Читать книгу: «Умереть, чтобы больше не жить. Часть первая»
1
Что я помню? Яркий свет. вспыхнул между нами и рванул в небытие, порождая материю и раздвигая пространство. Вновь темнота, холодно. Ты здесь? Я знаю, что ты здесь. Но почему же ты молчишь? Прошу, не оставляй меня в одиночестве.
1.1
– Мэттью, проснись.
Хриплый, глубокий вздох, и его веки открылись.
И вновь. Я на холодном полу. И вновь. Я истекаю кровью. И вновь. Я пытаюсь умереть. Тяжело дышать, воздух насквозь пропитался кровью. Как долго я лежу здесь? Здесь, где повсюду разорванные в клочья, замученные и забитые в кровавую кашу тела, когда-то живших людей. Я убил их всех.
Взять его, лежащего рядом, или вернее то, что от него осталось. К несчастью, у бедолаги хватило храбрости разрядить в меня свой пистолет. А запасной обоймы у него не оказалось, да я и не думаю, что она спасла бы его. От меня. И от моей жестокости. И перед тем, как вскрыть ему череп, я неспешно порубил его тело на части, отделив сначала кисти и лодыжки, затем колени и локти и напоследок бёдра и плечи. Я даже и не знаю, умер ли он от боли, потери крови, или же от контрольного в голову. Но не переживай, он не умер. Его тело – безусловно, но его душа, она всё ещё здесь. Ему страшно. Он не понимает. Смотрит на своё порубленное, изуродованное тело и не может поверить, что оно больше не встанет. Смотрит на меня, понимая, что я смотрю на него. Спрашивает: «Что же случилось?» и «Где мой братишка?». Но я не отвечу.
Ты спросишь: «Почему ты здесь?» Я не знаю. Наверное, просто пытаюсь не сойти с ума. Ты спросишь: «Почему начал говорить именно сейчас?» Не знаю. А почему нет? «Все эти люди были плохими?» Нет. Я самый плохой в этом зале, в этом мире. «Кто же ты, Мэттью?» Если бы я знал ответ на этот вопрос. Но, может быть, немного позже, Ты мне скажешь об этом.
Нужно вставать. Но я не хочу. Я должен остаться здесь. Именно здесь моё место, в луже холодной свернувшейся крови, в темноте. Здесь, где обитает смерть.
Ладно, похуй. Где мой телефон?
Мэттью потянулся к промокшему карману и вытащил телефон. Включив экран, он тут же отвернул его в сторону, подальше от чувствительных глаз.
Как же ярко.
Протерев глаза, Мэтт снова поднес телефон к лицу и, немного прищурившись, взглянул на экран. Окровавленными пальцами он пытался смахнуть экран блокировки, но сенсор тупил и плохо реагировал на холодные, мокрые касания. Тогда он направил светящийся экран на себя, но увидев, что вся одежда пропиталась кровью, посветил вокруг и потянулся к лежащему неподалёку телу без конечностей и с разрубленной вдоль головой. Красная рукоять пожарного топора рогом торчала из за лба, а острое лезвие пробило темечко и крепко втиснулось в мозг, выдавив красноватую пенистую жижу. Мэтт вытер об жмура руку, разблокировал экран и нажал вызов.
– Говорите.
– Эммм… Десять, вроде.
– Принято.
Убрав телефон, Мэттью с гримасой боли и хрустом в отёкших суставах начал медленно подниматься из липкой лужи бурой загустевший крови.
Как же больно. А это что? Что-то твёрдое в моей печени. Ах да, я и забыл.
Мэтт пошатнулся и увидел торчащую из разрубленной головы красную рукоять топора.
– А ты пойдёшь со мной.
Он крепко обхватил её обеими руками, упёрся ногой в грудь лежащего, поднатужился и, резко выдернув топор, поскользнулся и грохнулся на окровавленный пол. Затем снова медленно встал и шатаясь пошёл на выход, волоча за собой топор.
Дойдя до выхода, он остановился, слегка пошатнулся и повалился мокрой спиной на холодную кирпичную стену.
Я не наркоман, просто мне нелегко быть трезвым.
Мэтт вытащил из кармана шприц, зубами стащил с иглы колпачок, сдавил немного поршень, выгнав ненужные пузырьки, закрыл глаза и ткнул иглой в шею. Расслабив челюсти, он выронил колпачок изо рта и пустил три с половиной миллилитра счастья по вене. Веки открылись, зрачки практически полностью поглотили карию радужку и стены, пол и потолок стали мягкими, тёплыми.
