Читать книгу: «Поцелуй для спящей принцессы»
Пролог
Шёпот роз – самая сладкая музыка. Лепесток касается лепестка нежно и почти невесомо. По стеблю сползает капля росы, растекается по венам листьев и исчезает в глубинах плодородной черной почвы. От цветка к цветку перелетает пушистый шмель, лавирует ловко, не задевая шипов.
Розы белые, алые, жёлтые… вокруг столько цветов, и всё это так сильно похоже на безумие. Безумие роз. Хочется лечь прямо здесь, на траву, и вдыхать их запах до умопомрачения, ничего не боясь – ни слегка влажной утренней травы, ни надоедливых жуков, ни фрейлин, которые любят осудить каждый шаг Ады.
Мама уехала, и фрейлины стали ещё назойливее. Что те самые стрекозы, которые не боятся ни взмаха ладони, ни громкого слова, лишь только поблёскивают сложенными из драгоценных камней крылышками.
Вот и сейчас – шепчутся в стороне, не сводя с Ады глаз. В этот раз их четверо, что весьма удобно – можно делиться на пары и обсуждать сплетни в полной уверенности, что их услышат. Впрочем, будь их здесь хоть сотня, Ада вряд ли стала бы считаться с ними всерьёз.
Дворцовые фрейлины – не более, чем шум где-то на задворках.
Сколько их ни поставь, они не сделают менее ощутимым одиночество, которое в последнее время ощущается особенно остро.
И всё-таки, какая хорошая погода этим утром. К обеду станет слишком душно, но пока только и хочется, что наслаждаться… Будто подслушав это желание, одна из фрейлин заметила:
– Ваше высочество, скоро начнутся ваши сегодняшние занятия. Не забывайте, что вам следует к ним подготовиться.
– Я в подготовке не нуждаюсь.
Ада коснулась нежно-желтого лепестка, и, ей внимая, розы заблагоухали еще пронзительнее, чем прежде. Ну и как тут уйти?
Но фрейлины, конечно, не оставили попыток лишить Аду всей этой красоты. Напарница прежней фрейлины заметила, зная точно, куда давить:
– Если вы не будете трудиться как следует, ваша матушка будет вами недовольна.
Вот только королева покинула своё королевство ещё в прошлом месяце – захотела немного отдохнуть – и, похоже, возвращаться пока не собирается.
– Я уже взрослая, поэтому сама могу решать, что мне делать. – Из груди Ады вырвался тяжелый вздох.
Фрейлина покачала головой на тонкой шее, всем своим видом выказывая неодобрение. Раньше это действовало – Аде очень не хотелось огорчать кого бы то ни было. Последнее время перестало. Ничего они не понимают – ни прелести этого утра, ни тонкого аромата роз. С головой закопались в несуразных нарядах и неотвеченных письмах, лишь только концы крыльев пока что торчат наружу.
Внимание фрейлин вновь перешло друг на друга, и Ада стала предоставлена самой себе. Улыбнувшись, она исполнила свою маленькую мечту: упала на траву и зажмурила глаза.
Розы, розы, безумие роз.
Аде всегда нравились розы.
Как и королеве. Давая принцессе имя, о розах думали определённо не в последнюю очередь. Получилось нечто цветочное и благоухающее. Аделин. Впрочем, по скромному мнению Ады, до своего полного имени она ещё не доросла, не набралась величия.
Ада пролежала на траве пару мгновений, не больше.
Установки о том, как следует вести себя настоящей принцессе, все же прочно сидели у неё в голове (спасибо бесчисленным урокам этикета). Что подумают люди, а если промокнет платье – и всё такое прочее. Так что Ада, пусть и нехотя, поднялась. Прошлась вдоль кустов ещё немного, в те свободные мгновения, пока фрейлины не начали вновь указывать, что ей следует делать.
Маме они в самом деле могли бы пожаловаться. Мама бы приняла их слова всерьёз и пригласила Аду на серьёзный разговор. Зато жаловаться отцу нет никакого смысла. Разве он сделает что-то, отец?.. Было ли ему хотя бы единожды дело до того, чем Ада занимается, разве пытался он выяснить, чем обеспокоено её сердце?..
