Читать книгу: «Доктрина спасения», страница 3

– Вот только пиратских баек нам и не хватало, – покачала головой Чака, увязывая новый пучок. Стражники трепались неподалеку, поглядывая на нас. Было б куда бежать – полукругом огромная каменная стена, и в центре стоит старый хлев, словно песчинка на языке какого-то монстра.

– Если есть другие – предлагай. Вы ж, небось, уже раз десятый одни и те же по кругу гоняете, – хмыкнула я.

– А ну-ка позатыкали рты, – лениво бросил стражник, все-таки отделившийся от группы. – Работать, отребье!

Мы поворчали, но больше под нос. Кнутом не хочется никому.

Мастер Горбовой из Маркевии. Глядя на его лицо, охота сказать «Гробовой». Буквы играют в салочки, знаете ли.

Низкий деревянный лоб. Тускло-голубые, почти серые глаза под лохматыми бровями насупленно взирают на мир. Нос-горбыль, сначала резко выдающийся вперед, затем перешибленный и расплющенный, и распухший кончик размером со сливу, вечно красный от гнева. Или от смеха. Щеки, как у породистой собаки, заправски свисают вниз, и между ними ютится маленький тонкогубый ротик.

Горбовой хромал на одну ногу, смотрел Раэ примерно в пупок и мог одной ладонью сжать в пригоршне две мои одновременно. Горбовой носил титул «распорядитель квалиир». Был еще и так называемый распорядитель каусса, некий Джаан, однако его мне увидеть воочию так и не довелось.

Его участие в нашей судьбе сводилось к тому, что он брал самую большую палку и нещадно лупил ею провинившихся в чем-либо. Такой великолепный ритуал происходил примерно раз в декаду – большую часть времени Горбовой проводил с квалиирами мужского пола, и лишь иногда снисходил до нас. К сарре относился со снисхождением, даже с толикой уважения, однако остальных это совершенно не касалось.

Говорят, что он евнух. Не знаю, правда ли… Чака рассказывала, что приставшую к нему Заффу отделал дубиной так, словно она попала под горную лавину.

Невероятно силен и живуч. Вот только фехтовальщиком его это не делает. Я вижу движения и понимаю, что даже до последнего ученика мастера Столлруса Гробовому ой как далеко. Правда, это никак не сглаживает силу его ударов, да и удушить голыми руками суровый распорядитель может кого угодно. Даже одной рукой.

Мне крепко досталось по спине. Вместо рукопожатия, наверно.

– Новенькая? Ну и рожа, – бросил он презрительно, пока я пыталась подняться после беспощадного удара. – Смотри не помри ненароком.

– Это кто вообще? – вполголоса шепнула я Игле.

– Горбовой, – хмуро ответила она. Да, с ней надо учиться задавать вопросы так, чтобы получать весь необходимый ответ, а не только его кусочек.

– В смысле, кто он такой и почему может вмешиваться в тренировки? – сердито уточнила я. Опять же, вполголоса.

– Он и есть – тренировки. Распорядитель квалиир. И младший распорядитель каусса.

Я махнула рукой и выяснила остальное у Чаки, гораздо позже, когда нас уже загнали в камеры. А сейчас оставалось утереть сопли и продолжить бой.

Некоторое время пронаблюдав за нами, он знаками показал что-то стражнику у стены. С недовольной мордой тот принес курительную трубку. Горбовой задумчиво набил ее из кисета (на нем были только штаны с широким поясом, однако со специальных крючьев свисала куча различного барахла) и раскурил. Дым он выпускал красиво – кольцо, в него еще кольцо. Пафосно.

Может указывать стражникам? Неплохо, неплохо. Я думала, что квалииры – это такие специальные рабы для утех широкой публики. Вроде как поле для хольстарга в городе Эрвинд, только свободы меньше. А выходит, что старший над нами еще и имеет какие-то дополнительные вольности?

– Ушастая, – негромко бросил он. Я вздрогнула. – Сюда иди.

Отбросив очередную обожженную палку, подошла к нему. Горбовой задумчиво осмотрел меня, велел развернуться. Я почувствовала себя животным на рынке, только вместо цены он, скорее всего, прикидывал: «Сдохнет? Или нет?».

