Читать книгу: «Чуда не жди – сделай сам!»
28.06.2024
Глава 1
День рождения
День рождения бабушки каждый год проводили весело, празднично и невероятно вкусно. Ни один ресторан не мог похвастаться таким обилием лакомств. Сегодня же круглая дата, отмечали с особым размахом. Ещё бы – бабушке исполнилось семьдесят лет.
Хотя на вид не скажешь. Бабушка у нас энергичная, весёлая, не жаловалась на трудности. Ничего не боялась, всегда нас защищала и всё делала от души и на пределе возможностей. Бабушка горой за справедливость и просто так замечаний не делала
В просторной квартире с высоченными потолками собралось много гостей. Родственники приходили семьями, в этот раз четверо детей примерно моего возраста, от девяти до четырнадцати лет, и пятеро младшего возраста. Все выглядели так нарядно, будто собрались на международный конкурс детской моды.
Родня у нас гостила часто. Ни один праздник не обходился без большого раздвижного стола, накрытого белоснежной плотной скатертью, и наших многочисленных родичей. Соседи удивлялись: «Как вы справляетесь, это же не так просто – устраивать большие застолья?». К нам легко могут прийти человек двадцать. До позднего вечера разговоры, шутки, смех. Затем обязательно шли провожать. Ходить по улицам вечером после изнуряющей жары мне нравилось, я никогда не отказывался, когда предлагали.
Стол ломился от вкусностей, на десерт мой любимый дедушкин пирог, так называли выпечку с яблочным повидлом, покрытую зажаристой «клеточкой». Обязательная программа – ореховые рулеты, фирменные бабушкины пирожки, вишневое, айвовое варенье. Какие только конфеты не выглядывали призывно из хрустальных ваз, и все шоколадные. Казалось бы – сиди лопай и радуйся жизни.
Праздник только начинался, скоро будет шашлык. Если кто услышит, скажет: «Эка невидаль, что уж, шашлык не едали». Но это всем шашлыкам шашлык, такой, как надо. Во-первых, из осетрины. Во-вторых, это не просто рыба, а упитанная, метра полтора длиной. Из царской чудо-рыбы получается головокружительно вкусный и сочный шашлык. Одна только жирная шкурка чего стоит. Осетрина и севрюга обычно чередовались. Разумеется, не обошлось без черной икры.
Чёрная икра была у нас вполне доступна. Однако не до такой степени, чтобы можно было ставить всегда и для всех гостей. У людей среднего достатка это всё-таки деликатес «для внутреннего употребления». Килограмм продавали по сорок пять рублей.
Уже не говорю о компоте, холодном, фруктовом, в высоком запотевшем кувшине. Ни с каким лимонадом не сравнится, хотя и его хватало – хоть упейся дюшесом и тархуном.
А еще халяр. Слово это – халяр, ничего не скажет неискушённому человеку. Заставит улыбнуться тех, для кого Закавказье не пустой звук. Не стану томить, речь о черемше.
Сегодня мне не сиделось за роскошной скатертью-самобранкой со всеми этими яствами. Не соблазнить ничем.
– Ба, извини, можно пойду? – голосом виноватого шкодника протянул и вопросительно посмотрел в глаза полные недоумения.
– Посидел бы с нами, скоро чай с тортом подадим, твой любимый – ореховый, с детьми поиграй, давно же с родственниками не виделись, – уговаривала бабушка.
– Да пусть идёт, ему с нами неинтересно, так ведь, Никита? – улыбнулась тетя Нунэ, Серёжкина мама.
На ней часто был длинный синий халат с желтым рисунком, но сегодняшний день стал исключением. Тетя Нунэ выглядела потрясающе. Нарядная, в модном зеленом платье, стильная прическа. Чем-то на напоминала героиню «Кавказской пленницы» – Нину. Очень похожа и такая же обаятельная.
Тетя Нунэ была женщиной доброй, улыбчивой, никогда не повышала голос и всегда помогала. Она нас понимала, когда мы, соседские ребятишки, собирались, и Серёжка просил дать что-то в общий котёл, тётя Нунэ щедро снабжала вкусной едой.