Недалеко от ночного клуба стояло такси. Мэттью, повиснув на створчатой двери заведения, открыл её и вывалился на улицу. Встав на ноги, он подошёл к перилам и хотел было за них ухватиться, но промахнулся и кубарем скатился по лестнице. Полежав немного на сыром бетоне, он вновь встал, поднял топор и шатаясь пошёл к машине. С тяжелым дыханием Мэтт залез на заднее сидение и положил заляпанный потрохами топор на переднее пассажирское сиденье. Водитель смотрел на Мэтта через зеркало заднего вида:
– Домой?
Мэтт кивнул и запрокинул голову назад. Машина тронулась.
– Что это за звуки? – не поднимая головы, спросил Мэтт.
– Это музыка. По радио играет.
– Выключи. И будь добр, не включай больше при мне.
– Как скажешь, Мэттью, – кивнул мужчина и убавил звук до конца.
…
В голове вакуум. Планета снова замедлила ход. Ломило суставы, а по свинцовым мышцам пробегала то приятная колющая дрожь, то ужасные судороги, рвущие волокна на части.
Мэтт медленно повалился на бок и перевернулся на спину.
Я вновь задыхаюсь. Конвульсия, как электрический разряд, прошла от мозжечка до пяток. Кровавая пена с глухим шипением выходила через сжатые зубы. Вновь темнота. Меня больше нет.
– Ты не сможешь, Мэттью. Ты не достоин смерти.
Глаза пронзил яркий свет.
– Мэтт! Мэтт! Очнись! – стоя на улице и открыв заднюю дверь со стороны водителя, мужчина немного испуганно шлёпал по щеке лежащего в бреду Мэтта и просвечивал его глаза фонариком.
– У тебя мягкие руки. Почему так ярко?
– Это… это фонарик, Мэттью. У тебя не было пульса!
– А, всего лишь фонарик. Можешь убрать?
– Ах, да. Прости.
– Ничего. Почему ты вверх ногами?
– Что?
– Не бойся, сегодня я не умру.
Мэтт повернулся на бок и, пошарив рукой под водительским сиденьем, достал наполовину пустую бутылку водки.
– Заебись. Ты ещё не закончилась. А мы где?
– Дома.
– Ты мне встать не поможешь?
– Да, конечно. – водитель обежал машину, открыл дверь с другой стороны и протянул ему руку.
– Ну пизде-е-ец.
– Что такое?
– Мне руку прострелили.
– Тебе больно?
– Да, но не в этом дело.
– А что же тогда?
– Тебя кровью измажу.
– Дай мне другую руку.
– Но она тоже, вся в крови.
– Не страшно, всё равно сиденья отмывать.
– Ох. Ну и говно. Прости. Я скажу ребятам, чтобы тебя почистили.
– Ничего, я сам.
– Хорошо, тогда давай, потихоньку.
Он подал простреленную руку. Водитель не спеша вытянул Мэтта из машины и придержал его за плечи, чтобы тот устоял на подкосившихся ногах.
– Тебе помочь дойти до квартиры?
– Не, не нужно.
– Позвонить в бюро?
– Консьерж позвонит. Открой бутылку.
Мэттью приподнял бутылку, водитель отпустил его плечи и, взяв одной рукой бутылку за дно, другой открутил крышку.
– До завтра. – Мэтт качнулся и шатаясь пошёл ко входу.
– А крышку?
– Дарю. – прохрипел Мэтт и хлебнул из бутылки.
Его худое тело в чёрной, разорванной мантии до колен мотало из стороны в сторону. Мэтт, допивая остатки горючего, медленно плёлся по тёмному коридору, оставляя смазанные кровавые следы на паркетном полу. Он неуклюже споткнулся, его повело в сторону, и окровавленным израненным телом Мэттью припал к стене. Опустился на колени, отпил из бутылки, поднялся и пошёл дальше, опираясь о стену и размазывая по ней алую кровь.
Скрипучая дверь медленно открылась. Мэтт сделал шаг, залпом добил бутылку и она, вывалившись из его руки, звонкими ударами о деревянный пол разрезала ночную пустоту. Он закрыл глаза и с глухим грохотом свалился на пол.
1.2
Такси подъехало к шлагбауму, и только когда водитель пару раз посигналил и моргнул фарами, охранник выглянул в окно, потёр заспанные глаза, и, зевнув, нажал на кнопку, впустив машину на территорию парковки.