– Спина мохнатая, – недовольно сообщил Горбовой. – Обрить, что ли?

– Вырастет, – угрюмо сообщила я.

Пробовала. Да и не вся спина у меня в шерсти… так, небольшой клиновидный участок от шеи до лопаток, острием вниз. И шерсть короткая. Но густая…

– Заткнись, я тебя не спрашивал.

Я злобно огрызнулась:

– Тебя бы кто спросил.

– Смеешь тявкать без разрешения? – с ленивым интересом проговорил он. – Ну-ну… на первый день королевского подвига дерешься ты.

– Мастер, я не думаю, что Штольц… – начала было Раэ, но Горбовой прервал ее:

– Мне Штольц не указ. Сдохнет – значит слабая. А слабых мы не держим.

Почти без замаха он атаковал снизу, однако я видела движение плеча. У таких парней работает все тело, поэтому внезапными ударами им кого-то удивить сложно. Особенно, если наносящий удар без доспеха – видно каждую мышцу.

Уклонилась, резко шагнула в сторону. Наклонилась за палкой. Он расхохотался, надменно бросил:

– Видишь, Сталь? Эта мышь готова драться хоть сейчас. Загнали в угол, так и рожу кому-нибудь отгрызет. Устрою ей испытание боем.

И пошел к двери в противоположной стене, прихрамывая. Я повернулась к Игле… и снова оказалась на камнях, распластанная, словно лягушка, прижатая твердой подошвой сапога. Услышала над ухом:

– Но со мной, змея, лучше не спорь.

Так мышь или змея?

После того, как он ушел, немелодично насвистывая незнакомую мне мелодию, я хмуро сообщила:

– Я вырву ему горло. Когда-нибудь.

– А вместо него приведут еще кого, похуже, – отозвалась Чака из-под стены. На ее скуле расплывался багровый синяк. Раэ долгое время сохраняла молчание, затем велела поменяться партнерами. Я очутилась перед ней и первый раз за все время почувствовала настоящую опасность.

Знаете, бывает так. Когда в один прекрасный день вместо того, чтоб отшлепать за проказы, отец берется за ремень. Ты еще не понимаешь, в чем дело, но чувство уже здесь, за пазухой, лезет в душу, выныривает со спины и впивается зубами в загривок. Когда человек, проводящий с тобой шутливый спарринг, внезапно решает тебя убить. Когда у кота, играющего с мышью, вдруг негромко урчит в животе.

– Здесь приветствуют только один исход, серая. Смерть, – сумрачно сказала она. – Если ты до сих пор этого не поняла, позволь тебя просветить.

И неторопливая «медведистость» в мгновение ока сменилась грацией речного угря.

При ее-то размерах.

Тут уже в поддавки не поиграешь. Во-первых, у нее в руках бревно ничуть не меньше того, которым пользовался Горбовой. Во-вторых, Раэ дерется всерьез, внимательно отсекая даже попытки контратаковать. А то, что она первый раз при мне показывает, на что способна, может значить несколько вещей одновременно.

Первое и самое очевидное – это еще не весь боевой потенциал. Что делает ее куда опаснее, чем я считала раньше.

Второй вариант – нас не ставят в пары. Строгий взгляд зрителей именно здесь, в Аргентау, не переносит чисто женские бои. Им подавай мускулистых яйценосцев, да побольше.

И третий – ее обычное оружие совсем не похоже на то, что она сейчас держит в руках.

Что также делает Раэ по кличке «Сталь» куда опаснее, чем я считала раньше…

Я смогла уворачиваться от быстрых замахов и тычков секунд десять или даже двенадцать, затем, поняв, что попалась на ложный финт и вот-вот получу на орехи, рискнула пойти на неожиданную выходку – швырнула свою дубинку ей в лицо и бросилась вслед за ней, изогнув руку и коснувшись едва отросшими когтями мощной шеи.

Женщина-воин скрежетнула зубами, но застыла на месте. Я, тяжело дыша, сказала:

– Да-да, знаю. В кауссе будет не так.