Отец умел только указывать на недостатки (если вообще вдруг обращал внимание на Аду).
А мама могла лишь огорчаться.
И, пожалуй, никто не знал, как сильно Аде это надоело.
Она – будущая королева, несмотря ни на что. Единственный ребенок в королевской семье. Конечно, глупо говорить, что Ада взойдёт на престол в ближайшие годы, – но никто не вечен, даже отец.
И ей придется давать советы своему королю, принимающему действительно серьезные решения.
Жизнь или смерть. Нищета или богатство. Голод или благополучие.
Но сейчас каждый вдох, что Ада должна сделать, расписан кем-то свыше – и как позволите учиться самостоятельности?
Пора.
Надо поспешить, чтобы вновь всем угодить. Ну а как иначе?
Но, прежде чем уйти, Ада вдруг перевела взгляд на куст роз, расположенный прямо перед ней. Розы белые, алые, жёлтые… И среди них глаз цепляется за один бутон – черный настолько, что на нем сложно различить отдельные лепестки.
Бутон находился чуть поодаль от всех. Словно чужой, неприкаянный.
Розы белые, алые, жёлтые… Что среди них делает черная? Разве садовники когда-то выращивали розы такого цвета? Это новое открытие местных учёных, которым и заняться-то уже нечем? Или этот чёрный, как сама тьма, бутон – всего лишь сбой в устойчивом распорядке вещей, какая-то глупая ошибка?
Ада нахмурилась.
Отец и вовсе не интересовался цветами – погряз целиком и полностью в королевских делах и межкоролевских интрижках. Будто и забыл вовсе, что существует у него семья.
Однако же – какой удивительный цвет! Такой ненастоящий. Как будто Ада всё же пропустила тот момент, когда Солнце, верное подданое Сииты, начало припекать сильнее, и теперь принцесса лицезреет миражи. Ей рассказывали про миражи, спрятанные в далеких пустынях.
В два шага преодолев расстояние до куста, Ада невесомо коснулась одного из лепестков черный розы.
Как сказал бы учитель, почтенный старик с таким длинным именем, которому любая фея бы позавидовала – эта роза материальна.
Она существует. Как и все белые, алые и жёлтые розы вокруг.
Матушка любит розы. Каждую новую неделю на её письменном столе появляется новый букет – один пестрее другого. Но черной розы Ада в нём не замечала никогда. Интересно, что матушка сказала бы, увидев такой необычный, выбивающийся из общей идеальной картинки, цветок?
Ада двумя пальцами обхватила стебелёк розы под чашелистиками, поддерживающими бутон. Защищая свою жизнь, цветок уколол принцессе палец, но всё равно был сломлен: хрустнул жалобно, будто заскулил, и несколько капель живительного вещества из его стебля попали Аде на голую кожу.
Принцесса поднесла бутон к самому носу и вдохнула его аромат. Она услышала – эта роза звучит слаще любой другой, находящейся здесь, в саду, а то и во всем королевстве, что именно своими розами и славится. От бутона исходил запах первой любви. И слабый шлейф надежды на победу. Шанс, что там, впереди, всё изменится. Станет лучше. И справедливость восторжествует.
Ада могла бы сделать эту музыку своим гимном.
Как же так получилось, что Ада заметила такую чудесную розу только сейчас? Как так вышло, что этой розе вообще повезло расцвести?..
– Аделин. – Одна из фрейлин, самая нудная, появилась внезапно, но Ада даже не вздрогнула. – Ваше высочество, позвольте мне поинтересоваться, почему вы до сих пор остаётесь здесь, хотя вам давным-давно пора вернуться в свою комнату и готовиться к занятию, которое вот-вот…
Ада повернулась в её сторону.
И фрейлина замолчала на мгновение, чтобы потом спросить совсем другим, слишком тихим голосом:
– Аделин, с вами всё в порядке? Вы так бледны…
Она посмотрела на цветок, который Ада продолжала держать в руках, и на каплю крови, застывшую на указательном пальце Ады. В одно мгновение она будто бы поняла больше, чем Ада за все свои почти шестнадцать лет жизни.
