Читать книгу: «Место. Стихотворения»

© Андрей Драгунов, 2018

ISBN 978-5-4490-7420-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Место

Частное мнение поэта

Бывает так, что судьба делает в жизни крутой поворот, бывает так, что жизнь течет плавно, не делая ничего. В сущности, и то и другое составляет то, из чего, как мы полагаем, формируется наше время – то главное что составляет наше Бытие. Однако это не совсем так – кроме времени – нас несущего (ибо все в конечном счете волна) на которую проецируются все наши удачи, неудачи, потрясения, счастье и несчастье и любовь – есть МЕСТО. Место где мы родились, и где мы умрем, место где мы обрели счастье или любовь, и не важно была ли эта любовь взаимна, принесла ли нам она страсть, счастье или страдание. Но есть, было и будет МЕСТО.

Эта книга, как и все книги Андрея Драгунова – о мелочах, это взгляд – сквозь паутину бытия – на место, на то где происходит действие. И пускай поэзия Драгунова зачастую самоповторна, важно другое, его стихи заставляют задуматься – где мы, в каком мы месте и что нас ждет дальше. Стихи Андрея это длинный рассказ о нас.

К сожалению, наш мир стремителен, сознание не всегда поспевает за процессом, мы зачастую так зациклены на каких то мелочах, что забываем о другом, о главном. Большинство из нас часто забывает о конечности нашего существования, наивно пологая о бессмертии, мы малодушно думаем что, смерти нет. Поэзия Андрея Драгунова нас возвращает в реальный мир маленьких вещей, туда, где все на своём месте, там где рождение, жизнь и смерть следуют друг за другом. Там где мы, окруженные привычным миром, ощущаем свое одиночество, и это, на мой взгляд бесценно.

Станислав Молодковец

Март, 2013 год

Говорящий ночью

 
Дождь не мешает говорящим утром —
они его почти не замечают
за вымыслом беседы, поминутно
сливаясь с вечера ещё остывшим чаем.
Им кажется, что сказанное ночью,
как минимум – по времени дороже
дневных бесед, что кажутся короче
ночных собратьев или осторожней.
Ночное время… Главное проснуться
успеть, не быть застигнутым внезапно
в своей кровати, чтобы не столкнуться
с отображением в стекле совсем измятым,
как простыня, как облако на ветке,
измятое по существу погоды,
как платье, убежавшей вдруг соседки,
почуявшей беду от несвободы.
От слишком крепких старческих объятий…
Так бабочка своё сжимает тело
в похолодание на скомканной кровати,
что выглядит смешно и неумело…
И только разговор ещё спасает
в такое время – прав не говорящий,
а тот, кто всем словам его внимает,
считая жизнь вокруг – не настоящей,
а лишь картинкой, но без продолженья —
за край пейзажа – облако спасает,
давая смысл сюжету без движенья,
где просто места больше не хватает
для проживания в означенном пространстве
между кроватью, тумбочкой и полкой —
пусть в несуразном, но в родном, убранстве,
перемежая музыку уборкой
всего, что есть. В назначенное время
приходит гость – клеймит людей и старость.
А, уронив очки, встав на колени —
вдруг вспоминает про свою усталость.
 

Март 1. 2013 год.

«Короткий месяц кончился и он…»

 
Короткий месяц кончился и он
следы оставил только на дорожках
глухих в саду. Количество окон,
забитых на зиму – снижает немножко
с приездом постояльцев. Новый год,
то есть сезон, начнётся через месяц
и, пущенный под Новый год в расход,
забор окажется как никогда уместен,
на самом деле. Сколько ни крути —
зима кончается попойкой с шашлыками
из выживших животных. Впереди
Великий пост и, как напоминанье —
Прощённый день и… дальше – не гляди.
 

