Читать книгу: «Солнечное перо»

Шрифт:

I
Кит плывет

Антия Корр вин Фалан, королева Таллерии, проснулась от того, что спальню наполнил тихий тонкий звук, похожий на тот, который приходит с неба в безмолвные осенние дни и предвещает скорый снег.

Она села в постели, слепо дотронулась пальцами до лица. Звук угас. Кругом царила теплая летняя ночь: в дворцовом саду пищала какая-то птаха, маленькая лампа на столе озаряла спальню золотым светом – Антия не любила просыпаться в темноте. Надо же, когда-то эти комнаты – серебристо-жемчужные, обставленные дорогой мебелью в восточном духе, с причудливой инкрустацией и плавными завитками – принадлежали ее матери, а теперь Антия занимает их по праву владычицы. Она вернулась домой и забрала свое – себе.

В груди возникло странное чувство, похожее на тревогу. Антия выскользнула из-под одеяла, набросила на плечи легкий халат с вышитыми журавлями, подошла к окну – парк был пуст, дворец спал. Откуда тогда взялось это ощущение, словно кто-то окликнул ее издалека?

Шевельнулись листья каштана – птичка перепорхнула с ветки на ветку, разразилась новыми трелями. Незачем стоять у окна и таращиться во тьму, лучше вернуться в постель и попробовать уснуть.

Завтра у Антии большой и долгий день. Завтра в столице соберутся представители всех стран – принесут традиционную дань благодарности и уважения Таллерии, которая отправляет своих дев к Великому Киту – и Эдвиг Данвигонский тоже приедет, привезет дары своей родины, жемчуг и серебро, а советники начнут убеждать королеву не тратить время даром и объявить о помолвке. Раньше Антия отговаривалась тем, что еще не достигла совершеннолетия и о свадьбе думать пока рано, но весной ей исполнилось восемнадцать, и оправдания кончились.

– Короли не заключают браки по любви, – говорил Лефер, верховный жрец Ауйле. – Ваш семейный союз объединит Таллерию и Данвигон, и мы перестанем волноваться по поводу того, что чарнский принц бряцает оружием возле наших границ. Данвигон принесет вам своих драконов, это утихомирит Чарн. Навсегда.

Он делал паузу и добавлял:

– Антия, все видят, что вы достойная наследница своего отца. При вас Таллерия расцветает, так позвольте ей и дальше расти и крепнуть. Я понимаю, что вы его не любите, и в вашем юном возрасте это имеет значение. Но вы, к сожалению, не принадлежите себе. И хорошо, что понимаете это.

Антия соглашалась с ним. Да, королева должна думать о мире для своего народа, а не о собственном душевном комфорте. Да, Эдвиг Данвигонский – неплохой молодой человек: светловолос, умен, добр, много читает. Они встречались несколько раз, и их общение оставило самое приятное впечатление: Эдвиг обладал удивительной деликатностью, которая сочеталась с внутренней силой и твердостью характера. Он, правда, охромел после несчастного случая на охоте, но Антия понимала, что это пустяки, если смотреть на них с государственной точки зрения. Короли и королевы не обращают внимания на костыли своих супругов, они интересуются только выгодами для государства, и брак с Эдвигом был выгоден. Поэтому…

Звук повторился – торжественный и глубокий, он наполнил комнату, и Антия прижала руку к груди.

Нет. Невозможно.

Она открыла окно, надеясь, что воздух летней ночи, наполненный ароматами цветов, поможет ей опомниться. Но прикосновение ветра к щекам оказалось неожиданно холодным, и, словно наяву, она увидела хрусткую зимнюю ночь в недостижимых северных краях, колючие россыпи звезд над сверкающим черным мрамором пирамиды, занесенной снегом, и червоточины коридоров в ее глубине. Там, в непроницаемом мраке, что-то ждало.

То, что никогда не рождалось и не было сотворено, то, что не жило и не умирало.

То, что пугало ее почти до обморока.

Антия нашла в себе силы, чтобы прогнать видение и захлопнуть окно. Отшатнувшись в глубину комнаты, она почти без чувств опустилась в маленькое кресло, повторяя: «Нет, это невозможно, этого просто не может быть».