Мужчина не стал заезжать в гараж. Он припарковался на пустой стоянке, заглушил двигатель и, открыв настежь все двери автомобиля, пошёл за моющими средствами. Прикатив тележку с водой, тряпками и разными очистителями, водитель закатал рукава и, надев резиновые перчатки, принялся отмывать задние сидения.
– Том, хочешь сигаретку? – протягивая пачку, негромко спросил подошедший охранник.
– Не, Генри, я бросил, – взглянув на него, ответил Томас.
– Молодец. Давно? – прикуривая сигарету спросил мужчина.
– После того, как дочь умерла. Я ей обещал, когда она была жива, но всё как-то не получалось.
– Печально, что мы больше стараемся для мёртвых.
– Да-а-а. А сам-то когда бросишь? Не молодой ведь уже. Сколько тебе?
– На прошлой неделе шестьдесят три исполнилось.
– А я и не знал. С прошедшим что-ли. Жаль, подарка нет.
– Да чего там. Всё равно не праздную.
– Чего так?
– Да не с кем, – пожал плечами Генри. – Твоей дочке сколько было?
– Двадцать девять.
– А моему сыну тридцать. Никогда не любил самолёты. Вот так, в один момент погибло столько невинных людей. Среди которых и была вся моя семья.
– Мне жаль.
– Знаешь, они меня звали с собой, но мне больше нравилось прикладываться к бутылке и пялиться в телек, чем проводить время с семьёй. И в тот день, когда я провожал их на самолёт, там был Мэттью. Он был пьян и пытался сорвать рейс. Оттягивал всех назад, умолял не садится в самолёт. Но его скрутила охрана и утащила прочь. А я лишь посмеялся и подумал: «вот бы уже тоже поскорее надраться». После той авиакатастрофы меня всего вывернуло наизнанку, и я по сей день на эту отраву смотреть не могу.
– Как вы познакомились?
– Прошёл, наверное, месяц после того, как я его видел в аэропорту. Я ехал на машине. Это ещё, кажется, на День Всех Святых было. И тут я увидел его, полуживого, спящего на остановке. Предложил подвезти, – Генри затянулся и, выдыхая дым, продолжил. – Мы не проехали и пару светофоров, как он вдруг очнулся, приказал остановиться и выскочил из машины. Я выбежал за ним, подумав, что у него началась горячка. А он выхватил пистолет и начал палить в воздух, чтобы распугать людей. А потом каким-то невероятным образом он остановил нёсшуюся на него машину и с запредельной жестокостью расправился с уползающим от него водилой. И за те мгновения он получил такие раны, что я поначалу вообще не мог во всё это поверить. Скорая не приехала, приехал лишь только один небольшой фургон.
– Зачистка?
– Ага… Они упаковали полуживого Мэтта и мертвого ублюдка в мешки для трупов, подтёрли за ними кровь и просто уехали. А через час или два все всё забыли и разошлись по своим делам. Но не я. На следующий день, он пришёл ко мне домой и предложил мне работу.
– Сколько ты его возил?
– Три года.
– Почему перестал?
– Мэттью сказал, что достаточно. После меня был ещё Чарли, ты его, наверное, не видел. Они хорошо тогда сработались. Наверное, потому что были немного похожи. Вроде два года откатались. Их потом грузовик протаранил, намеренно. Ждал, когда они сядут в такси, и…, – Генри хлопнул в ладоши. – Водитель сбежал. Но не надолго. Мэтт в прямом смысле свалился на него с небес. Он остановился на светофоре, а Мэттью упал на него с тридцати этажей и пришиб своей тушкой ублюдка нахуй.
– А кто это был?
– Да их разве разберёшь? Для меня все эти твари на одно лицо.
– Д-а-а-а. Пиздец.
1.3
Усталое сердце погасло. Кровь закончилась ещё в коридоре. Мэттью безжизненно лежал на полу в своей тёмной квартире. Вокруг него не было ничего лишнего: ни картин, ни обоев на серых и холодных стен из бетона, ни штор на окнах, ни скатерти на деревянном столе, белый метровый холодильник без еды, ни плиты, ни шкафчиков. Лишь металлическая навесная раковина с краном и чистый гранёный стакан. Кровати тоже не было, был только обернутый в полиэтилен белый матрас посередине комнаты. А на нём белое постельное белье. В углу, рядом со входной дверью, слева, стоял металлический стол для вскрытия трупов, на колёсиках и с высокими бортами. Во второй, ванной комнате, тоже не было ничего особенного: белая ванна у стены, над ней душ и занавеска; раковина, зеркало, унитаз и стиральная машина, которой никто и никогда не пользовался.
