За гранью. Записки из сумасшедшего дома

Петр уже не подставлял свой стакан, а сам регулярно наливал себе вина – бутылка удивительным образом не заканчивалась.

– У вас странная речь, – снова переходя на «вы», сказал молодой человек.

– Извольте, любезнейший, объясню, – с готовностью подобрался гость. – На классике воспитаны-с, на классике: Гоголь, Достоевский… В отличие от вашего поколения терпеть не могу всякой мистики: ведьм, вампиров, зомби и прочее – тьфу, гадость какая!

– А сегодня-то что?

– А сегодня, в общем-то, тоже ничего оригинального не было, – продолжил гость. – Накануне вы решили, что, раз уж с пива тянет на водку, перейти на сухое красное вино. С него, мол, и на водку не тянет, и врачи говорят, что красное полезно пить каждый день. Ну, так после очередной бутылки сухого вина вы и оказались опять в той же самой канаве. На этот раз вы решили дойти до дома пешком, но… сил не хватило.

– И заметьте-с, мой друг, я ведь за вами не ходил, под локоть вас не толкал, из-за левого плеча не нашептывал, а просто сидел и ждал на этом самом месте, у этой самой канавы, – сказал гость, с усилием изобразив на лице непогрешимую честность.

– Откуда же ты знал, черт тебя дери, что будет именно так? – спросил Петр.

– Все просто, уважаемый, все просто, – охотно ответил гость. – Ты думаешь, что идешь своим и только своим путем? Нет! Дорожка к канаве задолго до тебя протоптана!

– А я брошу! – твердо сказал Петр.

– Нет, Петюня, от алкоголизма в одиночку не убежишь. А в большом городе что? – Никому ты не нужен, – гость самодовольно и с горящими глазами наливал себе очередной стакан.

Пете почему-то вспомнился недавний телефонный разговор. Он тогда неожиданно для себя набрал номер домашний номер. Раздались длинные гудки. Что он хотел сказать, он и сам не знал. В трубке послышался до боли родной голос:

– Алло, алло! Ничего не слышу, алло, – произносил отец.

– Алло, алло!.. – повторял он опять и опять.

И тут Петю прорвало:

– Пап, это я, Петр.

– Петя, Петя, это ты? Ты же по воскресеньям всегда звонишь, а сегодня еще четверг. Случилось что? Вон у матери сердце ноет со вчерашнего дня. Мать, слышь, Петя звонит. Как там у тебя, Петя? – скороговоркой выговорил отец.

– Пап, плохо мне здесь, устал я страшно, – проговорил Петр, и глаза защипало от слез.

– Ну и плюнь ты на эти огни большого города, возвращайся. Работа и у нас в городе найдется. Возвращайся, а? Вот и мать рядом стоит, тоже говорит: «Возвращайся». К деду в деревню съездишь, проведаешь старого, да и отдохнешь, выспишься на сеновале.

И такое родное близкое растеклось по душе Петра, что потянуло его домой, туда, где его всегда ждут самые любимые люди.

– Па, да не могу я, – сквозь слезы проговорил Петя, – У меня работа, там трудовая книжка! И кредит я взял…

– А хочешь, скажу, что дальше будет? – продолжил гость, гадливо улыбаясь. И, не дожидаясь ответа, начал говорить:

– В конце концов, начнешь бутылочкой пивка поправляться перед работой, в обеденный перерыв бегать пивка попить. Как-нибудь придешь на работу в темных очках, чтобы синяк под глазом скрыть. А на каком-нибудь очередном корпоративе напьешься так, что будешь кричать, что уволишь всех. А затем, весь в долгах за наемную квартиру, со стаканом в руке, будешь сидеть у компьютера и рассылать резюме, ища очередную работу, а затем…

Петя сразу же вспомнил, что в темных очках ему уже приходилось выходить на работу, и закричал в отчаянии:

– Стоп, хватит! Иди к черту! Я не алкоголик! – голова начала кружиться, мысли путались.

– Да подожди ты, подожди, не надо так кричать, – сказал гость, – я еще не закончил. Успокойся и закрой глаза на минуточку.

