Читать книгу: «Убить время»

Шрифт:

Редактор Анна Штумпф

Корректор Сергей Барханов

ISBN 978-5-0056-4907-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Что ты хочешь делать?
– Я хочу убить время.
– Время очень не любит, когда его убивают.
Льюис Кэрролл
«Алиса в стране чудес»

Часть 1.
Телохранитель

Глава 1

Едва матовые двери разъехались, в зал повалил поток дождавшихся багажа гостей города и вернувшихся из поездок местных. Опытные таксисты не стали разбегаться вслед за первыми пассажирами рейса Париж – Санкт-Петербург. Первыми выходят русские туристы. Петербуржцы. Им услуги частников не нужны. Питерцы заказывают такси в приложениях. Или полагаются на родственников и друзей с машинами. Другое дело – европейцы. Особенно в такой год. Чемпионат мира по футболу привез в город толпы иностранных туристов. Если их не встречает представитель отеля, что редкость, можно неплохо заработать – до нескольких тысяч с одного наивного иностранца. А лучше – иностранки.

Первая волна прилетевших схлынула, и взорам встречающих предстала молодая, но уже не юная парижанка. Ровный светлый цвет лица, аккуратно и неброско накрашенные глаза, темно-каштановые волосы небрежными волнами огибали белый шарф на тренче цвета морской волны с поясом, переходящем в темно-синие джинсы и белые полуботинки, – элегантность облика оттеняла легкая надменная полуулыбка. Француженка стояла перед услужливо распахнутыми дверями, спрятав одну руку в карман тренча, другой придерживая темно-синий чемоданчик, и осматривала уставившихся на нее людей. Ладная, но очень худая фигурка неспешно двинулась упругим шагом пантеры сквозь образовавшийся людской коридор, как по подиуму, словно начался показ мод.

Женщины исподтишка провожали парижанку взглядом – кто завистливым, кто любопытным.

– Мадам! Такси, такси! – Пожилой водитель выхватил ее зорким взглядом и в полупоклоне приподнял фуражку, щедро скалясь.

– Bonjour, monsieur! – чуть хрипло ответила она и пожала плечами.

Таксист разочарованно присвистнул вслед прямой спине и независимому тону приветствия. «Экая коза гордая… Месье… Все вы там такие… Подумаешь…» Отвернулся.

Парижанка остановилась. Неторопливо осмотрела небольшой зал. Легко подхватив чемоданчик, спокойно зашагала в кафе с вызывающими красно-коричневыми стенами. Ее приветливо окликнули юные официантки, на что француженка изящно кивнула и улыбнулась – только губами. Девушки жестом пригласили гостью сесть за столик и суетливо принесли красную книжечку меню.

Галльская гостья все так же молча открыла первую попавшуюся страницу и указала на кофе с круассаном. Аккуратно закрыла и отложила книжицу, твердо дав понять, что уговаривать на иные яства бесполезно. Без суеты размотала шарф, ловко бросила на стул, расстегнула тренч. Затем откинулась на спинку и положила ногу на ногу. Глянула на массивные стальные часы на правом запястье.

Кофемашина загудела, выпустила пар и наполнила чашку ароматным напитком. Официантка, молча поставив тарелку с выпечкой и заговорщицки пододвинув поближе чашку с дымящимся кофе, улыбнулась от души:

– Приятного аппетита!

Глаза парижанки впились в ее разукрашенные руки, затем она вгляделась в лицо девушки. Улыбка тут же сползла со смущенного девичьего лица. Официантка могла бы поклясться, что гостья смотрела сквозь, будто увидев что-то на стене кафе. При этом черты лица француженки заострились и окаменели.

Девушка деликатно удалилась.

«Татуировка… Змея. Или дракон…»

Она закрыла глаза. «У него тоже был змей с красным раздвоенным языком… Он так хотел убить меня…» Ладони напряглись и легли на стол. Столешница скрипнула. «Ладно, не сдерживай себя. Вспомни… Вспомни, как ты бежала отсюда».

* * *

Проходя через металлоискатель, Анна постаралась расслабить губы, нарисовала легкую улыбку. Лишь бы не выдать комок в горле и холод в желудке.

