Читать книгу: «Нарывы времени»
Человек будущего.
Рассказ.
Да я, конечно бы, поверил в бога!
Когда богов бы не было так много.
И я в безверии своём не каюсь,
Я просто бога выбрать затрудняюсь.
Вот пращуры – в сомнениях не бились.
Богов немало было – всем молились.
А я в раздумиях сгораю понемногу,
Не кастинг же устраивать, ей-богу!
Ждут праведника, в жизни вечной, сладости.
Сплошь почему-то всё земные радости.
А за грехи карают по-отечески,
Но тоже как-то всё по-человечески.
И режут душу вновь сомненья бритвами,
А вдруг я не по адресу с молитвами?
Вот посидел, поразмышлял немного.
А можно ли по-божески – без бога?
Стихи автора.
В чернильной темноте фигуры мерцали неясным, голубоватым светом, который, словно нехотя, просачивался сквозь человеческие контуры. Абрис определяли чуть более светлые искорки и, окажись рядом внимательный наблюдатель, от его взгляда не укрылось бы то обстоятельство, что фигуры не просто светятся – они сами сотканы из множества переплетённых волокон света. Однако, в этот час и в этом месте, наблюдать за ними было просто некому. На немыслимой, для обычного человека, высоте, на горной площадке, открытой всем ветрам и свету множества звёзд, правильным кругом расположилось около сотни призрачных фигур. Лишь издали их можно было принять за человеческие. Они не двигались и казались замысловатой световой проекцией.
Но при этом они совещались. Слова не были слышны никому, кроме них самих, они были нейтральны, бесполы, бесстрастны.
– Как председатель нашего собрания, я прошу внимательно выслушать меня. Сегодня мы собрались по не совсем обычному поводу. Каждый из вас, я уверен, ощутил вчера мощный всплеск Дисгармонии. Нарушена ткань Великой Симфонии, и мы не можем оставить это без внимания.
Лёгкий гул призрачных голосов поддержал говорившего.
– К сожалению, у нас вновь появились неприятные вопросы к Протектору Северо-Восточного сектора. В который уже раз. Именно на его территории вновь возникла Дисгармония.
– Я готов объясниться.
Одна из фигур плавно переместилась в центр круга и начала светиться чуть ярче, что, вероятно, означало лёгкое возбуждение.
– Ни для кого не секрет, что мой сектор наиболее благоприятен для обитания разумных зверей. По моим подсчётам, этих особей в секторе порядка пятисот, но они, как и всякие неразвитые в интеллектуальном плане, животные, очень плодовиты и продолжают интенсивно размножаться. Теория о том, что тяжёлые условия жизни значительно сократят их численность, по всей видимости, оказалась несостоятельна. Как раз наоборот – их численность постоянно растёт.
– Если вам требуется помощь, мы все готовы её оказать.
– Может быть позже. Я только вчера провёл один, весьма интересный, эксперимент. Он не полностью удался, но это лишь вопрос времени. В случае удачи, в чём я, собственно, не сомневаюсь, мы навсегда избавимся от проблемы Дисгармонии.
– Если вы имеете в виду нейтрализацию разумных зверей, то спешу напомнить – они стали весьма осторожны и обнаружить их совсем непросто.
– Безусловно, это так. Разумные звери опасны одним тем, что разумны. Мы уже сейчас с трудом сдерживаем их врождённый инстинкт разрушения Гармонии.
– Значит ли это, что вы уже не верите в теорию Деградации?
– Верю. Но у всего есть предел и у деградации в том числе. Уже очевидно, что мы не сможем довести разумных зверей до необходимой степени деградации. Вряд ли они начнут вести нормальный, стадный образ жизни. Мы в тупике. Звери продолжают, пусть примитивно, но мыслить и именно это самое опасное. Следует признать: лишить их этой способности нам не под силу. Но выход всё-таки есть: вообще избавить наш мир от разумных зверей, выбросив их за пределы Великой Симфонии. И сейчас это возможно. Почти возможно.
– Вам следует объяснить поподробнее, Протектор. Надеюсь, вы помните, что нам нельзя уничтожать этих зверей? Это приведёт к такому всплеску Дисгармонии, что поставит под угрозу уже наше существование. Как это было совсем недавно.