Петя, как в гипнозе, подчиняясь словам гостя, закрыл глаза. Он ощущал свое «я» и в то же время видел себя со стороны… Он падал спиной вниз – быстрее, быстрее, быстрее… Весь сжался в ужасе; падение казалось ему бесконечным; вот-вот, еще немного – и остановится сердце, не выдержав напряжения, и… он очнулся. Он лежал и боялся открыть глаза: боялся увидеть… Большую Медведицу и снова проснуться в канаве. Наконец, запах, похожий на аптечный, немного успокоил его, и он медленно стал открывать глаза. Вокруг все оказалось белым: потолок, стены… «Больница?» – мелькнула мысль, и, повернувшись на другой бок, он затих. Виделся ему длинный коридор и отец, стоящий рядом с человеком в белом халате.

– Сегодня к нему еще нельзя, – сказал лечащий врач, – и вот что я хотел сказать вам… – Отец молча выслушал слова доктора и, сгорбившись и как-то сразу постарев, медленно и устало пошел по длинному больничному коридору.

Петя снова закрыл и открыл глаза. Гость стоял на том же месте и с любопытством смотрел на Петю. Глаза Пети медленно стали наливаться кровью.

– Так ты на белую горячку намекаешь? – злобно и тихо спросил он гостя.

– А что? Ты думаешь, это так уж невозможно? Ошибаешься, Петя, ошибаешься! Стоит два-три дня воздержаться после хорошего подпития, и поползут «постенные», – ответил тот.

– Я не алкоголик и запоев у меня нет! – выкрикнул Петя и стал с угрозой надвигаться на гостя, перекрыв тому путь к двери.

Черт, не ожидая такого поворота дела и видя решительность Пети, стал отступать все ближе и ближе к стене и, упершись спиной, стал блекнуть, все более и более превращаясь в мираж; цветочки на обоях проявлялись сквозь его тело все четче, и, наконец… он растаял совсем.

В дверь постучали.

– Петя, у тебя все в порядке? – раздался голос хозяйки.

– Все нормально, – сказал он, лихорадочно ища что-то вокруг себя, – просто сон плохой приснился, Марья Федоровна.

– Костюм-то сними, дай почищу.

Он ничего не ответил и упал на кровать. В голове крутилось: «Это сон! Сон!» Провалялся два дня – до вечера воскресенья. Очнулся оттого, что его мутило и сильно болела голова. Что-то показалось ему не так, как будто чей-то взгляд непрерывно следил за ним. Уличный фонарь создавал в комнате полумрак. Петр привстал с кровати, оглянулся вокруг, прислушался и, ничего не заметив, с облегчением повернулся набок, закрыл глаза и… вновь почувствовал на себе чей-то взгляд и тут же услышал слабый звук, похожий на постукивание. Он весь сжался и, медленно-медленно протянув руку, включил ночник возле кровати. Он снова оглядел комнату и уже готов был снова облегченно вздохнуть, как неожиданно заметил какое-то пятно на стене. Он встал с кровати, осторожно подкрался к стене, и… мурашки пробежали по всему его телу. На стене сидел паук, и его ножки постоянно шевелились и отстукивали копытцами какую-то очень знакомую дробь. На месте паучьей головы была голова черта. Черт был в той же шляпе и смотрел на Петю. Брюхо паука было непомерно раздуто и шевелилось, как будто кто-то елозил внутри него.

В бешенстве Петя бросился к стене и хлопнул ладонью, со всей силы по гадкому существу. Брюхо лопнуло, и брызги разлетелись по стенам комнаты на множество мелких паучков, заменивших собой цветочки на обоях. Пауки ползали по обоям и каждый раз, встречаясь друг с другом, произносили «Здрасьте», и именно через мягкий знак, отчего слово звучало особенно противно. Злые глаза чертей со всех сторон смотрели на Петю. Слышались голоса:

– «Калинку», «Камаринскую»…

Вдруг все застыли на месте, смолкли, и непонятно откуда послышался тонкий жалостливый голосок, пропевший тенором:

– Полюби же ты-и-и ме-э-э-ня-а-а, – долго вытягивая последний звук.

Нервный тик страшно исказил лицо Пети. Он схватил первое, что попалось под руку, – это был мокрый ботинок – и стал соскребать в него со стены пауков. Но те тут же вылезали из ботинка и по его рукам расползались по всему его телу. Отчаявшись, он издал вопль, упал на пол и закрыл глаза. Ему виделась его комната; по стенам что-то шевелилось, мелкое и уже почти не противное, – он начинал смиряться с судьбой… и голос – знакомый голос, с издевкой, но уверенно повторял и повторял: «Нет, Петюня, в одиночку не выкарабкаешься…»

В дверь стучались, раздавались голоса, но Петр уже ничего не слышал.