Главное – пересилить себя и не оглянуться. Хотя бы сейчас.

Девушка покорно позволила сотруднице контроля в форме провести прибором вдоль тела. Ничего не зазвенит. Нечему звенеть. Чемодан легкий, полупустой. На ней самой серый свитер и джинсы. Ничего запрещенного, вне закона.

Только не обернуться. Ничем не выдать себя. Анна легко подхватила маленький серый чемодан и выдвинула длинную ручку. Прокатила пару метров, спрятала ее и понесла чемодан в руке. Кровь гулко шарахала в виски, отдавая внутрь головы. Вокруг плыли довольные улыбающиеся лица. Семьи летели на весенние каникулы – в Европу, в Таиланд, в Турцию. Дети важно катили крошечные цветастые чемоданчики. Самые маленькие несли рюкзаки в виде животных. Шли разряженные во все лучшее мамы с выражением счастливого ожидания на лицах. Небритые отцы рыскали взглядами в поисках баров.

Анне хотелось слиться с этой толпой, сделать вид, что она одна из них, что она тоже летит отдыхать, пить разноцветные коктейли и фотографироваться с говорливыми попугаями на пляже, а ее чемодан пустой, потому что привыкла летать налегке и все покупать на месте… «Кого… ты… обма… ныва… ешь?» – стучала в голове кровь.

«Ты не одна из них». Она съежилась и быстрее зашагала по сверкающему полу. Отражались витрины бутиков. Навязчиво лезла в глаза надпись «Duty Free St Petersburgh». Анна не поднимала глаз на манящие полки. Сейчас важно быстрее миновать просторный холл первого этажа и забиться куда-нибудь подальше, где не найдут.

То, что ее ищут, она даже не сомневалась. Вопрос лишь в том, как и где станут убивать. Скорее всего, не здесь. Слишком людно. С другой стороны, идеально, чтобы сымитировать сердечный приступ, скажем. Демонстративно увезти «труп» на каталке. Доставить на ближайшую к аэропорту свалку. И всё. Теперь искать никто не станет – некому.

Поднявшись в ресторанный дворик, Анна выбрала закуток за «Бургер Кингом» и присела на край чемодана. Обтирая вспотевший лоб платком, она прикрыла глаза и мысленно слилась со стенкой. Обессиленная ладонь упала на чемодан. Уголок, в котором она спряталась, довольно укромный. Это только на руку. Сюда долетал шум с кухни. Она гремела голосами, там бренчали посудой, и оттуда плыли ароматы. «Господи, ну я же умная, талантливая и, в конце концов, недурна собой. Боже! Ну почему я все время должна убегать от смерти? За что меня хотят убить?! Ну почему происхождение так много решает в этом всемогущем двадцать первом веке?!»

Резко дернувшись, девушка открыла глаза. Нельзя засыпать. Сон – роскошь. А из роскоши в распоряжении сейчас была только жизнь. Как игла в Кощеевом яйце, хрупкая и желанная добыча. Она прислушалась. Хоть бы здесь не опоздать. Нельзя пропустить самолет. Это шанс на жизнь. А жизнь – это ненависть.

В сознание ворвались нужные слова. Объявили посадку на рейс. Анна сжала ручку чемодана. Это шанс на жизнь, сказала себе. И на продолжение борьбы. Она огляделась. Аэропорт кипел обычной туристической и деловой суетой. За столами ресторанного дворика жевали люди, рядом стояла и лежала ручная кладь. Дети шаловливо прыгали подле родителей, изредка получая ленивые окрики. По девушке практически не скользили сытые, равнодушные взгляды. Люди жили ожиданием весеннего отдыха, что им до невзрачной студентки в свитере, джинсах и синей куртке. Это все на руку.

Опустив голову, она быстро пошла через центр зала в сторону нужного выхода. Главное – не оглядываться. Кровь начала бить в запястья и отсчитывать шаги: раз-два… раз-два… раз-два. Анне казалось, что она идет по доске под дулами пистолетов – в неизвестное, играя в орлянку со смертью, не зная, когда на доску придется удар.