Звук, который разбудил ее, был зовом, но тот, кто стоял с другой стороны мира, не мог никого позвать.

– Ты же умер, – прошептала Антия так, словно владыка Ардион, сын Солнечного кормчего и хозяин Ашх-Анорна, мог ее услышать. – Ты же умер, тебя больше нет…

Когда-то заклинание Лефера соединило их – жрец был уверен, что если Антия сможет привести Ардиона в Таллерию, то у него хватит сил, чтобы остановить Великого Кита навсегда. Больше никаких землетрясений, никаких невинных девушек, которые спускаются в подземелья под пирамидой Ауйле – просто тихая жизнь на земле, что никогда не уйдет из-под ног. Антия помнила, как лопнула нитка, которая их связывала, когда Ардиона не стало, – тогда ей было больно и горько, и эти два года она жила, чувствуя горечь потери, нечастую, но прожигающую до глубины души.

Протянув руку, Антия взяла со стола серебряный колокольчик, позвонила. Тотчас же пришла служанка, энергичная и бодрая, несмотря на глубокую ночь. Приказав принести кофе, Антия придвинула к себе листок бумаги, взяла карандаш и написала:

«Верн, твой брат жив».

Нет. Невозможно.

Полное безумие.

Когда служанка принесла свежий кофе, Антия разорвала записку на клочки.

Солнце никогда еще не погружалось так глубоко.

Отец оставил свою ладью на краю снежного поля и к пирамидам шел пешком вместе с охранным отрядом. Ардиону казалось, что ему нужно было о чем-то подумать, и на какой-то миг у него даже промелькнула отчаянная надежда о помиловании. Может быть, его не казнят, а изгонят. Может быть, все не так страшно.

Нет.

То, что он еще жив, а не рассыпан жирным пеплом над болотами – уже помилование. Незачем рассчитывать на большее.

Пирамиды спали под звездным небом. Ветер скользил рядом с идущими, заметая следы. Ардион хотел было окликнуть Солнечного кормчего, заговорить с ним, но молчал. Молчание – золото: такое же, как узор доспехов великого божества.

Вместе с охранным отрядом и преступником-сыном отец вошел в пирамиду. Ардиону не было страшно – так, немного не по себе. Здесь царила непроглядная тьма, которую не могло развеять даже сияние доспехов Солнечного кормчего, и в этой тьме ему предстояло умереть и быть погребенным.

Он ненавидел мрак. Все в его душе сейчас восставало и хотело бороться, но Ардион знал, что борьба бесполезна. Охранники смотрели на него с нескрываемым страхом – понимали, что он может сопротивляться, и знали, что не смогут причинить ему вреда.

Зачем вообще Солнечный кормчий позвал их? В качестве почетного караула?

– Ты подвел меня, – равнодушно произнес отец, и тогда Ардион откликнулся:

– А ты меня простил.

Ему не было больно – чуть тоскливо, вот и все. Он понимал, что виноват, и знал, что уже ничего не сможет исправить. Демоница ушла в свой мир, а он так и не сумел остановить ее. Не глядя в лицо сына, Солнечный кормчий мягко провел ладонью по воздуху, как учитель, который стирает с доски написанное. Ардион хотел спросить, кто теперь займет его место владыки Ашх-Анорна, но не успел. Весь свет, который наполнял душу, и все солнечное величие, которое в нем заключалось, моментально иссякли. Последним, что он почувствовал, был удар – он рухнул на мрамор пола, как отброшенная марионетка.

Солнечный кормчий смотрел с привычным спокойствием.

Иногда его взгляд приходил к Ардиону в туманных видениях, которые возникали в голове. Он не умер до конца, но и живым он не был тоже. Это странное бытие показалось бы ему раздражающим, но холод посмертия стирал любые чувства. Пирамида была создана из некоего подобия черного стекла – лежа на дне, Ардион смотрел, как над ним кружат звездные россыпи и двуглавые птицы раскрывают крылья, пробуждая северное сияние.

«Спи! – слышал он их мелодичное пение. – Спать – это тоже милость. Сон – это тоже прощение!»

