Читать книгу: «Уповаете?», страница 2

Глава 1. Увертюра

День первый.

В отделе обработки информации, куда я тихонько вхожу, все мои пять работников, подобно прикованным цепями рабам, чинно сидят у мониторов своих компьютеров. Дисциплинка, однако! Благосклонно оглядываю подчинённых.

Та-а-ак, Керха. Худые обвисшие плечи, кажущиеся деревянными плечиками для его вечно измятых рубашек, мелко подрагивают от возбуждения. По-моему, это такой рефлекс, срабатывающий, когда он садится подле монитора. Взлохмаченные волосы являются яркой иллюстрацией всего того хаоса мыслей, что царит в его гениальной голове. Главный специалист в программном обеспечении. Работает явно не за деньги, а за идею, которых, к слову, у него уйма. Хотя… И с деньгами у него тоже полный порядок. Я не интересуюсь, где он их берёт. Мое мнение – делай что хочешь, лишь бы основная работа не страдала. Тонкие пальцы летают по "клаве", как у пианиста-виртуоза над роялем. Смотрю на экран монитора. Ага, программа распознавания надписей на древних языках почти закончена. Заглядываю в ящик стола – кукла, утыканная иглами, беспомощно пускает пузыри в глубоком блюдце с водой. Молодец!

Перехожу к следующему столу. Борта. Наша красавица – аппетитные формы и всё такое, сопутствующее записным красавицам. О-о! Ещё издалека замечаю на некогда стройной шее новое ожерелье. Подхожу ближе. На золотой цепочке маленькие фигурки. Слоники? Наклоняюсь, чтобы рассмотреть. Ё…! Украшение оказывается давешним – человеческие зародыши, склеенные из кусочков, болезненно извиваются на своих пуповинах. Брезгливо отшатываюсь. Чёрт меня дёрнул посмотреть. Не хочется признаваться, что один из них мой. Долг заставляет заглянуть в ящик стола. Всё отлично. Среди обычной женской мелочёвки знакомая кукла, распятая на косметичке.

Утренний обход вверенных территорий продолжается.

Мордье. Отличный работник. Француз. Семья. Есть дети. Или нет… Прекрасный семьянин. Кажется… Едва заметная небрежность в одежде о чём-то свидетельствует, только я не знаю о чём. Перед начальством никогда не заискивает, гордо держит порядочную дистанцию. Заглядываю, что у него на мониторе… Хм-м. Порно сайт… У Мордье в самом уголке губ копится, пузырясь, густая слюна. Ладно, это его сугубо личное дело. Толерантность должна быть толерантной. Наклоняюсь и заглядываю в стол. Прекрасно! Иглы на положенном месте. Что-то будоражит на периферии зрения. Невольно перевожу взгляд. Что это? Из кармана брюк свисает удавка с отвратительными бурыми пятнами. Хотя ладно. Выпрямляюсь. У кого не бывает слабостей… И не касается это меня совсем. А может, это обычный шнурок от ботинок? Зато, если надо – вечер, ночь, выходные – Мордье всегда готов выйти, подменить, авралить сколько необходимо. Незаменимый человечище.

Подхожу к Николаю. Тунеядец и пьяница. Неопределённого возраста костюм по своей измятости даст фору любимой рубашке Керхи. Экран монитора с трудом просвечивает сквозь толстый слой пыли убогим рабочим столом с единственным ярлыком – «Корзина», и та заполнена удалённым ещё в прошлом году ярлыком. Как всегда небритый, постоянно непричёсанный, сидя спит – со стороны не отличишь от глубоко задумавшегося человека. Всё проспал! Злобно пинаю его по ноге.

– Ну-ка, встать!

Николай вскакивает, испуганно моргает своими белесыми ресницами.

– Спишь, пьянь!

Со всей силы прикладываюсь ладонью по лицу. Он что-то пытается сказать, но зуботычина пресекает попытку оправдаться.

– Что у тебя за спиной? Опять отращиваешь?

Захожу за спину. Становятся видны подозрительные бугры под пиджаком. Которые ещё и шевелятся.

– Ну-ка! Задери рубашку!