Она едва не зарыдала, когда беспрепятственно добралась до зальчика со своим выходом на посадку. С облегчением вышла на середину, чтобы запечатлеть в памяти этот последний рубеж – аэропорт ее любимого города. Шмыгнув носом, Анна полезла за платком. Платок упал на пол.

Сперва почувствовала его. Потом увидела худую, поджарую фигуру и седые усы. Он стоял по другую сторону зала. Девушке показалось, что ноздри его костистого носа раздуваются и, впитывая запахи аэропорта, анализируют. Затем он вопьется взглядом в источник нужного запаха и распознает его.

Наклонившись за платком, Анна резко схватила чемодан и что есть духу рванула в сторону выхода. Она хвалила себя за легкость чемодана и ругала изо всех сил за то, что опять поддалась эмоциям. Чертова сентиментальность! Выбежала на самое видное место – глупая чувствительная дурочка. «Господи, помоги мне в последний раз, прошу!» – умоляла она, несясь по высоченным ступеням, мелькая промеж чужих чемоданов, ног и детей.

Она не видела, что Погромщик уловил движение, будто отсканировав пространство взглядом. Перебирая руками по перилам второго этажа, хищно и шумно раздувая ноздри, он равномерно отталкивался руками в черных перчатках и ускорял шаг, устремляясь ей вслед.

Одуревшей от ужаса девушке казалось, что она чувствует исходящий от преследователя запах адреналина. От страха она никак не могла найти стойку и беспомощно кружила по залу, лишь сокращая расстояние между собой и Погромщиком. Мозг отказывался подчиняться, ее кружение привлекло внимание других пассажиров, стали раздаваться удивленные и возмущенные окрики. В бреду в голове вспыхнуло: «Нельзя за флажки!»

Перед глазами мелькали цифры: двадцать, двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре… Куда?! Куда бежать?! Некуда бежать?! Нельзя за флажки?!

Погромщик бежал по второму этажу, вызывая проклятья людей. «Куда прешь?! Идиот!» – раздавалось повсюду. Он нетерпеливо расталкивал попадавшихся на пути детей, женщин, мужчин, видя цель. Немигающий взгляд вспыхивал экраном калькулятора – отсчитывал расстояние до жертвы.

«Двадцать пять!» – вспышка памяти ослепила Анну. Вытряхивая из кармана посадочный талон вместе с подкладкой, теряя старые чеки, она рванулась к выходу на рейс, посадка на который вот-вот должна была закончиться. Уже нетерпеливо оглядывал зал сотрудник в форме у выхода, хотел выключить компьютер. Уже проползла в автобус вереница пассажиров. До выхода на посадку Анне оставалось преодолеть всего чуть-чуть.

Ослепленный почти настигнутой добычей, Погромщик энергичнее заработал худыми мускулистыми локтями. В глазах словно загорались цифры. Двадцать метров до цели… пятнадцать… десять…

В момент, когда казалось, что остается протянуть руку и схватить девушку, он ощутил, как нога съезжает куда-то в сторону, словно на колесиках. Колесики действительно везли его ногу. Черные колеса скейтборда, запущенного маленьким белокурым ангелом в красной курточке, радушно приняли на себя Погромщика. Сесть в красивом шпагате ему не удалось. Кривясь и рыча от боли, он рухнул, некрасиво распялив подвернутые ноги и со всего размаху стукнувшись затылком о мраморный холодный пол.

Тяжело дыша, Анна остудила пылающий лоб о ледяную поверхность стеклянной двери. Оскаленно глянув на лежащего на полу Погромщика по другую сторону стекла, она зачерпнула горсть снега и закинула в рот. Отметила крупный рисунок на обнажившейся при падении руке усатого. Мерзость. Затем зашла в автобус, немедленно закрывшего двери и медленно потащившего удивленных произошедшим пассажиров к ожидавшему лайнеру.

– Разрешите… Позвольте… Можно пройти?.. – Невозмутимо прошла в заднюю часть салона. Разместила чемодан. Сняла куртку. Утомленно глянула вокруг. Надо почитать книгу и поспать. Впереди долгий утомительный перелет. И новая неизвестная жизнь…

Но в памяти всплыла картина разбитой головы Погромщика, которому не хватило каких-то сантиметров… И на его месте оказалась бы она… За что, почему?..