Она промолчала, выразительно указывая взглядом на руку. Видимо, не зря у меня когти растут, хоть и замучилась я их подпиливать в свое время. Рукоять меча, во всяком случае, держать категорически неудобно. А здесь их сначала оттоптали сапожищами (многократно, вместе с пальцами!), затем дали отрасти.

Я усмехнулась:

– Убрать? А ты больше не будешь пытаться убить меня прямо здесь?

– Это учебный поединок, – надменно сказала она. – Я не пыталась.

Вздохнув, я опустила руку. Негоже заводить врагов. Во всяком случае, если заводишь врагов, позаботься о том, чтоб это были существа, понимающие шутки… и все такое. Не леди-воительницы в возрасте, всерьез поклоняющиеся богу доблести и воинской славы, о нет.

– Может, и не пыталась, но напугала ты меня сильно. До дрожи в коленях.

– Это тренировка, – сухо сказала Раэ. – Не позволяй своим чувствам повелевать собой. Любого, убившего собрата-квалиира, тут же казнят. Пронзят копьем прямо здесь, или отрубят голову публично – как повезет.

– Прости, – пожала плечами я. – Можешь считать, что я думала о том, как вырву глотку Горбовому.

Сарра долгое время изучала меня взглядом – не насмотрелась в камере за полторы декады? – затем едва заметно усмехнулась:

– Извинения не приняты.

Я опустила ногу на палку, рассчитывая, если что, поддеть ее вверх, опасливо поинтересовалась:

– Почему?

– Потому. Когда ты сражаешься за свою жизнь, то сражаешься хорошо. А на тренировке ведешь себя, как едва оперившийся птенец.

– Гнездо невысоко, – криво усмехнулась я. – И падать недалеко.

– В кауссе не так. Если упадешь – можешь укутываться в погребальный саван.

– Учту, – кивнула я.

Глава 4. В бездну

– Не знаю, кто ты на самом деле, дорогая. Но большая часть синяков уже почти сошла… теперь ты в красивых желтых пятнах, под цвет глаз, – прокомментировал Алеман Штольц, перекладывая на полке бутылочки со снадобьями, снабженные точеными каллиграфическими подписями. – Более того, я склонен утверждать, что и внутренние травмы поджили. Рука как?

– Не беспокоит. Хотя, если по ней достанется еще раз, точно будет перелом, – усмехнулась я.

Единовластным хозяином в небольшой знахарской был он, сухощавый пожилой мужчина из Грайрува. Не удосужилась расспросить его, как он вообще попал сюда… хотя догадываюсь, конечно. Манеры обнищавшего аристократа, который все еще помнит о собственном происхождении. Руки с длинными пальцами, похожими на лапы паука, серебристые волосы, аккуратно зачесанные набок, темные птичьи глаза за круглыми стеклами маленьких очков, непослушная щетка также седых усов.

Безукоризненно белая рубашка с подкатанными рукавами, кожаный жилет с кучей мелких карманов. Некий врожденный или тщательно усвоенный с младенчества стиль в одежде, мягкая речь и неуловимая манерность в поведении.

Правда, губы все время поджимает – то ли из жалости, то ли из презрения.

– Зубы, к сожалению, не вылечу… я же не цирюльник какой.

Я провела языком по обломкам зубов и с досадой покачала головой. Кое-как питаться все еще могу, но о том, чтобы что-то перегрызть, как раньше, не может быть и речи. Клыков жалко. Парадокс – они мне изрядно мешали, и разговаривать, и есть. Как только лишилась их, сразу чувствую себя неуютно. Один только торчит, словно флаг на мачте.

– Вообще никогда не понимала, зачем зубы дают лечить брадобреям.

– Общество назначило человека, ответственного за лица, – усмехнулся лекарь. – А традиции – против них так просто не пойдешь. Нужна или армия, или магия.

– Кстати… я ведь так и не сказала вам спасибо, мастер Штольц. За то, что подлатали меня.

Он, не оборачиваясь, поднял палец вверх:

– Ты не видела, в каком состоянии прибыла сюда. Серо-черный пятнистый мясной мешок. Хорошо, что кости были практически целы – остальное восстановилось. У меня есть одна специальная мазь… и с вашим родом занятий приходится выпрашивать ее фунтами.