– Со мной всё в порядке, – ответила принцесса недоуменно. Покрутила розу в руках. Свободной ладонью коснулась лепестков. Как же все-таки красиво! Так необычно!.. Но одновременно с восторгом пришло осознание: у Ады закружилась голова. Ей показалось, что мир начал раскачиваться, будто принцесса наблюдает за ним из маленькой неустойчивой лодки.
– Аделин!
И в одном таком коротком слове было всё – и страх, и гнев, и обреченность.
Ада вздохнула. Ситуация начинала ее нервировать. Принцесса заметила:
– Только посмотрите, как всё это красиво, в самом деле. И запах… – Ада оборвала себя на полуслове – не говорить же, что она расслышала в этом запахе. Лодка качнулась сильнее. Ада попыталась улыбнуться, чтобы отогнать тошноту: – Поставлю на стол. Будет вдохновлять во время учебы. Сейчас приду, совсем скоро…
Фрейлины окружили Аду с каждой из четырех сторон света, будто пытались взять её в плен. Лицо каждой было бледным – бледнее всех белых роз.
– Вы объясните мне, что случилось? – нахмурилась Ада. От улыбки ничего не осталось.
– Вы качаетесь, принцесса, – заметила та фрейлина, что отвечала за восток.
– Всё со мной в порядке, не волнуйтесь вы так, – Аделин махнула свободной от розы рукой. Лодка раскачалась так сильно, будто готова была перевернуться и укрыть Аду с головой.
– Принцесса, прошу вас… – В этот раз заговорила фрейлина на западе.
Ладно – наслаждаться чудесным запахом за занятиями, похоже, всё же не придется.
Ада положила черную розу на траву, под ноги северной фрейлины (получилось у неё это небрежно, даже грубо), прикоснулась к цветку на прощание – прости, прекрасная, за представление, что творится вокруг!
– Все хорошо. Я выполнила вашу просьбу. Теперь вы можете наконец-то объяснить мне, что происходит. – На лицо принцессы вернулась улыбка. На этот раз дипломатичная, отрепетированная, как учили. – Если у нас вышел новый закон, о котором отец не удосужился мне рассказать, или ученые проводят опыты в этом саду, и срывать что-либо запрещено, или еще что-нибудь, вы просто можете сказать мне, и я не стану идти напереко… Ой!
Зажгло указательный палец, и Ада затрясла ладонью, пытаясь сбросить боль. На кончике пальца алела капля крови, постепенно разбухающая – и правда, именно здесь шип задел Аду, когда она срывала розу. Так, выходит, всё-таки это фрейлин обеспокоило? Но разве может взволновать настолько сильно простой укол? Ада постоянно куда-то вляпывается, с самого детства. Все ноги в синяках – спасибо длинной юбке, их скрывающей. Король, когда интересовался Адой чуть больше, называл её ходячим бедствием…
– Идёмте отсюда, ваше высочество, – произвучало с юга, – и как можно скорее. Покажем вас лекарю, и больше никогда не делайте так, с этим цветком явно что-то нечисто.
Не успела принцесса ответить, что с розой всё просто замечательно, как северная фрейлина откинула цветок в сторону метким ударом ноги.
– Ах! – возмутилась Ада. – Что же вы такое творите? Она ведь хрупкая… – принцесса попыталась сдвинуться с места, поднять цветок, прижать к себе… Но все тело её пронзила боль, мгновенная, но очень яркая – как первая любовь, как последняя надежда, как глоток свободы, как блеснувший из-за рукава драгоценный камень на браслете… Все слилось в единую картинку – такое в театре не показывают. Матушка невероятно любит театры. – Она… – повторила Ада. – Идеально черная роза…
Аделин начала падать.
Но, благо, фрейлины стояли достаточно близко, чтобы успеть подхватить свою принцессу.
– Я так устала, – заметила Ада вдруг, все ещё находясь в их руках. А вот сама она театры не любила – маскарада ей хватало и в жизни. – Я так сильно устала играть эту роль…
Ада прикрыла глаза, и фрейлины плавно опустили её на перину из мягкой зеленой травы. В тот момент принцесса предстала как никогда прекрасной, словно порождение утренней росы, и от этого было ещё больнее.