Николай покорно задирает рубашку вместе с пиджаком, что со стороны выглядит комично. Ну, так и есть – два белоснежных отростка проклюнулись, наверное, ночью и уже распустились. Брезгливо отламываю их и бросаю под ноги. Кровь из свежих ран струится по худой спине. Испитое лицо печально. Что-то шепчет. Молится, что ли?

– Что? Ты хочешь мне что-то сказать? – С угрозой нависаю над ним.

– Нет, что Вы. Виноват.

– Вчера – прогулял, сегодня – проспал. Нахрена мне такой работник?

Заглядываю в ящик стола. Куклы как ни бывало! И если бы не его необъяснимая способность находить неожиданные решения там, где, как казалось, нет никаких верных ответов, выгнал, не медля ни секунды. Но нельзя – без него Свиток Силы просто не будет создан. Кипя от бессильной злости, иду к последнему столу.

Доплец. Сколько его помню, всегда косит под иностранца. Кудрявые волосы, голубые глаза. Одет с иголочки. Женщинам такие нравятся. Насколько я знаю, два с ожерелья Борты – его. Подобострастно кланяется. И с громким стуком откуда-то из отворота модного пиджака вываливается невзрачный булыжник. А я и не знал. Кто бы мог подумать?

– Геммология? Это хорошо. Я поддерживаю необычные хобби моих сотрудников.

Поднимаю каменюку – тяжелая зараза! – и передаю Доплецу. Тот быстро суёт его себе за пазуху. Преданные бесцветные глаза следят за мной не отрываясь, словно ожидая приказов. Странная личность – всегда услужливый, преданный до самозабвения, аккуратно и со вкусом одевается. Побольше бы таких работников. В зеркале за его худой спиной замечаю, что пальцы правой руки непроизвольно сжаты в кукиш. Заглядываю в ящик стола. Кто бы сомневался – голова куклы аккуратно утыкана иглами. Какой педантичный человек! Ни на секунду не сомневаюсь, что если замерить расстояние между ними китайской линейкой, окажется поразительная точность исполнения задания – миллиметр в миллиметр. Перфекционист… Рядом несколько листков исписанной бумаги. Успеваю заметить, что адресованы они лично Др.Shark. Кое-где мелькает моя фамилия. Заботливая скотина! Я выпрямляюсь. Доплец заискивающе улыбается, но зрачки тревожно дрожат. Наверное, готовит какой-то сюрприз на мой нескорый ещё день рождения. Делаю вид, что ничего не заметил.

– Внимание! Через пятнадцать минут всем сбор у меня в кабинете.

Однако детально проработанный план рабочего дня безжалостно отправляется в Тартарары – по громкоговорящей связи разносится обще-институтский сигнал «Внимание!», посылая к чёрту мою оперативку. Противный, разбавленный металлическим дребезжанием голос настойчиво повторяет:

– Начальнику отдела обработки информации срочно пройти к Др.Shark! Начальнику отдела…

Бросаю неотложные дела и спешу по вызову. Перепрыгивая ступени, спускаюсь на три пролёта вниз и оказываюсь на нулевом этаже здания. Здесь всё странно и необычно. Такое впечатление, что пять обитающих здесь коридоров непрерывно шевелятся, извиваются, переплетаются между собой, по мере сил отдаляя мой нежданный визит к боссу. Но я знаю, откуда растут эти каменные змеюки, и, стиснув зубы, начинаю борьбу с упоротым пространством. По ощущениям, в этот раз нелёгкая несёт по коридору Styx. Стены разукрашены многочисленными письменами на самых разных языках мира, скреплены клятвенной кровью.