– А если убьют? – скептически поинтересовалась я. – Такой мази нет?

– Если убьют, можешь не приходить, – без тени усмешки сказал Алеман. – Тут я уже ничем помочь не смогу.

Я сделала неопределенный жест рукой:

– Была б я еще вольна куда-то ходить…

– Как ни странно, тут моя помощь также не пригодится. За бегство раба полагается смертная казнь, за рабыню – двенадцать лет рудников. Что немногим хуже. Правда, квалииры и тут отличились. За помощь в бегстве так или иначе отрубят голову.

– Миленько. Мастер, может хоть вы что-то знаете об оружии, которым здесь сражаются?

Он повернул голову и вопросительно приподнял бровь:

– Темнят? – И, не дождавшись ответа, заявил, снова занявшись лекарствами:

– Считай это очередным испытанием. Я никогда не видел каусса, однако имел сомнительное удовольствие зреть несколько картин, написанных, так сказать, по мотивам… в общем, из того, о чем я слышал, тебе, скорее всего, предложат на выбор несколько вариантов смертоносного оружия. Но привычных руке среди них не будет.

– Поясните?

– Ни мечей, ни боевых топоров, ни молотов. Насколько я знаю, женщинам-квалиирам запрещены к использованию обычные виды оружия.

Что-то в этом роде я и предполагала. Проблемы появляются не одна за другой, а всегда – сразу, полным букетом. Осталось выяснить, что считается «необычными» видами. И можно ли ими вообще хоть что-то сделать.

Настоящий воин учится всю жизнь, чего уж там…

– Вы сказали, что ни разу не видели каусса?

– Да. А что тебя удивляет? Можно быть человеком, причастным к этому безумию, но считать его нездоровым. Весьма нездоровым, я бы сказал.

– Как тогда попали сюда? – спросила я бесхитростно. Лекарь криво усмехнулся:

– Много вопросов… как тебя там.

– Тави.

– Пусть будет Тави. Хотя король наверняка лично даст тебе имя.

– Король? – в который раз удивилась я.

– Очень любит наблюдать за кровавыми драками. Нередко сам руководит процессом – выставляет пары квалииров, может объявить бойцов. Умело пользуется ареной, чтобы вызвать любовь публики. Надо признать, у него неплохо выходит, демоны б это величество разодрали.

– Можно подумать, у вас какая-то особая неприязнь к нему, мастер Штольц.

– Увидишь, – отрывисто бросил лекарь. – Крайне… неприятный человек. Если вдруг доведется встретиться. Надо отдать должное – как король гораздо лучше прежних. По крайней мере, так говорят местные.

Я поинтересовалась:

– А они не говорили о некоторых манипуляциях с казной, в результате которых она была опустошена на две трети?

Штольц задумчиво спросил:

– К чему ты это?

– Да так… забавная деталь выходит – он спустил кучу золота, набранную, в том числе, и его предшественниками, на амбициозный образец смертоносного оружия. На проклятый корабль, стоивший жизни многим сотням людей.

– Не буду спрашивать, откуда тебе это известно. Но, даже если предположить, что ты говоришь правду – бунтов в Аргентау отродясь не было. Не станет никто поднимать бучу из-за казнокрадства, поскольку любой знает – окажись он на месте короля, все подчистую выгребет.

– А рабские бунты?

– Спроси об этом не меня, – отмахнулся он с пренебрежением. – Любой житель Мабары в ответ сквозь губу высокомерно бросит: да кто ж их считает, такие мелочи. Мол, если есть рабы, то найдутся среди них и недовольные.

Я ехидно сообщила:

– Думаю, таких большая часть.

Алеман Штольц вздохнул:

– Многие смирились. Как многочисленные женщины в ошейниках… как Сталь. Как я, в итоге.

– Но вы же не раб, – возразила я.

– Я смирился с собственным положением. Зря упомянул.

– Что насчет Стали… если мы говорим об одной и той же женщине, я бы крайне рекомендовала не путать смирение и привычку. Если вдруг ей покажется, что можно рвать отсюда когти – будьте уверены, Раэ воспользуется случаем. В ней есть дух бойца.

