сказать. Нет, конечно, в болотах клады не закапывают. И на берегу болот тоже не закапывают. И даже рядом с берегом болот…

– Ах ты ж морда пупырчатая! – взвыл Эшши, схватившись за голову. – Обманула как… как…

– Как безмозглого сопляка, – подсказал колдун и вкрадчиво поинтересовался: – А знаешь, где действительно закапывают клады?

– В лесу?

– В лесу. А знаешь, как ты можешь отомстить обидчице и хорошенько заработать?

– Я не буду чистить пруд!

– И не надо, – ласково-ласково согласился эльф. – Кроме того, теперь я понимаю, в чем была наша ошибка. Кикиморы не могут жить в чистых озерах. Поэтому…

– Я не хочу убивать кикимору! Я вообще никого не убиваю! Я не…

– Тьфу ты, чистить, убивать… Глупости какие. Мы ее заколдуем. А ты нам поможешь.

Рохля раздумывал целую минуту. С одной стороны, зеленая его не просто обманула, а по-настоящему подставила, с другой – связываться с эльфами – себя не уважать. Все решили слова колдуна, сказанные тихим и уверенным голосом:

– Три сундука.

Глава 4 Недостойное деяние и достойная награда

Туман, рожденный в мягких кочках заповедной рощи, тянулся длинными щупальцами к болотистому озерцу, чтобы на рассвете растаять легкой дымкой. А под прикрытием тумана туда же тянулись толпы (или все же стаи?) эльфов.

В качестве предводителя таинственного шествия выступал Рохля Несчастливчик, в одной руке несущий мешок с "пойманными безобразниками", а в другой – повод. Не оставлять же беззащитного ослика в логове этих чистюль! Оглянуться не успеешь, как твое косоглазое хромоногое животное превратится в белогривого единорога с радужным хвостом.

Добравшись до берега пруда, эльфы рассредоточились, прячась в кронах нависающих над водой деревьев, а Эшши вышел вперед, гордо встряхнул добычей ("добыча" дружно и цветисто выругалась), и закричал:

– Выходи, зеленомордая! Я тебе мешок чистоплюев наловил!

– Ну не-е-ечего та-а-ак ора-а-ать, – проворчала кикимора, высовываясь из-за ближайшего камня. – Неу-у-ужто до утра-а-а не потерпе-е-еть бы-ы-ыло?

– Не потерпеть! – отрезал хоблин и запустил холщовым снарядом прямо в пупырчатый лоб.

Нечисть, не ожидавшая от наемного охотника ни такой прыти, ни такого хамства, не успела даже пригнуться, только зажмурилась. Но заговоренная нить, которой был завязан мешочек, соскользнула, и из него вылетели целых три крошечных седобородых колдуна.

Рохля сделал два шага назад, присел и сжался в комочек, просто на всякий случай. Вдруг его тоже заклинанием зацепит? А потому не увидел, как сотни маленьких желтых огоньков слетелись со всех сторон и будто по команде нырнули в озерную гладь.

– Это вы чего-о-о это? – верещала кикимора.

Она-то давно перестала жмуриться, а прятаться не позволяла гордость, и теперь замерла, словно уже была околдована, и с ужасом наблюдала, как тает ее любимая тина, а вода, мутная и зеленая, начинает светиться мягким голубым светом.

Когда визг вредной обманщицы внезапно стих, Эшши испуганно распахнул глаза. Да, кикимора – редкая зараза, да, она его подставила с оплатой, да, жалеть пакостную нечисть глупо и недостойно настоящего героя, но участь, постигшая болотную жительницу была столь ужасна, что сердце Несчастливчика сжалось. На большом камне, возвышающемся над пронзительно синей озерной гладью, сидела златовласая дева с длинным рыбьим хвостом. Глаза ее сверкали праведным гневом.

– Ну будет тебе, прелестница, – медоточивым голосом увещевал эльфийский колдун. – Только посмотри, какая ты теперь красивая!

Кикимора… ну… больше, пожалуй, не кикимора свесилась с камня и действительно посмотрела. А затем распахнула рот и… запела. Тихо, ласково, проникновенно. Так, как никто на памяти хоблина не пел. Эшши даже сделал несколько шагов к берегу, но русалка вдруг оборвала свою песню, злобно рыкнула на эльфов, держащихся на почтительном (читай, безопасном) расстоянии и спрыгнула в воду, обдав брызгами и проказливых человечков, и Несчастливчика. Наваждение тут же развеялось.

– Что вы с ней сделали?!

Главный колдун подлетел поближе, радостно щелкнул хоблина по носу и рассмеялся:

– Превратили в того, кто может жить в чистом озере. Разве не здорово?

– Совсем не здорово, – пробурчал Рохля, вспомнив, как ему не понравилось отражение в зеркале на дне ловушки. – Так не делается!

– Мы же сделали, значит, делается. Народ! Тащите сундуки герою. Он их честно заслужил.

Первый пулинский путешественник смотрел на заработанные сокровища и не мог заставить себя заглянуть под крышки. Ощущение, что он добровольно поучаствовал в чем-то крайне мерзком и низком, обрушилось на него, как, в свое время, скала на дядю Кувиса, быстро и неотвратимо.

Только к обеду следующего дня, отойдя на добрых пять миль и от озера, и от зачарованной рощи, Рохля решился сделать привал. Две лепешки с жуками, полбутылки сидра и кусок козьего сыра кого угодно задобрят и умиротворят. Невозможно грызть самого себя, когда сгрыз уже столько вкусного. А потому Эшши наконец решился полюбоваться своей наградой.

Птицы, большие и толстые лениво перекрикивались в ветвях темных разлапистых деревьев, горы на горизонте светились заснеженными верхушками, а в колючем кустарнике, почти сплошняком устилавшем поляну тут и там поблескивали ядовитые красные ягоды. И посреди этого великолепия сидел невысокий ушастый хоблин, и, схватившись за голову, с болью в глазах смотрел на содержимое сундуков.