Я бегу, стуча штиблетами по камню плит. И в который уже раз даю себе зарок – никогда больше не появляться здесь. Наконец побеждаю переплетающуюся ленту облицованного мрамором тоннеля и врываюсь в самый центр этого "змеиного" клубка, распахнув двери приёмной. Секретарша Елена что-то торопливо записывает в блокнот. Выглядит она неважнецки – ставший давно привычным заморенный вид, отсутствующий взгляд, наверное, заплутавший где-то в закоулках потустороннего мира. Следов месячного отдыха уже совсем незаметно. Куда подевался утренний румянец на впалых пепельных щёчках? Хочу спросить, но получаю чёткий знак оттопыренным средним пальцем. Понимающе киваю головой, тихонько барабаню в дерматин костяшкой мизинца и приоткрываю дверь. Тишина. Пугающая чернота тамбура. И устойчивый морозный бриз в лицо. Глубоко вдохнув, делаю шаг… Второй… Темнота. Стынь. Слепо шарю впереди себя быстро коченеющими руками. Наконец нахожу на ощупь ещё одну дверь. И уже теряя сознание, заглядываю за неё…

– Позволите?

– Изволяю!

Захожу, и пальцы правой руки за спиной самопроизвольно складываются в фигу. В ожидании дальнейших команд замираю у спасительного выхода. Директор пока молчит. А я греюсь после стужи тамбура в волнах жара, источаемого каменным столом босса. Пауза затягивается… От нечего делать по очереди выбираю тёмные зигзаги на охряном ламинате и, скользя по ним взглядом, раз за разом упираюсь в носки чёрных начищенных туфель руководителя. Стоит одна такая никак не меньше полновесного кило баксов. Неужели это они притягивают к себе орнамент? Смотрю на свои штиблеты – рисунок демонстративно огибает поношенный китайский ширпотреб. Что? Неужели сама материя погрязла во стяжательстве? Наконец, неожиданным кислотным елеем журчит знакомый приглушённый голос:

– Я желаю обсудить с тобой… Проконсультироваться, так сказать, со специалистом.

Поднимаю глаза. Огромные чёрные зрачки босса своей холодной неподвижностью замораживают само броуновское движение вокруг и мой взгляд до кучи.

– Я слышал, ты неплохо знаешь нетрадиционную медицину?

– Ну-у-у, некоторым образом… – своевременно перехватив злобный прищур, быстро меняю тактику разговора, – Да!

– У меня каждый день в неурочный час Х проявляется жутчайшая мигрень. Сможешь чем-нибудь помочь или хотя бы ослабить?

Он хищно улыбается, обнажая верхние клыки. И в неверном свете кабинета кажется, что они замараны свежей кровью. Ассоциативная связь мгновенно порождает измученные образы вечно пошатывающихся анорексичных секретарш, чья нестройная очередь теряет своё начало где-то глубоко в прошлом Института. Честно говоря, я уже и имена многих давно позабыл. Замыкает эту хронологическую колону обитателей приёмной – Елена, правда, судя по пугающему виду, ненадолго. Трясу головой, чтобы отстраниться от наваждения:

– Хм-м, в неурочный час Х?

Мысленно затачиваю здоровенный осиновый кол и с наслаждением вбиваю его в чёрное сердце босса. Тьма в глазах Др.Shark начинает пульсировать, уголки губ вздрагивают и опускаются вниз. Он вопросительно смотрит на меня. Я заискивающе улыбаюсь, прижав ладони к сердцу, от всей души кланяюсь:

– Сделаю всё, что в моих силах, Др.Shark-сан!

Директор пододвигает листок пергамента и выточенное из золотого бруска "гусиное" перо. Холодок скользит от моего затылка по спине и вниз.

– Роспись!

Дрожащей рукой беру тяжёлое перо. Некоторое время смотрю на хищно очинённое остриё и тыкаю в большой палец левой руки. Такое впечатление, что проклятый писчий инструмент жадно высасывает не меньше пинты крови. В глазах мутнеет, но собрав волю в кулак, ставлю кровавую подпись. Др.Shark что-то небрежно чиркает на обрывке бумажки и кидает через стол мне:

– Занесёшь в бухгалтерию!

Пячусь к выходу, ледоколом рассекая линии орнамента на полу. И только когда оказываюсь в унылой компании очередной субъектессы потусторонних поисков с фонарями, заглядываю в листок. Надбавка к зарплате! Теперь через полгода при скаредной бережливости смогу купить одну туфлю, как у босса, и притягивать к себе саму материю. Принимаю решение временно отменить в своём отделе обще-институтское мероприятие неурочного часа Х.