Рейсы в Париж сопровождались дегустациями французских сыров и белых вин. Авиакомпания не скупилась на угощения. Надегустировавшиеся пассажиры с удовольствием выбирали попробованные яства из каталога и покупали их прямо на борту самолета.

Анна безучастно отпила из бокала и закусила маленьким кусочком сыра. Прикрыла глаза в ожидании удовольствия от божественного вкуса. Фантазия нарисовала не менее приятную картину: серый поджарый кот с седыми усами, распластанный на закрывшейся перед его мордой стеклянной двери.

С облегчением сняв надоевший серый свитер в катышках, сложила его на коленях. Поколебавшись, аккуратно вынула из небольшой сумки сложенный вчетверо лист бумаги. Посмотрев на соседей и убедившись, что до нее по-прежнему никому нет дела, осторожно развернула письмо…

«Дорогая моя девочка!

Сейчас ты читаешь это письмо, значит, на пороге смертельная опасность. Меня нет в живых, твоей мамы тоже. Наш уход не был случаен. Нет возможности и времени объяснить тебе все подробно. Скажу лишь одно: мы особенные, мы Телохранители».

Анна в который раз перечитывала загадочные строки, написанные мелким старомодным почерком. Однако слова убегали вниз, торопясь перебраться на следующую строчку. Возможно, бабушка писала в крайней спешке. Или в опасности. Воспоминания о Погромщиках тяжелой волной смыли наступивший было покой. Она сгорбилась над письмом:

«Раз ты читаешь это письмо, значит, уже столкнулась с нашими врагами – Погромщиками. Война с ними идет с самого начала времен. Но сейчас не об этом. Дорогая моя девочка! Лишь желание уберечь тебя от смерти заставило меня напомнить тебе о чемодане, в котором ты и нашла это письмо. Здесь же ты найдешь адрес…»

Кроме адреса, Анна обнаружила в укромном кармане подкладки солидную пачку денег. Их, слава богу, хватило, чтобы выполнить последние бабушкины указания – бежать в Париж. Испытав поначалу ужас от того, что нет ни загранпаспорта, ни визы для побега, она увидела, что бабушка позаботилась и об этом:

«Обратись к Д. А. Сошлись на меня, и он поможет тебе. Он мой должник. Как можно скорее купи билет… И если я правильно рассчитала, то там тебе помогут и вскоре ты обо всем узнаешь сама. Крепко обнимаю тебя, моя дорогая Аня, целую. Да поможет тебе Бог!»

Девушка сложила письмо, полное заботы и нежности вперемежку с торопливыми, но четкими инструкциями. Мысли елозили в голове. Словно боль в ухе, стрелял вопрос, над которым так не хотелось задумываться: а что дальше?

Она прильнула к стеклу иллюминатора. «Время покажет… Хотя странная это штука – „время“. Только что чуть не погибла. Но уже сколько времени я здесь. Попробовала сыр, вино… Лечу в Париж. Скажи мне еще день назад про Париж… М-да… Еще час назад на грани смерти, а теперь лечу в новую жизнь… Что дальше? Ну да…»

Анна вздохнула: «Время покажет».

Глава 2

«И у этой девицы тоже тату. Гадость какая… Чувство, что руки у нее грязные».

Она выудила из сумочки одноразовую влажную салфетку и тщательно вытерла холеные ладони. Небрежно бросила смятую салфетку на стол. «Интересно, а умом им не хочется выделяться? Или они и правда, как дикари или зеки, друг друга по наколкам различают?»

Вытянула обе руки вдоль стола, не кладя кисти на поверхность. Вдохнула тонкий запах кофе. Вспомнила свой приезд в Париж.

* * *

Под изящные переливы аккордеона Анна прошла в зал прибытия знаменитого аэропорта Шарля де Голля. Вдоль лент для выдачи багажа стояли и сидели пассажиры: молодые и пожилые, стройные и очень стройные, элегантные в своей простоте и скромные в повседневной элегантности, – зал наполняли французы. Подтянутые ухоженные женщины, спортивные насмешливые мужчины, их свободолюбивые отпрыски шумно переговаривались, поглядывая на сонные черные полоски с забытыми чемоданами. Витал аромат духов, чистоты и кофе. Мягко мурлыкал в динамики кафе в соседнем зале Азнавур.