Проклятие.
Зазвучали молитвы, сотканные из того языка, которым в настоящее время никто не владеет, но который сам слетает языка в нужное мгновение.
Ничто не спасет Аделин.
Поздно.
Или же слишком рано.
Извечный спор, возникающий на границе между завершением одного и началом другого. Эту загадку – и еще некоторые – придумала природа, когда создавала саму себя, поскольку знала наверняка, что рано (или поздно) появятся люди, которым нужно будет занять чем-то свои дурные головы.
Роза продолжила лежать в стороне, на зелёной перине, ничуть не поврежденная безобразным пинком, и её лепестки все так же поглощали солнечный свет. Лишь только капля крови поблескивала на одном из шипов. Говорят, до сих пор блестит. Да только с того момента эту розу лишь в особых случаях показывают.
А в каких – знать пока что, пожалуй, слишком… рано?
или как?
Часть 1. Цветочное королевство
Глава 1
В этом дворце на каждой двери висела табличка, чтобы никто не заблудился. Как-то так получилось, что в него часто наведывались принцы, самые разнообразные: и из соседних королевств, и с других материков, и молодые (мало), и старые (много), и красивые (мало), и уродливые (много), почти всегда безгранично уверенные в своей неповторимости и всякий раз – совершенно бесполезные.
Этажей во дворце было четыре, на каждом комнат по пять, и все закрывались на двери, украшенные табличками – прежде никто не терялся.
Все таблички были отлиты из серебра (пошлого металла, по мнению заведующей этим местом, но сидели таблички намертво и замене не подлежали).
Однако же на одной из дверей пыльно поблескивала табличка золотая.
Белое дверное полотно. Позолоченная же ручка. Пафосный металл. Но такова была воля короля сея королевства – выделить эту дверь среди остальных. Наперекор не пойдешь.
Правда, войти в эту дверь в любом случае мог не каждый, но это уже совсем другая история, потому что Риччи – самая настоящая фея с двумя парами стрекозиных темно-красных крыльев – могла. Более того, именно она когда-то, уже так давно, поколдовала над этой дверью, несколько ограничив свободу перемещений через нее…
Риччи потянулась к ручке, плавно опустила ее вниз. Щелкнул замок. Лицо обдал легкий поток прохладного воздуха, отбросил за спину вишневые кудри. И дверь распахнулась.
Фея шагнула внутрь, в уютный полумрак.
Эта комната, самая таинственная во дворце, была выполнена в нежно-розовых, цвета утренней дымки, тонах. Здесь были будто подрумяненные стены, и на той, что справа – выведенная умелой рукой мастера композиция, напоминающая что-то цветочное; ковер белый, точно составленный из лепестков яблони; шкаф скромный, чуть приоткрытый (словно из него вот-вот кто-то выглянет) – вместо ручек у этого шкафа прозрачные кристаллы, что преломляют солнечные лучи, создавая вокруг себя радужный ореол; кровать с резными спинками и невесомым балдахином, который почти всегда откинут в сторону.
Мебель казалась наивно-девичьей, быть может, но не приторной. Риччи знала наверняка – хозяйке этой комнаты понравилось. Бы. Поделиться своим мнением она пока что не успела.
И вот почему.
В кровати, на белоснежных простынях, в горе однотонных подушек, лежало прекрасное создание – девушка лет шестнадцати с волнами золотистых волос, спускающимися до пояса. Светлая кожа, совсем не тронутая загаром, губы – спелая земляника, чуть вздернутый нос, полагающийся каждой настоящей принцессе. На щеках с едва заметными светло-рыжими веснушками – румянец. Грудь, прикрытая одеялом, тихо вздымается. Глаза с длинными светло-коричневыми ресницами закрыты – не заглянешь. Хотя хотелось бы.
Прекрасная девушка спит.
Достаточно долго спит, на самом деле. Долго настолько, что за время её сна мимо этой комнаты успели пройти сотни принцев, – а дверь разглядеть ни один из них так и не смог.