– Не-е-е-т!!! – собрав последние силы, крикнул он. Вспышка озарила комнату, и «мелкие» рассыпались по стенам и потолку бесчисленными звездами; стены комнаты и потолок раздвинулись до бесконечности. Петя уже не ощущал своего тела. Остатки его разума в одиночестве блуждали в холодном и безжизненном космосе. Его взгляд скользил по незнакомым созвездиям. Он стал закрывать и открывать глаза, и каждый раз виделось ему разное: то белые стены, то небо сквозь дырявую крышу сеновала, то его фирма, где за столами сидели черти, и вся их работа заключалась только в том, чтобы произнести «Здрасьте!», когда кто-нибудь входил; все постоянно улыбались – глупо и заискивающе; постоянно слышалось: «любезнейший, милостивый государь, сударь, извольте заметить…»; глава фирмы в шляпе, надетой набекрень, и с полотенцем, перекинутым через руку, обращался поочередно ко всем, постоянно повторяя: «Чай пить будете?» – и… кланялся, кланялся. А то вдруг он стремительно поднимался к незнакомым созвездиям, и с высоты ему все казалось мелким и незначительным…       Постепенно звезды сложились в созвездия, знакомые с детства. Петр задумчиво стал рассматривать небосвод, вспоминая их названия. Взгляд его задержался на Большой Медведице. Он стал вспоминать, что если провести мысленно линию через две крайних звезды ковша, то можно найти Полярную звезду. Вдруг холодок пробежал по спине; он стал лихорадочно ощупывать вокруг себя и… вздохнул облегченно:

«Сеновал!»

«Приснилось?»

Когда, наконец-то, вскрыли дверь, то оказалось, что в комнате никого нет и все затянуто паутиной и покрыто пылью…

Симбиоз

Вынужден пояснить, что, хотя рассказанное мной и основано на реальных событиях, все персонажи вымышленные. Все совпадения с реальной жизнью являются случайными, и все реальные лица, взятые за прототипы персонажей, не имеют никакого отношения к нижеизложенному, как, впрочем, и автор, который, как и вы, с удивлением читает и перечитывает то, что сам же и написал.

Часть 1.

Какова же была моя радость, когда через неделю лук проклюнулся, взошел и еще через неделю – вытянулся и окреп. Я был горд, звал соседей посмотреть: это был мой первый опыт по выращиванию чего-либо на даче. Я наметил себе начать есть лук, когда он достигнет 32,3 см. Так я вычитал в Интернете на сайте «Их нравы» – чьи нравы имелись в виду, я так и не понял, но решил следовать этому совету.

Линейкой один раз утром, в одно и то же время, и один раз вечером я измерял высоту лука. Путь, по которому я пошел, оказался не таким простым, каким казался мне в начале. Мало того, что высота лука оказалась разной, да и еще у каждой луковицы оказалось, по нескольку стрелок. Когда я заглянул в Интернет на сайт «Удивительное рядом», мне стало ясно, что дело это вероятностно-статистическое и надо подойти к нему со всей серьезностью. Дальнейшее понятно только специалистам в этой области, и я не буду описывать все тернии, которые ждали меня на этом пути.

И вот, наконец-то, настал день, когда решение системы дифференциальных уравнений однозначно намекнуло, что приблизительно через два–три дня, с вероятностью 87,7%, если все будет идти так, как шло до этого, если не появятся какие-либо внешние воздействующие факторы, если колебания атмосферных показателей будут соответствовать среднестатистическим за последние 15 лет наблюдений и – что уж никак мне непонятно – если цены на нефть и курс валюты не изменятся более чем на 3–5%, и – уж вообще понять невозможно – если мировая добыча апатитов не упадет ниже… и т.д. В общем, при прочих равных условиях – тогда можно начать есть лук!!!

Наконец-то! Я был вне себя от радости.