Он не знал, сколько времени прошло в этой нежизни, но внезапно почувствовал боль в груди и услышал далекий звон. Ардион прикоснулся разумом к миру, и бесконечная зимняя ночь вдруг соскользнула – он увидел яркое летнее утро, высокое стрельчатое окно и пышный зеленый сад. Все было настолько свежо и ярко, что Ардион невольно ощутил тоску. Ему хотелось дотронуться до зелени, ощутить на лице тепло солнечных лучей – ему хотелось жить, а не каменеть в подземелье!

Он наконец-то почувствовал и гнев, и досаду, и горечь. Он знал, что его отец был равнодушным и безжалостным, но сейчас это задело душу слишком глубоко, прошло через лед, который окутывал тело хрустальной глазурью.

– Прекрасно, ваше величество! Изумительно!

Беспечный девичий щебет, запах духов и пудры, предвкушение праздника. Ардион отвел взгляд от окна и сада и вдруг увидел себя – мертвеца с темным заледеневшим лицом, которое мелькнуло в глубине зеркала и растаяло. На парадных доспехах, в которые его облачили, лежали снежинки, руки сжимали черен бесполезного меча. Видение растворилось почти сразу же, но девушка в белом платье сдавленно вскрикнула и отшатнулась от зеркала.

Антия. Иномирная демоница, которая упала с неба и разрушила его жизнь. Однажды она пыталась зарезать его ножом для очинки карандашей – сейчас Ардион вспомнил об этом с неожиданным теплом.

– Ваше величество, что с вами?

К ней тотчас же бросились служанки – Антия прижала пальцы к губам и отрицательно мотнула головой.

– Ничего не нужно. Уходите.

Когда ее оставили в одиночестве, она снова заглянула в зеркальную глубину, словно хотела снова найти в ней его мертвое лицо. Убедиться, что старый враг больше не способен причинить ей вред. Ардион видел ее отражение – юное нежное лицо, испуганный взгляд карих глаз, каштановые волосы, уложенные в сложную прическу, вычурное белое платье.

Свадьба?

Он снова ощутил досаду. Антия вернулась домой и получила все, что хотела. А ему наградой была даже не смерть – небытие. Наверняка где-то рядом отирается и брат, но Ардион сейчас меньше всего хотел увидеть Верна. Младший всегда умудрялся все разрушить и испортить.

– Ты там? – спросила Антия, и в ее голосе звучали надежда и страх. – Ты меня видишь?

«Вижу, – подумал Ардион. Он смотрел на нее как на жизнь, к которой никогда не сможет прикоснуться. Здесь, среди льдов, в заснеженной пустыне, о которой забыли люди, это было похоже на глоток воды. Его умертвили, но он мог смотреть. Он мог чувствовать. – Да, я тебя вижу».

Антия не услышала его ответа. Дотронулась до зеркала и закрыла глаза.

Звон в груди медленно рассеялся во мраке.

Столица звонила в колокола. Город кипел, выплескивая варево пестрых цветов и разноцветных флагов, людских лиц и радостных голосов. Сегодня был праздник – иногда казалось, что его любят больше Нового года. Все жители высыпали на улицы, чтобы ничего не пропустить. Когда еще увидишь белоснежных слонов из княжества Фарешан, которые несут на себе целые башни с людьми, или гигантских орлов Чарнского королевства, величаво раскрывающих посеребренные крылья? Когда еще полюбуешься на причудливые наряды данвигонцев, которые похожи на паутину, унизанную разноцветной росой, или стройные ряды веранских рыцарей, которые движутся настолько согласованно и ровно, что кажутся единым организмом?

Антия стояла в центре площади, встречая тех, кто принес Таллерии традиционную дань благодарности. Плотный шелк праздничного белого платья, которое открывало плечи и часть груди, казался ей холодным. Глядя на веселых горожан, она думала о том, что несколько лет назад так же любовалась на слонов и орлов, которые заходят на посадку чуть в стороне, а теперь все это кажется ей рутиной, и довольно скучной.