Уснула она лет эдак десять назад, если не вдаваться в подробности. И все эти десять лет остается восхитительной и ясной, как солнышко. Слишком красивой даже для принцессы. И чересчур хорошо заколдованной для лучших королевских магов, что первое время пытались её разбудить.
Риччи прошлась по комнате – ковер щекотал ступни ног. Приблизилась к окну, отодвинула в сторону одну из штор. Внутрь проникли солнечные лучи, зажгли алый огонь в волосах Риччи (но не в душе, нет, не в душе…), коснулись бледных пальцев принцессы, отразились от белого шкафа.
В воздух поднялась пыль. Надо будет убраться. Пожалуй, завтра.
Фея прислушалась. За окном звучало мерное чириканье птиц – главный признак наступившего дня. В остальном было тихо. Последний принц, с которым Риччи не повезло вступить в беседу, отбыл вчера. Принц был бестолковее прежних, слишком обильно сверкал зубами, над которыми явно поработал лучший дантист его королевства, и создавал много шуму. Но ничего. После его отъезда дворец вновь накрыло спокойствие. Гармония была восстановлена. И обо всей той суете и истериках, что пришлось лицезреть, Риччи забудет дня через четыре. Хорошо, через четыре с половиной. Не стоит забывать, что она уже не так молода и устойчива к творящейся вокруг суматохе, как прежде.
Риччи резко задернула штору – все равно принцесса не почувствует, как Солнце нежит ее пальцы. Погас огонь. Свет умолк.
Риччи шагнула к кровати, села на её край. Вздохнула непроизвольно. И тут же поругала себя. Придумала тоже… Если бы это увидела принцесса, в восторг не пришла бы. И всё же горечь неудач и тоску о потраченных ресурсах так сложно было постоянно сохранять в себе… Столько жизненных сил потрачено на то, чтобы разбудить принцессу… Со столькими принцами переговорено… С ума можно сойти. Но всё напрасно.
Все десять лет.
Хотя, конечно, совсем не следует отчаиваться. Это как с рисованием. С сочинением музыки. С написанием стихов. Без первых штрихов ты не придешь к полноценной картине. Если сдашься в самом начале, так никогда и не узнаешь, чего ты мог бы достигнуть, продолжая творить.
Вот только если картины, мелодии и рифмы с каждым годом становятся лучше, образуют некую лестницу, где каждая ступень означает переход на новый уровень, то десять лет борьбы за пробуждение принцессы, в общем-то, до сих пор не сдвинули положение дел с мертвой точки.
В свое время принцесса очень любила сказки. В сказках всегда хороший конец, даже если начало грустное. Оттого они и сказки – что хочется в них верить, но верится с трудом. Настоящая жизнь слишком многогранна и непредсказуема, её не уместишь на страницах книги.
В коридоре зашумели. Это, если так можно сказать, был знак – Риччи ждут. Пора покидать свой безмолвный пост. И она, легко оттолкнувшись от угла кровати, поднялась и потянулась, разминая мышцы спины и крыльев.
А ждал Риччи её личный помощник. Вообще-то не каждой фее доступна такая честь. Помощник Риччи был под стать ей – фей. А честь быть феем доступна и вовсе только ему одному, Ниилу, если брать в учёт всех живых существ, что когда-то встречала Риччи. Крылья у него были зелеными, малахитовыми даже – очень приятный цвет, противоположный цвету крыльев Риччи. Если когда-то Риччи и Ниил принадлежали одному роду, он разошелся давным-давно, так что Риччи в лучшем случае приходилась Ниилу теткой в пятьсот тридцатом поколении. Тем не менее, однажды он согласился стать ее помощником. Но рассказывать об этом тоже пока что слишком рано.
Риччи покинула комнату принцессы, плавно придержав за собой дверь. Ниил тут же уставился на нее. Дверь он, к слову, тоже видел (такие вот издержки волшебства), но заглянуть внутрь никогда не решался – не позволяло Нечто, невидимая стена, отгораживающая Ниила от дверной ручки.