– О, pardon, mademoiselle! – Худой черноглазый парень в черной рубашке с закатанными рукавами и бежевых брюках шутовски приподнял красную кепку. Тут же нахлобучил ее на черные вихры слегка набок и прищурился.

Анна готова была поклясться, что в его образе все продумано до мелочей. Даже волосы казались тщательно уложенными, но, разумеется, так, чтобы это не бросалось в глаза. Дескать, просто проснулся, расчесался и отправился по делам, насвистывая песенку Ива Монтана.

Парень сложил трубочкой губы и округлил глаза.

– Adieu! – Лениво растворился в толпе пассажиров.

Анна успела послать ему застенчивую улыбку и направилась к экспрессу, который повезет ее в центр Парижа. В поезде она устроилась у окошка и, подперев голову ладонью, разглядывала мелькающие за стеклом пригороды. Мелодичный приятный женский голос напомнил: «Вы прибыли в самый красивый и веселый город мира – Париж».

На деле прибытие в «самый красивый и веселый город мира» оказалось куда более прозаическим и вовсе не таким романтичным, как нарисовало воображение. Ни аккордеона, ни черноглазого красавчика, ни Монтана с Азнавуром. Ошалело продравшись сквозь толпу арабов в бурнусах, Анна обрадовалась, что не надо ждать, пока неторопливая лента примет выплюнутый из недр аэропорта багаж. Едва сориентировавшись по указателям, девушка пошла к выходу из терминала, поминутно задевая серым чемоданчиком чужие ноги. Казалось, здесь собрались путешественники со всей Европы. Пахло маслами, парфюмом и жареной едой. Шумели и кричали на всех языках мира. От дикой какофонии звуков и запахов у Анны закружилась голова, и она налетела на толстяка в бесформенной гавайской рубахе и не очень чистых брюках. Неуклюже извинившись, девушка попыталась обойти его, но толстяк двумя пальцами придержал ее за плечо и закартавил с немыслимой скоростью. Когда он перевел дух, Анна робко улыбнулась. Это вызвало лишь раздражение. Узкий лоб толстяка покрылся испариной, а маленькие глазки налились гневом. Он опять затараторил, периодически вставляя «Vous comprenez?» и брызгая слюной.

Наконец он махнул рукой и отвернулся. Сгорбившись, Анна поплелась в сторону надписи «Exit». Вытащив из кармана сумки заветный листок с адресом, она озадаченно оглянулась. Тут же подлетел невысокий пухлый чернокожий в джинсовом костюме и выхватил бумажку.

– Avenue Gambetta, mais oui, venez, venez, mademoiselle!

Он подвел ничего не понимающую девушку к серому маленькому Renault и в услужливом поклоне распахнул дверцу багажника.

– Mais… Merci… Mais… Combien? – Осторожность вернулась к Анне. Она не спешила усаживаться в теплую, булькающую музыкой машину.

Чернокожий одновременно повыкидывал пальцы на обеих руках и быстро нацарапал на стекле автомобиля белым маркером: «30€».

Анна с облегчением кивнула и положила чемоданчик в пустой, не очень чистый багажник. Усевшись наискосок от таксиста, она порадовалась, что все так легко решилось с такси. Водитель быстро стер нацарапанное на стекле рукавом куртки, сплюнул мимо урны и плюхнулся за руль.

Стало накрапывать. Сначала импрессионистскими мелкими мазками, а потом широкими плакатными движениями дождь заливал обзор. Анна огорчилась, что не видит даже очертаний волшебного города. Страх, погоня в Пулково, перелет в конце концов утомили измученную путницу – она уснула.

