– Сейчас я продолжу, – произнес Святой отец, – но ответьте мне на вопрос, – Беккария медленно, как лиса подкрадывался к главному, что интересовало Папу. – Вопрос этот о воскрешении душ в других Мирах, на других планетах и около других звезд!!!

– Бруно! Брат Бруно! – вскрикнул Беккария, – ну скажите, неужели же вы действительно верите в это? Ведь если вы считаете себя философом, то должны понимать, что такое утверждение к философии, как методу изучения мироздания никакого отношения не имеет – это вопрос веры и только веры – верить или не верить, а в вопросах веры ведь есть же Священное писание!!!

Беккария замолчал и с удовлетворением отметил про себя, что ответ не прозвучал мгновенно, не задумываясь. Святой отец, как богослов, хорошо разбирался в человеческих душах, а как человек, получивший образование в двух университетах, разбирался и в вопросах философии.

Бруно вспомнил детство и как он по ночам смотрел на звезды, которые необъяснимо будоражили душу. «С них всё начиналось и с ними для меня заканчивается все, в том числе и жизнь», – думал Бруно.

Наконец Бруно, поняв, что молчание может быть истолковано, как сомнение, громко сказал:

– Верю!

– Ну ладно, бог с ним,– Беккария мысленно перекрестился за такое богохульство, – как говорится, с этим вашим убеждением. Пойдем дальше, вас интересует, почему в приговоре указаны только ереси и ничего о Вселенной и о других Мирах? Извольте! – с готовностью произнес Святой отец и убежденно начал:

– Возможно, что именно из-за вас, Бруно, сложится в будущем стереотип, будто Святая служба преследовала ученых и была против науки, – начал Беккария, чувствуя наконец-то в этом вопросе себя уверенно, сейчас он решил дать последний бой заблуждениям этого человека. – Но вы-то, брат Бруно, сами были монахом в Доминиканском монастыре и прекрасно знаете, что церковь всегда сотрудничала с университетами. Это и пользование библиотеками монастырей, в том числе и теми, где содержатся запрещенные книги, если они нужны богослову, философу или ученому для его работы. Это и организация философских и богословских диспутов по различным вопросам, в том числе и на тему еретических взглядов. Представители Высшего духовенства нередко имеют университетское образование, а то и два образования. А комнаты, которые сдавались студентам университета в том же Доминиканском монастыре; свободное общение монахов и студентов? Я уж не говорю о монастырских школах, которые позволяют получить прекрасное образование людям, не имеющим средств для обучения в университетах. Причем такое образование, которое находится на уровне университетского. Вы сами-то, брат Бруно, получили образование именно в монастырской школе Доминиканского монастыря! И знания Ваши, судя по книгам, если говорить только об их разносторонности, весьма обширны: здесь и знание различных религий – от религии древнего Египта до мусульманства, и знание развития философской и религиозной мысли, а также знание поэзии и прозы различных времен. Так вот, брат Бруно, церковь никогда и никого не осуждала за научные или философские взгляды – только за еретические, таково её предназначение.

– В чем же антихристианская сущность ваших взглядов? – риторически произнес Беккария. – Из вашего учения следует, что Бог не создал Вселенную, поскольку она, по вашему утверждению, вечна, человек не венец творения Бога, Христос не совершил подвиг самопожертвования, спасая человечество от греха, нет потустороннего мира, а значит, нет ни рая, ни ада, а следовательно, нет и наказания за…

– Хватит, святой отец, все это я слышал уже не раз, – с раздражением произнес Бруно.

– Понимаю, понимаю, брат Бруно, – мягко и якобы уступчиво сказал Святой отец, – в общем-то, ваша «Философия рассвета» – та же ересь. Возвращаюсь к тому, что вас может интересовать, – сказал Беккария. – Несмотря на то, что вы объехали всю Европу и проповедовали свои взгляды во многих странах, и даже преподавали в Оксфорде и Сорбонне, за вами не было слежки, вы нам были вообще неизвестны. Но с момента, как вы, брат Бруно, попали в поле зрения Римской католической церкви, сопоставив цепочку Кузанский – Коперник – и вы, Бруно, высшее духовенство крайне заинтересовалось тенденциями развития философской, как вы называете, а по сути антирелигиозной мысли в обществе, посчитав, что она находится уже за гранью дозволенного и далее может грозить единству Церкви и стабильности в обществе. Решено было со всей тщательностью изучить ваше учение, чтобы понять, куда дальше может пойти философская мысль, и как в будущем противостоять этим ересям. Ведь кому, как не нам, знать, что мысль, вновь появившаяся в обществе, уже не умирает, а получает свое, то или иное, продолжение и развитие. Именно поэтому следствие длилось целых 8 лет. Только на изучение ваших книг ушло 3 года, с 1595 по 1597 год. Именно поэтому на допросы приглашались ученые-богословы, и допросы превращались фактически в диспуты. Именно поэтому к вам не применялись пытки.