– В вас всех есть дух бойца. Но ты почему-то заранее ставишь мое умение разбираться в людях – и не только в людях – ниже своего, – невесело усмехнулся он.

Снаружи раздался громкий и требовательный стук. Алеман, слегка повысив голос, произнес:

– Сейчас, неотесанные кретины! Я занимаюсь пациентом!

Пожав плечами, я смолчала. Мысли в беспорядочном вихре крутились вокруг первого дня Королевского Подвига, или как его там правильно называть. Сначала подумала, что речь идет о каком-то абстрактном подвиге, однако Игла сухо рассказала: существует легенда, согласно которой каждый правитель Аргентау, претендующий на престол, обязан на двадцать дней удалиться в леса без одежды, оружия и денег. Это называется Королевским подвигом и занимает вполне определенные дни в году – с пятого числа месяца Шерсти по двадцать пятое.

Действительно ли они так поступают, не может сказать никто. Только растет и ширится Зал Охоты – специальное место, где хранятся головы зверей, добытые во время Королевского Подвига.

Я вспомнила Фастольфа. Мужчина хоть и не субтильный, он мало что смог бы сделать против лесного зверья. Даже верни ему вторую ногу, не справится.

– Это бред какой-то. Оружие, изготовленное безумцами, – неуверенно сказала я.

– А ты наблюдательна, – похвалил Горбовой.

– Дайте мне в руки меч, и я порублю все живое на вашей чертовой арене. Но это… – беспомощно обвела я рукой длинную стену.

– Меч? Нет-нет-нет, – покачал головой он. – Рукояти благородного оружия не должна касаться рука такой твари, как ты.

Я уже говорила, что хочу его убить?

На множестве крепких крючков и подставок висит уйма весьма опасных предметов. Кажется, тут собраны все изделия умалишенных кузнецов и оружейных мастеров, которые только могли раздобыть – боевые молоты со слишком короткими рукоятями, парные (а то и тройные) клинки, ощетинившиеся шипами перчатки, шесты с самыми разнообразными и причудливыми наконечниками.

Присмотревшись к загнутой сабле у дальнего конца стены, тотчас же отпрянула. Это не сабля, это что-то вроде полукруглого клинка, который предполагается держать за среднюю часть. Как таким драться, одни демоны знают.

Хлысты с кинжальными лезвиями, вплетенными в кожу? Нет. Чтоб хорошо таким владеть, надо… не знаю, чем заниматься. Пасти закованных в броню коров?

Легкие металлические штуковины без рукояти, странным образом изогнутые. Одно лезвие уходит вверх, второе вниз, образуя почти замкнутый круг с рукоятью в центре. Для чего это вообще?

Огромный двуручный молот. На вид весит столько, что даже Граф с трудом оторвал бы его от земли. Даже проверять не стала.

– Метательные ножи или луки? – спросила я, лелея слабую надежду.

– Запрещены.

Я перешла к левой части стены, окинув прощальным взглядом странное оружие. Некоторые крючки пустовали – возможно, наиболее пригодные для боя экземпляры разобрали другие квалииры. Оставалось только вздохнуть и выбирать из того, что осталось. Потрясающий, восхитительный, разнообразный выбор бесполезного хлама.

Древковое оружие блистало еще большим бессмысленным разнообразием. Ничего традиционного и проверенного временем. Копье? Пф-ф, какая низость. Глефа? Однозначно нет. Протазан или гизарм? О чем вы? Зато много слишком тяжелого, слишком неповоротливого и слишком… боги, эту стену можно описывать вечно и не прийти к единому слову. Бессмысленное великолепие, на которое угробили хорошую сталь.

Все свелось к единственному выбору – я беру что-то ухватистое и приноравливаюсь к нему во время боя. Взялась рукой за древко чего-то, напоминающего крестьянский серп на длинной рукояти, разве что дуга шире и сама полоса металла тяжелей, массивнее. Клинок, к сожалению, как и обычный серп, заточен только с одной стороны, внутренней. Другую даже заострить не получится как следует – на ней вбита широкая полоса меди и проточен дол. Баланс хромает… собственно, как и у алебард обычно. Только в другую, противоположную удару сторону.