– Ну как хочешь, – выдохнула бабушка и покачала головой.
Бабушка надела нарядное тёмно-синее платье с золотистыми пуговичками, сделала новую причёску. Косметикой не пользовалась, ей это было ни к чему – естественную красоту ничем не испортить.
Не сиделось, и причина моего ёрзания имелась убедительная, как железобетонный мост. Ещё бы, утром Аркадик сообщил сногсшибательную новость: Шпуля приезжает. Шпуля! Сколько в этом слове для меня всего отражалось – это заклинание, это радость, это волнение до мурашек.
Два года назад к Эльвире прилепилось забавное прозвище. Кто придумал его для моей сверстницы из города Николаева, никто и не вспомнит даже под пытками.
Здесь стоит подробнее рассказать про лучшего друга Аркадия, соседа с верхнего двора. Хотя на самом деле это наш двор, просто второй ярус называли верхним двором. Людей тоже делили на верхних и нижних, никто не обижался.
Жизнь так устроена, что у каждого были и есть друзья.
Человек без друга беден и нет в нем счастья. Всегда считал, что, если у кого-то нет друга, его оставалось только пожалеть – это глубоко несчастный человек. Хоть один друг, наверное, все же был у каждого – дома, в школе, на работе. Для меня друг – это всё, это тот драгоценный человек, ради кого не жалко разбить копилку и украсть из дома шоколадные конфеты.
Аркадий надежный друг, настоящий, на него всегда можно положиться, он никогда не сдаст. Мне казалось, даже если бы его побили. Всегда выручит, ничего не жалея, человек с чистой и светлой как у ангела душой.
Звали мы его Аркадик, реже Аркаша. С младшим братом – Олегом дали прозвище Эдэс. Почему именно Эдэс, мы и сами не помнили и всегда удивлялись, почему ему досталась именно это прозвище, достойное главного героя художественного произведения. Но ещё более удивительную кличку придумала Алиса, соседская девочка, энергичная, как боксер на ринге и обаятельная, невероятно душевная, веселая. Прозвала Аркадия – Адаш. Вариант Алисы мы не поддержали и остановились на своём. О нашей кличке никто не знал и, когда в разговоре упоминали Эдэса, ребята не догадывались, что речь идёт об Аркадике.
Если говорить о кличках, то меня почему-то прозвали – Сиш, наверное, брат постарался. В школе мне дали другое прозвище – механический.
Олегу же досталось прозвище Клоп или Клопик, как мы чаще называли. О том, откуда взялись наши с Олегом клички, даже не спрашивайте – сами не знаем, не поможет и регрессивный гипноз.
Аркадик отзывчивый, позитивный, вдвоём мы всегда находили, о чём поговорить. Разговаривали с другом часто и много, бывало, что и до часа доходило и всё наговориться никак не могли. Казалось, что столько интересных тем и вопросов непременно надо обсудить и докопаться до самой сути, что хватит на всю жизнь.
Высокий, чуть выше меня, немного нескладный и худощавый, как и я. Наши фигуры были похожими, как у братьев-близнецов. В те годы все дети за редким исключением были худыми и легкими. Если кто-то и был полнее, то это редкое исключение.
Аркадик всегда с неизменно прекрасным настроением. От него никогда не устанешь и когда мы долго не виделись, мне всегда казалось, что в жизни что-то не так. Другу был рад всегда. Поговоришь с ним – и душа на месте.
Про Аркадика можно рассказать много всего интересного, целого дня не хватит. Например, как он хватал из дома огурцы, прятал их под майку, тайно делился с нами. Мы хрумкали пупырчатые жёлто-зеленые овощи на улице немытыми. Никто тогда и не думал их мыть, и ни у кого животы не собирались болеть. Про такие слова, как микробы и вирусы, и не слышали, хотя мама у меня работала в бактериологической лаборатории.