Оглядываю чинно рассевшихся по скрипучим стульям сотрудников. Керха задумчиво ковыряется в своём горбатом носу, наверно, выискивая пути построения очередного зловредного трояна. Глубину и напряжённость поисков подчёркивают неприятно извивающиеся на голове волосы. Борта доверчиво глядит мне в глаза, давая понять, что согласна на любую просьбу или приказ. Но раскачивающиеся украшения на стареющей шее недвусмысленно напоминают, чем это всегда заканчивается. Доплец льстиво улыбается. Карман рубашки заметно оттопыривает антикварный диктофон, натужно пощёлкивающий изношенным электроприводом. Мордье смотрит в окно, выходящее прямиком на лобное место нашего Института. Пальцы слегка подрагивают на шёлковом шнурке, который ему, похоже, заменяет четки. Николай стоически ожидает окончания оперативки, не проявляя даже мизерной готовности бороться и достигать обозначенные руководством запредельные горизонты.

– Нашему отделу поручена архиважная задача, – делаю паузу, стараясь завладеть вниманием присутствующих, – Мы должны за пять дней найти имя Бога и создать Большой Свиток Силы. Вопросы?

Пальцы Мордье замирают, испуганно свернувшись в кулачки. Его пустые безжизненные глаза останавливаются, пронзая меня насквозь. Нервно оборачиваюсь, пытаясь увидеть, что он там ищет у меня за спиной. Не обнаружив ничего подозрительного, возвращаюсь к подчинённым. Доплец продолжает одаривать меня натянуто приветливой улыбкой, всеми силами не обращая внимания на натужные звуки из нагрудного кармана. Побледневшая Борта настороженно сжимается в комок, прижав "украшение" к груди. Керха, переменив руку, индифферентно продолжает раскопки в носу – возможно, избрав иную логику создания вредоносной программы. И только глаза Николая восторженно сверкают. И если бы не постоянная прополка его спины, я просто уверен, что сейчас всем присутствующим пришлось выслушивать радостное хлопанье белоснежных крыльев.

– Оставим восторги на потом. Керха – за тобой программное обеспечение. Николай – поиски истинного Имени твой крест, не донесешь за пять дней, и я тебя распну на дверце в женский туалет… И это не аллегория. Борта, ты продана в рабство Николаю… Временно, конечно. Мордье, Доплец – вам подбор литературы, поиск упоминаний в первоисточниках. Всё, преступили. Пока Свиток Силы не ляжет мне на стол, с работы никто не уходит!

И всё завертелось-закрутилось. Морьде, Доплец, уподобившись Сизифу, с деланным энтузиазмом натаскивают из хранилищ местной библиотеки несчётные тонны свитков, рукописей, книг. Борта с Николаем сидят, листают в поисках любых упоминаний имени Бога. Отобранный материал заводят в компьютер, где уже Керха колдует со своими новыми программами, пытаясь отгадать секреты древних мудрецов. Работы хватит и на день, и на ночь. На сон времени ни у кого нет… Я лично так считаю.

С умилением наблюдаю, как здорово организовал сплочённую работу вверенного коллектива. Время летит… Однако результата пока нет. Что, впрочем, неудивительно – истинное имя Бога надёжно затерянно в веках и похоронено в повседневной суете человеческого бытия.

После очередного рейса в закрома Института, способные достойно соперничать по содержимому с самой Великой Библиотекой Ватикана, Доплец, присев на стопку доставленных свитков с «Семинедрие» Ферекида, вопрошает:

– Картинки носить?

– Какие еще картинки? – Не улавливаю суть вопроса.

– Ну, изображения богов… Их там, – тычет ухоженным пальцем под ноги, – полно. Тысячи…

Я задумываюсь. Чем нам может помочь изображение Бога?

– Николай, что думаешь? Тебе же искать имя.

– Если здраво размыслить, то не нужно. Это боле вульгарно человеческий взгляд на суть вопроса. Так сказать, визуализация ожиданий массового бессознательного. – Гений местного разлива, как всегда, многословен, но от этого ни на йоту не ближе к пониманию рядовыми окружающими…

– Поясни. – И начальством.