К неприятному тянущему чувству в груди с утра прибавился озноб. Антия дала себе слово, что обязательно вызовет лейб-медика после того, как все закончится. Но перед ее глазами то и дело поднималась прозрачная пирамида из черного льда под хрустящим от мороза звездным небом, и тогда она мысленно усмехалась: чем тут поможет лейб-медик? Разве она расскажет ему о торжественно-скорбном лице мертвеца, которое вдруг проплыло в отражении?

Безумная королева на троне Таллерии? Вот уж нет.

Чарнский принц Фил-о-фил, разумеется, не приехал – отправил послов, и Антия с вежливым любопытством смотрела, как смуглые люди, укутанные в изумрудные полупрозрачные покрывала, несут ей дары своей земли – пряности и фрукты в сундуках из розового дерева. Кин-о-кен, чарнский посол, который возглавлял шествие, надел столько золотых украшений, что Антия невольно задалась вопросом, как же он еще не упал под их тяжестью. Сундуки поставили справа от нее, посол снял темно-синюю чалму, украшенную россыпью бриллиантовых бабочек, и, поклонившись королеве в ноги, громко сказал скрипучим голосом с акцентом:

– Прими, владычица Таллерийская, нашу дань. Чарн благодарит тебя и твоих дев, которые хранят сон Великого Кита.

Антия с достоинством кивнула. Географически сложилось так, что именно на территории Таллерии располагался и вход к Великому Киту, и выход от него в горах у Белых ворот, поэтому таллерийские девушки спускались во мрак под пирамидой Ауйле, а остальные страны щедро платили за это, сохраняя жизнь своих дочерей. Содержимое сундуков было во многом церемониальным, а вот регулярные поставки пряностей, угля и железа имели уже совсем другое значение. Слуги подхватили эти сундуки и оттащили в сторону: когда церемония завершится, все их содержимое будет отдано горожанам.

Следующими были представители Данвигона – свита Эдвига казалась светящимся облаком мотыльков, которое опустилось на площадь. Принц шел первым, опираясь на свою трость, и Антия почувствовала жгучий укол стыда и неудобства. Наверняка ему тоже говорят о том, что нужно жениться, что брак с Антией Таллерийской принесет его стране сплошные выгоды, но Эдвиг был слишком тонок, чтобы не понимать, какие именно чувства испытывает Антия, и слишком умен, чтобы закрывать на это глаза.

Он подошел, поклонился – Антия доброжелательно улыбнулась в ответ. Повинуясь жесту принца, его спутники открыли сундуки, и Антия увидела жемчужные россыпи и витые серебряные стержни, которые выглядели так, словно их сняли со лбов единорогов. Данвигон лежит на самом краю мира – его жители настолько отважны, что их корабли отплывают на десять дней хода от суши в поисках рыбных косяков и синих кальмаров с жемчужинами в животах. В Таллерии говорили, что данвигонцы способны проплыть под брюхом у Великого Кита.

– Данвигон смиренно благодарит Антию Таллерийскую и ее народ, – произнес Эдвиг. По невозмутимому выражению его лица нельзя было понять, о чем он думает на самом деле. – Прими, владычица, скромные дары нашей земли и нашу вечную признательность.

Антия кивнула. Надо было что-то решать, почему бы и не сегодня… Она протянула руку и, когда Эдвиг осторожно пожал ее пальцы, негромко сказала:

– Мне нужно поговорить с вами наедине, ваше высочество. После церемонии.

Эдвиг понимающе кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то очень живое, не предусмотренное церемониальным протоколом. На площадь уже входили слоновьи башни, двигаясь с величавой размеренностью, и, еще раз кивнув, Эдвиг отошел со своими людьми в сторону.

«Есть такое слово «надо», – напомнила себе Антия ту фразу, которую частенько повторял Верн. После возвращения из Ашх-Анорна Верн занял место смотрителя королевской библиотеки – иногда Антия заходила к нему и видела, как он сидит на диванчике в своем кабинете, вытянув ноги, читает какую-нибудь старинную книгу, и от него так и веет спокойствием и умиротворением.

«Я тебе завидую, – однажды призналась Антия. – Ты можешь просто сидеть и читать книгу».

Тогда Верн только улыбнулся, и…

Антия вдруг поняла, что земля плывет под ногами.