– Ну что ж. Главная мысль в том, что ткань Великой Симфонии нежна и её можно на краткий миг разорвать.
– Остановись, Протектор!
В круг вплыла ещё одна фигура, поменявшая цвет с нейтрального голубого на темно-синий – так, что почти слилась с чернотой неба.
– Ткань Великой Симфонии священна! Разве это не основной наш Догмат?
– Догматы меняются вместе со звуком Симфонии – и это тоже наш Догмат. Вечноживущие не должны стоять на месте. Кроме того, вчера я уже разорвал ткань Симфонии и, как видите, ничего страшного не произошло.
– Как?! Без одобрения Совета?!
Вновь лёгкий гул голосов колыхнулся над площадкой, фигуры растеряли единый цвет и окрасились во всевозможные цвета с массой оттенков. Они уже не казались простой проекцией, теперь существа напоминали живых людей.
– Объяснись, Протектор.
– С удовольствием. Вчера я разорвал ткань Симфонии с единственной целью: выбросить за её пределы хотя бы одну особь разумного зверя. Один из детёнышей зверей на время потерял бдительность, и я это использовал. Должен признать, что данный эксперимент не удался, но я уже установил причину. У меня просто не хватило сил выпихнуть наружу подопытную особь. Вместо этого разрыв всосал объект из-за пределов Симфонии и ткань соединилась. Но я уверен, что усилиями нескольких Протекторов мы без труда вытолкнем наружу любое количество разумных зверей. А в перспективе – всех.
– А что за объект был втянут в пределы Великой Симфонии?
– К сожалению, ещё одна особь разумного зверя. Но одна единица не имеет никакого значения. Главное, мне удалось доказать, что перемещение в принципе возможно. При использовании достаточной мощности.
Над площадкой повисла телепатическая тишина. Казалось, фигуры обмениваются мнениями, используя лишь световые сигналы.
– Ну, и куда же ты намерен отправить разумных зверей в случае удачного исхода эксперимента?
– Туда, где им и место – в века Диссонанса. Я рассчитал, на какую глубину должна быть прорвана ткань Симфонии, чтобы они оказались на достаточном удалении от нас. Особая точность тут значения не имеет. В моём секторе довольно часто шли войны среди разумных зверей, а во время войны появление нескольких сотен беспризорных особей никого особенно не удивит и не озаботит. Как, впрочем, и вчерашнее исчезновение одной особи – во время войны, пропавшие без вести не были редкостью. А уж в века Диссонанса эти звери придутся как раз ко двору, и мы сможем, наконец, достичь нашей Высшей цели – Полной Гармонии Великой Симфонии!
– А что, если ценой попытки станет разрушение ткани Симфонии? Мы не сможем справиться с хаосом.
– Я уверен в успехе, Председатель.
– Твоя уверенность и гарантии – это разные вещи… Ну, хорошо. Я думаю, не стоит решать столь сложный вопрос излишне поспешно. Мы соберёмся вновь в обычное время, и каждый Протектор сможет высказать своё мнение. Кстати, на следующем собрании как раз твоя очередь быть Председателем, Протектор. Ты сможешь выступить первым. Как знать, возможно, тебе и удастся убедить нас в своей правоте. Но до того момента собрание убедительно просит тебя воздержаться от несанкционированных экспериментов.
Взмахнув призрачными руками, фигура сжалась в маленький, плотный, ослепительно-яркий шарик, который взмыл вверх и устремился к горизонту. Верхушка горы взорвалась фейерверком из разноцветных шаров, выплеснув их в чёрное небо. Спустя мгновение, каждый шар направился в нужную ему сторону и вскоре ничто не напоминало о развернувшемся здесь недавно представлении. Лишь небо осталось таким же бездонным и безмолвным.