Дня за три до этого замечательного события обстоятельства вынудили меня выйти из домика где-то в полчетвертого утра. Конечно же, пошел посмотреть и грядки. И был поражен! Посередине грядок было два холмика! «Крот!!!», – сразило меня, как молнией. Вот тебе и внешние возмущающие факторы, на которые намекала математическая статистика! Сон как рукой сняло – тут же засел за пересчет математической модели, учел кротов, на всякий случай ввел поправки на тлю, муравьев и гусеницу-листовертку. Вспомнил вчерашнюю передачу по радио о золотовалютном запасе страны и добавил вероятность того, что добыча золота не упадет.

Компьютер напрягся, попросил подключить дополнительный диск и к 6 утра выдал: кроты лук не едят!!! Радости моей не было предела. Но!.. Через полчаса ПК добавил, что каждая норка снижает урожайность на 3,4%. На следующее утро холмиков было уже семь – надо было что-то экстренно предпринимать.

Как-то, долгими зимними вечерами изучая сельское хозяйство средней полосы РФ и прилегающих к ней областей, я вычитал, что кроты ведут ночной образ жизни и ловить их надо на рассвете. Я еще не знал, что буду делать, но точно знал, что делать это буду на рассвете.

Ночь, луна, готовящаяся стать полной, рассвет, готовый вот-вот забрезжить, я, неподвижно сидящий в позе куста жасмина, комары – сволочи, соседи – спят.

Когда вдруг на грядке появился еще один холмик, я растерялся: «Ну, вот он, и что дальше?» – пронеслось у меня в голове. И тут мне, почему-то вспомнилась система Станиславского и его знаменитое «Не в-е-р-ю!!!». И я издал дикий, почти нечеловеческий вопль, вложив в него всю свою душу, всю боль обманутых надежд. Вопль шел откуда-то из глубины – нет, не души, а из глубины веков, из самих глубин и таинств эволюции; он шел на частоте, понятной всему живому, кто таковым себя считает – и не только здесь, но и во вселенной; вопль как будто приоткрывал таинство мироздания. Все это пронеслось в моей голове без слов и за долю секунды: «Эк меня занесло!!!»

Из холмика выглянул крот. В его взгляде было столько тоски и сочувствия о несбывшихся мечтах, о несложившейся жизни и, в конце концов, о ее конечности, что я вдруг осекся и умолк. В полной предрассветной тишине мы глядели друг на друга недоуменно, но уже почти дружески. Минуты через две крот, повертев лапкой у левого виска, снова исчез в норке.

Еще через мгновение силы покинули меня, и очнулся я только днем в своей кровати, с севшим голосом и весь покусанный комарами.

Вспоминая события той ночи, я до сих пор удивляюсь… но не тому, что зрение у кротов практически отсутствует, как я узнал позже, – я и сам еле различал его в сумерках – и не тому, как я добрался до кровати, и не приснилось ли это все мне, а тому, что… больше кроты на моем огороде не появлялись.

Часть 2.

Итак, прошло уже две полных луны. Приближалось третье полнолуние. Утром накануне мне не спалось.

«Грядки!» – мелькнуло в моей голове. Подбежав к огороду, я увидел два холмика.

«Может, случайность?» – подумал я и решил понаблюдать, что же будет дальше. Оказалось, что каждые четыре часа количество холмиков росло – 2, 3, 5, 7!

«Простые числа!» – подумал я. Но эта мысль ничего, по сути, мне не дала.

Поняв ещё в прошлый раз, что математическая статистика и вероятностный анализ дают только краткосрочный результат, и поблагодарив небеса за то, что мне ещё не пришлось использовать теорию больших чисел, я вызвал такси и съездил в ближайший поселок за отпугивателями кротов. О них я узнал ещё зимой в Интернете, на сайте «Готовим вместе», но, сказав себе: «Шарлатанство», – выкинул эту информацию из головы. Теперь же отпугиватели представлялись мне единственным и последним шансом.

В соседнем поселке в магазине «Всё от симбиоза» я купил целый ящик этих приборов.

Зная следующее число из ряда простых чисел, я не пошел смотреть грядки, а уткнулся в руководство пользователя. До следующего нашествия кротов у меня было ещё 37 минут. Сколько ни пытался я разобраться, кто же «Пользователь», – я или кроты, – так и не понял. Особенно не понравился мне раздел «Осложнения». А слова «беспокойство», «раздражительность», «апатия», «паника» и вовсе сбили меня с толку. А уж когда я прочитал «Пропадает перхоть», то вообще перестал что-либо понимать. Я отложил руководство, вставил батарейки и воткнул приборы по всему огороду.