– Неужели вы верите, что Высшее существо, состоящее из неведомых сгустков непостижимых энергий, выглядит в точности как Homo sapiens обыкновенный?

Приостановившие работу сотрудники отдела переглядываются, прикидывая, чем не угодил Николаю внешний вид человека, тем более разумного. Вдоволь насмотревшись на привычные две руки, две ноги, посередине… Хм-м, это несколько ни оттуда.

– Растущие волосы и ногти, прочая внутренняя требуха, без которой ни один нормальный человек не может обходиться, – продолжает жечь напалмом своего ума Николай, – это, скорее, рекламный продукт, призванный своей наглядностью завлекать в ряды новых неофитов.

– Это что же, – встревает Борта, – А иконы? Иконы же пишутся…

– Хочешь сказать, с оригиналов? – ехидно подсказывает закоренелый атеист и идейный сторонник либеральных идей Керха.

– Ну-у, – начинает запинаться наша единственная представительница слабого пола, – нет, конечно, но…

Николай продолжает свой ликбез по научному атеизму:

– Тут нужно принимать во внимание времена, когда зародилось большинство религий, и общий интеллектуальный уровень населения тех эпох. Вернее сказать, его практически полное отсутствие. Хотя, к слову, и ныне он не блещет умопомрачительными высотами. А от численности последователей любой веры всегда зависело благосостояние её патриархов. Как материальное, так и в редких случаях отрицания perfecti накопительства в любых его проявлениях, чисто духовное – от численности привлечённых на путь истинный безбожников в любой концессии полагалось божественное поощрение. Поэтому возможность донесть до каждого прекрасный облик божества является архиважной задачей. А кто человеку более прекрасен, учитывая его извечный антропоцентризм, как не он сам? Отсюда рождается эта вереница изображений человекоподобных богов. Ну и вообще, доведение любой информации в виде образов намного доходчивее, чем на слух и уж тем более текстом…

– Ты чего предлагаешь, – прерываю затянувшуюся лекцию, – конкретно?

– Если на изображении нет никаких пояснительных текстов, силы и время на такие произведения…

Заметив мои нахмуренные брови, захлопывает рот:

– Не берем.

Доплец и Мордье, благодарно вздохнув, опять уходят в забой за очередной вагонеткой с египетскими папирусами.

Решаю отстраниться от гипнотизирующего ритма рутинной работы и побродить по запутанным лабиринтам Института. Подышать, так сказать, воздухом свободного творчества…

Тишина… Как оказалось, за непроницаемым монолитом древних стен дневной свет уже сдал свои отвоёванные поутру позиции, и жители города опять довольствуются лишь искусственными суррогатами – жалкими плодами ламп накаливания. Сотрудники в большинстве своём оставили рабочие места и в благостной тишине родных кухонь чинно поедают на скорую руку приготовленный ужин. Ещё пара часов, и они до утра исчезнут из данной реальности, блуждая по фантасмагорическим закоулкам своих снов.

А я бреду в одиночестве, наслаждаясь умиротворённостью и спокойствием. Впереди на крашеных стенах коридоров лишь неясные пятна отражений далёких уличных фонарей. Властитель сумрака допускает в свои владения лишь оскопированное подобие всемогущего Бога Ра. Кажется, здесь ничто не в силах потревожить вновь торжествующего Апофиса.

Гулкий звук моих шагов уносится вперед, распугивая зазевавшихся призраков. Освещение не включаю – так приятно скользить во мраке, периодически растворяясь в непроницаемых чернилах теней. На ум приходит давний разговор с Костяем. Тогда он сравнивал эти коридоры с артериями, пронизывающими тело нашего Института и по утрам доставляющими в кабинеты и лаборатории кровяные тельца – сотрудников, наполненных свежими идеями и замыслами. И без этого каждодневного притока, как он художественно выразился, Институт бы зачах и умер. Я же тогда, в пылу полемического задора, нарисовал картину петляющих коридоров кишечника, безжалостно высасывающего из пришедших все силы и соки, а затем выталкивающего их опустошёнными в холодную эмаль вечерних улиц. Долго спорили, чьё сравнение более близко к сути, но в итоге каждый остался при своём мнении. Теперь же я готов встать на точку зрения друга – петляя в лабиринте, хочется чувствовать себя бодрым эритроцитом, а не унылой…