* * *
Олег очнулся, лёжа лицом вниз и широко раскинув руки – словно крест решил изобразить. Грубая ткань солдатского комбинезона промокла на груди и животе, но не холодила, согретая теплом крепкого тела. Чувствовал, что лежит на чём-то упругом и влажном, осторожно вдыхал терпкий, густой воздух, не понимая, почему никак не может вспомнить этот навязчивый, приторный запах. Приоткрыл глаза и увидел большой лист, кажется дубовый – серый, волглый, прелый. Лист, повинуясь лёгкому ветерку, слегка пошевелил резным, разлохмаченным краем прямо перед лицом. Вот оно что, – озарило Олега. Это же запах опавших, прелых листьев. И развалился он на их многослойной перине, что не один год копилась тут, под деревьями. А лёгкий шум над головой – это ветерок в ветвях неосторожно запутался, рвётся на волю, самого себя в клочья беспощадно раздирает.
Олег упёрся руками в пружинящее ложе, приподнялся и хотел сесть, но наткнулся на что-то холодное, твёрдое и определённо чужеродное в этом лесу. В руках оказался автомат с совершенно целой оптикой, пристёгнутым магазином и каплями влаги на чёрном стволе. Олег бездумно провёл ладонью по металлу, размазал по лоснящейся поверхности капли воды, и отлепил от щеки вялый дубовый лист. Только сейчас, когда в руках оказалось боевое оружие, заметил, что сидит на открытом месте. Солдатский инстинкт заставил броситься обратно на листья, перекатиться к ближайшему дереву и замереть возле корявого, серо-коричневого корня. Камуфляжная окраска комбинезона изумительно слилась с тусклыми красками местности и затаившийся Олег, казалось, растворился в опавших листьях и куцых вениках чахлого кустарника. Тотчас, словно заученное, до автоматизма, действие включило спавший участок мозга, вспомнил, каким образом здесь оказался.
Разведгруппа, всего двенадцать человек, должна была прочесать лесок, в котором воздушный патруль засёк подозрительные передвижения. Олег, как обычно, шёл впереди. Неправильно это, конечно, командиру место в центре. Не зря ядром зовётся. Связиста, снайпера и пулемётчика рядом держать – если по уму. А вот первым под пули лезть негоже. Но ничего не мог с собой поделать; чувствовал, что многим может жизнь уберечь, и себе тоже, если первым опасность вынюхивать возьмётся. Очень уж нюх обострился за долгие, неспокойные годы. Слухом, чутким, словно оголённый нерв, любой шорох ухватывал. Взглядом внимательно обшаривал кусты, готовый в любую минуту ударить автоматной очередью, устраняя возможную опасность. В этой ситуации раздумывать никак нельзя.
Олегу были хорошо знакомы такие задания, бывал на них не раз, и отлично знал – повстречается противник и потери будут обязательно. Группу для того сюда и послали – заставить противника проявить себя и вступить в бой. Сколько бойцов отряд потеряет, начальников волнует слабо, ибо разведка для того и придумана, чтобы первой голову подставлять. И кто первым стрелять начнёт, у того шансов выжить больше. Под ногами тогда, как и сейчас, пружинили спрессованные временем и не успевшие ещё перегнить, листья. А вот лесок, пожалуй, поскромнее выглядит. Деревья не такие мощные, растут пореже, и кусты пожиже. Только тишина точно такая же: плотная, тягучая, и лишь лёгкий шум ветра в высоких кронах деревьев создаёт тревожный фон. Помнится, подумалось тогда: лучше бы уж врага встретить или пусть лесок этот быстрее закончится. Долго в таком напряжении человеку нельзя, запросто может глупостей наворотить – за всю жизнь потом не разгребёшь. Оглянулся и отметил – парни идут ровно, без суеты, все направления контролируются. Бог даст, так и пройдёт очередная операция без особых потрясений… Хоть бы раз надежда сбылась!
С этого момента Олег не поручился бы за точность воспоминаний. Яркая, голубая вспышка полоснула по глазам, он инстинктивно прикрыл их левой рукой, правая вцепилась в автомат. Хотел упасть и откатиться в сторону, но, неведомо чья, огромная, влажная ладонь уже сцапала его, словно муху и взялась выкручивать мышцы, безжалостно хрустя костями и сухожилиями, выдавливая воздух из сжатых, словно тисками, лёгких. Он отлично помнил, как отчаянно взвыл от внезапной, ослепляющей боли. Всегда наивно полагал, что вытерпеть можно любую боль, но выходит, просто не испытывал ещё, настоящей-то. Потеря сознания оказалась спасительным избавлением… А следующее, что увидел – дубовый лист возле лица. Вот и все воспоминания. Ничего не объясняют и не проясняют.