Фарешанские слоны взревели от ужаса, и это словно послужило сигналом: на столицу обрушились крики людей, звон рассыпающихся окон, далекий низкий гул, который был почти не слышен, но наполнял все тело вязкой слабостью и таким страхом, что Антия будто прилипла к мостовой. Она не могла двигаться и говорить, мозг захлебывался в панических воплях, приказывая ей со всех ног мчаться к спасательному дирижаблю, но тело не могло сделать и шага.

Она окаменела.

Антия смотрела: чарнские орлы взлетали с нервным громким клекотом, и кто-то из горожан вцепился в одну из лап, пытаясь спастись. Его втянули на птичью спину, в алый треугольник палатки, и орлы стали подниматься еще выше.

Антия видела: падают сундуки, раскалываясь и рассыпая уже никому не нужные пряности, жемчуг и серебро. Кто-то из помощников пробежал мимо, оставив отпечаток ботинка на розовой мякоти драконьего яблока. Земля с издевательской неспешностью плыла под ногами, и кто-то орал во всю глотку:

– Кит! Кит проснулся!

Одна из дворцовых башенок вдруг качнулась и неторопливо стала рассыпать кирпичи в зелень сада – невидимая рука схватила ее и отломила ради забавы, так ребенок ломает сахарные фигурки на торте. Кругом бежали, кричали, ревели, а Кит плыл по океану, и в мире не было той силы, которая сейчас сумела бы удержать его.

Все это заняло несколько мгновений, но Антии казалось, что она превратилась в муху в янтаре, и перед ней прошли тысячелетия. Потом ее подхватила королевская охрана, и Антия опомнилась – вместе со всеми рванулась к спасательным дирижаблям, которые нависали над столицей разноцветными рыбинами, почувствовала под ногами не текучую землю, а перекладины веревочной лестницы, и тело ожило – сработало так, как учили с раннего детства.

Наш мир – Великий Кит. Когда он проснется и поплывет, то нужно спасаться – бежать к дирижаблям, забираться в их животы и ждать. Час, день, три дня – Кит успокоится, и тогда можно будет спуститься на развалины своего мира.

– …аше …еличе…

В дирижабль набился народ. Когда надо было спасаться, никто не обращал внимания на сословные различия. Охрана провела Антию в королевский спасательный отсек – ее тотчас же принял лейб-медик, усадил в кресло и, протянув серебряную рюмку с лекарством, заметил:

– Магический удар. Очень сильный. Вас им накрыло.

Антия осушила рюмку и не почувствовала вкуса, лишь едва уловила мятный запах. Издалека вновь донесся гул и грохот – Кит плыл через океан, разрушая все, что надоедливые насекомые возвели на его спине. В королевском спасательном отсеке воцарилась тишина. Антия откинулась на спинку кресла, скользнула невидящим взглядом по собравшимся – здесь были и таллерийские сановники в темно-синих мундирах, и данвигонцы, даже затесался какой-то чарнец в золотой мантии и такой же золотой чалме, он сейчас стоял у круглого окошка, посеревший от страха, и беззвучно молился, стуча пальцами по виску и призывая на помощь своего великого Сокола.

Кто-то осторожно сжал руку Антии. Она обернулась – Эдвиг сидел рядом и выглядел пусть и испуганным, но очень собранным – и почему-то ей сделалось легче.

– Антия, вы меня слышите? – спросил он. – Лейб-медик говорит, что был магический удар. От Кита. Вас задело.

Она кивнула. Можно было посмотреть в окно и увидеть, как столица разрушается словно кукольный городок, который надоел своему маленькому хозяину. Люди карабкались по веревочным лестницам спасательных дирижаблей и падали в дым и огненную тьму. Кит плыл через океан, и все заполнялось мраком.

Их мир рухнул.

Перед окном что-то мелькнуло, и чарнец, который бормотал молитву, вдруг воскликнул с испуганным удивлением:

– Смотрите! Там сова! Здоровущая!

Антия закрыла глаза и улыбнулась.

Она знала, что там не просто сова, а филин. Крупный растрепанный филин с железным крылом.