Вес хороший. С глефами сравнимой тяжести я занималась у Айви. Копья с корабля, изготовленные у мардов, на фунт тяжелее – так у них и предназначение изначально другое: не копья, а, скорее, гигантские стрелы.

– Готова, – бросила я, поглаживая древко. Горбовой задумчиво осмотрел орудие убийства, затем кивнул тощему рабу, все это время молча ожидавшему приказов:

– Броню.

«Он потребует облачиться в доспехи. Не обольщайся – там одно название. Каусс не особо заботится о соблюдении каких-либо защитных мер»

«Ты так говоришь, Чака, как будто каусс – некое живое существо»

«О-о-о… ты убедишься в этом сама, серая. Это не просто название боевой арены. Он живет, дышит, проверяет тебя на прочность»

Я и не особо обольщалась, спасибо однорукой сокамернице. Но лишь то, что за последние несколько минут я буквально выбрала весь предел удивления, отпущенный на ближайшие сутки, заставило сохранить каменное выражение лица. Раб достал из ящика в углу набор толстых кожаных лоскутов, лишь кое-где снабженных ремнями. Конечно, они были богато украшены и кое-где проклепаны металлом, однако суть их явно не в защите.

Вот это – определенно браслеты. Несколько полос дрянного металла на толстом кожаном наруче – можно отразить легкий клинок, а вот мощный удар разрубит вместе с рукой. Обуви нет и, видимо, не предполагается. Юбка… вернее, то, что можно назвать юбкой при наличии некоторой доли воображения – четыре лоскута кожи, закрепленных на плоском ремне с толстыми металлическими пластинами. На бедрах потолще, сзади и спереди совсем тонкая кожа, и просветы между каждыми двумя почти в два пальца.

Конечно же, незнакомый умелец особенно тщательно проработал то, что в обычной броне является нагрудником или кирасой. Две полукруглые чаши, едва ли не наполовину обнажающие грудь, поверх нее к рабскому «воротнику» идут еще два тонких ремешка. Дополнительные ремни под мышками и на плечах. Достаточно сложная конструкция, застежек тут едва ли меньше, чем на полном воинском доспехе. Жаль, что значительно уступает ему в практичности…

Я кое-как облачилась в эту сбрую. Подтянула кое-где, еще в паре мест ослабила. Гробовой задумчиво похмыкал, перекинулся парой слов с командиром конвоя и дернул какую-то веревку у дальней стены. В ту же секунду командир, щетинистый сержант с усталым собачьим взглядом, достал из наременной сумки миниатюрные песочные часы и перевернул их.

– Две минуты. Пошла, пошла! – заорал он на меня, погоняя, словно нерадивую скотину.

Метнулась в открывшийся проход справа. Раньше там была решетка, концы которой теперь исчезали в проеме сверху. Еще один длинный замкнутый коридор с плавным изгибом налево, без окон и почти без освещения – две-три маленьких лампадки на весь перегон вместо чадящих факелов.

Как только руки почувствовали недобрую тяжесть оружия, мелькнула мысль прирезать их всех и дать деру. Проблема в том, что подобный шанс мог появиться только один раз, а для этого я недостаточно знаю устройство рабской тюрьмы. Нужна какая-то схема, план или нечто вроде. Только тогда – мысли о побеге.

Здание, где нас содержат, совсем не похоже на провинциальную тюрьму – хмурый колосс в три-четыре этажа, иногда подземных, сложенное из грубых булыжников и едва-едва скрепленное глиной или раствором. Скорее, это чья-то бывшая крепость или резиденция влиятельного лорда. Лорд умер – к замку пристроили развлекательную арену, так мне думается.

А это, в свою очередь, значит, что замков, запоров и уровней защиты тут хватает.

– Вперед! – погонял меня сержант. Хотелось огрызнуться, но получить перед началом боя копьем в спину – плохое подспорье.