Осторожно пошевелил руками-ногами и с облегчением понял, что тело не отзывается болью. На всякий случай несколько раз глубоко вздохнул – внутренности тоже отреагировали вполне нормально. Слабость, да, присутствует, даже руки слегка подрагивают, но точно не ранен. Это Олега не только порадовало, но и озадачило изрядно. Что же тогда случилось? И где, чёрт побери, вся разведгруппа? Не принято в разведке своих бросать. Парни никогда не бросили бы его, да и он любого из них пёр бы на горбу, пусть даже и убитого. Без этого в разведке воевать невозможно, всегда уверен должен быть – свои не бросят. А он, судя по всему, и не ранен даже. Оглушило, правда, что того леща в пруду.
Задрал голову, прищурился и рот приоткрыл – словно улыбнулся чему-то. Солнце, дроблёным пятном распласталось в густых кронах деревьев и почти не сдвинулось с места с тех пор, как Олега шибануло странным, голубым взрывом. Ну, может, слегка сместилось, минут на тридцать по времени. Лёжа за надёжным стволом дерева, он внимательно осмотрел площадку перед собой, но ничего не углядел. Словно люди здесь вообще никогда не появлялись. И воздух тоже абсолютно чист, до кристальной прозрачности. В естественных, природных запахах не чувствуется никаких специфических примесей: горькости табака, резкости ружейного масла, и уж тем более, сгоревшего пороха или взрывчатки. Уж эту-то кислятину опознал бы сразу. Значит, боя здесь не было, как и взрыва тоже, что делало происходящее похожим на бред. Куда умудрилась исчезнуть целая разведгруппа? Конечно, исчезать без следа – это одно из обязательных умений разведки, но… Не от командира же группы!
В этой ситуации самое верное решение – выбираться к своим, а там уж и разбираться со всеми непонятностями и заморочками. Направление помнил хорошо, в этом плане тренированные инстинкты никогда не подводят, и, перехватив поудобнее автомат, осторожно двинулся в обратный путь. Легко и уверенно перебегая от дерева к дереву, с удовольствием отмечал, как послушно реагирует тело на команды мозга, дыхание не сбивается и даже противная дрожь куда-то исчезла, уступила место деловитому и слегка азартному напряжению. Лишь одно смущало Олега – ну не помнил он этого леса! И деревья, и кусты… чёрт, даже воздух – всё другое и совершенно незнакомое. Всё не такое, всё не то! Не мог же лес так неузнаваемо измениться за каких-то полчаса?
Тем временем частокол ветвей над головой заметно поредел, посветлело. Деревья реже вставали на пути, а вот кустарник наоборот, взялся набирать силу, раскинулся вольготнее и увереннее, а под ногами зашелестела невысокая, но необычайно густая трава. Этакий подшёрсток растительный. Вскоре показалась и опушка леса. Олег, пригнувшись, укрылся в кустах, присел, внимательно прищурился. Прятаться больше негде, впереди раскинулось открытое пространство, а у Олега давно и прочно вошло в привычку сторониться открытых пространств. Себе дороже на сквознячке обитать. Вредно для здоровья.