Впереди бледное пятно на стене. Заинтересовавшись, подхожу ближе. А-а-а… Новый номер стенгазеты, руководством призванной несть в массы, клеймить позором и призывать к новым свершениям. Правда, у рупора директорской пропаганды темнота размывает буквы до полной нечитаемости. Щёлкаю зажигалку. СМИ-шники постарались на славу – несколько вполне прилично нарисованных живыми красками картинок. Это кто у нас, интересно, заделался художником? Быстро пробегаю глазами по последним новостям Института. Выход с больничного нашего босса для меня уже никакая не новость. Ура-патриотическую статью о начале в Институте новой революционной разработки можно не читать. Та-а-к, что там дальше. Странности в лаборатории Олега продолжаются – таинственные тени в форме умерших людей на стенах. Хм-м-м. Таинственный источник вдохновения и поставщик новостей для местечковой прессы до сих пор не раскрыт, и остаётся только гадать, чем так притягательна лаборатория машинного разума для потусторонних сил. Не проходит и недели, чтобы не случилась там какая-то засада – начиная от полтергейста и кончая… Впрочем… Зажигалка внезапно гаснет, оставив меня в темноте неведения о самых горячих событиях. Да и чёрт с ними. Иду дальше.

По курсу движения замечаю свет, жёлтой лужицей вытекающий через дверные щели одного из кабинетов. Костин отдел. Забыли выключить освещение? Тихонько приоткрываю дверь и осторожно – мало ли какие сущности ночью могут воплощаться здесь – заглядываю внутрь. Никого? Неожиданно чувствую, как вытягивается от страха лицо – в дальнем углу кто-то злобно ворочается… Тьфу, чёрт! Это Карон. Главный специалист по психологии граничных состояний, погоняло – Погранец. Известен своими постоянными приставаниями к сотрудникам с просьбой пополнить его нумизматическую коллекцию древней монеткой.

– Кароныч! – С удовлетворением наблюдаю, как он подпрыгивает от испуга, а его вытянувшееся лицо легко развеивает мой собственный страх.

– Ох! Ну в-вы меня и напу-пу-пугали! – заикаясь, неуверенно смеётся.

А что – его теперешнее состояние как нельзя лучше соответствует профессиональной ориентации.

– Ты чем тут занят? – Подхожу поближе, пытаясь разглядеть, с чем он там копается в углу.

Ага, знакомая конструкция, всегда вызывавшая интерес в мои нечастые появления в этом секторе здания: перевернутая пирамида высотою с полметра с трудом балансирует на узенькой площадке вершины. Редкие тоненькие подпорочки не сильно и помогают удерживать неустойчивое равновесие. В общем, напоминает иллюстрацию к сюрреалистическим картинам безумного Дали.

– Что это? – не смог удержать давно вертевшийся на языке вопрос.

– Ну-у, готовлю пре-презентацию, так сказать, визуали-лизирую свою теорию ли-личности, – Карон слегка смущается, поэтому говорит шёпотом.

– Хм-м. Интересно. А можно поподробнее?

– Конечно. Смотрите. – Как заправский лектор, он тычет остриём карандаша в пирамиду.

Наклоняюсь, чтобы поближе всё рассмотреть. Как оказалось, конструкция собрана из многочисленных блоков, похожих на крупные костяшки домино. На некоторых видны надписи, правда, сделанные по-врачебному неразборчивым почерком, отчего плохо читаются.

– Это, – Погранец, немного успокоившись после приступа страха, демонстрирует одну из «костяшек», – Личностные архетипы, так с-сказать, с-сформированные в подсознании стереотипы восприятия определённых жизненных ценностей.

На одном из элементов конструкции с трудом удаётся разобрать надпись – Семья.