У открытой низенькой двери, через которую с трудом протиснулся бы и уличный кот, с мечами наперевес уже ждали другие. Их доспех немного отличался от тех тяжелых плащей, что я видела раньше. Видимо, отдельные солдаты, что занимаются исключительно кауссом. Нырнув внутрь и еще раз повернув налево, я обнаружила перед собой огромную металлическую решетку с прутьями в половину аршина. Сквозь квадратные просветы, от которых несло железом, маслом, кровью и прокаленным жарой камнем, виднелось пространство, залитое солнечным светом.

Широкие плиты из неизвестного мне бледно-желтого камня, расщелины между которыми тщательно вычищены, покрытые пятнами крови… и, судя по цвету, не только разумных существ этого мира. Напротив виднелась еще одна подобная решетка. Переведя взгляд выше, я обнаружила несколько ярусов, битком заполненных народом разной степени приличия. Одно в их поведении оставалось неизменным – жажда крови мощной одурью сшибала с ног.

Одновременно вспомнились сразу два места. Конечно же, арена хольстарга в городе Эрвинд – родина Игры и место для проявления доблести, где разыгрывались партии живыми фигурами, а за клетку приходилось сражаться. Впрочем, смертью там пахло редко, в то время как сейчас у меня голова кругом шла.

Второе – город ледяных элементалей. Несколько ярусов сияющей голубизны, заполненных откровенно враждебными существами. Есть что-то… родственное. И сравнимое по размерам.

– Когда начнет подниматься решетка, выжди. Выходить в каусс следует по сигналу боевого рога. В кругу допустимо все, кроме оборотничества, невидимости, затем… эээ, – замялся было сержант, но надменно ухмыльнулся:

– Да ты и сама не запомнишь всего этого. Выкинуть один из подобных трюков в рунных кандалах – ха-ха! – невозможно.

Я-то запомню, улыбающийся кретин. Я помню почти каждую рожу, которая имела наглость приставлять к моему горлу оружие, спасибо незаменимому дару от матери.

А толку?

Держа в опущенной руке длинную, уродливую глефу-серп, я закрыла глаза, медленно вдохнула, так же медленно выдохнула. Повторила еще раз. Времени полно, судя по внутренним часам – сюда мы добрались за минуту или полторы. В моем положении тридцать секунд означают почти вечность.

Механизм, щелкая недавно смазанными шестеренками, начал медленно выбирать цепи. Решетка поплыла вверх. До слуха доносились какие-то восторженные слова, многократно усиленные и обладающие каким-то металлическим призвуком, однако я не обращала на них внимания. Ожидание одного звука полностью исключает осознанное понимание всех остальных.

Мощно завыл охотничий рог. Вернее, он был бы охотничьим, если б его тональность была значительно выше. Так же он издавал нечто вроде рокота прибоя, шумящего и бесконтрольного… что неожиданно вызвало улыбку в едва заживших губах. Пусть и не кланяюсь морской богине Мившарату, но море не оставляет меня даже здесь.

Я сделала шаг вперед. Еще шаг. Еще через несколько шагов меня оглушила бушующая толпа. Они, ничуть не хуже рога, в унисон ревели:

– Ка! Усс!

С придыханием на втором слоге, так, что там почти слышалась иллюзорная «г».

И еще раз.

Ка!

Усс!

И еще.

Некоторое время позволив волнам звука омывать себя, словно соленые волны облизывают прибрежную скалу, я подняла голову и посмотрела на богато украшенную трибуну. Обычно, наверное, там сидит король. Сейчас она пустовала.

Тем не менее, вездесущие «говорители», без которых, видимо, не обходилась ни одна уважающая себя арена на всем чертовом Кихча, рявкнули:

– Претендентка на звание квалииры, взамен выбывшей, которую вы знали под именем Змея! Пока она не заслуживает даже того, чтоб сделать шаг по земле, куда ступали ноги таких прославленных бойцов, как Череполом, Риг, Хахед, но попробует сегодня выжить! А получится ли это…

Говорящий сделал паузу, с разных концов послышались нетерпеливые крики, свист.

– Сегодня проверят осужденные Кнеерк и Вальтаан!

Мило. Они выставили против меня сразу двух бойцов в первый же бой. Правда, меня это не страшит, однако неизвестно, как поведет себя тело после подобных издевательств. Тренировка – одно, бой насмерть – совершенно другое.