Мёртвое и давящее одиночество разбавил высокий юноша с приятным, выразительным лицом и пышными светлыми волосами, одетый в тёмно-синий санитарный костюм, и держащий в руке чёрный кожаный саквояж.
Включив в квартире свет, он неспешно подошёл к Мэттью и сел перед ним на колени. Затем молодой хирург поставил перед собой саквояж и вытащил из него чёрный кожаный свёрток с медицинскими инструментами. Он аккуратно разложил их, взял ножницы и принялся за работу. Юноша разрезал всю окровавленную одежду, вместе с простреленными плечевыми ремешками, к которым крепились два пустых футляра под запасные обоймы справа и ножны с булатным кинжалом слева. Хирург отложил ножницы, вздохнул и взял в руки пинцет.
Всё тело было усеяно глубокими порезами и дырками от огнестрела. Вытащив все пули и дробь, доктор промыл раны, устало вздохнул и аккуратно обмакнул рукавом выступивший на лбу пот. Потом он достал иглу и нитки, но, оценив печальным взглядом объём предстоящей работы, сморщил нос и убрал их обратно. После чего юноша встал, сладко потянулся и вышел в коридор.
За дверью два санитара в такой же одежде, что и молодой доктор, отмывали кровавые следы со стен и пола. Парень, не проронив ни слова, прошёл мимо, направляясь к престарелому консьержу. Развалившись в деревянном кресле, тот читал книгу и лениво курил деревянную трубку.
– Здравствуй. Ещё раз.
– Привет, – консьерж поднял сонные глаза на доктора и отложил книгу. – Ну как он там?
– Жить будет.
– Ему снова плохо?
– Возможно.
– На этот раз немного времени прошло. Ты чего-то хотел?
– Да. Степлер есть? Ну, знаешь, такой большой, строительный.
– Вроде был где-то. Сейчас посмотрю. – старик взял связку ключей со стола и медленно поднялся со скрипучего кресла. – Схожу в кладовку, – произнёс мужчина и, шаркая тапками по деревянному полу, пошёл к складскому помещению.
Юноша аккуратно достал из кармана скрученный накануне штакет, взял его в губы и прохлопал карманы.
– Блин, – вздохнул парень. – Хотя… – он приподнялся на носочках и, заглянув за стойку, заметил коробок со спичками.
Через пару минут консьерж вернулся обратно, неся степлер в отвисшем кармане старого вязаного кардигана. Положив ключи на стол, он потянул из кармана степлер, но тот зацепился за нитки.
– Ёлки-палки, – кряхтел дед, копошась в кармане. – Всё, держи.
Доктор взял степлер и протянул в ответ коробок. Мужчина забрал спички, уселся в скрипучее кресло и принялся вычищать трубку от прогоревшего табака. Юноша сделал затяг и передал консьержу половину скрутки.
– Благодарю, – улыбнулся дед и, привстав со стула, взял дымящийся косяк.
– Не болей. – сказал доктор и пошёл обратно к своему пациенту.
Стянув края ран, хирург стёр всю кровь, подкатил металлический стол к Мэттью и, постелив на него белую простынь, пригласил санитаров из коридора. Пока они аккуратно перекладывали обнажённого Мэтта на стол, он проверил карманы в изрезанных и окровавленных лохмотьях на полу.
– Бедный твой телефон. – вздохнул парень, вынув заляпанный кровью телефон с разбитым экраном. – Нож, пустые футляры, промокшие сигареты… А где твой пистолет?
Сложив все вещи на деревянный стол, он вернулся к пациенту.
– Одежду в мусор? – негромко спросил санитар.
– Ага, но вы заканчивайте пока в коридоре.
Мужчины вышли обратно.
– Так, а тут у нас что? – юноша засунул щипцы в рану над печенью. – Продолговатое. Нож что ли? Глубоко. Блин, застряло в рёбрах. Вот так, вылезай. Да нож, но без ручки. Вот что бывает, когда пользуешься дешёвой дрянью.
Закончив работу спереди, доктор откатил стол, и санитары вкатили тележки для уборки. А когда вся кровь была отмыта и мусор вынесен, они переложили Мэтта на матрас и принесли для него новую одежду. Затем, выключив свет, вышли из квартиры, закрыв за собой дверь.