– Вот, – Карон кивает головой на небрежно сваленные в углу блоки, – основа человеческого мироустройства, субъективного, конечно. Семья, работа, сын/дочь, так сказать – дети, квартира, достаток, богатство, в общем, личностные базовые ценности. Из них и выстраивается вся психологическая карта индивидуума, так сказать, его жизненная па-парадигма. Чем ближе к вершине пирамиды, тем значимее для субъекта данный элемент. В верхний ряд вершины закладываются фундаментальные жизненные ценности, являющиеся, так сказать, личностной квинтэссенцией смысла жизни индивидуума. А дальше на них уже достраиваются в порядке субъективной ценности прочие элементы, имеющие значение для данного конкретного индивида, которые в массе своей и формируют всю индивидуальность личности.

Пояснение показалось чересчур многословным, но сама идея стоила внимательного изучения. Я даже тихонько присвистнул – не знал, что у Кости в отделе разрабатываются такие интересные тематики.

– И разрабатываемая мною тема – устойчивость психики к воздействию внешних факторов – целиком и полностью зависит от того, какие из базовых архетипов заложены в вершину пирамиды-личности. У кого-то там один-единственный блок, и в случае его разрушения при контакте с реалиями внешнего мира, априори разрушается вся конструкция надстройки. Человек полностью теряет возможность на полноценное взаимодействие. Мир, так сказать, рассыпается в глазах субъекта, теряются его опорные точки, стабилизирующие личность. Что выливается в пьянство, суицид и прочие прелести деградации устойчивого взаимодействия с окружением.

– Хм-м, интересно. Напоминает теорию иерархий Маслоу. Только поставлено с ног на голову.

– Ну, не совсем по Маслоу. Всё-таки у него слоистая структура иерархий потребностей, а у меня структура личности, как она есть. Как бы вам попроще объяснить…

Хм-м, это он что: намекает, что посложному я не пойму? Вот наглец Погранец!

– Структура личности, в моей теории, складывается из различных паттернов, сформировавшихся в процессе взаимодействия социального окружения и личностного опыта, и сложным образом взаимодействующих между собой, что и определяет индивидуальность каждого субъекта. Пирамида, конечно, слабо отражает всю сложность данной структуры, но хорошо демонстрирует уязвимость цельности перед разрушением базовых паттернов, располагающихся в вершине пирамиды. У большинства индивидов там присутствует всего одна, максимум две фундаментальные ценности, на которых и наслаиваются остальные, формирующие основное тело пирамиды. Так сказать, устойчивость всёразрастающихся слоёв, близких к основанию перевернутой пирамиды, полностью зависит от единичных снизу, и поэтому разрушение ключевых блоков вершины ведёт к полному демонтажу конструкции. А уничтожение происходит при взаимодействии с объективной реальностью, когда внутренние эталонные образцы не совпадают с реально существующими, либо их субъективное сравнение приводит к внутреннему противоречию.

– Продолжай.

– Разрушение стереотипов в одном из промежуточных слоев, где в каждом присутствует несколько равноценных паттернов, некритично для такого индивида. Из этого видно, что наиболее угрожающий фактор – наличие в основании единственного базового жизненного принципа, так сказать, индивидуального смысла всей жизни.

– Более-менее суть твоей теории я понял, но какое практическое применение всей этой, – я киваю на пирамидальную структуру личности, – постройки?

– Можете посмотреть там, – Карон приглашающе указывает рукой на дверь в соседнее помещение.

– А что там?

– Уже собранные «личности».

Пользуюсь приглашением и прохожу в дверь. Ого! Огромное пространство сплошь заставлено перевёрнутыми пирамидами. Где покосившимися и с трудом удерживаемыми от падения подпорками, а где уверенно балансирующими на своих малюсеньких площадочках снизу. Кое-где и вовсе видна только стандартная пирамида из рассыпавшейся ранее конструкции.

– Это по заданию Др.Shark собираю коллекцию из работников Института.

Мурашки на спине неожиданно просыпаются и устраивают весёлый хоровод вокруг позвоночного столба. Ладно, хотя бы пока без задорных песен.

– И моя есть? – дрогнувшим голосом вопрашаю я.