Еще одна волна накатила со всех сторон. На этот раз зрители не пытались скандировать, они просто орали и выкрикивали что-то воодушевляющее. Наверное.

Я поудобнее перехватила оружие. Отраженный блик с начищенного клинка – я готова поклясться, что кто-то постоянно следит за всей грудой стали, собранной здесь – скользнул вдоль переполненных ярусов.

Одновременно со мной на свет показались двое мужчин. Один немного повыше, широкоплечий, крепкого сложения. Другой субтильный, дерганый, неловкость виднеется в каждом жесте. И меч держит, как простую палку.

Первый тоже вооружен мечом.

Надо было спросить Гробового… тьфу, Горбового, можно ли отобрать у них оружие и оставить себе. Даже с плохонькими клинками полегче будет. А еще злит то, что я «тварь, не имеющая права держать в руках благородное оружие», а осужденные буквально на смерть (или на проверку боем) – не твари. И броня у них – нормальный доспех из плотной кожи, а не костюм для портовых шлюх. И эти орут на ухо. Со всех трибун орут, между прочим.

Боевая злость и заставила меня держать челюсти сомкнутыми, выставив наружу единственный не сломанный клык. Волосы я еще до боя забросила назад. Стоит бы перевязать лоскутом, да и так хорошо…

Хитрость в том, чтоб отрастить большие уши.

– Как тебя зовут? – крикнул тот, что повыше. Я упорно хранила молчание.

– Что ж… не подвиг убить немую уродину, – пожал плечами он. Судя по задорному блеску в глазах, осужденный настроился на быструю победу.

– И-и-и… бой! – прогремел голос с небес.

Субтильный тут же начал заходить сбоку. Возможно, договорились и попробуют напасть на меня с двух сторон. Оплошность – они оба ниже меня, руки короче и оружие у них совсем не для подобной тактики, совсем…

Перехватив глефу – надо же ее хоть как-то называть – острием вниз, я отошла на несколько широких шагов, пальцами ноги пробуя шероховатый и горячий камень плит. Несколько раз взмахнула, делая пробные удары по направлению к ногам того, что покрепче, он настороженно удерживал дистанцию, подняв меч в среднем положении.

Вместо того, чтоб делать еще один шаг назад и в сторону, я рванулась вперед и выбросила древко так, чтоб загнутое острие коснулось ребер или бока. Мужчина отпрянул и в это же время тот, что заходил со спины, выдал себя отчаянным возгласом. крутанувшись на месте, я провела атаку по ногам, субтильный отпрыгнул в сторону, но его прыжок занял меньше времени, чем мой следующий удар.

Он заорал, припадая на одну ногу. Из глубокой раны на икре брызнула кровь, обагрив ремни обуви.

У них нечто вроде неполного сапога. Внизу башмак из тонкой кожи с толстым щитком поверх, сверху плотные поножи, защищающие переднюю сторону голени. Сзади при этом – незащищенная плоть. Серп – хорошее оружие для подобного удара.

– Первая кровь, уважаемые подданные! Вы чувствуете ее запах? Кровь правосудия, пущенная нашей претенденткой!

Его товарищ по несчастью не терял собранности и мгновенно воспользовался моментом, перейдя с ближний бой. Держа глефу за середину древка, я перехватила несколько особо опасных ударов меча, от двух просто уклонилась, еще одним он порезал мне ухо, однако я почти не ощутила мелкой раны. Ткнув тупым наконечником в брюхо второго, отчего он, задрав ноги, упал на землю, сама попыталась повторить прием с ударом по незащищенным ногам.

Противник держал ухо востро. Почти поразил меня в плечо. Если б не дали времени восстановиться в предыдущую декаду, я бы точно пропустила этот удар. Сейчас ушла и отступала назад, разрывая дистанцию атаки, пыталась достать его по рукам или в плечо правой, однако раз за разом он парировал атаки.

Тощий попытался напрыгнуть на меня, поскольку нормально ходить он уже не мог. Я держала его в поле зрения и сейчас только ушла вбок, замахнувшись для удара. Лезвие вошло точно между ребрами, пронзив вощеную кожу брони.

Правда, его небольшой вес придавил к земле мое единственное оружие.