1.4
Я тону в бездонной пустоте, погружаясь всё глубже и глубже. Темно, я неподвижен, хочу опуститься на самое дно. Здесь прекрасно, тихо и тепло. Обожаю такие сны. Боль ушла, сердце не бьётся, все чувства угасли, я растворяюсь в пустоте. На самом ли деле, настоящая смерть настолько прекрасна? Я не хочу возвращаться, не хочу вновь заставлять себя вставать на ноги. Я устал, устал причинять боль, устал врать себе, что мне это не нравится. А знаешь, что самое ужасное? Самое ужасное, что этот ужасный мир заслужил такого ужасного меня. Мы оба заслуживаем друг друга.
Взошло солнце. Мэттью так и остался лежать неподвижно. За время сна раны на его бледном теле прошли стадии гемостаза и воспаления и начали понемногу зарубцовываться. В комнате было тихо, лишь приглушённый шум города доносился из окон. Тишину нарушил скрип открывающейся двери и гулкие шаги. Светловолосый мужчина средних лет с гладко выбритым лицом и в начищенных до блеска ботинках уверенно шагал по коридору. Чёрные брюки и галстук, твидовый пиджак и белая рубашка. В руках по стакану с кофе, а под мышкой свежая газета.
Войдя в квартиру и увидев, что Мэтт ещё без сознания, но дышит, он прошёл к столу и поставил полный, ещё тёплый кофе, достал из подмышки газету, двумя большими глотками опустошил второй стакан и подложив под него газету поставил стакан на стол. После он вытащил из кармана две полные обоймы и засунул их в пустые футляры, лежавшие на столе. Обернувшись и снова посмотрев на все ещё неподвижного Мэтта, мужчина взял с пола высокие чёрно-белые кеды, лежавшие рядом с новой одеждой и, сев на стул, принялся их зашнуровывать.
– Ты принёс кофе?
– Ага, – продолжая шнуровать, ответил мужчина.
– Но я же не люблю кофе.
– Это я себе, одним никогда не напиваюсь.
– Джеймс, а когда ты умер?
– Сто пятьдесят один год назад.
– И сколько тебе было?
– Пятьдесят девять. От инфаркта. Почему ты спрашиваешь?
– Не знаю. Просто подумал, кажется, я никогда не спрашивал.
– Ну, спросил. Как спалось? – спросил Джеймс, поставив зашнурованные кеды.
– А что? Что-то поменялось?
– Ты мне скажи. Что-то поменялось? – произнёс Джеймс и вытащил из-за спины пистолет. – Это же твой? Знаешь где его нашли?
– Понятия не имею.
– Ты вогнал его по самую рукоять в грудь девушки. – ответил Джеймс и положил пистолет на стол.
– Тебя только это впечатлило?
– К твоим выкрутасам с топором все уже привыкли.
– Ну так что, отчитывать меня будешь?
– Отчитывать? Нет, просто хочу напомнить, что бюро не будет вечно терпеть твои выходки. Тебя отправят обратно. Ты это понимаешь?
– Говоришь так, будто мне не похуй, – Мэтт тяжело встал с матраса и прошёл в ванную.
– А что? Похуй? – спросил Джеймс.
– А что, нет? – выходя из ванной и неся в руках пинцет, ответил Мэтт.
– Что это?
– Помоги мне. – Мэтт вложил пинцет ему в руку и развернулся.
– Зашивать уже устали? – вздохнул Джеймс и вытащил одну скобу. – Вытаскивать не рано? Может завтра уберёшь?
– Нормально. Нужно освободить место под новые.
– Да ты заебал. Тебе совсем санитаров не жалко?
– Ничего не могу поделать.
– Ну да, ну да. А скобы куда?
– Ну а нахуй ты газету принёс?
– С кофе сунули. Слушай, а ты прикрыться не хочешь?
– Говоришь так, как будто ты меня голым никогда не видел.
– Больше, чем хотелось бы.
Джеймс поморщился и начал вытаскивать скобы, складывая их на свежий газетный выпуск местной редакторской конторы, на первой полосе которого была статья об исчезновении детей. В ней было сказано, что за последний месяц пропало пять малышей. Ни тел, ни улик обнаружено не было, а все звонки о выкупе были сфабрикованы мошенниками.
…
– Что там с детьми? – спросил Джеймс, не отвлекаясь от дела.
– Не знаю.
– В каком смысле ты не знаешь?
– Я их не слышу.
– Почему нет?
– Возможно, они живы.
– Или же, может быть, нужно походить немного трезвым? Хоть пару дней.
– А что, если это человек?
– Ты знаешь правила. Мы не лезем к людям. В большинстве случаев.
– Долго ещё?
– Всё. Спереди сам справишься.
Мэтт забрал пинцет, убрал с газеты пустой стакан и положил на неё вчерашнюю пачку сигарет, аккуратно, чтобы не попадали скобы, поднял её со стола и, подойдя к стене, сел на пол, облокотившись на неё спиной.
– Ты ходил к доктору?
– Ты сейчас серьезно? Психолог? Джеймс, ты же уже взрослый, чтобы верить во всё это говно.
– Мэттью, а у тебя нет выбора. Либо ты будешь делать то, что от тебя требуется и позволишь помочь себе, либо тебя отправят обратно.
– И кто же это сделает? Ты?
– Тот, кто вернул.
– Бог? – усмехнулся Мэтт. – А ты его вообще видел? Хотя бы разок?
Джеймс потупил глаза. Мэтт опустил голову и принялся вытаскивать скобы из груди. Джим достал визитку и, положив её на стол, пошёл к двери.
– Крепись, Мэттью. У таких как мы нет другого выбора. – сказал Джеймс и вышел из квартиры.
– Кофе забери!
Джеймс быстро вернулся, взял полный стакан и снова вышел из квартиры. Вытащив все скобы, Мэтт открыл пачку сигарет, но они все были пропитаны кровью. Он достал зажигалку, чиркнул ей пару раз, но она тоже промокла. Тогда он положил её обратно, закрыл пачку и, оставив её на полу, пошёл мыться.
…
Приняв душ, Мэттью стоял у раковины и смотрел в запотевшее зеркало.
Каждый раз, смотря в свои пустые глаза, я пытаюсь вспомнить. И порой мне кажется, что ответ здесь, рядом, в моих же глазах, но, к сожалению, приход длится недолго, и я вновь понимаю, что я ни хера не помню.
Мэтт схватился за раковину и блеванул кровью. Пищеварительная система восстановилась, но в ней было очень много свернувшейся крови, от которой она хотела быстрее избавиться. Проблевавшись, он умылся, почистил зубы, потом провел рукой по лицу, покрытому двухнедельной щетиной, присмотрелся слева и справа, затем взглянул на заросшие грудь и живот, дотронулся до них, осмотрел свои жилистые руки и нижнюю часть тела. Вновь взглянул на своё отражение и, шмыгнув носом, открыл дверцу с зеркалом и взял триммер.
Сначала он сбрил волосы с лица, потом со всего тела, затем помыл и убрал машинку на место, собрал веником все волосы и, вымыв пол и раковину, ещё раз помылся в душе и тогда уже пошёл одеваться.
Мэтт надел чёрные трусы, носки, которые каждый раз были разного цвета, (сегодня жёлтые), чёрные зауженные брюки, в левый карман – телефон, на правый кобуру с пистолетом Макарова, чёрную футболку-поло заправил в брюки, натянул плечевые ремешки из черной кожи, которые переходили в подтяжки и крепились ещё и на брюках; слева кинжал, справа запасные обоймы на восемь патронов калибра 9х18; поверх всего он надел длинную чёрную мантию, завязал кеды и, накинув капюшон, Мэттью вышел из квартиры.
Дом в пять этажей такой же серый, как небо в это время года. Опавшая листва у порога, лужи, полуголые деревья, разноцветные зонты. Скоро снова пойдёт дождь. Прохладный ветер приятно обдувает тело. Немного холодно, но приятно. Сигареты. Где же мои сигареты?
Хлопнув по карманам, Мэтт тут же вспомнил, что последняя пачка промокла и осталась дома.
Водитель уже ждёт. Давно он здесь?
– Не знаю. – ответила маленькая девочка, стоящая рядом.
Может Джеймс его вызвал? Снова стало слишком громко. Похоже, что из меня вновь вышло всё дерьмо. Нужно съездить и немного убавить звук.
1.5
Через тонированные стёкла небеса кажутся ещё темнее, а оставшиеся на деревьях листья не такими уж и разноцветными. Зеркальные лужи. Танцующая под прохладным ветром влажная листва на холодным тёмном асфальте. Бордюр… раньше они были белые.
– Всё из-за сырости. – сказала маленькая девочка в белом платье, сидящая рядом с Мэттью.
Дождливая осень.
– Раньше было по-другому?
Думаешь, я помню.
Чёрное старое такси марки Austin FX4, остановилось на полупустой небольшой парковке с трещинами в бетоне, из которых то там, то тут проглядывалась пожелтевшая, а местами и вовсе сгнившая трава. Мэтт вышел из машины, сладко зевнул, потянулся и, сняв с головы капюшон, ещё раз по привычке похлопал по карманам. После высморкался и пошёл ко входу. Не успел он дойти до домофона, как кованые, немного ржавые ворота распахнулись, он помахал в висящую справа камеру видеонаблюдения и пошёл к четырёхэтажному зданию психиатрической лечебницы, которая больше походила на ветхий особняк с выцветшими стенами из красного кирпича.
Мэттью наслаждался чудесным запахом сырой опавшей листвы и, аккуратно раздвигая тёплые, мокрые краски слегка промокшими кедами, неспешно шёл по багровой аллее. Все пациенты заведения были одеты одинаково чисто и опрятно: из-под тёплых пиджаков миндального цвета в тонкую белую полоску с белыми манжетами виднелись красные клетчатые рубашки, а на ногах были тёплые, той же расцветки, что и пиджаки, брюки, заправленные в чёрные резиновые сапоги.
Посетителя встречали радостными улыбками. Кто был вдалеке – махал руками, а кто поближе – подходил и жал ему руку, некоторые интересовались самочувствием, а один из приветствующих протянул Мэтту пачку сигарет. Он вытащил одну и, прикурив, вошёл в здание, распахнув деревянные двери.
Внутри было светло и чисто, повсюду приветливые лица медперсонала и довольные, хоть и не совсем здоровые, улыбки пациентов.
Люблю этот запах. Белые и бледно-розовые халаты, скрип кроватей, двери, лифт, каталки. Что это? Ностальгия? Но ностальгия – ложь. Но от неё почему-то так хорошо. И это тёплое желание вернуть всё обратно. Тогда мне было хорошо?
– Тебе никогда не было хорошо. Тридцать пять дней в состоянии овоща от целого букета всяких транквилизаторов и антидепрессантов – это не есть хорошо, Мэттью.
Не обращай внимания. Я расскажу Тебе о ней, но не сейчас.
Мэттью подошёл к ресепшену. За стойкой сидела девушка в бледно-розовом халате и что-то писала в журнал.
– Здравствуй. – устало улыбнулся Мэтт.
– Добрый день, – ответила девушка и подняла голову. – Мэттью, здесь же нельзя курить. – она привстала и вынула сигарету из его губ.
– Прости. А где…
А как её зовут? А как зовут тебя? Почему, зная в лицо почти всех людей в этой больнице, я не знаю их имён?
Вдруг Мэтт почувствовал, как небольшая ладошка шлёпнула его по жопе. И стоило ему обернуться, как его губы соприкоснулись с губами молодой медсестры. Когда девушка прервала затяжной поцелуй, то тут же вложила в рот Мэттью таблетку и, взяв его за руку, повела за собой. Она затащила Мэттью в кладовку и, усадив его на стул, расстегнула на себе халат.
– Даже так. Знала, что я приду? – улыбнувшись, Мэтт провёл пальцами по чёрному кружевному белью и, взявшись за резинку чёрных чулков, притянул медсестру ближе.
– Нет, но я надеялась. – возбуждённо ответила девушка и залезла к нему на
колени.
Мэтт немного поморщился от боли.
– В чём дело? – удивилась девушка.
Мэтт улыбнулся и поцеловал её грудь, она приподняла его футболку и осторожно дотронулась до ран на животе.
– Больно?
– Немного, но я потерплю.
Усевшись на нём поудобнее, медсестра взяла Мэтта руками за щёки и жадно впилась в его губы. Через пару минут она почувствовала под собой что-то твёрдое и, аккуратно расстегнув его штаны, запустила теплые руки Мэтту в трусы.
– Ты мне виагры дала? – оторвавшись от её губ, спросил Мэттью.
– О чём ты? – невинно удивилась девушка и вновь прилипла к губам Мэтта, попутно доставая его горячий пенис.
– Ну и лиса.
В ответ она лишь улыбнулась, привстала и медленно, с глубоким вздохом, опустилась на его член.
– Ах, как же я по тебе соскучилась.
С нежными стонами она начала неспешно двигать тазом, запуская пальцы в его волосы и крепко сжимая чёрные пряди.