– Надеюсь, я ответил именно на то, что вас больше всего волнует перед… – Беккария замялся, – в общем, перед судьбой. И не скрою, изучение ваших взглядов и вашего учения для нас имело огромное значение, – на этой фразе Беккария заранее решил закончить, удовлетворив полностью, как он считал, самолюбие Бруно.

Бруно молчал, молчал теперь и Беккария.

Видя, что взгляд Бруно уже стал рассеянным и смягчился, Беккария добавил, чтобы окончательно расположить к себе узника:

– Согласен с вами, брат Бруно, что ваше учение так и не получило известности до настоящего времени, хотя вам уже 52 и учение свое вы проповедовали по всей Европе. Повторяю, что Святая служба вообще о вас ничего не знала, пока вы случайно, повторяю – случайно, по доносу, не были арестованы. И это несмотря на столько книг! Даже если вы раскаетесь и будете помилованы, то вас сошлют в заключение в какой-то монастырь, скорее всего, опять в Доминиканский, и вы сойдете с ума или убьете себя, но уж сказать о себе и о своем учении, а тем более написать какой-либо труд, вам не позволят. Единственная надежда на то, что ваше учение заинтересует будущих историков и станет широко известно, это… – костер. Что ж, Брат Бруно, должен согласиться с тем, что логика в таком рассуждении, если я, конечно, угадал, безукоризненная. И все, что вам для этого нужно – только время, а его у вас будет предостаточно, – вкрадчиво сказал Святой отец.

После некоторого молчания Беккария начал мягко и назидательно:

– Брат Бруно, через короткое время вам вставят кляп в рот и поведут на казнь, таков порядок – только с кляпом. Вы уже ничего и никогда не сможете сказать. Ответьте сейчас на вопрос Папы, и пусть это останется только между нами – Папой, вами и мной. Где бы Вы хотели, чтобы оказалась ваша душа после смерти?

В комнате нависла долгая, трагическая и вместе с тем торжественная тишина – тишина о вечности.

Бруно в задумчивости встал, не осознавая того, и стал ходить те же 16 шагов из угла в угол. Беккария сел за стол и не мешал. Он понимал!!! Молча, одними глазами он наблюдал за обреченным, которому дали еще одну, последнюю, возможность выбора перед вечным молчанием.

Беккария ждал…

Подойдя к столу, Бруно, уже решившись, как-будто (Беккария это почувствовал) хотел было что-то сказать, но вдруг, резко повернувшись, снова пошел свои, последние 16 шагов. Остановившись в дальнем углу комнаты, не поворачиваясь, с опущенной головой, тихо, еле слышно сказал:

– В раю.

Иуда

Учитель сделал едва заметное движение и Иуда Искариот, и так, сидевший ближе всех к Учителю подвинулся к нему вплотную, готовый ловить каждое слово Иисуса. Для остальных апостолов все это осталось незамеченным: шла вечеря все были увлечены разговорами друг с другом.

– Слушаю тебя, Учитель, – шепотом сказал Иуда.

Наклонившись к самому уху Иуды, Иисус так же тихо прошептал:

– Нам надо серьезно поговорить с глазу на глаз.

Как бы никому конкретно, но громко Иуда сказал:

– Пойдем, Учитель, нам надо посоветоваться насчет общинной казны: мне кажется, что завтра мы не сможем накормить всех апостолов, в нашей общинной казне мало денег.

Они вдвоем вышли из-за стола, отошли в сторону.

– Слушаю тебя, Учитель, – сказал Иуда, вопросительно посмотрел на Иисуса и склонил колена.

– Встань сегодня, мы будем говорить как те, которым суждено вскоре умереть, приняв страшные муки: одному – на кресте, другому – в ужасных сомнениях. У обоих из нас есть только этот путь, другого пути не дано, – сказал Христос тихим, но уверенным голосом.

– Но почему, Учитель, почему? Ты еще многому должен научитесь нас, мы еще слабы, ты должен дать нам силу духа и знаний, чтобы повести за собой иудеев и иноверцев, – вскрикнул Иуда. – А у нас даже так мало денег, что мы не сможем накормить всех, кто завтра придет на твою проповедь, если ты не преломишь хлебы, как в прошлый раз.

– Слушай меня, сын мой возлюбленный: проповедей больше не будет, первосвященники только и ждут, чтобы застать меня в пустынном месте без тысяч учеников, чтобы без лишней, да, повторяю, без лишней резни и раздора между иудейским народом и римлянами схватить меня, судить и казнить, – сказал Иисус.