Трясясь от холода под ливнем, она непонимающе смотрела на разъяренного чернокожего. Таксист требовал заплатить тысячу евро – или он вызовет полицию, это единственное, что девушка четко осознала из скороговорки. Периодически водитель угрожающе махал руками у нее перед носом, отчего в вечернем тусклом свете фонарей становилось совсем не по себе. От холода и негодования у Анны тряслись руки. Однако она прекрасно понимала, что абсолютно одна в чужой стране, встретившей слишком неприветливо и сразу же указавшей ее место. Иностранка. Она испуганно огляделась. Справа теснились высокие и наверняка красивые при дневном свете дома. Слева чернели густо посаженные деревья. Вроде леса. Меж деревьев виднелись высокие будки, точно вертикальные гробы.

– Месье, – робко начала она.

Таксист на секунду остановился. Поняв, что продолжения не последует, грубо схватил Анну за руку и зашипел ей в лицо. «Сейчас убьет!»

Девушка опасливо глянула по сторонам. Уж что-что, а убегать она научилась лучше всего. Но на этот раз вариантов не было. «Господи, убьет и тут же закопает. Под дубом». Она инстинктивно зажмурилась.

– Eh toi!

Резкий, каркающий окрик остановил мужчину. Выхватив из кармана какой-то предмет, он, угрожающе рыча, двинулся на объект раздражения. Путь ему преградило маленькое темное существо. Вновь замаячила возможность побега. «Отвлечется на эту бомжиху! Слава богу!»

Таксист замер, выставив вперед руку. В ночной мгле на него двигалась неясно очерченная фигура в надвинутом капюшоне. Анна приросла к месту, не в силах шевельнуться. В голове метались мысли: «Не двигаться… Может, не заметит».

Она не дышала.

«Господи… Чего он молчит-то?.. Убьют сейчас обоих…»

* * *

Официантки в недоумении обернулись. Парижанка заливалась мелодичным смехом, приложив руку к глазам и смахивая слезы. Остановилась, отпила кофе и отщипнула кусочек от круассана.

Отсмеявшись, Анна промокнула салфеткой уголки глаз.

«Как и не было этих эмигрантских лет, честное слово… До сих пор вижу эту сцену! Как он тогда удирал! Взял мои купюры даже не глядя. Будь я сволочью, я бы ему только пять евро дала. Как она его отделала! Все же в женских устах французский звучит куда лучше. Мужчины, говоря на французском, словно жалуются или капризничают. А женщины…»

Положив в рот кусок круассана, Анна довольно улыбнулась.

* * *

Маленькая женщина молча кивнула, пригласив следовать за ней. До смерти перепуганного таксиста давно и след простыл, а в сыром воздухе по-прежнему висело его неловкое бормотание и обрывки, как показалось Анне, мата. Женщина поджидала у входной двери. Молчала, не подгоняла. Не предлагала помочь с чемоданом. Открыв дверь, вошла первой и придержала ее на секунду для гостьи. Так же молча поднялись на второй этаж по изящной винтовой лестнице, тускло освещенной одной-единственной лампочкой в торшере на площадке между этажами. Торшер изображал Купидона, сидящего на изогнутой ветке дерева, свесив толстенькие ножки. Чугунная решетка перил гулко отозвалась, когда девушка задела ее чемоданом.

– Ш-ш-ш, – раздалось спереди. Послышалась тихая возня.

Женщина неторопливо открыла высокую черную дверь ключом и щелкнула выключателем. Обернувшись, она поманила Анну. Девушка робко зашла в квадратную прихожую, освещенную настольной лампой на маленьком белом бюро. На бюро стоял старинный телефонный аппарат с диском для набора цифр. «Как в бабушкиной квартире».

Женщина подвела Анну к высокому зеркалу в белой раме. Они стояли рядом. Оттуда, из зазеркалья, смотрели родные старческие глаза. Не то из рая, не то из преисподней. Бабушкины глаза…

– Кто вы?.. – повисло в прохладном воздухе квартиры.

Лик исчез.

Анна вглядывалась в бездну стекла. «Что происходит? Эти глаза. Бабушка – здесь и сейчас? Нереально. Эта женщина? Здесь и сейчас, реально».

* * *

Анна протянула карту к терминалу и, отвернувшись от официантки, процедила:

– Merci, – и, спохватившись, на чистом русском: – Спасибо.

Бросила взгляд на часы. Затем неспешно застегнула тренч, повязала шарф, открыла приложение такси в модном черном телефоне и ввела адрес. Через мгновение ее прямая спина скрылась из виду под шорох колесиков чемодана.