Когда приборы заработали все разом, я удивился, причем тут беспокойство и раздражительность. Первое, что я почувствовал, – это чувство тоски по квартире в Москве, где раздражение вызывает только один вопрос: когда отключат горячую воду?

– Действует! – сказал я себе и с лицом человека, вырывшего яму другому, засел в кустах. До полной луны времени было много, и я решил не терять его и, как говорят актеры, «почувствовать сцену», на которой предстояло разыграться действу, а заодно и слиться с ландшафтом.

Дальнейшее вспоминается мне как-то нечетко и отрывочно.

– Па, – позвал отца маленький Лу. Лу был детенышем кротиной семьи. Па особенно любил его. Когда Ма сообщила, что беременна, что «их» будет 8 и что один из них уж, наверное, будет мальчик, Па очень обрадовался и лазил по норам, гордо вытянув голову вперед. Малыша назвали Лу. Он рос здоровым, впечатлительным и очень любопытным. Уже через месяц после появления на свет Лу (на какой «свет» – что я пишу?) Па уходил якобы на охоту, хотя запасов еды было много, чтобы отдохнуть от назойливых вопросов маленького Лу.

– Что тебе, Лу? – отозвался отец.

– А что это там, за забором, появилось? – спросил Лу.

– Ты о чём, Лу?

– Я хотел только узнать, что там, за забором, а там «они»: длинные и черные, их много, и все они поют. И поют каждый сам по себе. Получается очень противно, и сразу же начинает болеть голова, – сказал маленький Лу.

– Я же запретил тебе туда ходить, – проворчал Па. – Там живет человек, с которым мы уже встречались, когда ты ещё не родился… Впрочем, расскажу об этом как-нибудь в другой раз, уже поздно, иди спать. На рассвете мы соберем совет и посмотрим, что это такое.

– И Шамана надо пригласить, – уже во сне проговорил Лу.

– Устами младенца… – задумчиво сказал Па, – да, растут дети, растут… Ох и бежит время.

Они появились на рассвете. Я сидел в кустах и уже полностью слился с ландшафтом. Их было шесть. Один был с хвостиком, тронутым сединой.

«Шаман», – каким-то чувством понял я. Шаман переходил от прибора к прибору, подолгу прислушиваясь около каждого, остальные молча шли за ним.

– Дрянь дело, ребята, – сказал Шаман. – Ну-ка, встали все в круг, положили лапки друг другу на плечи, круг не размыкать ни в коем случае, – твердым, приглушенным, с хрипотцой голосом произнес Шаман.

Когда вся эта вакханалия начала двигаться, поднимая поочередно левую лапку направо, а правую – налево, кружась вокруг одного из отпугивателей, у меня волосы встали дыбом, и я понял наконец-то слова из «Руководства»: «пропадает перхоть». Хорошо, что дня за два я подстригся, волосы были короткие и не выдали мое присутствие.

Прилетела ворона. Она села на ручку садовой тележки и стала пытаться размотать с ручки изоляцию. Все обернулись. Я тоже.

– Д-у-у-ра! – с чувством растягивая букву «у», сказал Шаман. – Не отвлекаться, держать круг! – И вакханалия продолжилась, но закружилась уже в другую сторону.

Я был одновременно зачарован, удивлен и поражен происходящим на моих глазах. Может быть, я единственный из смертных, кому довелось (хотел написать «посчастливилось», но решил, что это спорный вопрос) увидеть такое. Я, как и прежде, затаил дыхание и замер, хотя поза «ландшафта», как я теперь понял, была выбрана опрометчиво – к рассвету земля остыла, и я уже продрог, как говорится, до костей. Но любопытство было столь велико, что мой пытливый ум решил выдержать все лишения и досмотреть до конца.

Вскоре появилась самка какого-то ночного зверька, в сумерках я не смог различить, кто.

– Д-у-у-ра! – в сердцах крикнул Шаман. – Кому сказал – не отвлекаться! Продолжаем.