На вид он был чуть старше принцессы, которую совсем недавно разглядывала Риччи. Принцесса за последние десять лет совсем не повзрослела, но и Ниил взрослел раза в три медленее человека (считай, тоже остался прежним, таким, каким Риччи запомнила его при знакомстве). Завязанная на магии жизнь – удивительная штука.
У Ниила были ржаво-рыжие волосы, россыпь ярких веснушек по всему лицу, красиво очерченные губы и удивительные глаза – еще более зеленые, чем крылья. А крылья его, меж тем, подрагивали. Волнуется. Что случилось?..
– С превеликим удовольствием выслушаю тебя, Ниил, – фея чуть склонила голову. – Что ты хочешь мне сообщить?
Ниил опустил голову. Потом поднял. Приоткрыл рот, подумал пару мгновений и произнес:
– Помните вчерашнего принца?
– Еще б я так быстро его забыла.
Ниил потрепал волосы. Хотя и без этого, признаться честно, выглядел вполне себя помятым. Феи встают рано, хотя бы вместе с Сиитой, выпускающей на прогулку верное Солнце, и сразу начинают неугомонную деятельность, но Ниил за всю свою жизнь к этому так и не привык и живым становился к обеду, в лучшем случае. А сейчас едва закончился рассвет.
– Обнаружилось, что принца не устроил ваш отказ. Ночью он выразил своё недовольство.
– Это, в общем-то, неудивительное явление, – Риччи крутанулась на месте. – Но почему именно ночью?
– Когда все спали, он устроил погром в саду! Пойдемте, я покажу вам.
И Ниил сорвался с места. А Риччи ничего не оставалось, кроме как побежать следом. Вообще-то она чуть-чуть умела летать, как и любая уважающая себя фея. Скорее даже, парила в воздухе, чтобы сократить лишнюю ступеньку и при этом слегка опередить существ, магией обделенных. Однако коридоры этого дворца были слишком узкими для подобных чудес. Не для такого они строились. Приходилось передвигаться на человеческих двоих.
Но вот позади остался коридор; Риччи и Ниил оказались в гостевом холле. Сравнительно просторном – можно было, наконец, размять крылья. Вверх вела лакированная винтовая лестница. Впереди виднелась столовая, чуть позади которой, в отдельном здании, располагалась кухня. А прямо по центру левой стены (если смотреть по ходу движения) возвышалась величественная арка, оплетенная множеством живых роз. Розы цвели и благоухали, разносили по всему холлу нежный, истинно летний аромат. На одном из невысоких витиевых фонарей устроилась птица – сама синяя, но под солнечными лучами поблескивает всеми цветами радуги. Она жизнерадостно исполняла незатейливую мелодию.
Постоянно соприкасаясь с прекрасным, перестаешь его замечать. Так и сейчас – ни Ниил, ни Риччи не остановились, чтобы хотя бы окинуть взглядом всю эту красоту. Впрочем, по ту сторону арки красота их ждала еще большая.
Со всех сторон (а их было аж пять, святое число фей) дворец окружал сад, полный самых невероятных роз. Королевство, в коем происходит все действие, в принципе славилось именно своими цветами, изревне его называли Цветославией, пока некто криворукий, переписывая бумаги, не заменил “цвет” на “свет” (поэтому последние веков семь все прославляли королевство именно “светом”). Повелось так, что каждое поселение выращивало преимущественно свой цветок. Для столицы это были розы. Поистине королевские цветы.
Ах, розы!.. Сколько бед они принесли Светославии, сколько принесут впредь… Разве позволено им быть настолько совершенными?..
– Так что же все-таки случилось? – Риччи замерла на самой границе тротуара, после которого начинался сад. Она редко заходила внутрь, хотя, как истинная фея, должна была сходить по цветам с ума. – Ниил, я устала за тобой гнаться.
Но Ниил уже и сам сбавил движение. Крикнул:
– Динко!
И из-за низенького куста роз бесшумно появился очень грузный, высокий мужчина в просторной рабочей одежде.
Это был садовник. Один из лучших садовников всей Светославии, который, несмотря на множество выгодных предложений, продолжал создавать прекрасное именно здесь, где мало кто мог это прекрасное оценить.