Не изменяя себе, Петербург встретил Анну весенней моросью. По стеклам змеились струи воды. Пробка на Московском проспекте соответствовала сонно-слезливому настроению погоды: машины ползли медленно, то и дело пережидая у светофоров, словно престарелые лошади. «Отлично. Успею поздороваться с городом». Она откинулась на спинку и прикрыла глаза.

* * *

Рассеявшийся туман открыл вид на вчерашние таинственные деревья и странного облика будки. Будками оказались красивые кладбищенские склепы. Тут и там виднелись скульптуры, петляли брусчатые дорожки, на которых деловито суетились воробьишки. Анна улыбнулась: «Забавно. Такие же, как наши».

Она вгляделась в строгие усыпальницы, теснившиеся вплотную пестрой мозаикой коричневого, серого и черного мрамора. Гробницы блестели после вчерашнего ливня. Прилипшие к камню желтые и оранжевые листья смотрелись незатейливым узором на спокойно-печальном наряде.

«Интересно, кто там захоронен?»

– Да все, – пожала плечами неслышно подошедшая к окну старуха. Анна резко повернулась. – Пиаф, Пруст, Уайльд, Шопен, Дункан, Бальзак, Мольер… Даже сволочь Махно. Это же Пер-Лашез.

Она закурила длинную сигарету, вставленную в мундштук, и прищурилась.

– Я понимаю, что ты не куришь. Но это мой дом и мои привычки. – Снова пожала худыми плечами и искоса глянула на Анну. Хрипло рассмеялась. – В том числе и не докуривать до конца.

Мундштук занял место в вытянутой пепельнице-ладье. Девушка изумленно смотрела на изящный серебряный предмет.

– Точно такая же была в квартире у бабушки, – тихо сказала она. – Только курила не она. Дедушка.

Старуха забормотала, словно про себя:

– Стало быть, ты внучка Лилии. Отец купил две ладьи во время путешествия по старинным волжским городам. В тысяча девятьсот тринадцатом. Отмечали трехсотлетие Романовых, – она произнесла «Романóфф», – поездки по Волге были в моде. Хотел подарить ладьи будущим мужьям дочери и племянницы. Моему супругу преподнес он.

Она повернулась к Анне и всмотрелась в ее глаза.

– А сестра вручила твоему деду сама. – Пожимать плечами, видимо, было ее любимым жестом.

Девушка ошеломленно смотрела на нее. Помолчав, пожилая женщина протянула руку.

– Только никаких «grand-mere» или, упаси бог, «bon maman». Я Маргарита. Хочешь – Марго, хочешь – Маргарита. Твоя бабушка была моей двоюродной сестрой.

Ответно пожимая руку, Анна оказалась в коротких, но крепких объятиях родственницы.

* * *

– Простите! – окликнула она водителя. Миндалевидные черные глаза на секунду ответили ей, потом парень снова впился в дорогу. – Я передумала, сначала по другому адресу, пожалуйста…

Водитель пожал плечами и включил поворотник. Через пятнадцать минут Анна вышла из машины и вздохнула. Таксист развалился на сиденье и включил радио. Полилась бодрая песня, молодой тенорок выводил простенькие трели о смертельной красоте черноглазой красавицы.

Анна будто не слышала льющейся из окошка машины навязчивой восточной мелодии. Она рассматривала отчий дом. Отсюда начался ее путь к новой жизни. С панического бегства, с наполненного ужасом и одурью сознания. Девушка закрыла глаза, у рта резкой чертой щеку взрезала складка. Спина ее сгорбилась, плечи опустились. На плечи мелко сыпал прохладный дождик. «Господи… А если бы я тогда не опоздала?» Память показывала картины одну за другой, словно кадры презентации…