Прямо из-под ног сползал в долину пологий склон, густо поросший низкорослым кустарником, а у подножья холма круто изогнулась узенькая, серебристая, и весьма голосистая речушка. Судя по звуку, приходится воде прыгать по многочисленным камням, о чём она и сообщает, беззастенчиво-громко, всей округе. Вид оказался на редкость благостный, пасторальный, но Олег на это внимания не обратил. Более важные дела отлагательства не терпят. Огляделся, цепко выхватил взглядом явные несообразности в развернувшейся перед ним панораме. Положим, он мог и не придать значения этой речушке, не важна она была, да и "вертушка" высадила группу у самой кромки леса. Аккурат в другую сторону направились, никак речку увидеть не могли. Но как он мог не заметить вот этот вот дуб? Роскошный, молодой красавец одиноко и высокомерно вымахал на лугу, никакая мелочь низкорослая не мешает свободно раскинуть руки-ветви и гордо выпрямить могучую спину. Такой шикарный ориентир даже на штабных картах должны были отметить, очень уж заметен со всех сторон и издалека, и опытный сержант-разведчик просто не мог его пропустить! А Олег его не помнил! Или вообще не видел? Он с тоской посмотрел на небо. А воздушное прикрытие где? Их должна прикрывать, и, при необходимости, эвакуировать «вертушка". По приказу ей полагалось, как раз таки, вертеться где-нибудь поблизости и ожидать сигнала разведгруппы в воздухе. Ну и где же она? В небе не то, что вертолёта – даже белых, инверсионных следов не видать! Воздух безо всяких белёсых шрамов, а ведь боевые самолёты облетают этот район не по разу в день. Так где же они все?!
Может, началось очередное недолгое перемирие? – мелькнула омерзительная мыслишка. То самое, что покровавей самой лютой войны будет. А он в лесу провалялся.
Олег почувствовал, как быстро вытекает из него уверенность – словно вода из сжатой губки; плюхнулся задом в траву и положил автомат на колени. Наваждение какое-то. Уж не последствия ли контузии, случаем? В обычной ситуации ему и в голову бы не пришло закурить – демаскирует, но сейчас почувствовал острую необходимость в хорошей дозе никотина. Он бы и от хорошей дозы спирта не отказался, но брать спиртное на боевое задание – верх идиотизма. Тех дебилов, кого товарищи вразумить не успели – враги давным-давно прикопали. А вот сигареты и спички оказались на месте и Олег с удовольствием втянул забористый дым, глаза блаженно прикрыл. Хоть что-то в мире осталось неизменным. Ну и что, что вредно. На войне вообще ничего полезного нет, одни расстройства. И не только желудка… Быстрыми, частыми затяжками выкурил сигарету до самого фильтра, аккуратно вдавил окурок в землю, разровнял педантично. Следопытов на войне, слава богу, по пальцам пересчитать, а обычный боец мимо похороненного окурка пройдёт и внимания не обратит. Лишь бы в глаза не бросался. Олег откинулся на спину и прикрыл глаза. Спать не хотел, но, видимо, сказались последствия странного происшествия. Едва позволил себе расслабиться – почувствовал, как накатила мягкая, тёплая волна и унесла в уютную, тёмную бездну…
…и вскочил, озираясь ошалевшими от сна глазами, не понимая, что могло его так напугать. Показалось, на секунду только и прикрыл, глаза-то. Над самой головой гаркнуло пронзительно и тревожно, огромная, чёрная птица завалилась в полёте на левое крыло, тяжко взбила под собой воздух и, повернув, исчезла из вида. Судя по всему, приняла человека за мёртвого, полакомиться обнадёжилась, но, быстро осознала досадную оплошность и предпочла ретироваться. Видимо, живых не любит, пернатая. Олег с ней спорить не стал бы – мёртвые не в пример спокойнее.
Приоткрыв рот, послушал, как бешено и затравлено колотится сердце о грудную клетку, несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь. Сейчас он очень хорошо ощущал, что солдатская роба на разгорячённом теле насквозь мокрая, точно макали её вместе с хозяином в ту самую речушку. А тут как раз и ветер заметно посвежел, и солнце почти целиком закатилось за холм, оставив на вершине лишь ослепительно сверкающий серп. Мягко, настойчиво накатывал вечер, в лесу зашуршали листвой и заполошно засуетились крикливые птицы, устраиваясь на ночлег, и Олег подумал, что не грех заняться тем же. Пытаться ночью добраться до своих – дурость беспримерная. Местность напичкана растяжками и обычными минами, ну, а если и повезёт добраться, то на первом же блокпосту попадёшь под автоматную очередь бдительного часового. Что делать, на войне сначала стреляют, а уж потом спрашивают, кто идёт. Если не ответят, значит показалось.