– Но зачем, зачем, им это надо? Ты же учишь жить по заповедям Моисея и не бунтовать против Кесаря, – удивленно спросил Иуда.

– Даже ты, Иуда, мой лучший ученик, так и не понял, что Мессия должен принести народу новую веру, которая проповедует те же заповеди Библии, но несет старой вере разрушение и потерю власти первосвященников над иудейским народом. Первосвященники сразу поняли это, поскольку новая вера должна объединить все народы, а не только иудеев. Но объединить народы можно, лишь сняв со всех проклятие Божие за совершенный в начале времен первородный грех Адама и Евы. Я воскресну, и произойти это должно через три дня, чтобы, воскреснув в воскресенье, иудейский мир радовался не только чудесному избавлению от рабства египетского, но и со всеми народами получил благодать освобождения от первородного греха и прощение человека Богом, – сказал Спаситель.

– Но почему именно я? – воскликнул Иуда.

– Иуда! Возлюбленный ученик мой, даже ты, несмотря на все мои проповеди, не понял цель прихода Мессии и считал меня тем, кто объединит иудеев и возглавит их в борьбе против римского рабства, что же рассуждать об остальных апостолах. Они поймут мое предназначение, но только после мученической моей смерти на кресте – человеческой смерти и воскрешения, ибо Бога нельзя убить, он вечен, – произнес Иисус и добавил:

– Я даже знаю, что сегодня ты собирался выдать первосвященникам это тайное место, где мы проводим вечерю и именно для того, чтобы меня схватили. Иудейский народ по твоему убеждению, восстал бы, и я возглавил бы это восстание: так ты понимал мою миссию. Я не укоряю тебя в твоих мыслях, ибо мысль, которая идет от чистой души, сама чиста и невинна.

Иуда некоторое время смотрел Учителю прямо в глаза и затем безнадежно потупил взгляд.

– Но я же буду проклят в веках! – еле сдерживая вопль, выдавил из себя Иуда.

– Да, Иуда, да! Твое бессмертие станет бессмертием проклятия, имя твое станет в веках нарицательным. Но большего счастья, чем содействовать выполнению своей миссии Мессией и выполнить личную просьбу Бога, нет. И не забывай: душа твоя останется бессмертной и бытие души бесконечно во времени; может и откроется когда-нибудь правда. Это все, чем могу тебя поддержать и утешить.

– А если я все же откажусь? – с надеждой спросил Иуда.

– И у Петра, и у Варфоломея, и у других апостолов своя миссия в этом мире – больше просить мне некого, думай, но не забывай, что уже пятница, – ответил Иисус.

Голова Иуды раскалывалась от боли, мысли смешались. Иуда постоянно повторял:

– В мгновение превратиться из лучшего и любимого ученика в предателя для всех и на века? Не в бреду ли услышал я эти слова, может сам Диавол нашептал мне их?.. Нет! Это сказал Учитель!.. Или? – проносились мысли в голове Иуды.

Иуда любил Иисуса и готов был, не задумываясь отдать свою жизнь за него.

«Но отдать свое я?..» – так он понимал свою душу.

В тоже время всю жизнь бродить по разным странам, неся его веру – это было не для него.

«В душе я воин-бунтарь и оружие в своих руках понимаю лучше всяких слов», – споря сам с собой и убеждая самого себя, думал Иуда. – И все-таки после ареста Христа, скорее всего, начнется бунт. Вот тогда и посмотрим, кто был прав, тем более, как выяснилось, Иисус знал о решении апостола Иуды выдать его первосвященникам», – вскинув свою голову с кучерявыми неуправляемыми волосами, решил он.

– Я согласен, Иисус, – сказал Иуда.

Они с Иисусом снова сели за стол; Иисус сказал апостолам о предателе, который сегодня предаст его; сказал и что это тот, кому он даст кусок хлеба, обмакнув кусок в чашу. И передал хлеб Иуде, одновременно сказал Иуде – сказал громко, чтобы все апостолы слышали:

– Что делаешь, делай скорее, – произнес Иисус и отвернулся в сторону.

Слабый ветер покачивал дерево, на котором висел обклеванный и никем не узнаваемый человек. Место было пустынное и унылое. Немного вдалеке стояла женщина в черном плаще с капюшоном. Ветер обнял плащом ее скорбную фигуру. Капюшон полностью закрывал ее лицо, и по вздрагивающим плечам можно было понять, что она рыдала.

Была ли она любовью человека, некогда обнимавшего ее и целовавшего, радостно смеясь, или родственницей, или случайной паломницей, проходившей мимо? Прислушавшись, с трудом можно было разобрать слова:

– Короток век человека и не прощает ошибок. Да храни Господь вечно твою душу.