Первыми вспомнились открытые глаза Веры, Коли и их маленькой дочки – любимой племянницы Анны. Почему-то они погибли, а глаза остались спокойными и не закрылись. Так и лежали – втроем с открытыми глазами. Она тогда едва успела выскользнуть из квартиры – вернулись Погромщики. Их убийцы. Принесли с собой какую-то машину, наподобие шлифовальной – для паркета. Анна видела все это с площадки этажа выше. Подойдя к двери квартиры, один Погромщик остановился и повел носом. Анна вжалась в стену и молилась только об одном – чтобы никто не вышел ни из какой квартиры. Ни с собакой, ни с коляской. Погромщики зашли внутрь. Не дыша, девушка прокралась наверх и протиснулась на чердак. Она зажала уши руками – машинка для зачистки квартиры визжала противно, как смесь дрели и стиральной машины. Там зачищали жилище ее родственников. Сравнивали с полом мебель, вещи и тела. В одну массу превращались книги, одежда, посуда и человеческие останки. Как исчезала потом сама эта масса, Анна не знала. Вещи они не брали. То ли брезговали, то ли инструкция не позволяла. Взглядом она зацепилась за распахнутые окна дома напротив. Через маленький двор. Третий этаж. По квартире ходят люди. Вот под равнодушный жернов машинки попало мамино фортепиано, вот туда кинули папину скрипку. Зачищали ее квартиру. На глазах уничтожали ее детство, ее юность и всё ее прошлое. «Всё. Больше у меня никого нет. Они убили всех». Отупевший от увиденного мозг подсказал решение. Чтобы не сойти с ума и не закричать, не выдать себя, Анна сосредоточилась на ненависти к Погромщикам. Черной глухой ненависти, которая начала тлеть в глубине сердца.

«Господи, как я их ненавижу…» Отсюда и силы бежать. Если бы не ненависть, полегла бы на полу квартиры вместе с родными. Все просто: они не верили в себя. Отчаялись и не могли бороться. Умерли спокойными, даже не удивились.

«Бабушка не успела рассказать о Погромщиках… Опасность, смерть – все, что я знаю про них…»

Она понимала, что пока ненависти нельзя разгореться до жаркого пламени. Слишком мало сил, слишком рано… Какая же она сладкая – ненависть. Воспоминания об этих холодных сытых глазах, которые равнодушно обшаривали квартиру, ища выживших после погрома, снова залили сердце Анны ненавистью. Особенно она запомнила одного – с седыми усами, поджарого, на вид очень опытного Погромщика. Он высунулся в окно и внимательно осматривал двор. Что-то почуяв, протер усы и принюхался. Анна вжалась в грязную, облепленную паутиной стенку чердака, ожидая, что он найдет ее.

Поджарый Погромщик насытился. Лениво и бесшумно ушел. Словно в беспамятстве, Анна сползла по стенке, цепляя паутину и дохлых мух. Сидела в забытьи, пока не раздались шаги и голоса снизу. Они-то и вывели из транса. Погромщики покидали зачищенную квартиру. Девушка зажала рот рукой и с усилием глотала крупные слезы, чтобы они не бились о ладонь. «Если бы я не опоздала…» Сегодня привычка всюду приходить не вовремя спасла ей жизнь. Сколько Анна провела там – часов или минут, – она не знала. Очнувшись, тяжело поднялась и поплелась вниз…

С последним кадром, увидев себя с бьющим по ногам маленьким бабушкиным чемоданчиком, Анна выпрямилась и оглянулась. Как изменился двор родительского дома! Новые скамейки, свежий асфальт, ровный, без трещин. Дверь в парадную тоже выглядела незнакомой – на ней красовался новенький домофон с системой «Умный дом». На третьем этаже открыли пластиковую створку. Из окна высунулась детская голова и с любопытством поглядела вниз. Затем быстро спряталась.

«И что теперь? Я не узнаю мой дом. Я здесь выросла. И одновременно не здесь». Она поискала взглядом хотя бы малое напоминание о том, что существовало тогда, ну хотя бы лет десять назад. У парадной всегда рос куст сирени, наводнявший весенний двор кокетливым ароматом. Теперь там клумба с цветами.

«Ну хоть что-нибудь… Хоть та зазубринка!» Она медленно подошла к арке. Когда ей было тринадцать, она нашла на стене арки трещинку. Неглубокую, но все же подходящую, чтобы вкладывать туда волшебные записки по пути в школу. Если записку не вложишь, можно было не надеяться на успешный школьный день.