– Заборчики, ваше сиятельство, – сказал он. Динко был выше Риччи на две головы и знаком с ней лет уже как двадцать, но до сих пор продолжал относился к ней с уважением. – Испинали. На той стороне. Сломали по три куста роз двух цветов. Белые и красные.
– Белые и красные, – повторила Риччи. – Как символично. Разбойников словить не удалось?
– За принцами я еще не бегал…
– Так это был сам принц? – признаться честно, фея удивилась. – Небось, сверкал улыбкой во все зубы?
– Успел заметить лишь краешек, но все равно чуть не ослеп, – отозвался Динко. – Я, конечно, восстановлю… Но захотел вас оповестить. Вы простите, уважаемая фея… За беспокойство.
– Правильно сделал, – Риччи вздохнула. – Прямо сейчас, как только вернусь во дворец, напишу письмецо. Однажды отец нашего уважаемого принца, будь неладны они оба, кое-что мне задолжал. Теперь к этому долгу прибавилось еще и возмещение причиненного ущерба – и работа по его восстановлению, конечно. Да, прямо сейчас напишу… Не знаете, сам принц уже отбыл?
– Отбыл, – отозвался Ниил. – Карета в соседнем лесу больше не прячется.
– Как с детьми, – заметила Риччи. Покачала головой. Повторила медленно: – Как с деть-ми…
Крутанулась, взмахнув крыльями, и собралась уже исполнить свои намерение, но ей помешали.
Вообще-то к дворцу вела довольно-таки запутанная тропа – небольшое подобие лабиринта. Изначально задумывалось, что пройти его может только достойный, истинно смелый и отважный принц, но за первую сотню дней от того момента, как принцесса переместилась во Дворец роз, никто отыскать путь так и не смог, поэтому решено было повесить указатели.
На самом деле, в Светославии солнечно и тепло круглый год (всё же не так далек был от истины тот неаккуратный книгописец). Но сейчас стояло лето – точнее, стремительно близилось к завершению: местность пуще прежнего заросла высокой травой, бутоны роз поражали воображение своими размерами и прочее, прочее, поэтому указатели работали не так хорошо, как предполагалось. И принцы вновь начали блудить. Впрочем, что таить – сейчас каких-либо странников было куда меньше, чем в самом начале. Из-за этого обитатели дворца никак не могли отыскать время и мотивацию, чтобы поправить указатели…
Но вот появился он. Вышел из леса, уставший и замученный, но всё-таки отыскавший верную дорогу к дворцу.
Не просто какой-то принц, а особенный. Риччи всегда говорила Ниилу – для нас важен каждый принц, не следует никого выделять, чтобы случайно не оскорбить остальных и не нагнать на себя их гнев. Однако другого слова для описания этого принца Риччи подобрать не смогла. И этим сама нарушила свой же Кодекс, довольно-таки объемную книжечку с очень мелкими буквами и слегка заумными фразами, в которой хранился ответ на каждую претензию особ королевских кровей. Ричиэлла написала его, еще когда не потеряла весь свой энтузиазм…
Итак.
Это был особенный принц.
Риччи узнала его сразу же, хотя не видела уже больше десяти лет. Они втроем – фея, её помощник и садовник, – смотрели на принца, а он даже несколько мгновений смотрел в ответ, пока не опустил взгляд. На принце были кое-где порванные штаны, белая рубашка казалась серовато-зеленой, будто принц что только не преодолел. И все же, едва взглянув на такого, понимаешь – принц. Темные кудри волос, прикрывающие уши до середины. Чётко очерченный подбородок. Выразительные брови. Глаза – небо синющее, от таких девушки и барды сходят с ума.
Молчание длилось недолго. И нарушила его, конечно же, Риччи.
– Рада приветствовать вас, ваше высочество. Вы налегке?
– О, – принц поднял голову. Правда, ненадолго. – Мое имя – Дариэл…
– Я прекрасно помню, кто вы и как вас зовут.
– И я тоже рад приветствовать… вас, уважаемая Ричиэлла Миренесса Далелифия.
Издавна истинным знаком уважения к фее считалось не слово "уважаемая" перед её именем, а, собственно, само имя, которое значит очень многое для каждой феи. Причем имя это обязательно невообразимо длинное, потребуется целое утро, чтобы его произнести, поскольку с каждым новым поколением имя становится все длиннее и длиннее, а счёт фейских поколений давно перешёл на тысячи… Риччи сама временами забывает последнюю четверть своего собственного. Так что в нынешнее время уважением считается назвать хотя бы три первые составляющие фейского имени. И Дариэл с этим справился.
А его самого вообще-то обычно называли Даром.
И он был сыном короля Идвига, который правит за пару королевств отсюда, в Сведрии. Одни славят то королевство рыбой. Другие кораблями. Оно полуволной выстроилось вокруг Северного моря, построило на его берегу множество портов. Не ошибешься, если скажешь, что половина мужчин Сведрии на воде проводят большую часть своей жизни, скитаясь по морю с младых лет.
– Что привело вас к нам, Дар? Да и выглядите вы неважно, честно говоря. Впрочем, не спешите начинать свой рассказ. Я думаю, сначала вам нужно прийти в себя. Похоже, дорога была тяжелой.
– Да, конечно, – согласился Дар. Замялся. – Но я… Я пришел не просто так. С просьбой.
– Представляю, – фея кивнула. – Просто так к нам и не приходят. По каким-то причинам нас любят не настолько сильно. И все же…
Риччи многозначительно замолчала, но Дар намеков не внял. Посмотрел в сторону, но потом перевёл взгляд прямо на Риччи:
– Я ушёл от отца.
И в его благородно-бездонных глазах на мгновение зажегся самый настоящий огонь.
– Вы, уважаемый принц, ушли от отца? – Риччи даже удивление скрывать не стала.
– Я поведаю вам эту историю. Как только приведу себя в порядок, – он на мгновение приподнял подбородок, замашки принца, но почти тут же опустил голову.
– Считайте, что вы меня заинтриговали. Ниил? Отведешь нашего непревзойденного Дариэла… куда-нибудь? Водички ему нагрей. Посмотри, какие богатства остались от предыдущих жильцов, и подбери что-нибудь по размеру. Уже после этого поговорим. И поймем, насколько долго ты здесь останешься.
Чтобы несколько смягчить свои слова, Риччи улыбнулась. Улыбка получилась жалостливая. Почему-то за много лет Риччи разучилась показывать своей улыбкой какие-либо чувства, кроме жалости и легкого снисходительства.
Пожалуй, здесь следует сделать отступление. Касаться оно будет, конечно же, не улыбок, пусть это и довольно плодотворная тема для разговора. А принца, по стечению обстоятельств оказавшегося особенным для окруженного розами дворца.
Вообще-то Риччи знала его еще ребенком. В те времена, когда прекрасная принцесса еще не погрузилась в сон, Риччи уже успела познакомиться с Даром. И сейчас обращалась к нему на “вы” только из-за врожденной фейской вежливости (эта вежливость часто граничит с издевкой, но что уж тут поделаешь).
Дар был младшим в семье – четвертым из четырех. И если третьи сыновья считаются глупыми (что третий сын Идвига, в общем-то, подтверждал), то Дар, четвертый, был несколько странным. Он сторонился пиров и кораблей – двух главных страстей в жизни каждого мужчины его королевства. Зато неплохо держался верхом. И, кажется, занимался искусством. То ли рисовал картинки, то ли пытался сочетать слова – никто не знал наверняка.
А еще – когда-то это была одной из любимых тем для обмусоливания, – он точно никак не мог быть сыном северной королевы. Во-первых, в отличие от короля, королевы и трех старших братьев с волосами цвета дорогого жемчуга, Дар носил волосы темные, словно стволы одиноких деревьев, которые на севере растут неохотно. Во-вторых, он родился уже после того, как первая королева отошла в мир иной, а вторая еще не успела завладеть сердцем его отца и казной его королевства.
Кто же был матушкой Дара, никто понятия не имел. Могли лишь предполагать.