Олег с опушки осторожно задом укорячился и вернулся в лес. Без особого труда набрал целую охапку сухих веток, быстро развёл костерок – для опытного человека дело одной минуты. Постепенно подкладывая всё более толстые обломки сушняка, раскочегарил славный огонёк, почувствовал, как сквозь одежду, начавшую влажно парить, пробралась к телу живительная волна тепла. Блаженно зажмурился. Он не боялся, что в темноте может кто-нибудь подкрасться. Среди врагов идиотов негусто, в этом Олег убедился не раз, и самым печальным образом. Совсем недолго прожили те, кто считал себя на войне самым умным. В темноте бродить по минным полям не будут ни враги, ни друзья. А диких зверей огонь как раз таки отпугнёт. Если остался ещё в этих местах хоть один зверь, которому не надоели регулярные взрывы и ежедневная стрельба. Вот если бы сейчас пожевать чего-нибудь! – мечтательно прищурился Олег, но лишь тягучую слюну по-сиротски сглотнул. Предполагалось, что разведывательный рейд будет совсем короткий, а затем вертолёт вернёт их на базу. А там – горячий ужин…
Даже не услышав ещё ничего, просто нежной, солдатской шкурой почувствовав опасность, Олег резко оттолкнулся от земли и стремительно откатился от света костра в густую, вечернюю тень. И очень вовремя. Прошелестев листвой, прямо в костёр обрушился столб воды, мгновенно затушил огонь и разметал угли с пеплом. С последним, прощальным шипением костра оборвался и водопад – словно не было его никогда. Олег недоуменно посмотрел наверх, но небо уже настолько потемнело, что разглядеть ничего не смог, как ни старался. Да и что там можно увидеть? Пожарный вертолёт? Или ангелочка с ведром?
Олег прошипел что-то непонятное, но явно ругательное, вновь насобирал сушняка и с грустью потряс спичечным коробком. Гремело в нём жидковато, дня на два, при жёсткой экономии. Впрочем, так долго в этом лесу он задерживаться не собирался, просто по привычке проверил припасы. Решительно чиркнул спичкой и… Словно тяжёлое что-то заворочалось в небесах, валуны невидимые боками потёрлись, громыхнуло тревожно, и в аккуратно сложенную стопку хвороста ударил ослепительно-белый разряд молнии. Разметало хлипкое сооружение качественно, опалило волосы и оглушило опешившего сержанта. Тут же ещё одна, гораздо большая порция ледяной воды, хлынула на землю, обильно оросив и Олега и плоды его трудов. Что же это такое? В совершенном смятении он убрался подальше от опасной полянки и углубился в лес, пробираясь среди стволов деревьев почти наощупь. Темнота плотно укутала лес, погрузила всё вокруг в мрачную, сторожкую тишину. Не хлопают крылья птиц, не трещат насекомые в траве… Этот странный лес вообще не издаёт тех, знакомых с детства, звуков: таинственных, а порой и зловещих, но – знакомых. Вероятно, всех распугала гроза, – здраво рассудил Олег, хотя это объяснение ничего не объясняло. Что произойдёт, если попробовать ещё раз запалить костёр? Потряс коробком, вздохнул грустно. Поэкспериментировать не удалось, чему Олег втайне порадовался. Спичечный коробок, попав под внезапный дождь, насквозь пропитался влагой и оказался ни на что не пригоден. По крайней мере, до ближайшего солнечного дня.
Наткнувшись в темноте на довольно толстый ствол дерева, Олег решил, что на этом хождение по ночному лесу можно прекратить. Нижние ветви касаются лица, по ним вполне можно вскарабкаться повыше и худо-бедно переночевать. А там видно будет. Ещё не осознав до конца, что случилось, он замер, затаив дыхание, и лишь слегка потянул носом ночной воздух – попробовал, определяя опасность. Его насторожил странный звук, родившийся где-то в глубине леса. Это был, пожалуй, вообще единственный звук в лесу, но Олега он не обрадовал, а скорее озадачил. Никак не получалось определить, кто или что его издаёт. Деревце сухое поскрипывает? Скулит потерявшийся детёныш какого-нибудь зверька? Неопределённость тяготила Олега куда больше, нежели реальная опасность.