Погранец лишь неопределённо мотает своей взлохмаченной гривой, оставив вопрос в подвешенном состоянии с затянутой на шее петлей.

– Что за подпорки? – Неосторожно тыкаю пальцем в ближайшую, отчего та отваливается, вызывая опасные колебания всей конструкции.

– Эй, осторожней! – кричит ваятель пирамид, – Это же Золь!

На табличке рядом действительно вижу ФИО нашего вставшего на путь исправления начальника отдела полимеров. Успокаивающе поднимаю руки.

– Это используемые людьми сознательные скрепы, – продолжает лекцию Карон, когда убеждается в устойчивости задетой мною конструкции, – Ну-у, например, когда разрушаются какие-то близкие к вершине блоки, и пирамида теряет остойчивость. У человека субъективно почва уходит из-под ног, мир вокруг рушится: жена ушла, квартиру банк забрал за долги по ипотеке. В стремлении удержать какое-то подобие стабильности окружающего – обращаются к приятным воспоминаниям, ищут поддержку в старых товарищах, держатся за детские воспоминания, занимаются любимым коллекционным хобби, в общем, скрепляют, как могут, разваливающуюся личностную вселенную. Часто безрезультатно – ведь перво-наперво надо пересматривать основные личностные установки, расширять вершину пирамиды, делая её более устойчивой. В данном случае вы скорректировали недавно установленную мною опорку – кодировка от алкоголизма.

Карон пытается снова пристроить выбитую подпорку, но только вызывает опасные колебания неустойчивой конструкции. Пожимает плечами и откладывает ставший бесполезным элемент в сторону. Пока он упражняется с пирамидальным Золем, я встаю на колени и разглядываю соседнюю конструкцию. Неправильная пирамида, в отличие от многих, балансирующих рядом, имеет совсем небольшое основание, отчего кажется более похожей на острый клин. Вершина пирамиды, состоящая из одного блока, перекошена – единственная «костяшка» почти разрушилась под нависающей массой, удерживая её лишь остающимся пока целым краешком – совсем немного, и всё должно обрушиться.

– Чья? – Тычу пальцем в чей-то готовый исчезнуть внутренний мир.

– Секретарша моего шефа. У неё вся жизнь завязана на работе – старая сталинская закалка – ни семьи, ни детей, а Константин подыскал себе молодую, и сейчас кадры решают, как бы по-тактичней отправить Сергеевну на пенсию. Может, переговорите с ним, вы же вроде как друзья? Жалко тётку.

Пожимаю плечами так же неопределённо, как и он несколько минут назад, когда отвечал на вопрос о моей личностной пирамиде.

Я уже совсем другим взглядом смотрю на ряды из перевёрнутых конструкций, с трудом балансирующих на своих вершинах – неустойчивое их состояние вполне соотносится с моим жизненным опытом, когда всего одно пустяшное, для стороннего наблюдателя, конечно, событие напрочь разрушало, казалось бы, устоявшуюся счастливую жизнь индивида.

– Во-о-от, – Карон задумчиво крутит в руках один из блоков, периодически являющий мне надпись «Жена». – Формирование фундамента личности происходит, конечно же, так сказать, в до-осознанный период, на что влияет большей частью семья и социальное окружение, так сказать, культурный пласт из сказок, рассказанных родителями, случайных сценок, подсмотренных на улице. Ну и им подобного социального шума. В процессе жизни вершина, конечно же, может смениться или надстроиться, в смысле произойти замена фундаментального паттерна. В детстве это – мама, папа, в общем, семья…

Неожиданно мой собеседник замолкает и, видимо, остановив какой-то свой внутренний диалог, отбрасывает «Жену» в сторону.

– Но стоит признать, психика некоторых индивидуумов довольно гибка и, например…

Он подходит к прекрасной, без всяких подпорок и перекосов, пирамиде и зло пинает по одному из свободных блоков, лежащих рядом. Тот с глухим стуком выбивает такой же из вершины и удачно занимает его место. При этом конструкция слегка перекашивается, так как новая деталь не смогла полностью встать на место выбывшей, но сохраняет какую-никакую устойчивость.