– Тебе нужно подстричься. Сколько уже прошло? Полгода?
Мэттью держался за её талию и глубоко дыша, помогал ей двигаться.
– Кажется да, – прижавшись щекой к её шее, ответил он.
– И после меня не подстригался?
– Вроде нет.
Спустя пять минут она взяла его за плечи, прижала Мэттью к спинке, смотря в карие глаза, крепко поцеловала в губы и начала двигаться быстрее.
– Я думал, сначала ты меня подлечишь. – с появившейся одышкой произнёс Мэтт.
– Нет, сначала я кончу. А то, получится как обычно, – продолжая двигаться сквозь вздохи и стоны, ответила девушка.
– А как обычно?
– После препаратов у тебя не встанет, и ты откупишься куннилингусом. Хорошим, конечно, но вот так мне нравится больше.
– Мне тоже. – поддержал Мэтт и ухватился за её бёдра. – Ты похудела?
– Немного. Странно, что ты заметил.
– Почему?
– Ты никогда не говорил про мои волосы и одежду, а тут мы не видимся целый месяц, а не трахаемся мы ещё больше, и ты замечаешь, что я скинула пару килограммов.
– Волосы? – Мэтт прикоснулся к её черничным волосам с чёрными корнями. – В прошлый раз, кажется, ты была блондинкой?
– И?
– Ты прекрасна.
– Как-то это немного тупо прозвучало.
– Думаешь?
– Но мне всё равно нравится. – произнесла девушка и вновь впилась в его алые губы. – Ты скоро? – после долгого поцелуя спросила она.
– Почти. А ты?
– Да я уже дважды.
– О, я настолько хорош?
– Ха, ты просто не представляешь насколько.
– Я почти. Ах, – Мэтт крепко прижал к себе девушку.
– Тихо, тихо. Опять синяки оставишь.
– Извини.
– Давай, милый. – она взяла его за запястья, подняла руки вверх и крепко прижала к стене. – Давай, силач! – девушка принялась прыгать на Мэттью и застонала еще громче.
– Силач? – посмеялся он.
– Заткнись.
…
Мэттью, небрежно развалившись на стуле с расстёгнутыми штанами и довольной улыбкой на измазанных красной помадой губах, смотрел на её миловидное лицо.
– Закатай или сними кофту.
Она застегнула халат, принесла жгут, пару ампул и шприц. Затем придвинула ещё один стул и села рядом.
– Это не кофта, – стягивая один рукав, произнес Мэтт.
– А что это? Удлинённое худи? – улыбнулась медсестра.
– Мантия.
– Я думала, мантия – это такая накидка из синтетики. Ну, знаешь, такие обычно выпускники университетов на получение диплома надевают. И где ты её вообще откопал? – сказала девушка и положила руку Мэтта себе на колени.
– Первую Гарри подарил. Он любитель всякое говно в интернете заказывать.
– Понятно. А почему ты любишь заниматься сексом в одежде?
– Разве?
– Ну, да. Неудобно же, – девушка затянула жгут на руке Метта.
– Наверное, потому что в одежде люди выглядят сексуальней. И какой смысл в сексуальной одежде, если её нужно снимать во время секса?
– Ну, в этом есть смысл. – улыбнулась девушка. – Сожми кулак.
Медсестра ловко вскрыла пару ампул, наполнила их содержимым шприц и неспешно ввела иглу Мэтту в вену.
– Почему ты не боишься уколов?
– Странный вопрос.
– Ну, как же, по закону жанра, такой персонаж как ты должен бояться уколов. – девушка сняла жгут, немного вытянула поршень, подмешав каплю крови в прозрачную радость и медленно пустила препарат по вене.
– Такой как я? – усмехнулся Мэтт.
– Ну, такой… Вроде сильный, грубый… жестокий, а в каких-то мелочах слабый, нежный и кроткий.
– Ты уже знаешь про мою мелочь.
– Сэйли? Так и не вспомнил?
– Нет. Почему я не помню твоего имени?
– Потому, что ты никогда не спрашивал.
– Почему я этого не делал?
– Почему? Я не знаю почему.
– А почему я тебя вижу только здесь и как давно мы знакомы?
– Мой милый Мэттью, тебе было настолько плевать на меня, что ты вообще ничего не запомнил? – девушка опустила глаза, к месту укола прижала кусочек проспиртованной ваты и вытащила иглу из вены, – Зажми и согни руку.