Крадучись, пошёл на звук, невольно любуясь собой: ни одна веточка не хрустнула, ни на один куст не наткнулся, дыхание настолько лёгкое, что даже самому себя не слышно. По счастливому совпадению, лёгкий ветерок дует в лицо, а значит, кто бы там за кустами не сидел – человека не учует, скорей уж наоборот. Оно и к лучшему. Как бы там ни было, Олег предпочитал быть охотником, а не жертвой. Просто пройти мимо, или не обратить внимания на странный звук он тоже не мог – солдатская привычка заставляет выяснить обстановку до конца. Нельзя оставлять непонятность – превратится в неприятность. Возможно – крупнокалиберную. А звук меж тем всё приближался и вскоре Олег разглядел дерево и сидящих под ним зверей, похожих на собак. Они расселись спокойно, по-хозяйски. Задрали вверх хищные морды и что-то там, в ветвях разглядывают, терпеливо своего часа ожидают.
Волки! Целая стая! Да откуда же они тут взялись-то? Олег присел и поудобнее пристроил автомат. Хорошо, что предохранитель давно отключён, иначе металлический щелчок переключателя переполошил бы этот погост не хуже снарядного взрыва. Сейчас уже можно точно сказать – источник непонятного звука находится именно на этом дереве. И издаёт странный звук человек, причём маленький – ребёнок. Теперь Олег разглядел его довольно хорошо. Тот вцепился в ствол дерева обеими ручонками и тихонько всхлипывал. Похоже, в этом лесу даже дети боятся громко плакать. Чертовщина какая-то!
Силуэты хищников Олег видел отчётливо, голова самого ближнего, словно сама собой, оказалась в центре прицела и, затаив как положено, дыхание, Олег плавно потянул спусковой крючок. К звуку выстрела приготовился, конечно, однако в мёртвой тишине леса выстрел грянул, словно взрыв полутонной бомбы. Приходилось наблюдать разок такой взрывчик, то ещё зрелище, даже издалека. Пламегаситель на стволе автомата добросовестно отработал, вспышку погасил, но и без неё Олег отчётливо разглядел, как высоко взметнулись задние лапы волка. Зверь кувыркнулся и, с хрустом подминая кусты, исчез из вида. Олег удовлетворённо улыбнулся. По крайней мере, этого зверя, точно убил. Переведя ствол туда, где ещё совсем недавно был второй хищник, обнаружил, что зверь оказался понятливым и проворным. Лишь стремительно мелькнула едва различимая фигура меж стволов деревьев. Стрелять во тьме кромешной наугад, а уж тем более, преследовать хищников в их же стихии, показалось разведчику крайне неразумным. Да и опасно, опять же. Не опуская оружия, осторожно подошёл к дереву, задрал к ветвям острый подбородок.
– Эй, малыш! – едва слышно окликнул притихшего наверху ребёнка. – Давай, спускайся, волки уже ушли.
Он не умел разговаривать с детьми, да и откуда появиться умению, коли за свои тридцать лет, с небольшим хвостиком, так и не удосужился обзавестись семьёй. Не то, что бы не хотел, просто всё не получалось как-то. Постоянная служба в горячих точках к семейной, тихой жизни не располагает, а они, точки эти, остывать никак не хотят. И плодятся, заразы, как клопы в старом диване.
Малыш не отвечал, и Олег осторожно кашлянул, пытаясь хоть немного смягчить не очень нежный голос.
– Кх-м! Послушай, дитё. Ты потерялся, я тоже. Я тебе помог – помоги и ты мне. Покажи, где твой дом, а я тебя туда провожу. Дай бог, твои родители знают, где найти мой полк. Или, хотя бы, местную комендатуру. Да хоть кого-нибудь в военной форме! Ну, не упрямься же ты, чёрт возьми! То есть – пожалуйста.
Олег подумал, что дитё от страху померло там, промеж ветвей. И вполне возможен вариант, что ребёнок говорит только на своём языке -тогда дальнейшее общение становится затруднительным.
– А волки точно ушли? – пискнуло наконец сверху.
Олег облегчённо перевёл дух.