– Таллерия в руинах. Данвигон полностью разрушен. Чарнской королевской династии больше нет. По самым скромным подсчетам, погибла треть населения мира.

Эдвиг едва слышно вздохнул. Провел по лицу ладонями, словно пытался стряхнуть страшный сон. Сгустился вечер – темно-синий, тревожный, подсвеченный пожарами. Дирижабли летели над горящими останками их мира, и Антия видела, что Кит продолжает плыть, охваченный пламенем и смертью. Министр обороны Келлеван опустил лист с докладом – к нему поступали данные со всего мира, с каждого командного пункта каждого дирижабля, и сейчас он, кажется, впервые в жизни не знал, что делать дальше.

Келлеван выглядел опустошенным, и Антия не знала, как будет справляться со всем этим.

– Он остановится, – сказала она так, словно хотела убедить не окружающих, а себя. – Какой запас хода в наших дирижаблях?

– Десять дней, ваше величество, – отрапортовал капитан. Келлеван кивнул.

– Потом нам предстоит очень много работы, – проговорила Антия. Люди вокруг казались акварельными набросками на стене. Плеснешь морской воды – и их не станет. – Пожары. Разруха. Голод. Кит никогда так долго не плыл.

Если бы здесь был Лефер, то он обязательно сказал бы о конце света. Словно прочитав ее мысли, Келлеван заглянул в свой лист и сообщил:

– Столичная пирамида Ауйле устояла. Как и все пирамиды по стране, даже удивительно. Ваш советник Верн год назад велел разместить в них неприкосновенные запасы государственного резерва, так что у нас есть надежда.

– Хоть какие-то хорошие новости, – вздохнула Антия. Обернулась к Эдвигу – тот выглядел совершенно спокойным, просто непробиваемо спокойным, но за этой стеклянной гладью Антии чувствовалась буря. Принц все потерял. Теперь у него осталась только его трость, и Антия ощутила острую жалость.

На стенах лежал тревожный отблеск пожаров. Привычный мир внизу был объят пламенем, и Антия вдруг с ужасом подумала: а что, если Кит нырнет и уйдет на глубину? И десять дней они будут лететь над океаном, утопая в своем безнадежном ужасе, а потом все кончится…

– Кит остановится, – уверенно сказала она. Королеве надо всем своим видом выражать уверенность и стабильность, даже когда мир летит к евграм в пасть. – И когда он остановится, мы все должны держаться вместе. Восстанавливать наш мир. Помогать друг другу. Сейчас не имеют значения ни расы, ни границы, ни сословия. Иначе мы не выживем.

Ее слушали затаив дыхание, и Антия видела, что ее слова дают людям ту надежду, которая почти иссякла в ней самой. Она протянула руку Эдвигу и сказала, понимая, что навсегда переступает что-то очень важное в себе:

– Я знаю, что сейчас не самый лучший момент, чтобы объявить о моем согласии, но не могу не сказать. Таллерия и Данвигон дальше пойдут рука об руку. Мы поднимем наши державы из руин и поможем остальным. Пусть наш союз станет надеждой и новой основой мира.

Некоторое время люди в отсеке молчали, а потом захлопали в ладоши, заговорили хором, поздравляя, и Антия поняла, что все сделала правильно. Королева не принадлежит себе. Королева должна поступать так, как будет лучше для страны – особенно когда от этой страны остались только дым и развалины. Эдвиг прикоснулся губами к ее пальцам и с улыбкой произнес:

– У меня теперь нет ни жемчугов, ни серебра. Но я сделаю все, чтобы вы никогда не пожалели о своем согласии, Антия. Мы…

Он не договорил. Капитан бросил взгляд в окно и с растерянной надеждой выдохнул:

– Ваше величество! Кит остановился!

Антия кинулась к окну. Кругом царила ночь – рыжая, огненная, мертвая. Стаи разноцветных дирижаблей, которые плыли рядом, замедляли движение – все сейчас видели то же, что и королева. Внизу лежал незнакомый город, окутанный пламенем, и Антия увидела, что он неподвижен. Гул, который наполнял все вокруг, оборвался. Траурные ленты дыма поднимались в небо, но Кит больше не плыл.