Сосед, высокий и плотный дядя Манвел, вечно ходил по двору в коричневой полосатой пижаме и белой майке, плотно обтягивающей его добротное пузо. На нем не застёгнутые сандалии на босу ногу, звон застежек слышен за сто метров. Дядя Манвел напоминал соседа из фильма «Волшебная сила» с участием Аркадия Райкина – Харитона Мордатенкова, которого играл Павел Панков.
Однажды дядя Манвел не выдержал, решительно остановил Аркадика. Дядя Манвел мужчина конкретный, как однажды выразилась тётя Женя, худющая старушенция:
– Это слоноподобное существо я не перевариваю.
Дядя Манвел крепкими руками схватил Аркадика и сердитым голосом выдал замечание:
– Что ты за человек такой, Аркадя. Кто же так делает? Огурец надо помыть, сесть за стол, разрезать ножиком вдоль на две половинки, посолить и спокойно кушать с хлебом, а не бегать без конца как ненормальный.
Аркадик покивал, сделал вид, что согласился, но продолжал таскать из дома огурцы в большом количестве.
Это было ни с чем несравнимое удовольствие – откусывать огурцы, бегая по всему двору с шумом, напоминающим индейцев в прериях.
Здесь нельзя не упомянуть о дворе.
Двор наш большой, как государство. В нем можно организовывать занимательные экскурсии, в том числе водить людей по крышам и многочисленным закоулкам. Эх, знать бы ещё историю этого древнего, практически дореволюционного строения. Наверное, можно было бы рассказать столько всего интересного, что сюда потянулись бы историки и журналисты со всего мира.
Двор живописный, жаль, что среди нас не было художников-импрессионистов. Такие картины можно было бы написать, что на аукционе Christie’s ушли бы невысохшими.
Дома располагались на трёх уровнях, напоминая настоящий итальянский двор. С уникальными деревянными балконами, лестницами и бельевыми веревками на роликах. Смотрелось все это на редкость гармонично. Старые черно-белые фотографии выглядели фото шедеврами и могли служить иллюстрациями к энциклопедии фотографии.
Днём и ночью обязательно кто-то сушил белье. «Развесят, – как говорила Гаяна, соседская девочка. – Ни пройти, ни проехать».
Нередко сохнущие простыни и наволочки срывали. Разумеется, не специально – то палками зацепим, то железяками утащим, заменителями меча и копья, то головой свалим. За это нам попадало, и не раз. Но мы особо не горевали, в одно ухо влетало – в другое вылетало. Соседские тётушки надрывали глотки, грозились всё рассказать нашим родителям. Громогласные угрозы нисколько не смущали, ведь впереди у нас столько «важных» дел. В конце концов чьим-то бельем можно было пожертвовать ради «великих» целей. На подобных мелочах даже не зацикливались.
Какие только персонажи в нашем дворе не проживали. Настоящий букет характеров и ярких образов. И куда только смотрели режиссёры? Нет бы заглянуть к нам во двор и снять потрясающий фильм. Смотрели бы народы всего мира раз по десять и даже в Африке. На Каннском фестивале точно бы присудили первое место.
Жил во дворе старый дед. Внешне напоминал Кащея. Невольно вспомнишь слова Якина из фильма «Иван Васильевич меняет профессию»
– Боже, какой типаж! Браво, браво! Прошу вас, продолжайте. Замечательно. Поразительно. Гениально! Слушайте, я не узнаю вас в гриме! Кто вы такой? Сергей Бондарчук? м-м… нет. Юрий… Никулин – оу… нет-нет-нет-нет, нет-нет-нет-нет. Боже мой!.. Иннокентий Смоктуновский… Кеша!..
Древний сосед высокий, сутулый, весь высохший, но с неестественно волшебным огнём в глазах, волевым подбородком и орлиным носом. Казалось, что ему лет за девяносто точно, и двигается он, как в замедленной съёмке. Каждый из нас вначале полагал, что пенсионер ничего не слышит и не видит. Но дядя Микит мог внезапно выскочить, как волк из засады, крепко схватить за руку и гаркнуть так, что уши закладывало:
– Или туды, или сюды. Здесь туды-сюды бегать не надо! Выбирай – туды или сюды! И больше не мельтеши! Всё понял?
Нам ничего не оставалось, как покивать и смыться. Иногда у нас возникало чувство, что этот дедушка обладает магией и связан с потусторонним миром.
Мимо квартиры дяди Микита пробирались на цыпочках, затаив дыхание и с холодком в душе. Иногда длинные доски балкона на втором этаже предательски поскрипывали. В таком случае срывались как угорелые, и каждый из нас легко мог повторить олимпийский рекорд по лёгкой атлетике.
Каждый день Аркадик отправлялся за хлебом, домой приносил пышный каравай невероятно больших размеров весь обгрызенный. Над ним всегда смеялись – как мышь выедал по кругу. Высокий хлеб называли железнодорожный. Ароматный, сероватого цвета с хрустящей корочкой, плотной и вкусной. В нижней корке иногда встречались крошечные угольки. Каравай за пятьдесят копеек мы считали самым вкусным хлебом на свете. Редко кто, кроме Аркадика, покупал целиком, преимущественно на разрез. Люди, в основном, брали четвертушку, реже половину. Ещё любили натирать корочку чесноком.
Продавался в магазинчике – метров двести от железнодорожного вокзала. Сам вокзал располагался напротив нашего двора. Каравай горячий, ароматный и высокий. Купишь, схватишь хлеб и обжигаешь руки. Вместо пакетов в то время были авоськи – сетки, которые легко умещались в кармане. Их брали взрослые, дети же покупки чаще носили в руках, бывало, что роняли. Поднимешь, подуешь и никому не скажешь.
От соблазна сразу откусить горячий хлеб удержаться трудно даже закаленному разведчику.
В хлебных магазинах приходилось отстоять очередь. Бабушка посылала за хлебом, и мы терпеливо ждали своей очереди, покупали большой белый хлеб. Продавщица отрезала от огромного каравая специальной пилой. Вкус этого хлеба ни с чем не сравнить. В продаже великое разнообразие хлебов, даже на разных травах, вкусные батоны и булочки с кремом, чуреки1. Как говорил Олег: «Было от чего офигеть». Позже он немного видоизмени высказывание и слово «офигел» менял на «ошишел».
Хлеб в магазины привозили грузовики-хлебовозы, этакая большая жестянка на колесах. Свежий хлеб ждала толпа, жаждущая получить горячим. Поверх толпы грузчики в сравнительно белых халатах проносили в магазин деревянные лотки с пышущими жаром буханками. Торопливо пересчитывая, продавщица споро раскладывала хлеб на наклонных полках. И вот только теперь начинался процесс выдачи – торговля.
С той минуты, как друг рассказал про Эльвиру, я не на шутку потерял покой и сон. Мир озарился всеми цветами радуги.
Эльвира – душа нашей компании, самый настоящий огонь, молнии и вихрь вместе взятые. Невероятно симпатичная и озорная девочка, пять минут не усидит спокойно. Как сказала тётя Таня, мама Нателлы – шило в одном месте.
Рядом с Эльвирой любые преграды нипочем, вместе каждое лето всё сметали на своем пути. Для соседей это настоящее стихийное бедствие, бедняги ничего поделать не могли, и время летних каникул становилось для многих испытанием.
Особенно не любила Эльвиру тетя Сима, мы её звали тётя Симик. Скрюченная старушка в бордовом платочке, высохшая, как вобла, вся в морщинах. Вот здесь действительно полный простор для творчества фотохудожника-портретиста с мировым именем. Такую серию черно-белых снимков можно отснять, что портрет стал бы визитной карточкой агентства Магнум.
Тётя Симик вечно кричала хриплым голосом: «Эля, Эля, стойте, не бегайте».
Пыталась нас поймать костлявыми руками и остановить, но мы бабульку не слушались. Тётя Симик вечно возмущалась, как мы без стыда и совести все ломали и разбивали на своем пути. В разные стороны летели тазы, доски, веники…
Жила Эльвира в большом черноморском портовом городе рядом с жемчужиной у моря городом Одесса. Каждый год приезжала к бабушке и дедушке на всё лето. И это настоящий подарок судьбы. С «пропеллером» в короткой юбчонке из коричневой замшевой ткани мы носились до темноты по двору и не только. Ещё и на нашей любимой горке.
Стоп! Я произнес волшебное слово – горка! В двух словах о ней не скажешь, но об этом потом и всерьез.
До позднего вечера играли в разные игры, бродили по окрестностям, загнать нас домой задача трудновыполнимая. Даже если и удавалось это сделать, мы находили хитроумный повод улизнуть ещё хотя бы на полчаса.
Радостной встречи ждал целый год, вспоминая о счастливом лете буквально каждый день. Жаль, что до сих пор не удосужились придумать машину времени. Чем только занимаются эти ученые?
Глава 2
Олег
Олега всегда приходилось дожидаться мучительно долго. Бывало, что и у меня лопалось терпение, при том, что мне не в тягость часами собирать конструктор, склеивать модели танков и самолётов. Брат выводил меня из равновесия, ничего не мог поделать с развинтившимися нервами.
Если я одевался за две минуты, брату требовалось не менее двадцати, это в лучшем случае. Олег любил невыносимо долго прихорашиваться перед большим зеркалом во весь рост, перебирая всю одежду, причёсываясь и примеряя всё, что было в его распоряжении – от значков до ремней.
Откровенно не понимал, как можно потратить уйму времени на такую чепуху. Терпения хватало максимум минут на пятнадцать-двадцать. Когда уставал ждать, начинал высказывать недовольство. Олег невозмутимо отвечал:
– Что же мне делать, одно надену, другое. Не понравится, потом третье. Не могу же я выходить на люди в чём попало.
– Нацепи первое попавшееся и потопали. Нельзя же так, – резко отвечал я.
Младший брат мог примерить пять рубашек, несколько футболок и всё равно продолжал рыться в шкафу, в надежде, что подберёт нечто сногсшибательное. Ещё брат так долго причесывался и укладывал волосы, что я фыркал и шёл на него с кулаками.
Разумеется, мы не дрались, но толкались и один раз повалились на пол, начали бороться. Со стола упала большая хрустальная ваза, с шумом разбилась. Вы думаете это нас не остановило? Вот когда грохнулась довоенная радиола на длинных ножках, мы осознали, что натворили. Прибежала соседка снизу и стала возмущаться: «Я думала, что потолок обвалился, чуть инфаркт не получила».
Оправдываться пришлось долго, но бабушка обиделась не на шутку и два дня мы ходили как в воду опущенные. Нас никуда не выпускали. Разрешили только мусор выкидывать.
Утром, часов в девять – половине десятого подъезжал бункерный мусоровоз, собранный на базе самосвала. Мусорные баки в наших дворах не водились, жильцы терпеливо ждали, когда приедет мусоровоз. Как только машина приближалась, соседи громко всех зазывали: «Мусорка приехала».
Обычно машина со специфическим запахом приезжала утром и останавливалась у двести девятого дома. Водитель или его напарник вылезал из кабины, громко трубил в жестяную дудку. На этот волшебный зов со всех сторон к мусоровозу сбегались жильцы с полными вёдрами. Мусор вытряхивался в специальный приемник сзади машины. Когда бункер заполнялся, включалась система прессования – мощная плита на гидроприводе проталкивала отходы вглубь.
В нашей семье чаще всего выбрасывать мусор приходилось мне.
И у меня, и у брата был стол. У Олега цвета светлый абрикос, у меня почти черный и чуть больше. Зато у стола Олега целых пять ящиков, у меня всего один. Стояли они в разных комнатах.
Моя комната самая последняя, из неё выход на балкон. Широкий, легко садились за обеденным столом несколько человек. На балконе имелась скамейка, она же сундук, внутри хранили всякий хлам вроде банок и старых вещей. Ещё мы с Олегом часто туда что-то прятали. На балконе обычно по вечерам ужинали, пили чай. Правда таскать из кухни, а затем обратно приходилось долго, но это создавало особое настроение: мы с радостью проделывали весь этот длинный путь.
Кухня устроена отдельно, через деревянный мостик, соединяющий ряд квартир. Этот мост постоянно чинили: меняли доски.
Кухня как целая квартира, огромная комната, где вполне можно жить и не одному человеку. Здесь разместился высокий самодельный шкаф, большой круглый стол, диван, мойка, газовая плита, кухонный столик, холодильник и много чего ещё.
Один уголок я отвоевал себе – ближе к окну с низким подоконником, заодно прихватил и его. Здесь располагалась моя мастерская, где я пилил, сверлил, собирал корпуса для цветомузыки, приемника, усилителя.
С братом мы часто ставили на перила кусок железной водопроводной трубы, переворачивались на ней, упражняясь в акробатике. Ещё на мостике прыгали и пытались как можно дольше задержаться в воздухе. Нам казалось, что на секунду удавалось преодолеть гравитацию. Во всяком случае старались изо всех сил и в какой-то миг возникало едва уловимое ощущение невесомости. Кому рассказывали – никто не верил.
На балкон любил выносить колонки и громко включать музыку. Балкон выходил на широкую улицу, через нее вокзал был виден целиком как на ладони.
Громкая музыка с балкона обычно никому не мешала, прохожие слышали её всего пару минут и не жаловались. Вот Олегу за громкую музыку доставалось. Стол брата находился в первой от входной двери комнате, и он колонки выставлял ближе к окну. Поэтому музыку слышал весь двор.
Олег любил выкрутить регулятор громкости до упора, соседи часто приходили жаловаться. Олег делал вид, что убавляет громкость, затем, когда бабушка уходила, крутил регулятор обратно.
У Олега красовался на столе новенький проигрыватель «Вега» с двумя колонками, у меня же магнитофон «Орбита» с ещё более мощной акустической системой – знаменитыми Radiotehnika S-90 или проще «35АС». У Олега огромная стопка пластинок, у меня же куча катушек.
С Олегом часто вспоминали позывные радио «Маяк». Соседка тётя Нина включала радиолу на полную громкость. Десять нот из мелодии «Подмосковных вечеров» звучали от соседки каждые полчаса. Иногда любил послушать старую радиолу тёти Нины. «Маяк» передавал душевные песни, классическую музыку, новости. Всё радовало. Не нравились лишь сами позывные: «Не слышны в саду даже шо-ро-хи». Почему-то фраза навевала тоску и ассоциировалась со стремительно уходящим временем. Хотя лет-то нам было всего…
Олегу всегда почему-то доставалось, но брат несмотря ни на что мужественно выходил из самых трудных ситуаций. Он не унывал, ни разу не видел его поникшим, расстроенным.
Однажды родственники пригласили на море – порыбачить и заодно поплавать. Разумеется, от такого предложения не думали отказываться. Накопали червячков, запаслись большими вёдрами для будущего улова и отправились в предвкушении громадного улова.
Немного поплавали в море, попросили удочки. Со знанием дела принялись за рыбную ловлю. Поймали в итоге трёх малюсеньких рыбёшек. С такой скудной добычей возвращаться – со стыда сгореть, и мы все закидывали крючки в надежде, что именно сейчас выловим из моря чудо-рыбу. В один момент так размахнулись, что на крючок попался…указательный палец Олега.
Наверное, боль он испытал невыносимую. У меня внутри все перевернулось и сжалось. Однако Олег держался стойко как оловянный солдатик, не издав ни звука. Я, наверное, орал бы на весь пляж. По секрету скажу вам, что уколов боялся, как огня. Один раз чуть со второго этажа не сиганул, когда мне собрались вколоть пенициллин в зад, тогда заболел ангиной.
Кое-как крючок из пальца удалось вытащить, я весь изнервничался и устал, будто разгрузил вагон с углем.
С тех пор дал себе слово, что никогда больше ловить рыбу не стану. Мне было жаль несчастных рыбок, плавают себе в воде и ни о чём не подозревают, а тут двуногие паразиты за ними охотятся. Как представил, что испытывают рыбки в тот момент, когда попадаются на крючок…
Вернулись домой часам к семи, бабушка поинтересовалась:
– Ну как, много наловили?
– Да вот… – продемонстрировали большое ведро, на донышке приютились три небольшие рыбки, тоньше, чем лист акации.
Чтобы как-то порадовать брата, сходил в магазин и купил ему большую шоколадку «Сказки Пушкина» и два ореховых батончика. Ничего более интересного мне в голову не пришло. Ещё бы, за свое детство я наелся шоколада на всю жизнь. Наверное, слопал целую тонну, шоколад всегда любил и мне казалось, что все остальные безумно ему рады. Однако Олег равнодушно положил плитку на подоконник и включил телевизор. Шёл фильм «Морозко», и мы с удовольствием уселись смотреть.
Через несколько дней Олег умудрился заболеть. Говорят, что простудиться в жару самое простое. Возможно, спорить не стану. У него сильный насморк, в голове тяжесть. Бабушка лечила своими народными средствами, как могла, но дела на поправку идти пока и не думали. Брату советовали несколько дней никуда не выходить. Ещё лучше придумала соседка, тётя Катя, бабушка Сережки, предложив моему брату полежать в кровати под одеялом со всякими примочками.
На миг представил Олега: вот он смиренно лежит под одеялом и не выходит никуда, пьёт таблетки и ест кашу. Чуть от смеха не подавился.
Олег как партизан втихаря выбрался во двор. Достал платок, высморкнулся и только поднял голову, как в его сторону прямой наводкой прилетел мяч. Хороший мощный удар – прямиком в нос. Это соседские ребята, те, что постарше со смехом азартно играли в волейбол.
Брат через секунду высморкнулся так, что мгновенно прочистил носоглотку. От насморка после такой шокотерапии не осталось и следа. Бабушка и тётя Катя удивлялись, как это так быстро всё прошло, что противоречит всем медицинским канонам. С тех пор мы с братом врачам не доверяем. Пилюльками здоровье не поправишь, есть более действенные методы.
Самый настоящий праздник, когда во двор въезжала волнующая тележка. Торговцы баловали не так часто, как хотелось бы. Продавцы предлагали петушков на палочках и немудрёные игрушки – шарик на резинке. Петля резинки надевалась на палец, и обернутый фольгой шарик можно бросать вниз и ловить. Безделушка, но так поднимала настроение!
Ещё продавали этакую крутилку на палочке, бочоночек без дна вращался на нитке вокруг палочки и звонко трещал. Сколько с Олегом покупали всякой всячины – не счесть, зато в этот момент становилось так радостно, что весь мир был нашим.
Вечером бабушка, как попросил с утра Олег, приготовила его любимую селедку с картошкой.
Бабушка замариновала селедку залом. Селёдка покрывалась луковыми кольцами, посыпалась укропом и подавалась к отварной картошке. Моей долей в каждой рыбине был жирный хвост. Селедку, по этикету, клали не на тарелку, а на обрывок газеты. Газеты в те годы успешно заменяли и салфетки, и упаковку, и туалетную бумагу.
Объелись, и все мысли крутились вокруг кровати, вроде ещё не поздно, но так хотелось полежать.
В это время открылась дверь, и вошла соседка – тётя Седа. Принесла такие вкусные пироги, да ещё и в огромном количестве, что вся комната наполнилась головокружительным ароматом.
Пришлось заваривать чай.
Тётя Седа всегда пекла открытые пироги на каком-то венском тесте с абрикосовым и айвовым джемом. Выпечка с непередаваемым вкусом не сохла в течение нескольких недель.