– Ну, слава богу. Я уж думал, ты остыл там с перепугу. Спрыгивай и пошли домой. А волков можешь не бояться, патронов у меня полны коробочки. Хотя и не понимаю я ничего. Разве волки нападают на людей в конце лета? Им жратвы и так должно хватать.
– Они всегда охотятся, – отозвалось дитя, как показалось Олегу, удивлённо. – Пойдём отсюда поскорее. Я видел недавно молнию – значит, Боги близко и они гневаются.
Олег без лишних слов подставил руки и на них мягко опустилось почти невесомое тельце. Тут же ловко извернулось и оказалось на свободе. Одного прикосновения Олегу хватило, чтобы понять: определённо, не на городском асфальте дитё произрастало. Тело хорошо развито, гибкое, словно у кошки, мышцы детские ещё, но крепкие, на удивление. Уж прыжки-то по деревьям ему явно не в диковинку. Малыш, тем временем, бесцеремонно дёрнул бойца за штанину.
– Пошли поскорее. Только потише, ладно? Ты так топаешь, что всю округу распугал. И сопишь, как мой дед. Хорошо, что у тебя есть этот ручной гром, иначе я бы с тобой ни за что не пошёл.
Олег от возмущения даже не нашёл, что ответить маленькому наглецу. Следуя за проворным проводником, ещё пару раз возмущённо фыркнул, но на этом и успокоился. Ну, не злиться же, в самом деле, на слова ребёнка? А пройдя ещё немного, хмыкнул уже иронично. Ишь, как ущучил, мерзавчик, старого сержанта! Да не просто старого – старшего! Прямо на самую гордость наступил.
– Долго нам ещё идти? – шепнул примирительно.
– Нет, мы совсем рядом, – так же шёпотом отозвался малец. – Только все попрятались, наверно, от твоего грохота. Ничего, я помню, где наша нора.
– Нора? – сбился с размеренного ритма Олег. – Что значит – нора?
– Ну-у-у. Мы там живём. А ты что, не в норе живёшь? На дереве, что ли?
Олег понял, что своими вопросами ничего не прояснит, лишь еще больше запутается. Уж лучше дождаться встречи с кем-нибудь из взрослых.
– Ладно, шагай, – буркнул снисходительно. – Посмотрим на твою нору.
Больше не разговаривали. Олег прикинул, что дорога заняла не более двадцати минут, но уже начало казаться, что всю жизнь только тем и занимался: обходил деревья, продирался сквозь кусты и проваливался в многочисленные ямы. И всё это под аккомпанемент язвительного хихиканья несносного мальца. Когда совсем уже решил, что конца дороге не будет до самого утра, провожатый вдруг резко остановился. Олег едва не сбил его с ног, двигаясь по инерции. Трудно здесь без стоп-сигналов.
– Зар-р-раза!
– Тише ты! Лезь вот сюда, за мной.
Малыш присел и вдруг исчез под землёй, словно сказочный гном. Олег опустился на колени, пошарил перед собой, тихонько шурша травой, и нащупал дыру в земле. Судя по наклону стенок, лаз уходит под землю почти вертикально, и сколько там до дна – поди знай. Спускаться в неизвестность совсем не хотелось и Олег, опустив ноги в нору, замешкался. Кто его знает, малыша этого? Уж не в бандитский ли схрон завёл? На этой чёртовой войне от детей и не такого ожидать можно. Что там внизу?
Из состояния нерешительности сержанта вывел бесцеремонный рывок за ботинок. Олег, вздохнув, ухнул вниз с таким чувством, что по доброй воле прыгнул в собственную могилу. Неприятное чувство, гадостное. Очень хочется бросить сначала гранату в молчаливую темноту.
* * *
Олег проснулся и первым делом проверил, на месте ли автомат. Цапнул возле себя сначала горсть сухих листьев, успело сердечко ёкнуть, но наткнулся на твёрдое, почувствовал кожей прохладный металл, сразу успокоился. Всю ночь снилась какая-то дрянь, морды настолько гадкие, что и описать невозможно, плюнуть разве что. С чего бы такая пакость? Или к чему? Майка к утру стала влажной и липкой – видимо пот прошиб основательно от ночных кошмаров. Уселся на тёплой, шуршащей подстилке из листьев и огляделся.