«Верн, – подумала Антия. – Кит пришел в движение, но Верн остановил его».

Кто еще мог бы это сделать?

Она обернулась. Чарнец, забившийся в угол, не переставал молиться. Эдвиг поднялся, опираясь на трость, подошел к окну и, прищурившись, посмотрел не на горящий город, а куда-то в сторону.

– Что это? – спросил он. – Вот там, справа. Видите сияние?

Антия посмотрела туда, куда показывал принц, и увидела, что во мраке медленно струится серебристое свечение. Вот в нем мелькнули мазки зеленого и розового, и она вспомнила, как когда-то, бесконечно давно, летела на спине двуглавой птицы, и от ее перьев разливалось зарево, которое поднималось на полнеба. В отсек заглянул один из офицеров и сбивчиво сообщил:

– Господин капитан… там… кажется, там магический провал. Наши приборы просто с ума посходили!

Капитан выбежал из отсека. Некоторое время Антия молчала, собираясь с духом, а потом сказала:

– Мне надо туда. Кажется, я знаю, что там.

– Ваше величество, – оторопело выдохнул один из офицеров ее личной охраны. – Давайте отправим отряд. Вам лучше оставаться здесь.

Он был прав. Место полководца не впереди на лихом коне, а в благоразумном отдалении, чтобы видеть все поле битвы, но Антия лишь повторила тем тоном, который советует не спорить:

– Мне. Надо. Туда.

Эдвиг посмотрел на нее так, что Антия испугалась, что сейчас он начнет спорить и велит ей оставаться на месте. Но он, к ее удивлению, не стал – просто кивнул и произнес:

– Пообещайте, что будете осторожны. Хорошо? – И, обернувшись к ее встревоженным офицерам, добавил: – Вряд ли мы сможем остановить девушку, которая однажды спустилась к Киту и вернулась живой и невредимой.

Антия дотронулась до его руки. Ведь неплохой же человек, и они станут настоящими соратниками, а что еще надо для того, чтобы восстановить мир после конца света? Тогда почему ее снова начинает знобить и в груди вновь дергает невидимый крючок, который вошел под плоть и кости, и сейчас тянет, тянет?..

– Обещаю. – Антия нашла в себе силы улыбнуться и повторила: – Я знаю, кто там.

В личной каюте нашлась запасная одежда. Антия с удовольствием избавилась от церемониального платья – сейчас оно напоминало ей саван. Переодевшись в светло-серую рубашку, темные куртку и штаны, Антия выскользнула из каюты, и офицеры охраны повели ее к выходу. Маленькие лампы едва развеивали сумрак, и Антии казалось, что она движется через подземелье или внутренности огромной рыбы.

Дядя Бриннен летел в одном из дирижаблей, он спасся, и Антии доложили об этом почти сразу же. Она кивнула, просто отметив информацию, но поняла и приняла ее только сейчас, когда шла и вспоминала, как старый инвалид спасал ее много лет назад, уводя сквозь подземелья королевского дворца от тех, кто убивал ее родителей и брата.

Ей стало легче. Сейчас она словно возвращалась к себе – не к королеве Таллерии, а к Антии, которая однажды спустилась в подземелья пирамиды Ауйле, прошла дорогами Ашх-Анорна и вернулась домой.

Открылась дверь, и на мгновение Антия задохнулась – настолько отвратителен был воздух снаружи. В голове зашумело, но Антия шагнула вперед и, схватившись за перила, развернулась и поставила ногу на первую ступеньку веревочной лестницы. Дирижабль опустился так низко, как только мог, – нить лестницы убегала в ночь. Порыв ветра вдруг прогнал запах гари и крови и принес с собой легкий травяной. Антия поняла, что сейчас они в Заполье, среди его цветущих лугов.

Лестница качнулась, и Антия продолжила спуск. Зарево, которое разливалось справа от нее, пульсировало, то разгораясь так ярко, что Антия видела каждую нить в толстых веревках, то угасая – тогда она начинала чувствовать себя слепой, и в ней против воли поднималась волна паники. Но наконец сияние сделалось спокойным и ровным, и, когда ноги уткнулись в траву, Антия наконец-то смогла выдохнуть.