Прошло еще какое-то время, напряжение нарастало. Появились кошки с явным намерением пропустить всю эту вакханалию через свой желудок. Танец замер, кроты повернули головы в сторону врага и…

– Д-у-у-у-ры!!! – во весь голос крикнули все разом – все, кроме Шамана. Это был крик пяти душ – зловещий и предупреждающий. Глаза у кошек стали квадратные, шерсть торчала клочьями, хвосты вытянулись, как палки, горизонтально земле. Огни святого Эльма начали гулять с головы до хвоста кошек и обратно. Когда свечение стало нестерпимым для глаз, они вдруг рассеялись. Шаман, молча постояв некоторое время, поднял тяжелый, но одобрительный взгляд.

– Правильно… быстро схватываете. А теперь сосредоточились, продолжаем, уже скоро. Его «уже скоро» напрягло меня ещё больше, и, уже ничего не соображая, я замер в ожидании.

Предрассветная мгла сгустилась над нами, бледная луна освещала место действия, кроты в молчаливом танце сиртаки, деревья и кусты хаотично отбросили тени в разные стороны, ветер стих, электросчетчик стал крутиться медленнее, колокол на кафедральном соборе отбил один раз. Все ждали, нервы напряглись до предела, и эта струна готова была лопнуть. Время остановилось.

Раздался страшный гром, и молния расколола безоблачное небо. Я взглянул на кротов, они стояли молча, опустив головы, и казалось, что они молятся про себя каким-то своим подземным богам, уходя мыслями глубоко, глубоко к центру земли.

И вдруг я увидел, что прибор, вокруг которого они молились, медленно начал погружаться в землю и, в конце концов, полностью исчез из вида. Прикинув убытки, я все-таки выдержал это испытание и решил во что бы то ни стало дождаться развязки.

Кроты, не размыкая круг, пятясь, окружили следующий прибор, и все началось сначала. Но когда молния снова разверзла небеса и собаки в поселке разом завыли на мертвенно-бледную луну, я не выдержал.

– Бр-ы-ы-ы-сь! – раздался мой вопль, как всегда, из глубины души и от чистого сердца, не несущий в себе ничего личного, но не предвещающий кротам ничего хорошего. На мгновение воцарилась мертвая тишина. Собаки смолкли, погасли фонарные столбы, редкая птица застыла в полете, отключили горячую и холодную воду, на 7,5% повысили коммуналку, пропала сеть – от 2G до 4G, пыль – и та застыла в воздухе, струя воды из распрыскивателя в саду замерла неподвижно.

Кроты бросились врассыпную. Я же успел в последний момент схватить рукой прибор, который уже начал погружаться, и выдернуть руку из мгновенно схлопнувшейся земли. Я стоял, пораженный увиденным, и смотрел на свою чудом спасшуюся руку и на прибор в ней.

Прошло время.

Белье, развешенное на веревке на соседнем участке, плавно и нехотя колыхнулось, потек кран с холодной водой (надо бы как-нибудь отремонтировать), звякнул мобильник… Мир вокруг потихоньку восстанавливался. И только собак я не слышал после этой ночи ещё где-то с неделю.

Я проснулся уже за полдень. Солнце окутало мир своим радостным и жизнеутверждающим светом. Настроение было прекрасное; в руке я держал, прижав к уху, спасенный отпугиватель. Я слушал и упивался звуками, исходящими из него. Мне слышалась симфония победы человека над природой. Звуки были не постоянные, а через какие-то промежутки времени.

«Наверное, передают только припевы и пропускают куплеты», – подумал я и, сказав себе: «И все-таки…», – нежно взглянув еще раз на прибор, снова забылся в радостном сне.

Грустно и молчаливо они ползли друг за другом. Вся семья. Первым Па, последним плелся маленький Лу. Они покидали обжитое место. Что их ждет впереди?

– Па, а почему мы уходим, почему мы не можем жить рядом с людьми? – спросил Лу.

Па обернулся, с любовью и печалью посмотрел он на маленького Лу.

– Не отставай, впереди ещё долгий и трудный путь, – только и сказал Па.

Они затерялись где-то на равнинных просторах нашего дачного поселка. Дальнейшая судьба их мне… неизвестна.

Вот только с тех самых пор каждое полнолуние выхожу я на рассвете в огород в надежде увидеть хоть один холмик.

Душа одинокого дачника просит… симбиоза!!!