Март 2. 2013 год

«Никто и не пытался повторить…»

 
Никто и не пытался повторить
то, что сосед сказал перед уходом
к себе домой. И некого винить
в отсутствии в окрестностях свободы —
какой-нибудь вообще… Пустой карман
в ночное время напрягает память
своей бездонностью. Сосед немного пьян —
совсем немного – не за облаками,
чтобы летать, но так – чтобы ходить,
не чуя ног, тем более дорогу
с её ухабами, в которых пережить
возможно всё, скитаясь понемногу
из края в край, но никуда теперь
дороги не ведут – путеводитель
сломался, видимо. И если рядом дверь —
за ней – сортир – бездушных тел хранитель.
Куда-то в ночь уходит мой сосед,
не ведая, пути не разбирая —
он стар уже, хотя не слишком сед,
чтобы сказать – Судьба его лихая.
Он просто человек из прошлых лет,
когда служил на почте очевидцем
чужих страданий. И его секрет —
быть незаметным и с толпою слиться
во избежание ненужных передряг.
Что он сказал – теперь не очень важно,
но вспоминается, как общество напряг
его прощальный взгляд – совсем бумажный,
то есть – бессмысленный в тот самых, краткий миг,
когда он уходил, не попрощавшись,
когда в дверном проёме, как старик,
стоял один, с подъездом поравнявшись,
как с вечностью. И свет под потолком
слепил глаза во след ему смотрящих,
как в пропасть, чтобы больше ни о ком
не вспоминать, включая уходящих.
И иже с ним. Разложенный диван
готов принять уставших и ослабших,
всех тех, кто был ещё не слишком пьян,
но оказался из числа пропавших
среди ненужных, в общем-то, вещей.
И руки ищут, где теперь согреться,
в каких других руках, чтобы теплей
немного стало в наболевшем сердце,
измученном от разных там причуд.
Как не сказать, от придури и боли.
И от тоски – немного. От простуд,
в конце концов… На завтрак – мясо с кровью,
сто грамм – поправиться, чтоб вспомнить, что сосед
был, как всегда, неправ в своих ученьях
и измышлениях. Ему немного лет,
но слишком явственно в лице его старенье.
 

Март 2. 2013 год

«Я говорил тебе, что не пройдёт…»

 
Я говорил тебе, что не пройдёт
вся эта боль, оставшаяся после
его ухода – лишний перелёт
израненной душе… И это после
того, что было. Не спеши стирать
в календаре назначенные даты —
по ним его и будешь поминать,
чтоб точно знать, что мы не виноваты
в его потере. Он перехитрил
и нас и Время… Ночью за работой,
он из дощечек вечность мастерил,
стараясь как-то… чтобы… для кого-то…
Для самого себя, в конце концов.
Рисунок расплывается под ручкой,
под жёстким стержнем. Изо всех углов
торчат улики – так, на всякий случай,
чтоб кот не спал, чтоб расплатиться вдруг,
когда приспичит – не хранить же вечно
тоску и боль. Количество разлук
соизмеримо с тем, что бесконечно
терзает и доводит до беды,
чтоб больше никому не доставалось,
как крошки со стола – той ерунды
от вечности, что тоже, впрочем, малость —
всего лишь Вечность. Посмотри в окно —
ни снега, ни зимы – начало марта,
который тоже кончится – и он
всего лишь вариант – пятно на карте
синоптика. Не вспоминай опять
забытые обиды – слишком рано
для выживших, не тормоши кровать
и шкаф с бельём – не полотно экрана
для поисков изнеженных особ,
что тоже, видимо, страдают недержаньем
своих же слов – сюжет, увы, не нов.
Не вспоминай последнее прощанье
его с тобой. Не тереби слова
для поиска ненайденного смысла —
история опять, увы, права —
всё суета… Луна в окне повисла.
 

Март 3. 2013 год

«След на воде, оставленный дождём…»

 
След на воде, оставленный дождём,
как продолжение, как вариант погоды
в другом пространстве – круглый водоём,
входящий в дом, как гражданин свободы,
как облако, что долго не живёт,
но пробует продлить момент старенья,
или страдания за долгий перелёт,
чтоб избежать ненужных повторений…
И в этой местности, куда на склоне дней
вдруг занесло – от Родины и дома —
не слишком близко, от того острей
по вечерам тоска, что так знакома
любому, не сумевшему спасти —
ни дом, ни Родину – лишь только на бумаге,
в воспоминаниях, что тяжело нести,
а выбросить – ни силы, ни отваги,
ни храбрости какой-нибудь… В окне
всё тот же дождь расписывает воду,
чертя круги и линии. Во сне
лишь оставляя чуточку свободы
передвижения по выбранным местам
из переписки с верными друзьями,
которые уже и тут и там
столбят пейзаж с вопросами – нельзя ли
и мне кусочек?.. Но, увы, места
расписаны, как даты – при рожденье.
И даже, если повезёт – не факт,
что выйдет лучше, т. е. – без сомненья.
 

Март 6. 2013 год

«…в другой стране, где от пустых дворов…»

 
…в другой стране, где от пустых дворов
не так знобит, где пережив соседку,
страдаешь не от мух и комаров
в её жилище, а от шторы в клетку
в её пустом окне. Случайный взгляд
цепляется за новых поселенцев,
которых не было ещё три дня назад —
теперь орут с неистовством младенца
на грузчиков, что пробуют поднять
немыслимого вида пианино…
И двор уже, как старая кровать,
трещит по швам – нелепая картина,
когда вот-вот снесут наш старый дом.
Здесь, говорят, построят небоскрёбы,
т. е. – скребки для неба, а потом
какой-то центр, а когда сугробы
сойдут совсем – построят детский сад,
стоянку во дворе, а голубятню
снесут, а голубей назад
вернут в природу, так сказать, обратно.
И мысленно назначенный предел
для собственных страданий слишком быстро
вдруг наступает. Что-то не успел
сказать соседке. Тень от обелиска
еще спадает в сквере на кусты,
обжитые уже давно бомжами
для малых нужд, но помыслы чисты,
как утверждают, лязгая ножами
на окружающих. Печален старый вид,
век доживающий. Уже без интереса
к происходящему. Намеренно двоит
слеза пейзаж в предчувствии прогресса.
 

Март 21. 2013 год

«В магазине под ногами слякоть…»

 
В магазине под ногами слякоть
от раскисшего картона. Снова дождик
зарядил. Не научившись плакать,
небеса разбрызгивают только
по щекам холодную водицу,
что действительно по капельке стекает
на рукав, с которого напиться
на получится и все об этом знают,
но молчат, как о великой тайне,
как о чём-то – не для разговора —
хотя повод, в общем-то, банальный —
мокрые следы до гастронома.
 

Март 12. 2013 год

«В мае марши оглушают город…»

 
В мае марши оглушают город
слишком часто, пробуя на прочность
то ли память, то ли тех, кто долго
здесь живёт окошками на площадь —
плата за заслуги перед властью —
у кого ни спросишь – очевидцы.
Как же много приближённых к счастью
оказалось, как воды напиться —
слишком просто. Небо тешит зренье
облаками. Мокрыми руками
трогаю ступени, что забвенью
не подвержены, как и слова за нами,
что звучат, перемежая марши,
тихим звуком – памятью о прошлом
и бессрочным отношеньем к павшим,
как к живым – с печалью о хорошем.
 

Март 21. 2013 год

«В марте дождь – доказательство, что продолжается жизнь…»

 
В марте дождь – доказательство, что продолжается жизнь.
После зимних страданий всё снова идёт на поправку.
И длиннее в холодной воде, на поверхности слизь
от расплавленных масляных пятен в границах заправки.
Кто там скажет потом, что теперь это просто весна,
как какое-то время, как средство от поздней простуды,
что бывает длинней, чем холодная очень зима.
И немного длинней ожидания нового чуда.
Но откуда теперь этот дождь и вода за окном?
То ли вновь продолжение, то ли какая-то новость
о случившемся вдруг, или снова о чём-то о том,
что останется там, за дождём, не вторгаясь за область
пересказанных вслух стройных мыслей и дум о любви.
Всё, что время даёт – утекает с дождливой водою,
размывая дороги, дорожки, земные пути,
утопая в каких-то пределах, куда с головою
или просто с вещами в означенный кем-то предел,
как в какую-то пропасть, куда, как в стекло, – заглядеться…
И погода картавит о том, что опять не успел —
только зонт выручает и правда о том, что не деться
никуда в эту пору. Спасает клеёнка и смех
над самим же собою. Вода растекается мимо
озаглавленной жизни, что так неделима для всех,
как вода за окном. Как окно, что горит сиротливо…
 

Март 11. 2013 год

«В музее пахнет старыми вещами …»

 
В музее пахнет старыми вещами —
так, видимо, и может пахнуть память,
оставшись без хозяйского вниманья,
затроганная многими руками,
пришедших за билет увидеть вечность,
хранимую в витринах и на полках,
не замечая жизни быстротечность —
в чужой истории, в оставшихся осколках,
в немой бумаге, в выцветших чернилах,
в потёртом кошельке с двумя рублями,
оставленном случайно тётей Ниной,
в картине над кроватью с лебедями,
в обоях в мелкий розовый цветочек,
наскучивших по факту появленья
в квартире – на Фонтанке, между прочим,
где сам музей и это представленье
с экскурсоводом, что по долгу службы
расскажет всё, что вписано в программу —
не более того и всё, что нужно,
покажет, даже хронику с экрана
на крашенной стене в углу квартиры,
представленной теперь на обозренье,
за исключеньем ванной и сортира —
они не производят впечатленья
на посетителей – не столь гигиенично,
как стол и стул, буфет с бутылкой водки
для праздника, как водится – «Столичной»,
две-три тарелки, вилка, кружка, стопки
гранёные. Сам факт существованья
в такой квартире – был уже награда
за тяжкие труды, за пониманье
текущего момента в жизни рядом,
т. е. – за дверью… В скудных киловаттах
толпятся мошки, согревая крылья
холодным вечером. Ни в чём не виноватый
сюжет покрылся, как посуда, пылью,
что раз в неделю – тряпкой и водою,
ещё каким-то порошком – неважно…
И кладбище мошки над головою,
под абажуром тряпочно-бумажным —
пространство рассекреченной печали,
тоска по времени, оставшемуся где-то,
как вещмешок, что бился за плечами,
но сдан в архив, как важная примета —
улика времени – досужий очевидец
происходящего когда-то в этом месте,
доживший до хранения – счастливец,
не сгинувший по списку в сумме – вместе
с хозяином означенной квартиры,
как чемодан – без ручки, но с ключами,
с отметками – где странствовал по миру
и где их, как родных, всегда встречали —
восторженными криками и водкой
холодной с чёрным хлебом на закуску.
Но оказалась слишком уж короткой
вся эта жизнь. И в киловаттах – тусклой.
 

Март 9. 2013 год

«Возьмём воды и хлеба на прогулку …»

 
Возьмём воды и хлеба на прогулку —
ведь мы надолго, кажется, уходим…
Дойдём до парка, что за переулком,
за тем строением с кирпичною трубою.
Там дальше через двор и до оврага,
вниз до реки с холодною водою,
что шелестит, как старая бумага,
в такое время о песок с травою,
что нанесло и бросило на берег…
Мы посидим на берегу с тобою,
покормим птиц, что тихо, без истерик
едят с руки, запив еду водою.
 

Март 10. 2013 год

«Все самолёты улетели в небо…»

 
Все самолёты улетели в небо.
Куда ещё им улететь возможно!
Ведь там никто без самолёта не был —
пишу сейчас, а думаю – возможно.
Куда же улететь без самолёта?
Ну, разве что совсем – на край вселенной,
где крылья раздают и нет пилота,
что возвращает за грехи на землю.
А может быть, ещё на ужин к маме,
что вечно ждёт, но сын не прилетает —
он вечно занят важными делами,
или погода снова не пускает!..
И крылья в чемодане запылились.
И некогда почистить и расправить.
И самолёты где-то заблудились.
И в небо – только голубей отправить.
 

Март 23. 2013 год

«Желтизна на обоях от лампочки под потолком…»

 
Желтизна на обоях от лампочки под потолком
застревает в рисунке, цепляется за паутину,
что хранится в углах, как бельё в сундуке под замком —
на последнюю встречу, когда фотографию снимут
с пожелтевшей стены, на которой другой человек
как-то странно глядит – неуверенно и неумело
сквозь прозрачные стёкла очков, что теперь не для всех,
но хранимы покуда, до времени, что пролетело,
не оставив следа в облаках, ни какой-то черты
неразборчивой в списке с приметами и адресами —
ничего вообще, что могло бы поверх желтизны
сохраниться, включая видение с их голосами,
как с какой-то отметиной. И в голосах – перебор —
то не допросишься слова, то не умолкают —
как говорлива печаль, но всегда не о том,
что бы хотелось услышать – вороны спасают
криком своим. Как беспечен их радостный крик,
где-то на ветках ещё без листвы и без краски,
то есть, без цвета, к которому сильно привык,
ну, не считая, конечно, бабушки сказки,
то есть, истории, чтобы на сон рассказать,
сжечь до полуночи, чтоб ничего не случилось,
чтобы «бабайка» ушёл, не успев напугать.
Как там в финале – пещера с кладом открылась…
Только куда это спрятать, кому передать,
чтоб понадёжнее, чтобы вода не размыла
мелкие строчки чернильные. Как ни сказать —
лучше с собою – надёжнее только могила.
И желтизна запечатанных крашенных стен,
чтобы для прочности – свет разбавляет раскраску —
не боевую, конечно. Вода, между тем,
перемещает в другое пространство чернила и сказку.
 

Март 17. 2013 год

«Жизнь короче, чем кажется, даже на первый взгляд…»

 
Жизнь короче, чем кажется, даже на первый взгляд.
Успеваешь только всего что понять – насколько
коротка дистанция, чтобы когда назад
устремляешь взгляд – не уткнуться в стену роддома с железной койкой —
как в предел мечтаний, во встречу на полпути
с незнакомой женщиной, что не сулит надежду,
то есть, как ни старайся, как ни крути —
ничего хорошего, то есть – не так, как прежде,
в те времена, когда ещё долог век
слишком казался, но избежать потери —
не удалось и в смысле земных утех,
как вариант – открытые настежь двери,
но и туда – ни шагу – чужой предел —
пусть не земной, но, всё-таки, тоже жизни…
Птица сидит на ветке, как ты хотел,
перед окном, картавя чужие мысли,
не придавая значения смыслу слов.
Всё, что ещё возможно – считать убытки
от проживания в местности, где не нов
общий порядок жизни, как дом с открытки,
что не гордится видом своим уже
лет, эдак, двадцать, может быть, даже больше…
Милая барышня с шалью и в неглиже —
не украшает больше собою площадь…
 

Март 7. 2013 год

«За чтеньем словаря меня застал…»

 
За чтеньем словаря меня застал
февральский дождь. На букве «п», в начале.
Я отложил зелёный том и встал
к окну, в котором капли отмечали
происхождение холодного дождя.
Вода по стёклам ровными ручьями
стекала, ничего не говоря —
ни раме, ни стеклу в оконной раме
о том, что дальше – просто, первый дождь
в конце зимы – негаданная радость.
Деревья, унимая свою дрожь,
считают дни, которые остались
до первого тепла. Теперь уже
действительно недолго. Ожиданье,
стояние в пейзаже в неглиже.
И птиц галдёж, как будто в оправданье
такой погоды. Но пока – зима,
и это больше, чем в конце недели
февральский дождь. Пока она сама
не знает, что границы опустели
с такой погодой. Дальше – смятый двор —
прилежным дворником и разговор у дома,
что ни к чему об этом разговор —
и так всё ясно и давно знакомо.
 

март 17 2013 год