«Верн, – подумала она. – Верн».

Она обернулась. Зарево поднималось до небес, и трава казалась белой. Верн лежал на спине, раскинув руки и погрузив пальцы в почву. Антии вдруг почудилось, что он дрожит и рассыпается на пестрые клочки, но потом они стекаются, прилипают друг к другу, и Верн вновь впивается в землю. Повязка была снята, оба глаза, наполненные жидким золотом, слепо смотрели в небо. Верн что-то бормотал, его лицо было искажено нестерпимой болью и безумием, но, когда Антия сделала несколько шагов вперед, он улыбнулся и проговорил:

– Ты здесь… я видел твой дирижабль.

Антия нырнула в зарево, и ее сразу же будто отрезало от мира. Ушла вонь сгоревших городов, отпрянул страх и горе потерь – рядом с Верном было очень тихо. Он дрожал, словно через него пропускали электричество, но Антия почему-то знала: с миром все будет в порядке. Пока будет.

– Верн, что случилось? – спросила она. – Что нам делать?

– Кит пришел в движение, – ответил Верн, и на его губах выступил и лопнул пузырь крови. – Я его держу, но надолго меня не хватит. Неделя, не больше. Он испуган до смерти. Он пытается уплыть от своего страха…

Хотя Антия ожидала услышать что-то в этом роде, ее все равно окатило ледяной волной. Неделя. У их мира всего неделя – они успеют сделать вдох, и весь кошмар начнется заново.

Она смогла взять себя в руки. Сдержала слезы, сжала зубы.

Найти способ спастись. Он должен быть.

– Верн, что я должна делать?

Глаза Верна снова залило расплавленным золотом, и Антия услышала полухрип-полуклекот:

– Что-то случилось в Ашх-Анорне. Исправишь все там, и мы спасемся здесь. Миры…

Верн закашлялся, кровь выплеснулась из его рта, потекла по лицу и шее. Антия сдернула жилет, свернула, подложила ему под голову – Верну удалось слабо улыбнуться. Он держал их мир, оттаскивал от пропасти – это было страшное, призрачное ощущение.

– Миры связаны, – выдохнул Верн. – Если погибнет Ашх-Анорн, то и от нас ничего не останется. Спускайся вниз, Антия. Найди моего брата. Я не знаю, что там произошло, но… Он жив. И он тебе поможет.

Он снова содрогнулся всем телом, рассыпаясь разноцветными брызгами. Вскрикнув, Антия шарахнулась в сторону. Пятна света слились в знакомый силуэт, и две руки вновь погрузились в землю – одна живая, вторая механическая.

Антия поднялась и побрела в сторону дирижабля. Все качалось и плыло перед глазами, но мир стоял на месте.

Мир был неподвижен. Пока еще был.

Столица была полностью разрушена.

Мобиль Антии с трудом пробирался по бывшему Морскому проспекту. Развалины зданий, люди, похожие на тени, которые пытались отыскать своих близких, уцелевшие полицейские, пытавшиеся хоть как-то регулировать движение и наводить порядок – Антия смотрела, и ей казалось, что она видит долгий тягостный сон. Здание Первого королевского банка уцелело, в нем даже стекла не вылетели – зато от почты напротив осталась лишь статуя Вестника, который поднимал к небу то, что осталось от его руки. Когда-то в ней было письмо. Город наполняло сладковатым запахом – под развалинами было слишком много мертвецов, отчего Антию наполнял даже не страх, а липкая тоска.

У нее есть неделя. Всего неделя. Где-то там, в Заполье, на траве лежал Верн, удерживая Кита. Когда Антия думала о нем, ее охватывала тревога.

Полицейский в разорванной форменной рубахе дунул в свисток, махнул рукой – мобиль миновал перекресток, и Антия увидела ручеек очереди: возле пирамиды Ауйле шла раздача еды. Они объехали знакомую ограду, мобиль остановился возле бокового входа, где сейчас не было никого, кроме служки в оранжевой мантии, и Эдвиг, который до этого молчал, негромко произнес: